Нежная печаль
Гермиона
Графитовое течение было наполнено моей тоской. А искрящиеся блики излучали тёплую надежду, которой я окрасила их. Не то, чтобы я ослушалась профессора. Исправно добавив звуки журчания и плеска воды, сейчас я пыталась воссоздать в своей иллюзии пронзительное карканье ворон.
Мне не хотелось лишать реку своих эмоций, ведь она — мое отражение. Поэтому я решила насытить ее одной, но постоянной эмоцией, которая неотступно преследует меня вот уже два года. Начиная ещё с того момента, как я безответно влюбилась в Рона.
Привычная меланхолия этой любовной тоски успокаивала меня, словно мягкая колыбель. А спокойствие при окклюменции — один из важнейших инструментов защиты разума.
И вот сейчас, наполненная мерным течением сладостной тоски, я любовалась полетом темных птиц над головой. Изредка они издавали свой пронзительный крик, словно напоминая мне, что я не одинока. У меня есть моя верная и такая нежная печаль.
Прозвенел урок, прервав мои размышления, и я стала неспешно собирать вещи в сумку. Гарри и Рон уже ждали меня. Эти оболтусы всегда собирались немного ранее звонка, чтобы не задерживаться в классе ни на минуту больше положенного.
— О чем задумалась, Гермиона? — спросил Гарри, когда мы уже выходили из аудитории. Я пожала плечами, осматриваясь вокруг.
— Корректировала картинку в сознании, — ответила я, убедившись, что рядом никого из посторонних нет.
— Я, кстати, смог создать дьявольские силки для своей иллюзии, — гордо заявил Рон, — пришлось перекопать кучу колдографий с ними, чтобы они, наконец, начали слушаться меня.
— Да, было бы нелепо, если бы тебя задушили твои собственные дьявольские силки, — рассмеялся Гарри. Он уже успешно закрывал своё сознание бескрайним небом с пушистыми облаками. Помехи он ещё не создавал, но говорил, что хочет воссоздать погодные условия так, чтобы любого чужака смывало дождем и прибивало намертво молнией.
Мальчишки очень старались, послушно выполняя все рекомендации Снейпа. Относиться к нему лучше они, правда, не стали. Хотя Гарри признал, что через записи Снейпа понимать гораздо легче, чем слушая на занятиях.
— Через пергамент он хотя бы не измывается надо мной, — пояснил он, когда я удивлённо вскинула брови. — Как видимо, он хорошо относился к той девушке, для которой писал эти упражнения.
С последнего занятия окклюменцией прошло уже три дня. Сегодня должно было состояться следующее занятие. Сразу после последнего урока, которым, к слову, являлся предмет самого Снейпа, Защита от Темных искусств.
Профессор ожидал нас в пустом кабинете. Сегодня мы должны были продемонстрировать на практике то, что повторили на предыдущих занятиях.
Меня, словно насмехаясь, профессор Снейп поставил в пару с Долгопупсом. Но я все равно продолжала смотреть на профессора с благоговением. Он был таким заботливым, вручая мне лечебные зелья после легилименции, и таким мягким, объясняя, что лучше использовать при защите разума.
Река во мне благозвучно зажурчала, словно вдохновляясь отголосками моей любви, направленной на профессора.
Профессор озвучивал заклинание, необходимое для демонстрации, и поочередно обходил пары, оценивая результат.
Несмотря на то, что Долгопупса начинало мелко трясти, когда Снейп приближался к нам, он прекрасно справлялся с нужными заклинаниями.
Уже почти в самом конце урока, когда я решила, что все основы мы уже продемонстрировали, профессор Снейп объявил:
— Последнее заклинание: Экспекто Патронум, — он обвёл глазами студентов, — за него я не буду выставлять оценки, но начислю баллы тем, кто сможет их вызвать.
Класс удивлённо зашумел. Все знали, что практическое исполнение Патронуса отсутствует в обязательной школьной программе, но само желание Снейпа проверить его, да, ещё и раздать баллы... поразительно!
— Он точно помнит, что я присутствую в здесь? — услышала я тихий голос Гарри сбоку. Он стоял в паре с Джинни слева от меня. Справа довольно улыбался Рон, казна песочных часов Гриффиндора должна сегодня обогатиться.
Все начали поочередно взмахивать палочкой. Из всех студентов Когтеврана за это время научились вызывать патронуса только двое. А телесного, только один.
Когда Снейп уже подошел к нам, я почувствовала, как вспотели мои ладони. Невилл выпустил своего серебристого носорога первым. Получив едва заметный кивок от Снейпа, он довольно зарделся.
Я медленно выдохнула, вспоминая, как и всегда, своё самое счастливое событие из детства. В груди разлилось приятное чувство тепла, а губ коснулась легкая улыбка. Я взмахнула палочкой.
— Экспекто Патронум!
***
Северус
Из ее палочки вырвался сияющий дым, он закружился перед ней, но так и не трансформировался. Взвившись к потолку, он плавно растворился. Грейнджер была явно расстроена. По тому, как к ней подскочил Поттер и Долгопупс, я понял, что они были удивлены ее повторной неудаче. Вновь вспомнилось, как девушка заявила, что умеет вызывать патронуса. Так что же случилось? Почему у неё не выходит теперь?
Я молча отступил, переходя к следующему студенту. О неудаче Грейнджер следует подумать позже.
***
Все студенты покинули класс, кроме Грейнджер. Она сделала вид, что у неё сломался замок сумки. Неплохо, мисс Грейнджер, правда, все же немного нелепо.
Я искоса наблюдал за ее движениями, подготавливая класс к занятию окклюменцией.
Когда я закончил, мисс Грейнджер послушно села в трансфигурированное для неё кресло и с готовностью уставилась на меня.
Я хмыкнул, усаживаясь напротив неё, но продолжая молчать.
При каких обстоятельствах человек теряет способность вызывать патронуса?
При глубокой депрессии и увлёкшись Темными искусствами.
Что из этого могло произойти в жизни юной гриффиндорки?
Темные искусства отпадают, она лучшая подруга Избранного мальчика. Как я понял, именно она была совестью этой троицы. Так себе совесть, честно говоря.
Грейнджер, как видимо, не понимала, почему я не начинаю занятие, а сижу и молча разглядываю ее лицо. Что ж, пора озвучить свои мысли, иначе она всю подушку кресла заерзает.
— Мисс Грейнджер, — заговорил я, словив ее обеспокоенный взгляд. Право, эта девчонка совершенно не умеет контролировать свои эмоции! Не нужно быть легилиментом, чтобы понять, что происходит внутри ее головы. — Прежде у вас получался патронус?
Девушка медленно кивнула.
— Да, профессор, это была выдра.
Хм, телесный патронус, значит...
— Могу ли я увидеть его?
— Но, сэр... вы же видели, что я не мо...
— Вы не поняли, — перебил я ее, нетерпеливо хмурясь. — Покажите мне воспоминание.
— Вы... — Грейнджер забеспокоилась, — Вы хотите, чтобы я открыла вам доступ к моим мыслям, профессор?
— Увольте, — отмахнулся я. Как можно так примитивно мыслить? — Я хочу, чтобы вы показали именно конкретное воспоминание. Все ваши мысли мне ни к чему.
Поднявшись с кресла, я обошёл ее кресло и остановился за спинкой.
— Закройте глаза и представьте нужный вам эпизод из вашей жизни. Прокручивайте в голове только его, — я сложил руки за спиной, а взгляд направил в дальнюю стену. — Вспоминайте все детали. Когда вы почувствуете, что полностью сосредоточились только на этом воспоминании, скажите мне.
Я заметил как ее рука, лежащая на подлокотнике, слегка дрогнула. Она волновалась.
— Не беспокойтесь, мисс Грейнджер, — я говорил мягко, желая ее успокоить. В первую очередь, она лишь подросток, который изучает сложную ментальную магию. — Я проникну в ваш разум только с вашего разрешения и увижу только то, что вы мне покажете.
Девушка что-то неразборчиво промычала, но по интонации я понял, что она доверилась мне.
Я ждал, не двигаясь, чтобы не потревожить девушку. И вот услышал ее тихое «профессор».
***
Выручай-комната, а вот и пресловутый отряд Дамблдора во всей красе. Я увидел Гермиону, которая выкрикнула заклинание и вскинула руку с палочкой перед собой. Серебристая выдра пронеслась вокруг неё, задорно размахивая короткими лапками. Словно заигрывая с хозяйкой, патронус перевернулся на спину и проплыл в воздухе. Гермиона весело рассмеялась, восхищённо разглядывая своего патронуса.
Воспоминание начало медленно дрожать и я понял, что мисс Грейнджер становится все сложнее удерживать концентрацию на одном воспоминании. Я аккуратно покинул разум ученицы.
Обойдя кресло, я прошёл к кафедре и, захватив с собой бодрящее зелье, вернулся к девушке.
— Вы, должно быть, устали, — сказал я, наблюдая, как она забирает колбу у меня из руки и послушно выпивает его. — Вы отлично справились, мисс Грейнджер.
Гермиона счастливо улыбнулась, слегка покраснев от моей похвалы. Хотя действительно ее заслуживала. Я сел в кресло и, закинув ногу за ногу, задумчиво почесал нижнюю губу.
— Как вы сами думаете, почему у вас перестал получаться телесный патронус? — я озвучил свой вопрос намеренно. Мне хотелось, чтобы она сама рассказала о своих подозрениях. Не хотелось заранее ставить ей «диагноз».
— Я не уверена, профессор, — пожала плечами она. Поняв, что новых проникновений в разум сейчас не последует, девушка откинулась назад и немного вальяжно вытянула вперёд ноги. Мои брови невольно изогнулись, а губы, так удачно прикрытые рукой, насмешливо скривились. Впрочем, я не стал ее одергивать.
— Мне кажется, что мой патронус меняет форму, — произнесла она и я опешил. Я об этом и не подумал. Ведь сам я смог создать патронуса тогда, когда уже беззаветно любил Лили.
Возможно ли, что девчонка просто-напросто влюбилась? Стоп. Обычная влюблённость не может оказать такое влияние на магическую форму заклинания. И любви здесь мало...
— Мисс Грейнджер, для того, чтобы ваш патронус поменял форму, мало любить кого-то, — начал я рассуждать вслух. Попутно объясняя всю сложность подобного магического процесса. — Вы можете даже ненавидеть этого человека, по сути. Гораздо большую роль играет, насколько сильно этот человек повлиял на вас и на становление вашей личности.
— Я понимаю, профессор. Однако я не страдаю от депрессии, не изучаю Темные искусства, да и воспоминание использую то же, что и тогда... — не колеблясь, ответила Грейнджер и тяжело сглотнула. Ее взгляд был устремлён в потолок, а губы плотно сжались. Казалось, что она вот-вот расплачется. Наконец, она вновь заговорила:
— Этот человек изменил мое восприятие добра и зла в какой-то момент... По крайней мере, это единственное, чем я могу объяснить то, что мой патронус никак не трансформируется обратно в выдру.
Было любопытно наблюдать, как девушка так спокойно откровенничает со мной. Безусловно, мне стало интересно, о ком она говорит. Но спрашивать я не стал. Не мое это дело, все-таки.
— Хорошо, — кивнул я. — Вы готовы продолжить занятие или хотите перенести его?
Грейнджер выпрямилась в кресле и с готовностью кивнула.
— Готова, сэр.
***
Оказавшись в реке, я снова почувствовал приятное тепло, исходящее от чёрной воды. Снова она принимала меня, но теперь, я почувствовал что-то ещё. Знакомые эмоции... как давно я их не испытывал. Та самая чистая, светлая любовь. Которая ничего не требует, не ждёт... которой достаточно, чтобы согреть миллионы сердец. Печаль, на кончике которой так приятно томилась Надежда.
Когда-то я испытывал подобное к Лили. Когда ещё моя любовь не была омрачена ревностью и злостью на Поттера, когда ещё грязные оскорбления не испачкали мои чувства. Когда ещё не было раздавленного и униженного чувства собственного достоинства, оставшегося тогда там, под портретом Полной дамы. Когда ещё мое желание выслужиться перед Темным лордом не убило ее... как и эту светлую надежду, пронизывающую нежную печаль мисс Грейнджер.
Я и сам не заметил, как начал растворяться в эмоциях гриффиндорки. Таких юношеских и... уже давно позабытых мной.
Вдруг передо мной возникла серебристая выдра, отвлекая меня от погружения в эту меланхолию. Она весело барахталась рядом, привлекая к себе внимание чёрных птиц.
Даже эта выдра в сознании Грейнджер олицетворяла предвкушение чего-то радостного. Осознав, что если я проведу здесь ещё немного времени, то мое сердце просто разорвётся от тяжелых воспоминаний, я выскользнул из разума Гермионы.
Я утратил свою надежду уже очень давно.
***
Гермиона
Каждый раз, когда профессор проникал в мой разум, я чувствовала острую боль в висках и страшное давление в затылке. Однако и сейчас я лишь сильнее сжала кулаки, удерживая защиту.
Я чувствовала его. Непоколебимо спокойный и ледяной, он словно пытался заморозить мою реку. Когда его сознание коснулось воды, я направила течение своей жидкой тоски ему навстречу, стремясь хоть немного отогреть его холод.
Вдруг мне захотелось снова показать ему свой патронус. Убедить, что я могу это делать и сейчас, хотя бы в своей голове. Тихо прошептав «Экспекто Патронум», я наблюдала, как серебристая выдра понеслась по течению. Она сияла посреди чёрной воды, плескалась в ней и заигрывала с воронами, которые то приближались к ней, то отдалялись.
— Мисс Грейнджер, — услышала я голос профессора и вздрогнула, возвращаясь в реальность. Он покинул мой разум, а я и не заметила?
Сейчас профессор сидел передо мной и задумчиво крутил в руках палочку.
— Безответная любовь? — вдруг спросил он.
Как он смог так тонко прочувствовать причину тоски, которой я наполнила реку? Ему знакома эта печаль?
Я лишь кивнула в ответ, стесняясь признаваться вслух.
— Почему? — его темные глаза внимательно изучали меня, а палочка в руках застыла, словно в ожидании.
— Я привыкла к ней, — ответила я. Мне не было неловко признаться в этом профессору. Мне нравилось представлять, что он понимает, о ком я думаю. И поэтому так интересуется. — Она меня успокаивает.
Снейп, видимо, удовлетворившись моим ответом, кивнул и поднялся с кресла.
— На сегодня закончим, мисс Грейнджер, — произнёс он, отворачиваясь от меня.
— Хорошо, профессор, — я тоже поднялась с кресла и подхватила свою сумку. Уже возле двери меня остановил вопрос профессора, заставивший мое сердце замереть.
— Ваша безответная любовь... она касается того человека, который так сильно повлиял на вас?
Он стоял лицом к окну и смотрел куда-то вдаль. Руки профессора были сложены на груди, а прямая спина выдавала его напряжение. Я затянула с ответом, любуясь его фигурой, и Снейп слегка повернул голову, переводя взгляд на мое отражение в стекле.
Да, профессор...
Я смогла лишь кивнуть. Почему-то стало страшно, что вот сейчас Снейп и догадается обо всем. Паника начала охватывать меня и я почувствовала, что теряю контроль над своей сферой!
Быстро пробормотав что-то на прощание профессору, я не дождалась его ответа и выскочила из кабинета. Я вновь убегала от него. Вот только теперь, не от стыда, а от собственного страха, который сжал мою грудную клетку и не давал вдохнуть.