Глава 6. Думат
«Скажи, разве не мило, что мы отправляемся в Антиву на корабле, который может жрать шхуны на завтрак? Очаровательно. Почти как я.» — личные записи Дориана.
Орлей встречал нас тишиной. Не той мягкой тишиной садов и балконов, не шелестом шелков под масками, не шёпотом фраз, что больше значат, чем произнесённые громко слова, а тяжёлой, выжженной тишиной ожидания, когда шаги звучат громче, чем приказ, когда взгляды весомее оружия, когда воздух сам натягивается, как тетива.
Зимний Дворец раскинулся над землёй, словно остов забытого титана, уставшего наблюдать за смертными, окна его светились мягким золотом, флаги лениво трепетали на башнях, и, проходя мимо караулов, мимо агентов Инквизиции, я чувствовала их взгляды — внимательные, тяжёлые, изучающие, и знала, что слухи о нашем возвращении уже обогнали нас.
Когда двери главного зала распахнулись перед нами, когда шаги ударили в отполированный камень, я увидела Леди Инквизитор, которая стояла у длинного стола совета, в окружении тех, кто держал остатки мира в своих руках, пока их ещё можно было удерживать, — Жозефина, Морриган, Изабелла, Варрик, вернувшийся к нам сразу после того, как убедился, что целители забрали Дориана под свою защиту. Хардинг, шагнувшая в тень за спиной, но не теряющая бдительности, Тааш, стоящая так, словно за ней тянулось небо с выжженными звёздами, и Кальперния, холодная, как утренний иней, но живая.
Я остановилась, кивнула всем в знак приветствия и отчиталась о произошедшем в Минратосе. Рассказ вышел кратким и Леди Инквизитор выслушала всё молча. Взгляд её был тяжёлым, но не осуждающим, словно он взвешивал груз, решая, выдержит ли ещё одна ноша плечи.
— Спасибо, Рук, — сказала она наконец, и в этих трёх словах было больше принятия, чем в длинных речах.
Хардинг после доклада сразу отправилась к агентам, передавать зашифрованные послания в сети Инквизиции, разбрасывая искры в надежде на то, что где-то вспыхнет костёр следа.
Жозефина подняла голову первой.
— Следовать за Соласом будет тяжело, — сказала она, не пытаясь смягчить правду, — он умеет прятаться, умеет исчезать, он — одинокий Волк.
Она сделала паузу.
— Но теперь у него есть спутница. Та, кто предала ваших новых союзников. Рева. Она моложе, горяча и менее осторожна, если верить словам Кальпернии.
Морриган склонила голову, её волосы рассыпались по плечу, взгляд был холодным и глубоким, как озеро Каленхад.
— Искать Реву — разумно, — согласилась она, — её след приведёт нас к Соласу быстрее.
Леди Инквизитор медленно провела пальцем по столу.
— Я одобряю. — слова прозвучали глухо, но голос был спокойным, и в этой спокойности слышалась усталость от бесконечной борьбы. — Ждём от агентов вестей. Возможно, Рева всё же даст о себе знать. Но Соласа... — она чуть прищурилась, сжав здоровую руку, как будто само его имя раз за разом оставляло в ней трещины, — я всё равно буду пытаться отыскать.
Она внимательно посмотрела на меня и добавила:
— Когда станет ясно, куда вести корабль — собери команду. И плывите за ней.
*******
Я стояла у колонны, наблюдая за тем, как Хардинг, вернувшись от своих агентов Инквизиции, смеётся с Тааш, жестами объясняя ей что-то о правилах местной таверны, и как Тааш, не сказав ни слова, одним кивком, одной бровью, вызывала у Хардинг почти взрыв смеха.
И в этой лёгкости, столь редкой, столь хрупкой, я почувствовала, как в сердце проклёвывается маленькая, неуверенная ниточка тепла.
Но стоило мне перевести взгляд на Кальпернию и тепло отступило.
Она стояла чуть в стороне, слишком прямая, слишком внимательная, словно ещё не решила, на каком берегу она хочет оказаться. Я смотрела на неё — стоящую в тени колонн, с напряжением в плечах, с неподвижным лицом, застывшую, словно ожидающую приговора, — и не могла забыть короткий разговор с Леди Инквизитор, состоявшийся вскоре после нашего возвращения.
Она выслушала мои мысли о новых компаньонах молча, не перебивая, а затем, когда последняя фраза повисла между нами тяжестью, подняла глаза и сказала:
— Есть кое-что, что ты должна знать, Рук. — выдохнула она и её взгляд затуманился, словно память проигрывала в голове прошлое, чтобы вылиться в слова, — Кальперния была одной из тех, кто стоял за Корифеем.
Я нахмурилась тогда, не сразу поняв. Имя звенело в воздухе, пустым, непонятным эхом. И Леди Инквизитор, уловив это, добавила:
— Корифей был одним из древнейших магистров Тевинтера. Он был... больше, чем человеком. Меньше, чем богом. Он стремился разрушить Завесу между нашим миром и Тенью. И почти преуспел.
Голос её был ровным, без гнева, без ужаса, как у того, кто всё это уже пережил и сумел смериться с последствиями.
— Он хотел переписать реальность, выжечь её и построить заново. — Она сделала паузу и усмехнувшись продолжила, — Никого не напоминает?
Солас... А мог ли именно Солас направлять Корифея к той же цели, к которой теперь движется сам?
— Кальперния вначале шла за ним. Верила, что поможет создать новый порядок. Верила, что разрушение оправдает себя. — продолжила Леди Инквизитор, прервав мои мысли.
— Тогда почему она пыталась украсть идол, если Солас пытается сделать то, что хотел сделать Корифей? — удивлённо спросила я.
Она посмотрела куда-то в самый тёмный угол зала и неуверенно произнесла, словно сама ещё не верит в то, что последует за этим взглядом:
— Она отвернулась от одного безумца и... видимо, теперь готова бороться с другим. Но стоит ли ей давай второй шанс?
Эти слова застряли в груди, как осколок, который не вытянуть.
И теперь, стоя здесь, под тяжестью её взгляда, чувствуя, как вечер сжимает крепость в своих руках, я не могла забыть, что когда-то она шла за тем, кто хотел растоптать и погрузить в хаос этот мир.
Я медленно шагнула к Кальпернии и голос вырвался хриплым шёпотом:
— Скажи мне... почему я должна тебе верить?
Женщина не отвела взгляда. Её лицо было резким, как шрам, её глаза — полными тяжёлого упрямства и это молчаливое стояние в нескольких шагах друг от друга было тяжелее любого боя, потому что здесь не было оружия, только истёртые до предела души, и каждая со своим прошлым, которое не отмыть даже магией.
Она медленно выдохнула, как будто сбрасывала с плеч груз, который носила слишком долго.
— Вернее ты хочешь знать, почему я здесь... и ты узнала о Корифее, — сказала она тихо, без оправданий, без попыток казаться лучше, чем была.
Я молчала, позволяя словам впитаться в воздух между нами и позволяя ей подобрать слова. Правильные или нет... зависело от неё.
Кальперния сделала шаг ближе, но не в агрессии, скорее в обнажении — шаг того, кто больше не прячется.
— Я верила ему — продолжила она, голос её был ровным, почти мёртвым от усталости, — верила, что Завеса — это ошибка, что, убрав её, мы вернём силу, порядок, истинное могущество.
Она опустила голову, словно не потому что стыдилась, а потому что помнить было больно.
— Но Корифей хотел не порядка. Он хотел власти. Только власти. И всё, что мы ему дали... было потрачено на тщеславие.
Она подняла глаза и в них горело что-то старое, обожжённое.
— Солас хуже, — произнесла она, и в этих двух словах была вся суть. — Корифей был гордецом, а Солас искренне верит. Он не остановится ради власти. Он остановится только когда мир будет выжжен до камня.
Тишина сгустилась вокруг нас и я медленно выдохнула.
— Ты говоришь так, будто сожалеешь о том, что помогала Корифею, — тихо сказала я, и сама не знала, обвинение это было или вопрос.
Кальперния покачала головой.
— Нет, — ответила она. — Я не сожалею о своём пути. Я сожалею о том, что не увидела, куда он ведёт.
После этих слов я смотрела на неё долго, чувствуя, как внутри меня борются все те инстинкты, которые хотели отвергнуть, отвернуться, не доверять и не принимать её, но выдохнув и опустив голову, я произнесла:
— Тогда слушай меня, — сказала я, сдерживая то напряжение, что ещё не ушло из груди. — Здесь не будет места для импровизации или игр в судьбу. Мы идём вместе, но по моим правилам. Без героизма, без великих речей... и уж точно без тайных манёвров.
Я посмотрела ей прямо в глаза и, чуть склонив голову, добавила с усмешкой:
— Сыграешь в одиночку — и тебе достанется Дориан на пару часов лекций. А поверь, это хуже любого наказания.
Кальперния усмехнулась и коротко кивнула.
— Согласна.
Я смотрела ей в лицо и впервые чувствовала не гнев, не ненависть, не дружбу, а понимание. И, может быть, этого было достаточно. Пока.
*******
Мы собрались в зале для совещаний. Хардинг стояла первой у стола — напряжённая, собранная, как стрела, натянутая на тетиве, и её голос, когда она заговорила, был ровным, без лишних украшений:
— След Ревы уходит в Антиву, — произнесла она, скользя взглядом по каждому из нас, будто проверяя, слушаем ли мы — через Неввару, вдоль старых торговых путей. Есть признаки её активности: исчезновения, странные слухи, вспышки магии и, вероятно, Рева ищет союзников.
Я медленно провела пальцами по краю стола, ощущая шершавость дерева под кожей, как будто могла вычитать в этих трещинах ответ, которого не было.
Хардинг продолжила:
— Антива сейчас в оккупации антаамом... Но Вороны всегда скрывают свои войны под кинжалами и улыбками, поэтому попасть туда будет не так сложно, как в Минратос.
Нэв, прислонившаяся к стене, лениво перекатывала яблоко между ладонями, как будто ей было скучно, но глаза её блестели настороженным интересом:
— Есть одна примечательная фигура на примете, — заметила она, беззвучно откусив кусочек и проглотив, прежде чем продолжить. — Среди Воронов его зовут Демоном Вирантиума. Однако о нём становится всё меньше фактов и всё больше слухов. С его помощью мы могли бы точно выследить Реву. И Соласа. Он умеет находить магов лучше храмовников.
Дориан тихо хмыкнул, прикрыв глаза ладонью:
— Очаровательное дополнение к нашей и без того безумной компании. С учётом того, что в нашей команде больше магов, чем в Минратосе венатори.
Тааш качнула головой, лицо её оставалось непроницаемым, а Кальперния чуть приподняла бровь, как будто обдумывала, стоит ли доверять такому союзнику.
Я подняла взгляд.
— Мы ищем тех, кто сможет идти против Соласа, — сказала я, чувствуя, как слова становятся крепче, — а не тех, кто подходит нам по вкусу.
Варрик, сидевший на углу стола, коротко кивнул:
— Как бы он себя ни называл, если поможет остановить Соласа — он уже наш лучший друг.
Я выдохнула, ощущая, как в груди стягивается узел от принятого решения.
— Антива, — произнесла я, и в этом слове было не только направление, но и выбор, — мы отплываем в Антиву.
*******
Ночь была тёмной, ветер, что днём гнал в лицо запахи камня, соли и дыма Орлея, теперь нес в себе что-то другое — обещание скорой дороги.
Я поднялась на палубу, не думая об этом, просто следуя дыханию корабля, тяжёлому, сонному, глубокому, как вздох великана, забывшего, что он когда-то был жив.
Изабелла стояла у перил, спиной ко мне, ветер тянул за собой её волосы, шевелил полы расстёгнутого плаща, и казалось, что сама ночь держится за неё, не желая отпускать.
Подойдя к ней ближе, я старалась делать шаги как можно тише, чтобы не прерывать её размышлений, но она всё равно их услышала, однако не обернулась. Голос её был лёгким, как прикосновение морской воды:
— Думаешь о пути?
Я остановилась рядом, уставившись в воду, где отражение луны дрожало, ломаясь на тысячу лоскутков.
— Думаю о том, что нас ждёт, — тихо ответила я.
Изабелла усмехнулась — коротко, почти нежно.
— Нас всегда ждёт что-то. Просто иногда это смерть, а иногда — приключение. Разница только в том, как ты к этому идёшь.
Я молчала, чувствуя, как морской воздух впитывается в кожу, оставляя тонкую, солёную плёнку, как память о чём-то древнем.
Изабелла наконец повернулась ко мне, опершись локтями о перила, и её глаза, вечно насмешливые, сейчас были серьёзными.
— Знаешь, Рук, — начала она, будто нехотя, — есть кое-что, что я не сказала тогда, когда мы только отплывали в Минратос, но после слов Дориана... Решила теперь рассказать.
Я приподняла бровь, не спеша отвечать. Изабелла усмехнулась, но уже без обычной лёгкости.
— Этот корабль, — она постучала пальцами по перилам, — не совсем обычный. И не совсем корабль. Его построили ещё в те времена, когда маги верили, что могут подчёркивать свои амбиции не только башнями. Его сердце — древний артефакт. Спящий. Пока его не разбудит тот, кто умеет слушать магию по-настоящему.
Я смотрела на неё, чувствуя, как в груди шевелится что-то — не страх, не удивление, а тихое, глубокое узнавание.
— Почему ты не сказала раньше? — спросила я.
Изабелла пожала плечами, как будто это было чем-то обыденным.
— Я тогда ещё не знала, что ты та, кто сможет его разбудить. Или попытаться. И что мы действительно идём туда, куда стоит идти. А Дориан рассказал о... голосе.
На мгновение между нами повисло молчание — не тяжёлое, не угрожающее, а такое, что казалось, само море затаило дыхание.
— Что нужно сделать? — спросила я.
Изабелла отступила на шаг, протянула мне маленький, странно светящийся в лунном свете камень — гладкий, тяжёлый, с тонкими трещинами, в которых пульсировала слабая голубая магия.
— Просто дотронься, — сказала она, — и позволь себе не бояться того, что услышишь в ответ.
Камень дрожал в моей ладони, не от магии, а от дыхания, которое я вдруг услышала, не ушами, а всем телом, как если бы сам воздух между нами стал плотнее, живее, словно тёмная вода перед всплеском.
Я не произнесла ни заклинания, ни команды, а просто дала потоку магии пройти сквозь тело и руки в этот тяжёлый камень. И этого оказалось достаточно. Сердце корабля откликнулось, не на силу — на знание, но не моё. Голос внутри общался с камнем, воссоздавал забытые пути, через которые прокладывал новый поток энергии.
В тот миг я поняла, без слов, без объяснений: те, кто пытался разбудить его прежде, — маги, магистры, повелители — говорили с ним языком воли, а он слушал только язык Завесы.
Думат узнал меня, как спящий зверь узнаёт запах дичи, которая когда-то питала его. Это имя сразу возникло в моей голове, как только корабль вздохнул новым дыханием. Не дерево, не парус — само существо, что спало в глубинах его магических костей, проснулось и потянулось к миру, в котором снова было место для чуда.
Изабелла стояла, не двигаясь, смотрела, как свет из трещин на палубе медленно начинает мерцать, как вода вокруг вздымается лёгкими волнами, словно сама подчиняясь новому дыханию.
— Ну что ж, сокровище, — выдохнула она, — ты действительно умеешь удивлять.
Магия улеглась в древесных волокнах, пропитала воздух под парусами, затихла в самых глубинах корпуса, словно корабль, впервые за долгие годы, сделал вдох — настоящий, осознанный, и теперь просто ждал, что его направят.
Но он ещё стоял у причала, под тяжёлым небом Орлея, в молчании пустых улиц, где только ветер, да редкие всплески воды напоминали о жизни.
Изабелла шагнула ко мне ближе, положила ладонь на перила — жест лёгкий, почти случайный, но я почувствовала, как сквозь её пальцы тоже проходит дрожь пробуждённой силы.
— Он готов, — тихо сказала она, и в её голосе не было ни сомнения, ни горечи. Только усталое, чуть растрёпанное счастье того, кто слишком долго верил в чудо — и, наконец, его дождался.
Я осталась с ней на палубе ещё на несколько мгновений, чувствуя, как ночь медленно смыкается над городом, как улицы затихают, как мир ждёт, не дыша, как вода натягивается перед тем, как сорваться в прилив.
*******
Утро было серым, тяжёлым и густым, как дыхание камня перед дождём. Я поднялась на палубу, когда первые огни Орлея ещё только начинали тухнуть в переулках, когда башни и шпили всё ещё плавали в лёгкой дымке, как острова в тумане.
Перед кораблем уже все собрались. Хардинг — с неизменным луком за спиной и взглядом, настороженным, но спокойным, как у охотника перед дальним переходом. Варрик — проверяя ремни сумок, ворча себе под нос что-то о «самом странном проклятом корабле за всю его жизнь», но при этом улыбаясь уголком губ, как всегда, когда собирался в путь. Нэв — сутулая в своей лёгкой походной броне, с яблоком в руке и видом того, кто привык уходить первым, потому что всегда возвращался последним. Тааш и Кальперния стояли чуть в стороне, обе — молчаливые, тяжёлые, как два разных облика одной войны: одна — высеченная из камня, другая — выкованная из стали.
Изабелла вышла последней — как будто нарочно давая всем время привыкнуть к мысли, что путь начался. Плащ развевался за её спиной, сапоги стучали по палубе в лёгком ритме старого морского марша.
— Всё готово, сокровища мои, — объявила она, разворачиваясь лицом к нам. — Корабль ждёт. Море ждёт. Осталось только спросить — все готовы?
Мы шагнули на палубу, скрипнувшую под сапогами, будто старый корабль, что повидал уже столько морей, что сам стал их частью, и первые мгновения ничто не выдавало тайны — ни паруса, ни канаты, ни гладкие резные перила, только лёгкий солёный ветер, лениво трепавший края флагов, да скрип блоков где-то высоко в такелаже.
Изабелла стояла у штурвала, спиной к нам, как капитан любой другой шхуны, её пальцы легко поглаживали дерево, как будто чувствовали в нём нечто большее, чем просто доски и гвозди, и когда она обернулась, в глазах её сверкнуло нечто такое, от чего даже воздух вокруг словно стал плотнее.
— Держитесь, сокровища, — сказала она весело, но в её голосе звучала странная тяжесть, как предупреждение перед прыжком, который уже нельзя остановить.
Корабль дрогнул, не как под порывом волны — глубже, тише, будто бы что-то пробудилось под самой палубой, что-то спящее, древнее, знакомое этому дереву лучше, чем люди, которые по нему ступали.
Под ногами тонко затянуло песню — вибрацию, что чувствовалась не ушами, а костями. Вода у бортов вспучилась, потемнела и обняла нас, как будто море само решило впустить. Палуба изменилась — осталась такой же, но линии под ногами стали ярче, словно живые жилы вспыхнули под старым лаком, перебежали по доскам искристым дыханием, паруса опали, затем снова наполнились — но не ветром, а чем-то незримым, тяжёлым, как дыхание самой бездны.
Корабль наклонился вперёд — и медленно, как бы нехотя, начал погружение. Вода сомкнулась над нашими головами, скрывая мир, где оставались свет, ветер и привычная реальность. И когда последние отблески дня растаяли где-то вверху, корабль наконец показал свою настоящую суть. Тело вытянулось, бока расширились, обшивка под нашими ногами, казалось, зашептала что-то древнее, и я впервые увидела — не корабль.
Дракона.
Тёмного, крепкого, изогнутого, с крыльями, сложенными вдоль корпуса, с длинным хвостом и броней вместо досок. Вдоль его тела зажглись огни — мягкие, тёплые, как звёзды в глубине моря, освещая иллюминаторы, перебрасывая золотые блики на воду.
Он не плыл. Он скользил, как живое существо, что вспомнило, кем было раньше.
Изабелла ухмыльнулась, поворачиваясь к нам, и в свете Думата её тень казалась длиннее, чем может быть тень обычного человека.
— Добро пожаловать домой, — сказала она.
*******
Мы спустились вниз, туда, где мягкие лампы отбрасывали на стены золото и янтарь, туда, где огромный круглый зал, залитый ровным светом, пахнул солью, вином и старой, надёжной кожей, туда, где диваны и подушки вплетались в пространство, словно здесь всегда собирались те, кто не искал тронов и знал цену мечам.
Корабль уже полностью раскрыл свою природу, и команда, один за другим, сбрасывала напряжение с плеч — Хардинг первой обошла весь зал, касаясь пальцами всех стен, словно проверяя, не сон ли это; Дориан прищурился, одобрительно скользнув взглядом по витиеватым изгибам обшивки; Тааш, присев на край дивана, с удовольствием стянула перчатки, будто чувствуя, что в этих стенах можно на время перестать быть оружием. Варрик поднял один из кубков, уже заботливо выставленных на столе, покрутил его в ладони, как опытный купец, оценивая не вес и не форму, а душу. Изабелла склонилась над картой, раскинутой на столе, её пальцы скользнули по линиям маршрутов, по загнутым уголкам, по точкам, где мы ещё не были, но обязательно будем.
И тогда она заговорила, легко, как бы между делом, но её голос перекатывался в воздухе, тяжёлый, как набегающий прилив:
— Думат, — сказала она. — Дракон Тишины. Первый и самый могущественный из тех, кого некогда называли Древними Богами.
Я подняла голову, улавливая в её словах странную плотность, почти уважение.
— Говорят, Создатель сам заточил его под землёй, когда мир только ещё учился дышать. Не за гордыню, а за правду, что он нёс людям.
Изабелла усмехнулась, полувзглядом окидывая нас, словно проверяя, кто услышит между строк.
— И теперь его имя носит наш дом. Наш беглый корабль. Наш клинок в глубинах.
Она тронула перила пальцами, и в этот миг корабль дрогнул снова — не от волн, не от течений — от собственного дыхания, от собственной силы, древней и нескорой.
— Этот красавец движется быстрее, чем любой корабль, который был у меня раньше, — сказала Изабелла с лукавой ухмылкой. — И поверьте, я видела многое.
Лёгкий гул прокатился под ногами, как рык сквозь каменные глотки. Я поймала взгляд Хардинг — она только хмыкнула, будто соглашаясь: да, этот дракон умеет держать слово.
И тогда, в ту короткую, почти незаметную паузу между смехом и шуткой, между планами и обещаниями — я почувствовала это. Зов. Он пришёл не звуком, не шёпотом. Он был прикосновением к коже, эхом, отданным сердцу, ритмом древней крови, вспыхнувшей там, где прежде было только молчание.
Я напряглась, машинально коснувшись кулона у горла, чувствуя, как он чуть дрожит под пальцами, как будто откликается на зов вместе со мной. Где-то в этой глубине кто-то ждал меня. И когда корабль мягко скользнул под тёмные воды, разрезая тьму своими вспыхивающими окнами, я знала: наш путь только начинается и мне надо узнать куда ведёт этот зов.