Дух за Завесой

«Когда нам прислали его тело, я знал — это не он. Луканис был осторожнее. Тише. Опаснее. И даже смерть не могла быть с ним настолько небрежной.» — Виаго в письме к одному из Когтей Воронов.

Тревизо был из тех городов, что пахнут дождём ещё до первых капель. Луна висела низко над шпилями, отражаясь в водах каналов, вытягивая из теней силуэты башен, фонарей и тех, кто привык жить между строк.

Город не спал. Рынок всё ещё шумел — не громко, но с живым сердцебиением. Дети бегали босиком по краям фонтанов, лавочники спорили о ценах, зазывалы шептались с тенями, в которых прятались Вороны. Даже под взглядами антаам — чужими, тяжёлыми, как камень, — жизнь вилась между пальцев, не давая себя остановить.

Воины-кунари были повсюду. Стояли, как колонны на стыках улиц, и следили за происходящим со скучающим взглядом. Иногда они останавливали того или иного горожанина, проверяя его документы и право на то, чтобы быть здесь. Их присутствие было чувством, которое не отпускало, как если бы город дышал чуть осторожнее в их присутствии. Но в тех местах, где не было света — Вороны всё ещё правили этим городом.

Я видела, как они двигались. Тени в капюшонах крались по деревянным решёткам, увитыми лозой, скользили по натянутым между крышами тросам, проскальзывали под лестницами, исчезали и появлялись, как отражения в воде. Они были повсюду и нигде, как и положено тем, кто вырос на улочках Антивы. Город всё ещё знал их шаги и они охраняли его.

Мы с Луканисом двигались быстро, почти бесшумно, петляя по переулкам и закоулкам, где даже антаам появлялись неохотно. Он сказал, что пойдёт только со мной и я не стала спорить. Подозревала, почему.

Остальные всё ещё смотрели на него так, будто ждали, что демон в нём проснётся в любой момент. Лишь я держалась иначе, думая, что он просто борется с чем-то, что однажды удастся победить. Нэв это явно раздражало. Её взгляд был холодным, как лезвие кинжала, спрятанного в сапоге, и если бы она могла, то, наверное, пошла бы вместо меня. Или вместо него. Или вообще одна.

— Обычно я работаю один, — пробормотал он, не глядя, когда один из Воронов передал ему сообщение о том, что его ждут в доме Кантори. — Но...

Он запнулся и поджал губы.

— Но ты...

Он не договорил, просто махнул рукой, будто отгоняя собственные мысли, но всё же, в конце концов, добавил:

— Ты не мешаешь.

И я поняла, что в его мире это, возможно, звучит как: «я доверяю тебе».

Луканис вёл нас короткими маршрутами, через внутренние дворики, крытые галереи, по каменным карнизам. Несколько раз я замечала, как ему кивают в тени. Он не отвечал, но замедлял шаг, как если бы признавал, что был узнан.

Мы приближались к той части Тревизо, где, казалось, стены хранили не эхо власти, а эхо шепота. Здесь жила не просто знать — здесь гнездились Вороны. Каменные фасады знали имена, которые не произносили вслух, а ветви лоз обвивали балконы, за которыми договаривались о смерти. Даже ветер здесь ходил неслышно, словно понимал, кто действительно правит в этом городе.

И среди всех этих зданий один дом поднимался выше, чем хотелось бы взгляду. Окна — вытянутые, стрельчатые, с витражами, за которыми дрожал тёплый свет, словно свеча в часовне, где когда-то звучала клятва, от которой невозможно отступить. Сводчатые проходы и каменные арки были сделаны с невероятной точностью, а на верхнем уровне возвышалась открытая галерея с балюстрадой, откуда было легко наблюдать за теми, кто входит, но куда не поднимается ни один взгляд снизу.

Луканис медленно шёл к этому произведению искусства, но неуверенности в его шаге не было, лишь сдержанность. Я посмотрела на него, но он не заметил мой взгляд. Или заметил, но не захотел отвечать взглядом. Его лицо было чуть бледнее обычного, пальцы сжаты, как перед боем. Только это был не бой. Это было возвращение домой.

— Ты не говорил, как давно ты тут не был, — осторожно спросила я. Не для того, чтобы нарушить молчание, а чтобы он не оставался в нём один.

— Больше года, — сказал он, всматриваясь в ворота, которые отделяли дом Кантори от улиц Тревизо. — Вечность для того, кто всё это время провёл в подводной тюрьме, в одиночной камере и из собеседников был только демон внутри головы.

Когда до ворот оставалось меньше десяти шагов, он замедлился и я тоже.

— Если они не поверят сразу, — тихо сказал он, — просто... не говори ничего. Я сам.

Я осторожно кивнула.

Луканис аккуратно положил ладонь на холодное железо ворот, и створки раскрылись — не со скрипом, не с сопротивлением, а с той тревожной, почти интимной плавностью, которая бывает только у домов, где слишком хорошо помнят шаги своих мёртвых обитателей.

Туман лёг на двор, как покрывало, скрывая очертания и приглушая звук шагов по влажному камню дороги, ведущей к главному входу.

Дверь перед нами открылась и на пороге появилась женщина. Лицо у неё было такое, которое не забываешь. Высокие скулы, стальные глаза, выправка в каждом движении, как будто сама кровь в её венах ходила по команде. Кожа — тёплая, с медным отливом, как металл, что долго грелся на солнце, а волосы, густые и чёрные, как вороново перо, ниспадали в мягких, но непокорных завитках, словно и они не привыкли к приказам. Не было ни украшений, ни доспехов, только простая ткань, сшитая без излишеств, но выверенная до последней складки. И она была эльфийкой. Как я.

Она замерла, уставившись на Луканиса, и в её взгляде промелькнуло нечто, что можно было принять за отвращение, если бы в нём не было такой боли.

— Кто... — начала она, но голос её сорвался, не завершив вопрос.

Луканис приблизился к ней на один короткий шаг, не больше, давая женщине пространство для принятия того факта, что он жив.

— Тейя, — сказал он.

Она побелела настолько, что мне показалось она сейчас рухнет.

— Нет, — прошептала она. — Нет, это невозможно...

На пороге рядом с ней появился мужчина. Высокий, с выправкой, в которой угадывались годы либо придворной службы, либо чего-то более опасного. Слишком прямая осанка, слишком точные движение, чтобы быть случайными. Он был одет в тёмную кожу с фиолетовым отливом, каждая застёжка, каждая строчка была на своём месте, без излишеств, но с подчёркнутой тщательностью. Его лицо обрамляла безупречная борода, его взгляд был острым, а брови изогнуты так, будто он постоянно оценивает окружающих, даже если молчит.

Он увидел Луканиса и усмехнулся. Не от радости, а от той боли, которую прячут под маской стойкости.

— И всё-таки вернулся, — сказал он. — Вот ведь. Даже смерть передумала на твой счёт.

— Виаго... — выдохнул имя мужчины Луканис.

— Это невозможно, — повторила женщина. — Мы... мы похоронили тебя. Я стояла у твоего гроба. Я видела твоё лицо! Оно было...

— Не моё. Магия крови. — сказал Луканис. — Но я знаю. Прости...

Она шагнула ближе, со взглядом, что рвал на части и голосом, который дрожал от слишком долгой сдержанности.

— Докажи! — требовательно сказала она, всматриваясь в его глаза, словно ища признаки того, что сейчас перед ней не призрак, — Что сказала Катарина, когда ты выбился из ритма в зале с синими витражами?

Он не ответил сразу. Его взгляд мельком глянул в сторону, как будто это воспоминание было хрупким и таким далёким, что ему понадобилось некоторое время на то, чтобы вспомнить точные слова.

— Если бы ты был Тейей, я бы назвала это импровизацией. Но ты — Делламорте. Ты не имеешь права быть неточным. — не своим голосом сказал Луканис, словно пародируя ту, что произнесла это замечание.

И когда Тейя осознала слова, что были только что произнесены, она вдохнула воздух полной грудью, как будто наконец позволила себе дышать.

— Слава Создателю, ты... живой.

— Не уверен, — ответил он. — Но я здесь.

Виаго, всё это время молчавший, посмотрел теперь на меня.

— И кто она?

Я уже открыла рот, чтобы представиться, но Луканис ответил раньше.

— Это Рук. Она... со мной.

Тейя перевела на меня взгляд — цепкий, пристальный, такой, что на миг я почувствовала себя на прицеле. Но всё же в её глазах было не недоверие, а то странное уважение, которое дарят тем, кто не сбежал, когда мог.

— Ты маг? И ты рядом с ним? — спросила она. — И при этом жива?

— Почти, — сказала я. — С этим у нас у обоих... сложности.

Виаго фыркнул.

— Что ж. Тогда добро пожаловать, Рук. В дом, где мы уже похоронили его однажды. Посмотрим, сколько продлится его второй шанс.

— Ви! — отрезала Тейя. — У тебя хоть есть сердце?

— Нет, радость моя, — усмехнулся он, — но, возможно, остатки печени. Её я ещё берегу.

Луканис не вмешивался. Он только стоял, словно каждая фраза, каждый взгляд резал его медленно, ровно, без крови. Он смотрел вглубь дома, туда, где начинались залы. Туда, где его давно не было.

— Проведите нас, — сказал он тихо.

Мы вошли в дом и дверь захлопнулась за спиной, словно решила — теперь ты внутри, и выхода больше нет.

Тейя шла впереди, плечи опущены, но шаг был быстрый, почти упрямый. В её спине чувствовалось не просто напряжение, а что-то глубже, словно сдерживаемая боль, наконец, получила разрешение двигаться. И это состояние, будто передавалось по цепочке, затронуло и меня. Я неосознанно выпрямилась и замедлила дыхание, чтобы не потревожить её хрупкое равновесие.

Виаго, напротив, был сосредоточен до холодной ясности, словно в тот момент, когда он переступил порог, он вновь стал тем, кем привык быть при угрозе: щитом, клинком, стражем.

И только тогда я поняла, что их облегчение от появления Луканиса уже улетучилось. Теперь на его месте было... ожидание? Или страх...

— Почему ты ведёшь нас не в приёмный зал Катарины? — внезапно спросил Луканис Тейю, но покорно следовал за ней дальше.

Та не ответила ему, а только ускорила шаг.

Мы свернули в галерею, миновали несколько поворотов, и когда Тейя впустила нас в чьи-то покои, я увидела следы боя. Стулья были отброшены к стене, словно их туда кинули в ярости, на полу темнело бордовое пятно, едва заметное, будто его пытались стереть, но до конца это сделать так и не получилось. Вещи со стола были скинуты на пол, пузырёк с чернилами был разбит и содержимое теперь окрашивало разбросанные письма и пустые пергаменты. Сам стол был перевёрнут на бок и по всей длине столешницы зиял порез от кинжала, словно кто-то пытался перерезать кому-то горло, но попал по столу. Дверь в боковую комнату была открыта, и оттуда тянуло холодом, как из склепа.

И в этой почти замершей картине стоял человек. Тот стоял у окна, словно свет был ему привычнее тени, и, когда он повернулся, я ощутила лёгкое дежавю, будто кто-то надел знакомое лицо, но не смог повторить мимику. Высокий, сдержанный, с выправкой того, кто слишком долго живёт в доме, где каждое слово — ловушка, а каждое движение — часть игры. Его тёмные волосы были приглажены, ни одной лишней пряди, ни одного жеста без расчёта. В нём было всё, что я привыкла видеть у тех, кто говорит за маской — изящество, сила, осторожность.

И всё же я чувствовала, что он наблюдает за нами. С интересом. С долей насмешки. И с тем терпением, которое бывает у человека, привыкшего ждать, когда другой сделает первый ход.

Он перевёл взгляд с меня на Луканиса и только тогда что-то в его лице изменилось.

— Следует вернуться одному из моих родных, как я теряю другого, — сказал мужчина.

— Кто? — голос Луканиса прозвучал как обрывок дыхания.

— Катарина, — ответил мужчина.

Я почувствовала, как Луканис напрягся. И не просто напрягся, а превратился в чистую сталь, без изгибов, без мягкости, только холодная, медленно поднимающаяся ярость.

— Где? — голос был ровный, почти беззвучный.

— Луканис... — проговорил мужчина.

— Как?

— Это уже не важно.

— Как?! — голос вспыхнул, как клинок из ножен, а глаза блеснули пурпуром. — Скажи мне, как умер Первый Коготь, мать его, Антиванских Воронов, Илларио! Скажи мне, как умерла моя бабушка!

Напряжённая пауза охватила всё пространство и каждого человека, который находился в этой комнате. Илларио поджал губы, будто ещё один крик и он тоже сорвётся.

— Где была охрана?! — прокричал Луканис. — Как так вышло, что до Первого Когтя Антиванских Воронов смогли так легко добраться?! — голос его становился ещё выше, хотя казалось, что это невозможно. Ещё чуть-чуть и взметнулись бы крылья за его спиной.

Я легко прикоснулась к его плечу и он резко бросил на меня взгляд, который всё больше поглощал пурпурный цвет, но увидев мои глаза он осёкся.

— Успокойся, Луканис! Ты загоняешь себя вопросами только глубже в ярость. Это не поможет нам! — прокричал Илларио.

— Кто? — прошипел тот, отвернувшись от моего взгляда и сжав кулаки, будто от этого зависело выживет ли в этой комнате хоть кто-то.

Илларио задержал взгляд, оценивания этот вопрос, и решил, наконец, ответить хотя бы на него.

— Зара.

Имя опустилось в Луканиса, как лезвие, как чума, которая сожрёт тебя глухой ночью и без свидетелей. Он не вздрогнул, только медленно, очень медленно кивнул. Как палач, принимающий заказ.

— Мне очень жаль, Луканис. — тихо сказала я.

Он не ответил, но Илларио вдруг повернулся ко мне.

— Кто ты?

— Та, кто помогла ему выбраться, — отозвалась я.

Он оценивающе рассматривал меня, словно взвешивая всё то, что увидел перед собой. Ничего не ответив, Илларио просто кивнул мне.

— Её больше нет, — сухо произнёс он, вернув взгляд обратно на Луканиса. — Идём. Здесь тебе больше нечего делать. — глухо бросил Илларио, развернувшись в сторону выхода.

Луканис не двинулся. Он стоял, будто врос в пол и в эту комнату.

— Я хочу её видеть, — сказал он, не глядя на него.

Неуютная тишина повисла между нами. Виаго неловко и слишком громко откашлялся, а Тейя сделала шаг ближе к Луканису, но Илларио обернулся к ним, бросив короткий взгляд, и они оба опустили глаза.

— Её уже унесли, — сказал он. — Всё, что ты найдёшь здесь — только боль. Катарины нет. Ни здесь, ни в живых.

— Ты даже не дал мне...

— Я дал тебе то, что могу, — отрезал Илларио. — Если останешься — сойдёшь с ума. Тела здесь нет. Его забрали на кремацию. Вороны уже всё осмотрели. Я всё осмотрел, Луканис.

Он сделал шаг в сторону двери, и, не оборачиваясь, произнёс:

— Идём. Остальное обсудим на ходу.

Я бросила взгляд на Луканиса, который стоял, как будто не мог уйти не взглянув в лицо смерти, которое ему никто не собирался показывать.

Тишина затянулась, но всё же последовал едва заметный кивок. И он вышел из покоев вслед за Илларио.

*******

Комната, куда нас отвёл Илларио, была обставлена в антиванском вкусе — кожа, дерево, мрамор, много картин, статуй и изыска.

Луканис стоял у окна, опершись на подоконник, будто не мог заставить себя смотреть на остальных. Только напряжение, сдержанное дыхание и полное молчание исходили волнами от него.

Я тихо опустилась рядом в кресло, позволив себе на мгновение закрыть глаза и ощутить, как пространство сжалось вокруг нас, ожидая того момента, когда тишина прервётся.

Виаго заговорил первым:

— Если ты собираешься мстить, то выбрал не тот путь. Она ушла, а ты только вернулся. У нас нет права снова терять тебя из-за Зары. Антаам оккупировали город, венатори пытаются влезть сюда...

Он говорил искренне, как друг и как семья, но Тейя искоса глянула на Виаго, будто сам взгляд говорил об абсурдности его слов.

— Нет, — её голос разрезал тишину. — Она пришла сюда. В мой дом. В дом Кантори. И добралась до Катарины у меня под носом. Это теперь не только твоя месть, Луканис, но и моя.

Она сделала шаг вперёд, и в её глазах я увидела огонь.

— Ты передашь ей... — произнесла она, — что Вороны шлют ей поклон.

Луканис кивнул, не оборачиваясь.

— Обязательно передам. Лично.

И словно с этими словами, они расставили все точки и приняли все решения, отпустив трагедию, что произошла в этом доме. Временно отпустив.

Они молчали, обдумывая, что делать с Зарой, антаам, венатори, каждый в своих мыслях. Я не хотела вмешиваться, но тянуть дальше было нельзя, ведь у нас была своя проблема, и она требовала ответа сейчас.

— Нам нужна ваша помощь, — сказала я, возвращая разговор к нашей цели. — Мы ищем женщину, чей след привёл нас сюда. А вы, как я слышала, умеете его ловить.

— Имя? — коротко бросила Тейя.

— Рева, — твёрдым голосом ответил вместо меня Луканис. — Она помогает Соласу уничтожить Завесу. И, возможно, ищет тут союзников.

На этот раз не было ни удивления, ни переспросов, только короткий, проникающий взгляд между Тейей и Виаго.

— Мы слышали это имя, — сказал Виаго. — Но не в нашем кругу.

— Нам нужна информация. Где, когда, для чего и с кем её видели. Отправьте Воронов разузнать слухи или факты. Твои Вороны, Тейя, умеют находить людей лучшего остальных. — усмехнулся Луканис.

— Особенно если они этого не хотят, — ответила на усмешку та. — Если она здесь — мы вытащим её.

— А если ушла — вытащим тех, кто видел, куда, — добавил Виаго. — Нам нужно время. Смерть Катарины... связь между гнёздами сейчас — шаткая, но...

Он на мгновение взглянул на Луканиса.

— Мы постараемся найти её быстро, — сказал он тише.

— Спасибо, — ответила я, чуть смягчив голос. — Но времени действительно мало. Мы уже проиграли один раз, второй будет большой и фатальной ошибкой для нас.

— Торопливая ты, пташка. Хоть бы клюв не сломала, как носишься. Присмотри за ней, Луканис. — попытался пошутить Виаго, но его голос выдавал напряжённость.

— Этот птенец уже падал с большой высоты, Виаго. — парировала я. — Пусть сломается клюв, но главное, чтобы не крылья.

Луканис внимательно посмотрел на меня, словно мои слова зацепила его собственные мысли.

— С этой минуты она — наша цель, — твёрдо произнесла Тейя, подводя итоги разговора, и в её голосе прозвучало не обещание, а приговор для Ревы.

Она перевела взгляд на Луканиса и задала вопрос, который сдерживала с той самой секунды, как он ступил за порог. Вопрос, который не отпускал её всё это время.

— Ты так и не сказал. — Тейя сделала в его сторону шаг. — Как ты выбрался? Где ты был всё это время?

Он долго не отвечал, будто взвешивал, имеет ли она право спрашивать. Но она это право имела. Не потому что была Когтем, а потому что держала по нему траур, когда считала его погибшим.

Он перевёл взгляд на неё, затем — на Виаго, и наконец — на меня.

— Я выжил, — сказал он тихо, почти не глядя. — Потому что меня не убили сразу.

Тейя и Виаго переглянулись, и в этом взгляде впервые проскользнула настоящая тишина. До них, наконец, дошло: он стоял перед ними, живой... но всё это время они не искали его, потому что решили, что он мёртв. Потому что поверили в смерть, вместо того чтобы сомневаться в ней.

— Зара узнала о контракте, — продолжил он, ровно, но голос стал ниже. — О Каливане. Кто-то слил ей маршрут, время и наименование корабля. Когда я прибыл в Минратос на «Лусакане»... меня уже ждали. Они и не хотели меня убивать, только схватить.

Я застыла. Название корабля... ударило в память, как гвозди в плоть. И я опять ощутила, как падаю в небытие памяти той, что жила до меня.

*******

Стоя в тени и прижавшись к стене переулка, слишком близко расположенному к причалу, где собрался отряд венатори, я сжимала кулаки, словно это движение помогло бы мне понять как действовать дальше. Их было слишком много, человек двадцать, а может и больше. Пятеро из них точно были магами крови. Я чувствовала их силу, как мерзкое тянущее чувство под кожей, даже отсюда.

Среди них стояла женщина, высокая, безупречная, с чёрными волосами, заплетёнными в идеальную косу. В её осанке и взгляде сразу прослеживалось то, что именно она среди них была главной. Женщина смотрела на пленника с хищной грацией, как на долгожданный трофей, который, наконец, оказался у неё в руках.

Двое венатори сжимали его руки за спиной, заставляя стоять на коленях, но в нём не было покорности, только сдержанная ярость, застывшая на лице, которое почти скрывали спадавшие на лоб чёрные пряди.

Я должна была уйти. Это была не моя битва и любой здравомыслящий человек отступил бы. Особенно, когда рядом рыскали храмовники, которые искали меня по всему городу. Мне надо было покинуть Минратос как можно скорее и добраться до Ферелдена.

Но вновь посмотрев на пленника, я сжала посох покрепче, будто в этом движении было моё окончательное решение. Я сделала шаг вперёд, потом ещё, стараясь не привлечь к себе внимание раньше времени. Но сердце от страха отчаянно билось в рёбрах, как птица в клетке.

Подойдя так близко, насколько это было возможно, не привлекая внимание, я подняла посох и, не замедлив дыхания, ударила им о землю. Камень под ногами задрожал и тут же взорвался вверх, взметнув из трещин острые, прямые, как клыки, шипы, пронзившие ближайших венатори, прежде чем они успели обернуться в мою сторону.

Их крик слился с треском воздуха, привлекая внимание остальных фанатиков, но я уже вытянула ладонь и разряд тока, звенящий в пальцах, вырвался наружу, ударив в грудь двух магов крови, чьи руки уже тянулись к амулетам. Их тела выгнулись, словно дуга, рухнули на землю и задёргались в конвульсиях.

Теперь все взгляды точно были обращены ко мне. Даже его взгляд был обращён на меня.

Тёмно-карие глаза встретились с моими и в них, помимо дикой ярости, был немой вопрос, окрашенный раздражением: «Что ты делаешь? Одна?!».

Но под этим взглядом, в самой глубине, как лунный свет за дымкой, была и просьба.

Он смотрел на меня так, будто цеплялся за моё присутствие как за последний край обрыва перед падением, как за шанс, который даже сам не считал возможным, но, несмотря на реальность, всё ещё верил, что он существует. Пленник не думал, что я справлюсь, но он надеялся, что я смогу. Просил меня об этом.

Я сделала шаг в его сторону и вдруг всё исчезло. Как будто кто-то сорвал полотно с реальности и накрыл меня им. Без звука, без удара, без предупреждения. Просто наступила густая и обволакивающая тьма.

Очнувшись, первым, что я ощутила, это была качка, шум воды и слабый запах соли. Я очнулась в каюте, в липкой и влажной одежде, с клочком бумаги в ладони, на котором стояло наименование корабля: «Лусакан» и, если верить подписи под этим названием, я направлялась в Киркволл и понятия не имела как попала сюда. И что самое важное, последнее, что я помнила, это корабль, что направлялся из Вентуса.

И в ту же секунду всё исчезло — каюта, бумага, качка. Я сидела в кресле дома Кантори, смотря на руку, в которой ещё мгновение назад держала клочок бумаги.

*******

В ушах всё ещё звенело, словно застрявшая между мирами нота, а сердце билось слишком быстро, как будто бежало, хотя тело оставалось на месте. Я моргнула, и стены комнаты снова стали привычными, лица — знакомыми, а голос Луканиса — реальным, пусть и будто издалека.

— Сначала меня пытали, потом... они провели ритуал. Сделали из меня сосуд. Скрутили и вселили демона в мою кровь, в меня. Они хотели сделать из меня оружие. Покорного пса Зары.

Виаго шумно вдохнул, но не сказал ни слова.

— Я был в подводной тюрьме, вернее в бывшем храме, который Зара присвоила себе и сделала из неё свою экспериментальную клетку. Костница. Я не знал, сколько времени прошло. Для меня это были годы. — Он на мгновение замолчал, только затем добавил: — Я не жил. Я просто... не умер.

Он перевёл на меня медленный и спокойный взгляд, не замечая, что сейчас я прожила нашу первую встречу заново и смотрела на него замутнённым взглядом. Чтобы не вызывать у него вопросы и подозрения, я отвернула свой взгляд в стену. Голос Луканиса стал тише и он продолжил:

— Пока Рук не пришла. Видимо когда она приблизилась к Костнице, окончательно сорвался защитный барьер храма, а за ним и ослабла защита камер. Злость и я... Заключили сделку. Он помог мне выжить, выбраться, когда защита ослабла. И прорваться через венатори.

Моё горло сжалось, я резко повернулась к нему с немым вопросом «почему ты мне об этом не говорил?». Я не знала, что именно из-за меня сорвалась защита Костницы. И он мне не рассказывал о договоре с демоном.

Но никто не заметил моего немого вопроса, кроме Луканиса. Ни Тейя, ни Виаго больше не стали задавать вопросов.

А в углу, всё это время, стоял Илларио. Тихий, без следов траура и удивления, как будто его это всё не касалось.

Луканис обернулся к нему только в самом конце. Медленно, не торопясь и глядя прямо в глаза.

— Ах да, — сказал он спокойно, почти небрежно, но в голосе звенела нить стали. — Рук. Это Илларио. Мой кузен. Мы вместе росли и являемся единственными наследниками дома Делламорте.

Он не отвёл взгляда от Илларио. И в этом взгляде было всё, что не было произнесено. Пока.

********

Мы возвращались в таверну, когда город уже начинал дышать вечерним светом — мягким, золотистым, с примесью свежей выпечки, ароматных специй и цветов из лавок, что закрывались на ночь. Воздух был не жарким, но будто уставшим. Таким же, как я.

Луканис молча шагал рядом, не касаясь меня и не смотря, и всё равно я чувствовала его как вторую тень. Сдержанный, собранный, но не спокойный. Ни в одном его движении не было покоя, только привычка идти вперёд.

Я тоже молчала. Долго. Пока камень не стал слишком громко звенеть под моими тяжёлыми шагами, будто говорил мне — «спроси, а не вдавливай свои мысли в землю».

— Почему ты не рассказал мне? — сказала я, спокойно, почти рассеянно, глядя куда-то вперёд, в свет фонаря у перекрёстка. — Что защита Костницы сорвалась... из-за меня. Что именно моё приближение её обрушило. Ты знал.

Он не ответил. Я чувствовала, как он посмотрел на меня, и всё же промолчал.

— И ещё... — продолжила я, всё тем же тоном, как будто это просто часть разговора. — Сделка. С демоном. Ты ведь тоже не упомянул об этом.

— Потому что это ничего не меняет, — тихо сказал он.

Я медленно кивнула.

— Да, не меняет. Но ты всё равно мог рассказать.

— Мог, — подтвердил он. — Но... ты и так несёшь слишком много проблем. Да и не было подходящего момента. А сделка с демоном касается только меня. Моя проблема и я сам с ней разберусь.

Мы шли дальше, не сбавляя шага и тишина, что повисла между нами, не была холодной, только густой, как ночь над водой.

Я не злилась и не обижалась, но часть меня, наверное, всё же думала, а если бы он тогда рассказал. Не для того, чтобы поделиться болью, а просто... чтобы не оставаться с этим один.

Но я же и сама теперь молчу. Не делюсь с ним тем, что вспомнила о нашей настоящей первой встрече. Стоит ли ему вообще рассказывать? Ведь это была не совсем я. Это была та эльфийка... И помнит ли он вообще нашу первую встречу? Имеет ли это значение для него? Если да, почему ничего не сказал? А если нет... зачем тогда думать об этом так много?

Эти вопросы медленно, но уверенно сжимали грудную клетку, и я, не найдя ответов, просто вздохнула. Тихо, почти незаметно, но он всё же услышал.

Луканис обернулся и его внимательный взгляд остановился на мне. Я почувствовала его почти физически, как прикосновение к плечу... но не ответила. Не посмотрела в ответ. Мои глаза смотрели в водную гладь канала, где вечер растворял золото солнца, и которое, как ни странно, помогало мне легче дышать.

*******

Толкнув дверь таверны, я вошла первой. Внутри было тихо и уютно. Варрик устроился ближе к камину, растянув ноги и поставив кружку на низкий стол, Тааш сидела на подоконнике, уткнувшись в карту, Кальперния — неподвижная, как изваяние, сидела в кресле возле Тааш, с бокалом вина в руке, а Нэв перебирала амулеты, перебрасываясь с Дорианом короткими фразами, будто спорили о магии, но без агрессии.

Они подняли головы, когда мы вошли и насторожились.

— Новости? — первым спросил Варрик.

Я кивнула, не снимая плаща.

— Вороны пообещали найти Реву. Если она здесь — мы узнаем.

Несколько ударов сердца успели прозвучать в моей грудной клетке, но никто так не ответил мне. Даже Дориан, обычно не способный молчать больше трёх секунд, просто посмотрел в мою сторону, будто ища в словах подвох.

И тогда я добавила:

— Первый Коготь Воронов... мертва.

Все разом обернулись, но не ко мне, а к нему. К Луканису.

Он стоял у камина, не поднимая глаз, и пламя отражалось в его лице так, будто он снова был там. В Костнице. В той клетке, из которой мы его вытащили. Или не до конца.

— Твоя бабушка... — тихо проговорила Хардинг.

Луканис ничего не ответил, только слегка качнул головой, будто что-то внутри сломалось и он просил не трогать эти осколки.

Я посмотрела на него, а потом сказала обращаясь ко всем:

— У нас есть время, пока они ищут. Пара дней точно. Мы можем... отдохнуть, осмотреть город или хотя бы просто... позволить себе, наконец, не пытаться умереть в эти дни.

Это прозвучало тише, чем я хотела, и сильнее, чем я ожидала.

Луканис впервые за всё это время улыбнулся. Слабо, быстро и почти незаметно, но я увидела это. Потому что смотрела.

— Если не хотите попасть к антаам, — пробормотал он, — могу провести экскурсию. Тревизо — город капризный. Даже у мостов здесь есть свой характер.

— Хвала Создателю, — вздохнул Варрик, — кто-то снова говорит загадками. А то я уж начал волноваться.

— Загадки — признак нормальности? — тихо уточнил Дориан, поднимая бровь.

— Когда речь о Луканисе — да, — отозвалась Нэв. — Лучше пусть шутит, чем молчит.

Я удивлённо посмотрела на неё, словно не веря, что она к нему обращается без раздражения. А Нэв пожала плечами и отвернулась обратно к амулетам, продолжая прерванную дискуссию с Дорианом.

Подойдя к огню, я встала рядом с Луканисом и на миг, очень короткий, почти случайный, наши плечи соприкоснулись. И он не отстранился. Как и я.