8-9
8.
Пол мчал по пустой улице и каждые полминуты глядел в зеркала заднего вида. Джил дышала все еще путано, тяжело, ощущала, что вот-вот расплачется. Она провалила миссию, возложенную на нее мужем, но грустила не только потому, что подвела его, но и потому, что действительно переживала за исход. Несмотря на то, что Нина поступила глупо, и оттого вызывала в душе Джил тупое раздражение и досаду, молчаливая надежда Бориса трогала до глубины души. Стоило только взглянуть в его бесцветные глаза, исполненные не уверенности, но тоскливого желания, несвойственного, например, Полу, как сердце Джил болезненно сжималось, и нельзя было просто сказать, что она лично знает Бориса только несколько дней.
Пол вырулил Форд в темный переулок и, убедившись, что погони за ними нет и дом уже очень близко, остановился около круглосуточной закусочной. Желтый свет из ее больших окон освещал слезинки, скопившиеся в уголках глаз Джил.
— Ты напугана? — озабоченно поинтересовался Пол.
— Я просто не знаю, как сказать Борису, что Нины с нами нет, — тихо ответила она. Пол тяжело вздохнул и откинулся в кресле.
— Надо было мне пойти в отель... Борису теперь придется смирится с предстоящим разводом. Если он отдаст себя в руки консулов, его вернут на родину, заведут дело и через пару месяцев расстреляют за измену или отправят в лагеря. В любом случае, быть с женой не получится.
— И мы ничего не можем сделать?
— Не знаю, — Пол нервно постучал по рулю, закусил губу. — Разве что обратиться к Щербатски?
— Твой адвокат? — припомнила Джил.
— Именно. Думаю, мы можем позвонить ему прямо сейчас. Три часа ночи, лучшее время, чтобы поговорить о советских беженцах. Даже если не так, дело требует срочности. Думаю, кто-то из русских уже покупает в аэропорту билет в Москву для Нины.
— Позвоним прямо отсюда, — охотно подхватила Джил. — Тогда, если Щербатски предложит нам новую возможность действовать, мы явимся к Боре не с пустыми руками.
Пол согласился и ушел в закусочную. Джил обняла себя за плечи, прикрыла глаза. Все это походило на сюжет шпионского романа, и страшно было представить, что в самом деле здесь и сейчас решались судьбы.
Пол впервые начал говорить о Борисе, когда в осенью 1958 года они с Джил познакомились, покупая пирожные в кондитерской лавке в Бруклине. Джил брала лимонные в честь своего дня рождения, а Пол ягодные, для племянника, что ждал снаружи. Пол выглядел чрезвычайно хорошо, так что Джил без особых уговоров согласилась дать ему номер своего телефона. Он пообещал:
— Я позвоню вам через пару дней, и мы сходим на балет.
— Говорят, сейчас в Нью-Йорке гастролирует Большой театр, — улыбнулась Джил.
— На спектакль Большого театра мы пойдем только тогда, когда выступать будет один мой хороший русский друг.
Джил не отпугнуло такое чудачество, и она не обратила внимания на слова Пола о хорошем русском друге. Но затем, чем тесней общалась она с Полом, тем чаще слышала имя Бориса. К свадьбе она знала о Борисе намного больше, чем хотела, и это несколько ее раздражало.
В 1961 году Пол узнал, что Большой театр дает спектакли в Европе, Борис танцует главные партии. Он, не раздумывая, собрал чемоданы и купил билеты, но Джил наотрез отказалась лететь. Она была на седьмом месяце беременности и боялась не перенести благополучно путешествия. О том, что знакомиться с «Борисом великолепным» ей не хочется, Джил тактично промолчала. Пол полетел один и вернулся в полном восторге.
— Он женился, чтобы его выпустили заграницу, представляешь? — он достал из портфеля черно-белую фотокарточку. До того Джил иначе представляла себе советских женщин. Ожидала, что они не делают причесок и носят немаркое, из ситца, но Нина Алиева (Джил разобрала подпись на кириллице, потому что часто наблюдала за работой Пола) была одета в модное светлое платье с кружевом и бусинами, аккуратно накрашена и причесана. Пол пояснил:
— Она — дизайнер, создает одежду для сливок их общества. Сама пару раз выезжала заграницу, на выставки. Дело в том, что ее отец — чиновник и состоит в партии. Они считаются очень надежной семьей. Борису крупно повезло: благодаря ей он может гастролировать, сколько угодно, не говоря уже о том, что Нина просто очень симпатичная женщина.
— Обычная, — фыркнула Джил. Ей было скучно и неприятно, оттого что Пол засматривается на чужих жен. Совсем необязательно делать комплименты человеку, когда тот не может оценить их, считала Джил. Более того, регалии Нины вызывали в ней легкую зависть, ведь сама она после свадьбы решила бросить работу и заняться семьей.
— Почему ты так любишь Бориса? Ведь вы встречаетесь только пару дней раз в несколько лет, — спросила она тогда же.
— Он помешанный гений, самый трудолюбивый человек из всех, кого я встречал, — охотно пояснил Пол. — К тому же, теперь я не единственный человек из Европы, который восхищается его талантом.
С того разговора прошло почти четыре года. Джил так и не видела, как Борис танцует, зато Пол посещал его спектакли и встречался с ним при любой возможности.
Неделю назад Пол приехал домой с поразительной новостью: Большой гастролирует в Нью-Йорке, и Боря с Ниной смогут навестить Поултеров в их квартире в этот четверг! Джил тут же всполошилась. Да, она недолюбливала русских друзей Пола, но мечтала произвести на них отменное впечатление и, если получится, заставить завидовать. Благо, дети гостили у матери Пола в Уэльсе, и Джил могла полностью посвятить себя приготовлениям. Она запекла курицу с апельсиновой коркой по лучшему рецепту своей матери, заготовила свежий овощной салат, гусиный паштет, потратилась на экзотические фрукты, о которых Нина и Борис наверняка никогда не слышали, купила свежих эклеров с шоколадной посыпкой и банановым кремом; натерла все поверхности в доме уксусом и содой от жира и навела порядок в бумагах Пола. Памятуя, что Нина занимается дизайном одежды, Джил надела свое самое дорогое платье от модного дома Диор и зачесала волосы на макушке, сбрызнув лаком.
— Выглядишь так, словно к тебе в гости вот-вот нагрянет Жаклин Кеннеди, — лукаво подметил Пол. Он в свою очередь оделся привычно и даже не побрился, что приводило Джил в бешенство.
— А ты оделся так, будто проиграл все свое состояние в казино, — рявкнула она.
В самом начале вечера Джил ожидало глубокое разочарование. Борис пришел один, без Нины. Хвастаться ужином, платьем и чистотой в доме перед мужчиной было просто невозможно. Да, другие гости, приглашенные Полом, например, русские эмигранты и американские ценители балета, прибыли с дамами. Но для Джил главной задачей было поразить именно Нину Алиеву. Справедливо, думала она, если ее муж будет восхищаться Борисом, а жена Бориса — восхищаться ею, Джил.
Словом, настроение Джил испортилось на долгий вечер. Единственное, что принесло ей кроху радости — удивительно, Борис. Он оказался скромным, неразговорчивым, но учтивым мужчиной. Он поблагодарил ее за великолепный прием, отметил внешний вид и (в отличие от Пола!) ни словом не обмолвился о балете за время беседы, ведь Джил сходу предупредила:
— Я ничего не понимаю в танце и не была на ваших спектаклях.
Точно прочитав ее настроение, Борис говорил в основном об открытиях, совершенных им в Нью-Йорке, и интересовался детьми, Полом, бытовыми проблемами. Английский его был плох, но, когда Борис не мог подобрать слово или формулировал предложения, искажая смысл, подоспевал Пол и переводил. Так Джил осознала, что Борис ей по душе.
Вечер был в самом разгаре, когда Борис, поглядев на часы, стал прощаться со всеми. Джил забеспокоилась.
— Ему не понравилось? Ему было скучно? Почему он уходит? — спросила она у Пола.
— Артисты труппы придерживаются строгого комендантского часа. О нарушениях докладывают в Москву, — пояснил тот.
С четверга по вторник Пол пропадал вечерами с Борисом и возвращался пьяный, но Джил не переживала. Она привыкла к тому, что, когда речь идет о русском друге, все необязательное уходит для Пола на второй план, а пропустить литр виски за болтовней о балете становится делом особой важности. Она ждала мужа, гадала, как относится Нина Алиева к этим похождениям, и признавала, что жаждет познакомиться с этой женщиной все сильней.
В среду Пол нагрянул раньше привычного, вместе с Борисом, совершенно трезвый. По их лицам Джил сразу все поняла: разговоры о возможном побеге Бориса Пол вел давно. Но она не думала, что возможно когда-нибудь решиться на такое, тем более человеку семейному!
Втроем они сели в гостиной и немного помолчали. Борис выглядел рассеянным, когда Джил обратилась к нему с вопросом «выпьешь что-нибудь?»; он долго не мог понять его сути и долго не мог ответить. Мысли его витали где-то далеко, не с ними, но он держался. В его лице не было ни отчаяния, ни страха, ни сожаления — ничего, что в кино и книгах отличает дерзких беглецов. Он был спокоен, молчалив, но иногда, в каком-то случайном движении, во взгляде, в расположении тела угадывалось — душа его кипит.
Джил думала: понимает ли это Пол? И что он собирается делать? Очевидно, он возьмет на себя ответственность за судьбу Бориса в Америке. Возможно, Борис даже поживет у них некоторое время или одолжит денег.
— Борис, ты как? — прервал молчание Пол.
— Хорошо, — пробормотал Борис.
— Посиди тут минутку, я должен объяснить все Джил.
Пол отвел ее на кухню и пересказал все о чем она, в общем-то, сама догадалась. Затем упомянул самое важное:
— Я говорил с ним о Нине. Он не предупреждал ее о побеге.
Джил только после его слов с ужасом осознала: нет Нины!
— Она осталась?! — воскликнула Джил.
— Да. Мы уже были в службе иммиграции, подали прошение о предоставлении убежища. Но Нина пока ничего не знает, и никто из русских тоже. Она в отеле.
— Почему он не взял ее с собой?
— Он не отвечает. Мы сидели в машине у отеля и ожидали ее. Борис был уверен, что она около девяти будет возвращаться с ужина, и мы перехватим ее на улице. Но она так и не прошла. Мы ждали до комендантского часа, а затем я увез его к нам.
Джил одним глазком выглянула с кухни. Борис сидел все также неподвижно, глядя в одну точку.
— Он, кажется, в норме, — заметила она.
— Он уничтожен! — гневно прошептал Пол. — Это Борис — конечно, он не будет рыдать и крушить все вокруг. Но он раздавлен, он в гневе на себя. Мы должны как-то вытащить Нину из отел я и доставить ему. Жена должна быть рядом с мужем.
Джил кивнула. Она и Пол начали разрабатывать дерзкий план.
...Сидя в Форде напротив закусочной, Джил думала, что план этот стоило составить иначе. Она гадала: поступила бы Нина так, как поступила, если бы услышала не ложь, а правду о Борисе? С Полом они решили солгать, потому что не хотели тратить драгоценное время на объяснения. Борис подтвердил: если Нина узнает, что он в беде, то точно бросится на помощь. Учитывать в плане КГБшников, мучающихся бессонницей, они не стали, и очень зря.
Когда Пол вновь появился в машине, Джил вцепилась в его руку и сказала:
— Давай вернемся в отель, снова проберемся к Нине и расскажем правду. Наверное, так стоило поступить с самого начала.
Но Пол, странно возбужденный, не стал даже прислушиваться к ее словам. Он затараторил:
— Я говорил с Щербатски, он предлагает гениальный план! Борис даст заявление о том, что его жену удерживают насильно и оказывают на нее давление. ФБР не сможет проигнорировать такую громкую историю, они будут настаивать на переговорах, от которых русские не отвертятся — ведь они находятся на территории Штатов. Тогда Нина свободно заявит о своем желании остаться. Эта история принесет Борису большую известность и деньги. Убьем двух зайцев сразу, устроив его жизнь как нельзя лучше!
9.
Пока Пол и Щербатски занимались делами в Нью-Йорке, Джил уехала вместе с Борей в загородный дом одной своей хорошей подруги, которая отдыхала в то время с мужем в Калифорнии. Дом этот находился на самом берегу океана, в паре минут ходьбы от пляжа, усыпанного черноватой крупной галькой и валунами размером с автомобиль. Внутри было не очень много места, но большие окна и застекленные террасы с видом на воду впускали тонны света и воздуха. Такое место идеально подходило, по мнению Джил, тому, кто хочет отвести дух.
Первый день она провела в хлопотах — приводила дом в порядок. Пол постоянно звонил и докладывал напрямую Борису о течении дел. Борис внимательно слушал, затем, ничего не сказав, уходил на пляж, где слонялся в одиночку, пока холодные брызги и ветер не превращали его в одубевшую статую.
Джил намеревалась поговорить с ним по душам, но никак не могла собраться. Ей было трудно представить, что чувствует сейчас он, а придумать нечто ободряющее, придающее сил — совершенно невозможно. Она могла только с тоской наблюдать, как Борис задыхается в своей толстой шкуре, не находя выхода думам и горечи, не находя и облегчения.
Пол также сообщал, что советское консульство не прочь воспользоваться правом на последний разговор с Борисом, и добавлял: соглашаться не стоит. Борис, конечно, понимал, но чувствовалось, что он колеблется, что скорость, эффективность и методы, которыми Пол и Щербатски пытаются решить ситуацию, нисколько ему не нравятся. Это тревожило Джил. Наконец, вечером она решилась позвать Бориса прогуляться у берега перед сном.
Было свежо и тепло после дождя. Море успокаивалось, глубоко дышало, в его дыхании загорались первые мутноватые звезды, и солнце шептало последним оранжевым лучом за домами, не нарушая при том истинно сумеречной тишины и покоя.
Борис, полагая, что должен раскрасить прогулку, раз вызвался сопровождать Джил, спросил, как дела у ее детей.
— Все хорошо, — слабо улыбнулась Джил. Они медленно шли вдоль береговой линии, и ей было зябко, она куталась в шерстяное пончо. — Вот уже совсем скоро они приедут. Я так скучаю по их голосам, шуткам... Но лето в Англии должно пойти на пользу их учебе. Вы знаете, мать Пола очень образованная женщина. Она муштрует их, как юных солдат науки, — Джил помолчала, а потом вдруг поняла, что не знает: — А у вас нет детей Борис?
— Нет. Очень хорошо, что нет, иначе бы здесь меня не было. — ответил он.
— Верно. Не так-то просто сбежать с детьми. Вы не хотели детей, предвидя произошедшее? Не хотели обременять себя?
Как бы Джил ни было неловко задавать столь наглые вопросы, она не понимала, каким еще образом добиться искренности Бориса. Как обычно, он не показал своего недовольства.
— Не совсем. Просто я и моя жена были очень заняты карьерой. Знаете, вы очень напоминаете мне Нину. Она тоже постоянно задает бестактные вопросы.
Джил скрыла смущение за легким смешком.
— Например?
— Например, чтобы познакомиться со мной, она ворвалась в мою комнату без стука и, не спросив разрешения, стала накрывать на стол. Когда мы уже были парой, она сказала по этому поводу: «Ты не приглашал меня на свидание, поэтому я доставила тебе и себя, и свидание».
— Получается, это она за вами ухаживала, а не вы за ней? — изумилась Джил.
Борис отвернулся к морю, раздумывая некоторое время, стоит ли вообще говорить об этом. Но он чувствовал себя одиноким уже довольно долго. Единение с этой женщиной могло бы принести ему хоть малейшее облегчение. Он хотел бы сказать:
— Да, выходит так. На самом деле, я был влюблен с самой первой нашей случайной встречи. Я отслужил в театре год и получил комнату в коммунальной квартире. Она была моей соседкой. Я страдал бессонницей, поэтому, когда она вернулась в первую мою ночь в квартире поздно, и раздевалась, и топала очень шумно, я вышел в коридор попросить ее быть потише. Я с первого взгляда определил, что она выглядит и двигается не как остальные девушки вокруг меня. Она была такая энергичная, резкая и очень красивая, потому что носила только лучшие вещи и превосходно причесывалась. А еще у нее были чудесные восточные глаза. Словом, я даже радовался, когда она ворвалась в мою комнату с чаем и журналом и начала интересоваться моей жизнью. Я никогда не был обделен женским вниманием до того, оно меня не прельщало, но Нина обратила мое внимание на себя, потому что... Что же, сейчас я могу сказать это открыто. Она не советская женщина, больше западная. Ей нравится все западное, она с удовольствием бывает заграницей. Уверен, она мечтает жить где-нибудь во Франции или Италии. Она сама учит иностранные языки, провозит, не без помощи отца, из поездок модные журналы, ткани, фурнитуру, туфли. Она больше меня мечтает жить в отрытой стране.
Джил бы задала закономерный вопрос:
— Значит, все-таки, вы считаете, что она вернется к вам при первой же возможности?
Это ударило бы его в самое сердце. Борис промолчал. Как можно найти слова в английском языке или даже в русском, чтобы выразить все переплетенные тропинки его сущности, всю его любовь, все мечтания, амбиции и отчаяние? Лицо его вдруг болезненно скривилось, он сильно пожалел о начатом разговоре. Джил поторопилась перевести тему.
— Не хотите пирог на завтра на обед?