Дух за Завесой

"Трудно ненавидеть того, кто когда-то читал тебе сказки. Особенно если сказки он писал сам." — Варрик Тетрас, "Прощальные слова другу"

Утро было тусклым и серым. Воздух пах мятой травой и золой от костра, что уже доживал последние угли. Всё было... просто. Без тумана, без видений, без слов. Мы собирались в молчании. Варрик молча закручивал ремень на сапоге, я складывала вещи в сумку, следя, чтобы кинжал вернулся на законное место, за пояс. Почему-то мне было важно, чтобы он был ближе к телу.

Ворона не было и мне показалось это странным.

Я подняла голову, осмотрелась по сторонам, но всё было привычным. Ветки, камни, следы на земле, но ничего выбивающегося из этой тишины. Ни крика, ни тени, ни даже ощущения взгляда. Пусто.

И даже внутри было тихо. Как будто что-то, что всегда звенело в груди, на этот раз молчало. Не тревожно, а просто... не звало.

Я застыла на секунду, пальцы всё ещё держали пряжку.

— Что, никого нет? — спросил Варрик.

Я не сразу поняла, о чём он. Он кивнул вверх, к веткам.

— Обычно твой пернатый преследователь тут как тут. Глазами сверлит. А сейчас — пусто. Подозрительно.

— Да, — только и сказала я. — Тишина.

Он смотрел на меня чуть дольше, чем нужно было для шуточки, потом встал и хлопнул по бедру.

— Ладно. Если путь сам не нашёлся — придётся идти по-человечески. Без мистики.

Я ничего не сказала, а он бросил спокойный взгляд на меня и добавил.

— Ты что-то чувствуешь?

Я покачала головой.

— Нет. Никакого зова, никакого направления, просто... ничего.

Он усмехнулся и добавил:

— Редкий момент. Почти как отпуск. — он пожал плечами, как будто сам удивился, что решил это сказать вслух, — Слушай, пока всё затихло, есть идея. Не сказать, чтобы вдохновляющая, но хоть не топтание на месте.

Я посмотрела прямо в его глаза, не отворачиваясь, и он, словно почувствовав момент, позволил себе ту улыбку, которую дарят, когда знаешь: тебя уже спрашивают, даже если слов ещё не было.

— Йоан работал не один, он был с напарником. Парень из ферелденской линии связи, держал канал между Ферелденом и Орлеем. Мы с ним не особо болтали, но он надёжен. Или был. Если он ещё жив — может, у него есть то, что Йоан хотел мне передать.

Он затянул ремень, проверил арбалет, всё между делом, но голос стал чуть внимательнее.

— Сначала — к нему и, если повезёт, узнаем, что Йоан не успел сказать. А потом...

Он глянул на меня, не с подозрением, а больше с осторожной уверенностью.

— А потом, если ты не найдёшь себе новый зов — пойдём в Орлей. В Зимний дворец. К ней.

Я знала, кого он имел в виду.

— Ты хочешь, чтобы я встретилась с Леди Инквизитор? — тихо спросила я.

— Хочу, чтобы ты поговорила с тем, кто прошёл это. Или почти прошёл. С тем, кто... ну, ты поймёшь. Не надо тебе знать всё сразу. Но, может, она поможет расставить внутри что-то или хотя бы не даст утонуть в собственных вопросах.

Я застегнула сумку, а Варрик уже стоял, готовый идти.

Снова кинув взгляд наверх, я не отметила каких-либо изменений. Ни звука, ни взгляда, только небо — ровное, без обещаний.

— Я не знаю, зачем мне идти с тобой, — сказала я без тени эмоций.

Он уже собирался ответить, но я продолжила:

— Но... если путь сам молчит, тогда, может, стоит идти туда, где могут дать ответы.

Он кивнул, без комментариев и без улыбки, просто кивнул, как человек, который слышал то, что хотел услышать и не словом больше.

— Ну и отлично. Идём.

*******

Тропа была неровной, но привычной. Вес сумки перекатывался по плечу, дыхание выравнивалось. Мы шли почти молча, и я вдруг поняла, что не помню, когда в последний раз просто шла с кем-то рядом и не считала шаги, как отсчёт до развилки. Не сказала бы я, что вообще помнила, когда с кем-то шла рядом, но тело этой девушки-эльфийки подсказывало, что она тоже предпочитала ходить одна.

Тишина, между нами, не тянула, она дышала, как лес — медленно, без слов, но с ритмом.

Я долго не решалась, потом всё же спросила:

— Леди Инквизитор... какой она была?

Варрик глянул на меня, не с удивлением, а скорее как человек, который ждал, что вопрос всё-таки прозвучит.

— По-разному. Снаружи — сдержанная, а внутри — вулкан, только со льдом вместо лавы. Она умела быть спокойной, когда все вокруг теряли головы. Но я видел, как ей было тяжело.

Он хмыкнул.

— До глупости упрямая. Верная, как пёс. Иногда — резкая, иногда — молчаливая до невозможности. Но в нужный момент... говорила ровно то, что нужно было услышать. Даже себе.

Я слушала, не перебивая.

— Когда Солас ушёл, она не плакала. Я думал, сломается, а она просто... молчала. Долго. И потом резко стала другой. Не слабее, а... мудрее, что ли. Хотя мне казалось, что мудрее уже невозможно.

Наступила пауза. Мы продолжали идти по узкой тропе, утопающей в мягком мху, мимо деревьев, что склонялись друг к другу, как будто обсуждали нас шепотом листвы. Лес был живым, чутким, но не враждебным — он наблюдал. Корни порой выползали из земли, как пальцы, пробуя наши шаги на прочность, а влажный воздух будто прислушивался. И в этой тишине, пронзённой лишь хрустом под ногами, моё дыхание стало заметнее. Слишком ровным и слишком выверенным. Я подняла взгляд, выжидающе смотря ему в глаза и он опять улыбнулся, снова подловил меня на собственном любопытстве.

— Она бы тебе понравилась. — продолжил Варрик, будто и не было никакой паузы, —Думаю, и ты ей тоже. Особенно, если бы не начала сразу говорить про духов и Воронов, — он бросил на меня насмешливый взгляд, — хотя, зная её, она бы только сильнее заинтересовалась.

Я чуть улыбнулась.

— А ты... ты всё это время был рядом?

— Я? — он повёл плечом. — Можно сказать и так. Я не ушёл. Кто-то же должен был остаться с ней. Рассказывать, записывать... и вытаскивать из дерьма тех, кто слишком громко думает, что справится сам.

Я немного подумала, потом добавила тихо:

— А Солас? Он правда любил её?

Он замедлил шаг. Не остановился, просто стал идти чуть тише.

— Да. По-своему. Без признаний, без обещаний. Он смотрел на неё, как будто всё вокруг — шум, а она — единственное, что было тихим.

— А она?

— Она смотрела на него, как будто надеялась, что он всё же останется. И знала, что не останется.

Молча мы прошли поворот, за которым открывалась очередная деревня.

— И ты... искал его? Почему? — спросила я.

Он хмыкнул, не так, как смеются, а как отмахиваются от чего-то слишком настоящего.

— Солас всегда был... странный. Не в плохом смысле. Просто из тех, кто входит в комнату и сразу делает её тише, и даже если сам при этом молчит. — его взгляд стал мутным, словно он возвращался мысленно к тем временам, когда они были все вместе, — Я звал его Смеюн, потому что он никогда не смеялся. Ни над шутками, ни над собой и даже когда я выдавал свой лучший материал, максимум, что ты получал — это кивок.

Варрик внимательно посмотрел на меня и добавил:

— Всегда держался чуть в стороне, словно знал, что это всё временно. Что мы — временные. Говорил мало, и только когда надо. И каждый раз, когда открывал рот, казалось, что за спиной у него не жизнь, а тысяча лет молчания. В его духе было не врать, а использовать хитрую полуправду и пытаться убедить ею самого себя. И всех нас заодно.

Он на мгновение замолчал, затем добавил мягко:

— И всё же, знаешь... он был... рядом. По-своему. Без обнимашек и байек у костра, но рядом. Я верил, что однажды он перестанет смотреть на нас как на прохожих. — выдохнув, не грустно, просто... без надежды, завершил он.

— Он был твоим другом, — сказала я тихо.

Варрик усмехнулся.

— Ну, может, не другом в том смысле, как Бьянка или Хоук. Но... я верил в него. Думал, что он нас не предаст, что не сбежит, не оставит. А потом он просто исчез. Ни прощай, ни «береги себя».

Он провёл пальцами по бороде и бросил, будто подводя итог:

— Так что да, я искал его. Он собирает эльфов и древние артефакты. Лезет туда, куда даже Хоук не сунулся бы без дюжины мечников. Мы не знаем зачем, но, когда Солас начинает собирать прошлое по кускам — мир обычно трещит.

Он глянул на меня.

— Потому Инквизиторка и просила держать ухо востро. И если ты часть этой головоломки... лучше быть рядом.

Я кивнула с пониманием, которое приходит не сразу, а после. Теперь ясно, почему он тогда пошёл за мной, хотя мог бы остаться в той деревне. Он не знал, кто я такая, но видел, что я говорю на древнеэльфийском, чувствую Завесу иначе, исцеляю скверну... и не стою рядом с Соласом. Он не сказал этого вслух, но, думаю, надеялся, что, если хоть кто-то сможет что-то изменить, то, возможно, это буду я.

И, кажется, теперь я начинала думать так же.

— А Йоан? — спросила я после затянувшейся паузы.

Варрик притих и словно стал серьёзнее.

— Йоан был тихим, но умным. Он нашёл что-то важное и должен был это передать, но не успел. Если его напарник жив мы узнаем что. Ну а если нет... — он пожал плечами. — Будем искать другой путь. Как обычно.

Я задумалась над его словами, и он не спрашивал, что у меня на уме, просто шёл рядом. Это было... неожиданно легко.

— Спасибо, — неожиданно выпалила я.

— За что? — спросил Варрик, повернув голову в мою сторону и приподняв бровь, явно поражённый моей благодарностью.

— За то, что не задаёшь лишних вопросов, — тихо сказала я.

Он только усмехнулся:

— Ну, я ещё не проснулся как следует. Подожди вечер.

А я отвела взгляд, чтобы он не прочитал во мне больше, чем хотелось бы. Потому что вряд ли даже он сам понимал, насколько был безрассуден, увязавшись за незнакомой эльфийкой, которая слышит то, чего не слышит никто. Он не знал, кто я, не знал, что я, но всё равно пошёл следом, словно верил и надеялся, что в этом странном сочетании древнеэльфийского, скверны и Завесы, есть какой-то ответ. Ответ на вопрос, который тогда ещё не успел как следует оформиться, но уже пульсировал под кожей.

Он не отстранялся, не смотрел, как храмовники, с опаской или отвращением. Не знал меня, и всё равно тянулся ближе. Относился с теплом, которое казалось слишком щедрым, слишком преждевременным, слишком... настоящим.

Может, за это и стоило сказать «спасибо».

Но я поймала себя на другой мысли:

А вдруг это доверие — его ошибка? А вдруг оно его и погубит?

*******

Мы шли недолго, всего день по старому тракту, ведущему к побережью Пробуждённого моря, где дороги давно принадлежали только ветру и тем, кто умел исчезать в тени. Варрик говорил, что трактир на краю земель очень удобная точка для встреч, особенно если хочешь, чтобы тебя забыли сразу после ухода.

Место звалось «Последняя чаша» — это была старая придорожная таверна недалеко от порта, куда сходились дороги тех, кто больше не принадлежал ни Ферелдену, ни Орлею. Название звучало почти с иронией, ибо здесь останавливались те, кто хотел выпить в тишине и не быть узнанным. Или те, кто знал, что дальше путь будет другим — не по земле.

На вид это была обычная таверна. Простой деревянный фасад, окна с выцветшими ставнями, над входом висела тускло выкрашенная вывеска с чашей, в которую кто-то недавно вложил новую доску. Дверь скрипела, но не от заброшенности, а от частого открывания. Сбоку виднелась конюшня, под навесом дремал мул. Из трубы тянулся дым, не слишком густой и такой... домашний.

Когда мы вошли, воздух встретил нас запахом жареного мяса, пива и чего-то пряного. У стойки сидели трое: один пил эль, второй ел блюдо из мяса и ямса, третий в углу молча играл в кости сам с собой. Камин потрескивал, слуга-эльф двигался размеренно, не спеша. Всё выглядело... нормально. Даже уютным.

Но именно в этой обычности было что-то неуловимо чужое. Слишком ровная тишина, слишком спокойные взгляды, как будто все здесь знали, что должно случиться и просто ждали, когда сцена начнётся.

Я почувствовала их ещё до того, как увидела. Венатори. Присутствие скользнуло по коже, как тень от клинка, ещё не брошенного, но уже обещающего боль. Образ всплыл в памяти, неяркий, но цепкий, как в случае со стражами. Где-то я уже видела их... на причале?

Но сейчас воспоминания были не важны.

Мой взгляд скользил по таверне, задерживаясь на тех, кто не пил, не говорил, не смеялся, а кто просто сидел... и ждал. Я искала угрозу, чувствовала её, будто она была частью воздуха. Тихой, но неотвратимой.

Они и не прятались, а напротив, словно так долго ожидали нас, что предвкушали битву. Их было четверо. Двое сидели за стойкой, один — у лестницы, один — у двери. Красные детали их брони, в сочетании с чёрной кожей, были мелкими, но говорящими о том, кто они и кому поклоняются.

Варрик остановился, затем сделал полушаг, перехватив арбалет и нарушил тишину привычном для себя способом.

— Ну вот. Сюрприз. А я надеялся на разговор.

Я взглянула на ближайшего фанатика — молодой, бледный, слишком холёный для этих земель. На поясе кинжал с гравировкой Тевинтера. Глаза блестели в предвкушении. Он знал, кто мы.

— Поздно, — сказала я тихо. — Они знали, что мы придём... и, похоже, очень надеются, что мы не уйдём. Вообще.

— Хм. Оптимисты, — отозвался Варрик, ухмыляясь. — Мне даже немного жаль их.

— Не спеши. Дай им пару минут и ты передумаешь.

Он коротко хмыкнул, уже привычно проверяя арбалет.

— Ну вот, ты начинаешь мне всё больше нравиться. — коротко бросив на меня взгляд, он продолжил, — Так значит нас никто не пригласит на ужин, — хмыкнул Варрик.

— Здесь не подают чужакам, — сказал один из них и голос культиста был мягкий. Слишком мягкий для того, кто уже достал изогнутый кинжал.

— Хорошо, — ответил Варрик. — Ведь мы и не чужаки.

Наступила пауза, словно и мы, и они, ожидали того смельчака, который сделай шаг первым, но никто не двигался. Даже пыль в воздухе застыла.

— А может, ты пришёл за мёртвым связным? Или за тем, кого мы уже нашли? — неожиданно прошипел другой.

Я шагнула вперёд, устав от этой игры «давайте поболтаем перед тем, как мой кинжал перережет ваши глотки». Варрик бросил быстрый взгляд — полу-вопрос, полу-предупреждение, но я уже знала, что делать.

Рука поднялась, пальцы напряглись, магия не рвалась наружу, а вытекала, как дыхание, как ток, как холодная вода, разлитая по нервам.

— Ты потрясающе красноречив, — фыркнула я, — жаль, что это не поможет.

Стук посоха о пол пронзил таверну, и воздух вздрогнул от разряда, сорвавшегося к культисту. Заклинание вспыхнуло сине-белыми нитями, словно плеть — ударило по полу у ног одного из них, и тот рухнул с криком, выронив кинжал. Варрик выстрелил второму в плечо — раздался короткий хлопок, и культист отлетел на рядом стоящий стол, опрокинув глиняную кружку.

Эльф-слуга с подносом взвизгнул и бросился за стойку, уронив всё, что нёс. Кто-то из посетителей вскрикнул, кто-то опрокинул стул, раздался лязг ножей, царапанье сапог по деревянному полу — люди кинулись к дверям, пытаясь вырваться наружу. Кто-то в панике упал, кто-то столкнулся с другим, и в этом хаосе один из венатори кинулся ко мне, слишком быстро, но я уже слышала, как меняется воздух, волосы сдвинулись, зашевелились, отливая синевой, а глаза потемнели.

— Vhenan enasal... dinan... — вырвалось из меня. Голос был не мой, он был глубже и чище.

Магия сорвалась, как крик, и ударила в грудь фанатика, подбросив его вверх. Он рухнул, как мешок, не двигаясь.

Один из венатори, белея лицом, как пепел, сорвался с места и метнулся к лестнице, споткнулся и бросил взгляд через плечо, как загнанный зверь, начав возиться с засовом. Скрежет выдал его прежде, чем он успел укрыться. Беглец пытался забаррикадировать дверь.

— Там, — бросил Варрик.

Я ударила магией и волна воздуха, точная, не разрушительная, но с достаточной силой, сорвала деревянную заслонку. Венатори отлетел назад и глухо ударился об стену.

Он был ещё жив, тело дёрнулось, будто готовилось подняться вновь. Я подошла и без эмоций ударила его голову об стену. Его тело окончательно обмякло, но дыхание ещё указывало на то, что он всё ещё жив.

Резкое шевеление в дальнем углу погреба заставило нас обернуться и увидеть клетку, прутья которой проржавели и изгибались, будто то, что сидело там, однажды бросилось на них с силой, и теперь от этой силы остались только пятна на камне и чья-то тень. Однако выбраться из неё всё ещё было невозможно.

— Инквизиция?.. — прохрипел голос изнутри, словно это слово далось ему с огромным усилием, — вы... из Инквизиции?

— Да, — сказал Варрик, уже опускаясь к замку. — Мы ищем помощника Йоана.

— Йоан... мёртв, — шепнул мужчина, вцепившись в прутья. — Эти фанатики... они обсуждали, как убили его. Он должен был передать... Солас ищет нечто... древнее. Артефакт. Я не знаю какой именно. Знаю только то, что оно опасно. Они хотели вытащить это из меня. Но я... я не знаю... что именно он ищет...

— Что-нибудь ещё? — тихо бросила я, выдёргивая замок с такой резкостью, что даже два разъярённых кунари могли бы одобрительно кивнуть.

— Красный. Он говорил, что артефакт красный. — бросил мужчина, взяв за протянутую руку Варрика и выбрался из своего заточения.

— Мы доставим тебя в Орлей, иначе тебя опять поймают те, кто тоже ищет эту информацию. — устало проговорил Варрик, — Всё равно нам нужно в Зимний Дворец.

Мы поднялись обратно в главный зал таверны. Варрик не спешил, шаги его были тише обычного, а взгляд всё время скользил по мне, с лёгкой тревогой, будто он что-то пытался понять, но не решался спросить.

— Ты пошла силой, — произнёс он негромко. Без упрёка, без обвинения, просто как факт, который он хотел понять сам.

— У нас не было времени, — отрезала я. — Если бы мы тянули — он бы умер.

Он медленно кивнул.

— Иногда это всё, что у нас остаётся, — сказал Варрик чуть тише. — Сделать выбор. Ты сделала. Он был... правильным. Сейчас.

Он не договорил. И в паузе, что повисла после, чувствовалось не продолжение, а предостережение. На потом. На случай, если однажды всё станет иначе.

*******

Корабль не был героическим. Ни драконьих голов на носу, ни парусов с золотыми лилиями, только старое, тёсанное дерево, пропитанное солью и усталостью. Снасти скрипели, как старые кости, парус трепетал, будто вспоминал, каково это — быть ветром. Всё здесь дышало долгой службой — не для славы, а для тех, кто хочет добраться, но не знает, чего ждёт на другом берегу. Именно такие корабли и возят тех, кто идёт не на войну, не на отдых, а в путь, который нельзя отложить.

Я стояла у борта, ветер расчесывал волосы, тянул их к горизонту, как будто мог вытащить из меня всё, что я ещё не решилась признать. Море дышало медленно, тягуче, и мне казалось, что, если закрыть глаза, оно заговорит — голосом Завесы, голосом тех, кто ушёл и остался. Где-то за кормой кряхтел канат, парус потрескивал. Варрик сидел недалеко, привалившись спиной к ящику. Он медленно и лениво протирал болт для Бьянки куском ткани, как будто это было не оружие, а что-то вроде письма — воспоминание, которое нужно прочитать заново. Иногда он смотрел на горизонт, иногда — на меня, и я чувствовала этот взгляд.

— Ты ведь никогда его не встречала, да? — спросил он негромко, как будто продолжая разговор, которого не было.

Я покачала головой. Первый раз, когда Варрик произнёс имя Соласа, я почувствовала, что оно важно, но сама не понимала почему.

Варрик медленно кивнул, будто самому себе.

— Мы не знали, кто он. Мы не знали, что он смотрит сквозь нас, сквозь века, что он помнит то, чего мы даже представить не могли. Он помогал нам, шёл рядом. И когда Инквизиторка выжила после Конклава — никто не знал, почему. Почему Знак оказался у неё на руке. Почему она могла закрывать Бреши.

Он выдохнул, коротко, как от боли, которую прятал долго.

— А теперь я знаю. Это он дал ей эту силу. Он... позволил ей стать тем, кем она стала. А потом взял и ушёл. Просто исчез. Без объяснений и прощаний. Оставил её. Нас. Мир. И тогда всё рухнуло.

Я не смотрела на него, только слушала. Ветер на мгновение стих, как будто хотел тоже услышать до конца.

— Мы узнали, кем он был через пару лет, после его исчезновения. Фен'Харел. Ужасный Волк. Тот, кто предал эльфийских богов и изгнал их. Не отступник, а самый настоящий бог. Он ходил с нами, ел с нами, говорил с нами и всё это время знал, что однажды... уйдёт.

Он замолчал. На этом дыхание можно было бы и остановиться, но он продолжил.

— Инквизиторка... она страдала после. Не от его предательства, хотя и от этого тоже. Рука, та самая, где была сила закрывать Бреши, уничтожала её, принося ужасную боль. Но она всё равно спасала мир и шла за ним. Как сказал Солас, руку больше нельзя было вылечить. Он забрал эту силу, чтобы она не умерла... и часть руки тоже забрал. Сказал, что это был единственный выход. И снова ушёл.

Я закрыла глаза, когда ветер подул в лицо прохладой.

— Теперь он собирает эльфов и говорит, что мир был лучше до Завесы, что вернёт его. И если для этого нужно стереть нас — он это сделает.

Он опустил голову и плечи, будто они были тяжёлыми. Не от усталости, а от того, что носишь слишком много и слишком долго.

— Он был моим другом, — тихо сказал Варрик, — А теперь я не знаю, кем он стал. Но каждый раз, когда слышу его имя — боль всё равно остаётся. И я не уверен, что смогу смотреть в глаза тому, кем он стал, и не помнить, кем он был.

Я молчала и не знала, как поддержать Варрика, но чувствовала — тень от Соласа осталась в каждом из нас. Хоть я и не могла понять, как это касается меня.

*******

Мы высадились в Джейдере — месте, где каждый второй торгует вином, каждый первый — слухами, а каждый третий мечтает, чтобы его никогда не узнали. Город встречал нас запахами соли, пряностей и невыносимо вежливыми лицами под ещё более вежливыми масками. Отсюда дорога вела на запад, в Срединные земли — туда, где мраморные дворцы растут, как сорняки, а золотые лозы заплетают сами себя. И всё это ради того, чтобы в конце пути нас встретил Зимний Дворец — жемчужина Орлея, тщательно отполированная до ослепительного блеска, за которым, конечно, всегда кто-то прятал кинжал.

Камень под ногами был белым, словно выцветшее золото, и столь же тяжёлым. Не от веса — от истории. Врата Зимнего Дворца поднимались в небо, будто сам воздух здесь подчинялся архитектуре. Бирюзовые стены с инкрустациями, золочёные арки, башни, будто пронзающие облака — всё здесь было не для красоты, а для напоминания: в Орлее власть — спектакль, и сцена у неё всегда из мрамора.

Фонтаны, идеально симметричные, не журчали — они говорили. Без слов. В этом месте вода текла как церемония. Флаги на шпилях были почти бесцветны от ветра и солнца. Когда я увидела герб Инквизиции — глаз, пронзённый мечом, от которого расходились ветви магии — сердце дрогнуло. Не страхом, не восторгом — узнаванием. Как будто в самой форме, в этом глазе, смотрящем сквозь клинок, было что-то знакомое, старое. Как если бы кто-то давно, задолго до меня, уже носил его в сердце.

Мы подошли к главным вратам, и Варрик не произнёс ни слова. Он просто шагнул вперёд, и стражи расступились. Без паролей, без жестов, только взгляды — на него с уважением, а на меня... с настороженностью. Я была не врагом, но была неизвестностью. А Орлей хуже всего принимает тех, кто нарушает его симметрию.

Во дворе было тихо, не безмолвно, а почти церемониально. Каждый шаг отдавался эхом от стен. Здесь не маршировали, здесь... наблюдали.

— Как думаешь, она нас примет? — спросила я, и свой голос услышала, как будто впервые с тех пор, как мы пересекли границу корабля.

Варрик усмехнулся, не глядя:

— Если бы не хотела — мы бы уже пили вино где-нибудь в другом месте. Или не пили вовсе.

Мы пересекли порог — и мир изменился. Свет здесь не падал, он сиял. Из витражей, в которых каждая грань была не стеклом, а намерением. Пол — чёрный мрамор с золотыми прожилками, отражал не лица, а маски. Стены тонули в синих драпировках, под которыми угадывались барельефы — сцены великих сражений и пророчеств. На карнизах — золотые орлы, крылья которых будто двигались от дыхания зала.

Ближе к дальней стене находился трон, который был вырезан из мрамора и облит светом, но форма была слишком чёткой, чтобы казаться просто украшением. Глаз, пронзённый мечом, а от него — сполохи, расходящиеся в стороны, как трещины на поверхности льда, как ветви дерева в грозу. Это был не трон королевы и не престол правителя — это было сиденье того, кто когда-то смотрел сквозь Завесу и знал, что за ней.

Я шла за Варриком, который двигался уверенно, чуть лениво, но каждая его пауза — была точна, будто он шёл по нотам. Нас уже ждали.

Она стояла у окна, спиной к нам и смотрела в витраж, который переливался дневным светом, но вся её осанка говорило о том, что она знает — мы здесь.

Волосы — как огонь, прямые, гладкие и пылающие, плечи — как у тех, кто больше не носит доспех, но помнит, как он давил на ключицы. Она не оборачивалась и тем сильнее чувствовалось её власть.

Когда она всё же развернулась к нам, я сразу заметила её левую кисть руки. Она была иной. Не плоть, не шрам, не протез, не броня, а золото, тёплое, как будто оно когда-то текло, как кровь, а теперь застыло в идеальной форме руки. Каждый изгиб пальцев был безупречен, словно кто-то создал её заново — не чтобы заменить утраченное, а чтобы напомнить: потеря всегда остаётся потерей, даже если её завернуть в золото.

Она смотрела на нас не как на подданных и не как на угрозу, скорее как на память о прошлых событиях и последствия своих решений.

Варрик кашлянул.

— Бывают маги, которые открывают Бреши, — сказал он. — Бывают эльфийки, которые их закрывают. А мне кажется, что я нашёл кое-кого, кто даже не знает, что стал последним козырем в нашей колоде.

Он кивнул в мою сторону.

— Рук.

Она внимательно перевела взгляд на меня, он был не властные, а видящий меня до глубины души. Леди Инквизитор была из тех, кто умеет не просто смотреть, а распознавать.

— Рук, — повторила она, и в её голосе не было удивления. Как будто это имя она уже произносила. Или слышала когда-то. В другом времени.

— Ты умеешь находить людей, Варрик, — сказала она, не оборачиваясь к нему, голос её был без эмоций, но не пуст — насыщенный тем, что не требовало подтверждения. — Удивительных. Непредсказуемых. Таких, которые не вписываются ни в один расклад.

— Это... мой талант, — развёл руками он, с той иронией, что всегда прятала щемящую нежность. — Лучше, чем всё время писать книжки.

Она незаметно кивнула.

— Хорошо, что ты здесь, Рук. Нам есть, о чём поговорить. Но не сегодня.

Я кивнула более заметно, чем она, но с той лёгкостью, в которой читалось смирение перед грядущими событиями. И даже после осознания того факта, что мне предстоит участвовать в поисках Соласа и пытаться найти ответы на свои вопросы, мне впервые стало спокойно. Потому что в её голосе не было приказа, не было страха и не было нужды внушать уверенность. В нём звучало знание и готовность дать мне ответы, если таковы имелись. И намеченный путь, который начинался не завтра, не после совета, а уже здесь и сейчас.

В ту ночь сон пришёл не сразу, а когда пришёл — он был не сном, а дыханием земли. Я стояла среди высоких деревьев, их стволы были серебристыми, а в их корнях текла синяя река — не вода, не свет, что-то между ними. Где-то в ветвях шептались голоса — не слова, а звуки, словно дыхание камня. И в этих голосах было моё имя. Не Рук. Не то, что я знала. Но что-то большее. И когда я попыталась его вспомнить — проснулась.

*******

Стол был длинным, но не торжественным, дерево — тёмное, прожжённое временем, кое-где в трещинах от старых перьев, чернил и пролитого вина. Не зал для дипломатии и не карта для стратегии, а место, где собираются те, кому уже не нужно объяснять, что на кону — всё.

Я сидела в тени окна, Варрик — по левую руку, справа — мужчина с ровной спиной и глазами, в которых было столько иронии, что ею можно было бы переплавить весь Орлей — Дориан, так мне его представили. Напротив — женщина, в чьей осанке была гордость, а в голосе — хищное спокойствие. Морриган. Она не была эльфийкой, но я в ней её чувствовала. Странное ощущение и вызывало во мне подозрительность. Она не смотрела на кого-то конкретно, а скорее скользила взглядом по всем сразу, а когда говорила, казалось, что каждое слово уже было произнесено когда-то в другом времени. Рядом с ней — Жозефина. Она улыбалась чаще других, но каждое слово у неё звучало, как тонкий шёлк с заострёнными краями. И дальше всех, ближе к двери — Хардинг. Солнечная, настоящая, но в её плечах была готовность к прыжку, если понадобится.

— Спасибо, что пришли, — начала Леди Инквизитор. — И... что остались.

В голосе не было притязаний, только вес, как у человека, который слишком долго несёт бремя, чтобы делать из него драму.

— Нам передали, — продолжила она, — что Солас ищет нечто. Мы не знали, что именно, но теперь у нас есть отрывки писем Йоана, и один из них упоминает... идол. Красный.

— Вы шутите, да? Или мы решили вернуться к худшему из прошлого? — выдохнул Дориан, глядя на Леди Инквизитор с выражением той самой иронии, за которой пряталась дрожь.

Варрик медленно выпрямился на стуле, не глядя ни на кого в комнате, только на свои руки, сложенные перед ним.

— Это не просто худшее, — сказал он. Голос был непривычно низкий, лишённый той самой лёгкости, что обычно скользит между его словами. — Я знаю, о чём речь. Потому что уже видел, что делает с людьми этот идол.

Все обернулись к нему. И я тоже.

— Его нашли в Киркволле, — продолжил Варрик. — Глубоко под старой крепостью, в развалинах, о которых даже гномы молчали. Мой брат тогда повёл нас туда. Искать богатства, конечно. Славу. А нашёл... это.

Он замолчал, но пауза не была пустой — в ней звенели вещи, которые лучше бы остались несказанными.

— Это был маленький кусок красного лириума, — сказал он наконец. — Вырезанный, как идол. Он... пульсировал. Дышал. И Бартранд... он перестал быть собой. Не сразу. Сначала — бессонница, потом — голос в голове, а потом он просто предал нас. Меня. Всех. Ради того, чтобы унести его.

Варрик сглотнул, не ради драмы, а чтобы говорить дальше.

— Я пытался спасти его, но, когда вернулся — он уже не был моим братом. Он только держал эту штуку... и смеялся. Я всё равно пытался помочь, но... — он выдохнул. — Я не смог.

Морриган слушала, не перебивая. В её взгляде не было ни сочувствия, ни анализа — только неподвижная внимательность.

— Этот идол... он не просто делает тебя сильнее. Он делает тебя чужим. Даже для себя. И если Солас действительно хочет нечто подобное...

— Но где он теперь? — спросила Хардинг. — Этот идол?

Варрик пожал плечами.

— Не знаю. После смерти Бартранда он... исчез. Часть идола в моей Бьянке. Тогда я не знал, что это такое, не знал, что с ним делать, когда всё кончилось... остался кусок. И я... — он чуть склонил голову, как будто собираясь с духом. — Я отдал его кузнецу. Сказал: пусть украсит Бьянку, чтобы она стала... особенной. Но большая часть — исчезла. Словно идол сам решил найти себе другого хозяина. Возможно, уже нашёл. Возможно, ещё ищет.

Он повернулся ко мне.

— Если ты и правда чувствуешь Завесу — поверь, рядом с этим идолом она почти не дышит. Словно его суть сама по себе способна резать ткань между мирами.

Я кивнула, потому что от его слов у меня в груди сжалось что-то старое. Не память, не страх, а узнавание.

Леди Инквизитор молча склонила голову. В словах Варрика не было сомнений, а значит и в выборе не будет.

— Мы не знали, — прервала молчание Жозефина. — что он ищет и где, но теперь мы узнали, из тех же писем Йоана, что идол связан с одним из закрытых рынков в Минратосе.

Морриган склонила голову, волосы чуть затенили взгляд.

— Он не просто ищет идол, — сказала она. — Он собирается очистить его от скверны. И если это получится — у него будет предмет чистого лириума. Оружие, способное разрезать Завесу.

Все замолчали.

— Кинжал? — спросил Варрик. — Он хочет сделать из него оружие?

— Зачем? — спросила я, хотя уже знала ответ на этот вопрос. Как и Варрик. Но мы словно хотели услышать подтверждение своих догадок.

Морриган перевела на меня оценивающий и долгий взгляд.

— Потому что он верит, что мир без Завесы — это возвращение величия эльфов. Исправление прошлых его ошибок. Он хочет сломать Завесу, которую считает ошибочно созданной. И для этого... ему нужен кинжал.

Варрик медленно выдохнул, почти как человек, который вспоминает что-то слишком личное, чтобы озвучить.

И именно в этот момент Леди Инквизитор перевела взгляд на меня.

— Ты чувствуешь Завесу иначе, — сказала она, тихо, как если бы голос сам подбирался к словам. — Ты видела, что делает скверна. И ты всё ещё здесь.

Она не спрашивала, не уговаривала, просто произносила то, что уже стало фактом.

— Если ты готова... мы хотим, чтобы ты была рядом.

Я кивнула. Не потому, что знала, что делать, а потому что знала — не могу не идти. В моей голове появился тихий голос, который будто подталкивал меня к этому пути. Если всё это правда, если хоть часть того, что витает в этом воздухе, близка к истине — я уже в команде. Уже среди них. Уже в этом пути.

Свет от свечей чуть колебался, не от ветра, а от времени, проведённого за этим столом. Оно словно дышало рядом с нами. Никто не встал. После слов о кинжале, о лириуме, о Завесе — молчание повисло над столом, как чёрная ткань, наброшенная на карту войны.

Леди Инквизитор провела рукой по воздуху. Жест — не властный, не призывающий, но разрезающий паузу, как нож — иллюзии.

— Что нам делать? — спросила она, и голос её был почти спокойным. Почти.

— Я возьму это на себя, — сказала Хардинг. Голос уверенный, короткий, как шаг разведчика в темноте. — Если идол ещё не в руках Соласа, значит, он проходит через цепочку. Контрабанда, рынок, слухи. Я начну с рынка. У меня есть люди.

Жозефина кивнула ей, как бы подтверждая направление действий.

— Осторожно, — сказала Морриган, и в её голосе было не предупреждение, а знание. — Даже слухи о таких вещах могут быть ловушками. И мы не одни, кто их слышит.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Варрик, глядя в упор.

Морриган не сразу ответила. Только склонила голову — и взгляд её скользнул мимо стола, мимо свечей, мимо нас... и снова на меня.

Как будто тема, которую мы обсуждали, только прикрытие. Как будто она видела не меня, а то, что смотрело изнутри.

Я не отвела взгляда, но внутри почувствовала дрожь. Не от страха, а от предчувствия нашего разговора, который должен будет случиться.

— Если артефакт интересует самого Фен'Харела... — сказала она наконец. — Ты и вправду думаешь, что он — единственный, кто охотится за ним?

Тишина опустилась среди нас плотной завесой. Уже во второй раз. Слишком густая, чтобы быть просто тишиной.

— Тевинтер? Остатки венатори? — предположил Дориан, но в голосе уже не было уверенности. — Или кто-то ещё?

Морриган не ответила, только посмотрела на Инквизитора.

— Он должен быть у нас, — сказала она наконец, — Прежде чем кто-то коснётся его первым.

— А если он уже у Соласа? — спросила Леди Инквизитор.

— Тогда мы это узнаем, — отозвалась Хардинг. — Но лучше действовать на опережение. Пока сейчас тишина — у нас ещё есть шанс.

— У меня есть человек, — подал голос Варрик. Он говорил легко, но глаза были острые, как клинок. — Если дело дойдёт до Минратоса — она подойдёт. Имя — Нэв Галлус. Не любит правила, но идёт туда, куда даже тени боятся смотреть.

— Из тех, кто не в записях, но в деле? — спросил Дориан, с полуулыбкой.

— Именно.

— Что ж, — Дориан откинулся на спинку стула. — Звучит... вдохновляюще. Особенно рядом с моим предложением.

— Говори, — кивнула Инквизитор.

— Минратос. Проблема в том, что нас там не ждут. Инквизиция — не в фаворе, особенно после того, как Церковь... попыталась "вежливо" нас отменить.

— Вежливо, — хмыкнула Жозефина.

— Но у нас есть Изабелла. Её "торговые миссии" — прекрасный повод для прикрытия. Пара человек под видом помощников, и мы внутри.

Леди Инквизитор чуть кивнула. Больше глазами, чем телом.

— Согласна.

Она посмотрела по очереди — на Хардинг, на Варрика, на Дориана, на Морриган. И затем — на меня.

— Пока Хардинг собирает слухи, мы готовим группу. Малая. Невидимая. Быстрая. Та, что не оставит следов.

Я кивнула. Не из вежливости, а от чувства причастности к делу. Потому что выбор был сделан тогда, в роще, среди камней. Когда голос внутри впервые сказал: «Иди».

— У вас есть день. Отдохните. Поговорите с теми, с кем нужно. Завтра — начнётся то, что уже нельзя будет отменить.

Она встала, остальные — вслед. Как по команде. Но я осталась. На мгновение. Пока свечи не стали потрескивать. Пока воздух ещё хранил в себе древнюю тень — магии, тревоги и чего-то, что зовут надеждой только те, кто знает, что она умирает последней.

******

Я направлялась в свои покои, но за дверью зала... я почувствовала взгляд. Тот, что ещё не ушёл. Морриган. Она следила за мной, как коршун над добычей. Как грифон над порождением тьмы.

Закрыв за собой дверь, я на несколько мгновений просто стояла в полумраке, позволяя тишине разлиться по комнате. Здесь пахло известью, старой древесиной, слегка увядшими травами — запахами, которые не притворяются домом, но умеют не отпугивать. Свеча на столе горела ровно, без миганий, не трепетом — присутствием. Всё в этом месте казалось уравновешенным, сдержанным, будто кто-то вложил в него не тепло, а волю к покою.

Я опустилась на край кровати, не разуваясь и не снимая плащ, и смотрела в стену, но видела не камень. Ужин всё ещё чувствовался внутри, не как вес от еды, а как вес сказанного. Голоса, взгляды, фразы, брошенные как крючки. Леди Инквизитор, наблюдающая, будто каждый жест может рассказать больше слов. Варрик — с его полушутками, за которыми пряталась настоящая тревога. Морриган — точная, слишком точная, как лезвие, которое не нужно затачивать, чтобы оно резало.

Но сильнее всего отзывались мысли об идоле.

Что-то во мне среагировало, когда я услышала о нём. Не вспышкой, не образом, а внутренним сжатием, как если бы что-то под кожей узнало форму, не увидев её. Я не знала, что это значит, но знала: если он попадёт в руки Соласа — случится нечто, что нельзя будет повернуть обратно.

Но почему я чувствовала это так остро? Почему это важно мне?

Солас... Я не знаю его и никогда не встречала. Он не сделал лично мне ничего. И всё же... каждый раз, когда произносится его имя, у меня сжимается дыхание. Будто тело помнит, чего не знает память. Или кто-то внутри вспоминает за меня.

Иногда мне кажется, что я — не участник этой истории, а её отголосок. Не тот, кто должен вмешиваться, а тот, кто не может не вмешаться. Как если бы сама Завеса выбрала меня... без объяснений. И всё же — я не чувствую себя избранной. Я даже не чувствую себя собой.

Я провела пальцами по складкам плаща, опёрлась локтями на колени и закрыла глаза.

Прозвучал тихий и ровный стук, как шаг у самого края Завесы — без угрозы, но с намерением.

— Входите, — сказала я, и голос мой был странно спокойным.

Я почувствовала её ещё до того, как дверь приоткрылась. Морриган вошла без звука — как тень, которой не нужно искать угол, чтобы исчезнуть. Она не осматривала комнату, просто стояла, как если бы всё в ней уже знало, где она, и с чем она пришла.

— Ты не спишь, — сказала она, и в голосе её не было ничего, кроме точности.

Я кивнула, и не горела желанием спрашивать зачем она сюда явилась. Это было ожидаемо. И так сама всё скажет, но скорее только то, что нужно ей.

Она подошла к столу, обвела взглядом свечу, трещины в камне, меня — и осталась в полутени, как будто свет должен был остаться моим.

— Варрик рассказал, — начала она. — Про юношу, про то, что ты сделала. Это не та магия, которой учат в Круге Магов. Это не сила, которую можно постичь книгой. Это нечто другое. И я пришла спросить — не "как", а "кто".

Я долго молчала.

— Я не знаю, — выдохнула с тяжестью ответ. — Очнулась в роще. В месте, которое дышало... иначе. Где деревья стояли слишком близко, а воздух был как между вдохом и сном. Там был камень и на нём — три буквы. Рук. Всё остальное... стёрто.

Она не перебивала, просто слушала.

— Я чувствую, что была кем-то другим. Возможно, вовсе не тем, кто умеет касаться Завесы, как будто это не ткань, а часть собственной кожи. Но с каждым днём я... не приближаюсь к этой прошлой версии. Я от неё отдаляюсь. И ближе становлюсь... к себе.

Я смотрела в стекло окна, где отражалась только свеча и моя тень.

— Я не знаю, почему могу делать то, что делаю. Почему не боюсь скверны. Почему сны ведут меня туда, где не должно быть голоса. Но я чувствую, что это — не случайность.

Морриган медленно подошла ближе, не вторгаясь, но как будто входя в пространство моей мысли. И тогда она заговорила — тише, чем прежде. Ни для угрозы, ни для признания, а потому что тишина нуждалась в слове.

— Когда ты произнесла своё имя... Во мне что-то дрогнуло. Не только во мне. В том, что со мной.

Я подняла взгляд, внимательно наблюдая за её лицом.

— Ты знаешь, кто моя мать?

Я отрицательно качнула головой.

— Флемет.

Имя ударило, как звук, пришедший издалека, но слишком отчётливо. Не воспоминанием. Откликом.

— Она была многим. Ведьмой. Стражем. Женщиной, которую не понимали, потому что не могли услышать. Но главное — она была сосудом. Для Митал. Одной из тех, кого называют богиней. Что-то древнее, что не любит, когда мир забывает, как он начинался. Она... та, кто помнила мир до Завесы, когда воздух был живым, а реки звёзд шли сквозь небо, не скрытые тканью сна. Её утрата была не только смертью. Это была потеря части самой основы мира.

Митал. Это имя... оно отозвалось внутри меня не болью, а началом. Как будто именно в этот момент, когда Митал... умерла, что-то в Тени решило: хватит молчать. И появилась... я.

Свои мысли я не сказала вслух, но знала, что Морриган... чувствует их.

— Когда Солас... убил её, — продолжила она, — он не просто отнял жизнь. Он забрал то, что было у неё внутри. Силу богов. Но всё же осколок души Митал остался... Во мне.

Я молча слушала, пытаясь уловить суть — убил ли Солас Митал на самом деле? Или всё было сложнее? Вопрос вертелся на языке, но я не озвучила его. Если Морриган захочет, она сама всё расскажет. Или... не расскажет. Некоторым истинам лучше приходить в тишине.

— И когда я увидела тебя... — продолжила Морриган, прервав мои мысли, — Митал напряглась. Не от страха, а от узнавания. Как если бы часть её знала, что в тебе есть нечто, что не должно было проснуться, но всё же проснулось.

Я не ответила, потому что всё внутри меня стало... тише. Как будто мир вокруг затаил дыхание.

— Я не знаю, кто ты, — сказала Морриган. — Но ты не случайна. И ты не из тех, кто просто оказался рядом. Ты — отклик. Ответ. Или, может, последствие.

Она остановилась у двери, словно не хотела говорить больше, но не могла не сказать.

— Я попытаюсь понять, откуда ты пришла, где была эта роща и камень. Может быть, мы найдём ответ. Или след. Или... твоё прошлое.

Она сделала шаг за дверь и остановилась.

— Только не теряй себя, Рук. Если ты забудешь, кто ты — то, что живёт в тебе, выберет за тебя. А ты должна быть той, кто выбирает первой.

И Ведьма из Диких земель ушла.