Молчание ангелов

Еще никогда в моей жизни не было так, чтобы я мгновенно приняла на веру настолько невероятный рассказ. Однако это случилось. В конце концов, я сама видела вещи, которые выходили за пределы нормального: перевоплощения, гиперкомпенсацию, струны, свинодемонов, пса с тремя головами и кошку, превращающуюся в сфинкса. И даже мой палец, твою мать, открывал запертые на замок двери.

Поэтому либо я сошла с ума, либо Рем говорил правду.

Первый вариант меня не привлекал: если я безумна, то все эти чудеса скоро закончатся, и сама я закончу взаперти в каком-нибудь психиатрическом госпитале. А вот второй вариант обещал море удивительного: ответы на все вопросы, возможность повидать сестру, еще раз прокатиться на цербере, черт возьми. Так что я без колебаний выбрала его. Был конечно еще третий вариант: Рем — изобретательный торговец людьми, и вот-вот собирается похитить меня и продать в рабство, но, думаю, человек, который был способен домчать меня от Виклоу до Корка на волшебном ковре за полчаса, уже давно похитил бы меня, если бы хотел. Тот, кто владеет настолько сильной магией, уж точно не тратил бы время на прогулки по берегу и рассказы об устройстве мироздания, если бы преследовал настолько банальную цель.

Мы закончили пить кофе на берегу и Рем спросил, не хочу ли я пообедать где-нибудь. Время уже давно перевалило за полдень. Я не была слишком голодной, но, каюсь, мне нравилась его компания и еще я знала, что скоро наши дороги и вовсе разойдутся. Так что я согласилась, совершенно не испытывая угрызений совести. В конце концов, это просто обед. Между нами случались куда более интимные вещи.

— Только не читай мои мысли, пожалуйста, — сказала я Рему, отводя взгляд.

— Ты можешь поставить блок, — ответил он.

— Серьезно? Как?

— Представь, что ты обычно находишься в своем теле на чердаке. И в чердаке ветер гуляет. Но в твоем теле есть еще «подвал» — и ты можешь спуститься туда по лестнице. В подвале тихо, темно и очень скрытно. Вот если ты мысленно проделаешь этот акт и только потом подумаешь о чем бы то ни было, — я не услышу. Проверено. Но, если начистоту, я не пытаюсь слушать. Я тоже стараюсь ставить блоки.

— Окей... Я постараюсь чаще думать своей нижней частью, — отшутилась я.

— Не нижней, а в нижней, — рассмеялся он, покачав головой.

Мы снова сели в машину и отправились на поиски ресторана. Я неплохо знала здешние места, когда-то мы со школьной компанией исходили горы Виклоу вдоль и поперек и берега ирландского моря тоже. Мне нравилось все побережье от Брея и дальше на юг, до самой Бриттас Бей: все эти лагуны с морскими котиками, скалистые ущелья и пляжи с золотистым песком.

— Можем зайти в любую из прибрежных таверн, тут варят классный чоудер из морепродуктов, а еще хлеб из Гиннесса подают, — предложила я.

— По рукам, — согласился Рем, и мы направились на юг по дороге вдоль самого моря.

— Так что это означает — то, что ты можешь читать мои мысли? — спросила я.

Рем запустил руку в волосы, словно раздумывал, говорить мне или нет.

— Если я слышу мысли человека, значит я окажу влияние на его судьбу. Вот что это значит. Обычно такая связь возникает между моей реинкарнацией и теми, кто так или иначе будет участвовать в Акте Калибровки. Я слышу мысли Селесты и того человека, который должен был ее убить, а также мысли тех, кто мог бы мне помешать. Все, кто так или иначе замешан в этот процесс, будут открыты для меня, чтобы я мог все спланировать и довести начатое до конца. Я тут как дирижер, а люди — инструменты.

— Думаешь, я каким-то образом могла бы поспособствовать смерти сестры? — усмехнулась я, но на моей спине выступил пот. — Это просто немыслимо.

— Возможно все дело лишь в том, что твое участие в моем побеге как-то изменит твою судьбу. Не знаю, как, но я позабочусь о том, чтобы только в хорошую сторону.

— Преподашь мне пару уроков пилотирования или научишь поднимать вертолеты в воздух с помощью пальца? — улыбнулась я.

— Да без проблем, — сказал Рем, и остановил машину на одной из улочек Виклоу Тауна. До Мейн Стрит, где располагалась основная масса прибрежных ресторанчиков, было рукой подать. Я предложила воспользоваться беспроигрышным методом и зайти туда, откуда будет вкусней всего пахнуть и где окна будут самые симпатичные. Рем рассмеялся, и сказал, что так и быть, он будет принюхиваться изо всех сил и приглядываться.

Ресторан нашелся поразительно быстро, мне даже показалось, что Рем просто тайком воспользовался Гугл-картами, чтобы не блуждать без цели. Мы выбрали столик у окна и вполне остались довольны атмосферой. Официант принес нам меню, и предвкушение от чоудера и кальмаров в панировке прозвучало в моей голове так радостно и громко, что я сразу же постаралась «спуститься в подвал своего тела», чтобы не позориться. Я бы никому не призналась, что еда может приводить меня в такой восторг.

— Однако Селеста тоже слышит твои мысли, так? В отличие от меня и всех других участников процесса, — сказала я, как только захлопнула меню. — Ты сам говорил, что вы можете общаться.

— Это означает, что и она влияет на мою судьбу, — ответил Рем, тоже отложив меню.

Вот как. Кто бы мог подумать, что моя сестра будет оказывать влияние на архангела. Впрочем, я всегда знала, что она невероятна и судьба у нее будет невероятной. И мужчины ее всегда окружали экстраординарные.

— Хватит обо мне, — сказал Рем, когда нам принесли еду. Чоудер пах так восхитительно, что я чуть не подавилась слюной. — Давай теперь о тебе.

— Моя жизнь не так удивительна. Даже, я бы сказала, кошмарно банальна.

— Стать кадетом летной школы в двадцать с небольшим — это не банально, — возразил он.

— Пожалуй, это единственное мое достижение. Все остальное просто до смешного скучно или нелепо, — улыбнулась я.

— Рассказывай.

— Окей. Я в отличие от Селесты всегда была бесталанной, приземленной и не обремененной каким-либо призванием. Сколько себя помню, мне хотелось просто веселиться, зажигать и чтобы вокруг меня что-то интересное происходило. Я постоянно искала выход своей неуемной энергии. В четырнадцать попробовала алкоголь и сигареты, в пятнадцать меня впервые арестовали. За драку.

— Впервые? — хохотнул он. — Были и последующие аресты?

— О да. Превышение скорости, отсутствие водительских прав. Мне было шестнадцать, и я угнала машину отца, чтобы съездить на море. И алкоголь, к сожалению, выпила тоже. Перед угоном, для храбрости.

Рем откинулся на спинку стула, глядя на меня с немым шоком. Потом прикрыл ладонью рот, словно не хотел поощрять смехом совершенно дикую историю.

— Еще были всякие драматические поступки, вроде порезанных вен. Родители поймали меня пьяной, я перед портретом покойной бабушки поклялась, что это не повторится, а на следующий день напилась опять. Ну родители и в этот раз поймали меня и сказали, что света белого мне не видать, и я так расстроилась, что решила покончить с собой. Раны были несерьезные, оператор скорой это понял по описаниям отца и сказал, что у них нет машин и никто к нам не приедет в ближайшее время.

— Невозможно, — выдохнул Рем, глядя на меня во все глаза.

— Клянусь, все так и было. Отец тогда спросил, что ему делать, и оператор ответил, что не может давать никакие советы по юридическим причинам. И только прибавил, что детский госпиталь в Крамлине неподалеку, всего в пятнадцати минутах.

— Дичь!

— Ага. Отец отвез меня в госпиталь сам, мне там перебинтовали руку (швы накладывать не пришлось, хоть и крови было много) и мы три часа ждали вердикта врача. Тот предложил оставить меня в госпитале на ночь, но отец отказался. Боялся оставить меня там одну.

— И что было дальше?

— Селеста взялась за меня, — улыбнулась я. — Записала меня в школу единоборств, на уроки гитары, заставляла ходить вместе с ней на пробежки и прогулки по горам. По вечерам учила меня готовить и читала мне свои стихи. Мне нужна была забота и внимание, и она дала мне их. Как она говорила, важно не научить тонущего человека плавать, а понять почему он снова и снова прыгает в реку. Уже тогда она отличалась мудростью, хоть и была всего на пять лет старше. Татуировка «Grá Go Deo» вот здесь на руке, как раз покрывает шрамы от бритвы. Я обязана Селесте... почти всем. Удивительно, что я не пошла по ее стопам и не решила стать писательницей. Я с детства копировала ее буквально во всем...

— Почему ты выбрала карьеру пилота?

— Отец так много историй мне рассказал о своей службе, что я заразилась идеей стать пилотом. Он тоже был пилотом, Селеста тебе наверно рассказывала о родителях?

— Немного, — кивнул Рем, совершенно позабыв про еду. — Но продолжай, мне интересно послушать твой рассказ.

— О, боюсь, моя версия будет без цензуры и купюр.

— На это я и рассчитываю, — усмехнулся Рем.

— В общем, отец был военным пилотом и служил в войсках Британии. Он был волевым, бесстрашным, честным человеком. Полжизни провел на военных базах, участвовал в серьезных конфликтах, добился высоких званий. И верил, что пацифизм и слоганы «нет войне» вообще-то не способны подарить миру мир, что только сила может защитить жизни и агрессора остановит только его собственный страх. Пожалуй, я согласна с этим. А вот мама была против. «Пацифик» у нее на шее вместо креста всю жизнь висел, — я не смогла сдержать улыбку. — Кстати, знаешь где они познакомились?

— Понятия не имею.

— Они познакомились в Белфасте. Отец прилетел туда участвовать в авиашоу и военном параде. В Северной Ирландии тогда, в 1996, снова было неспокойно. Моя мать, поэтесса и убежденная пацифистка, приехала из Дублина в Белфаст поучаствовать в литературных чтениях и заодно выразить протест всему этому сборищу с флагами и барабанами. Для нее любой военный парад — это безумие безумцев. А моего отца она случайно встретила в пабе после парада. Он был в военной форме, и она облила его «Гиннессом», всю пинту выплеснула в лицо. Отец, конечно, не обрадовался, но что бы он мог сделать хрупкой юной девушке? Да ничего. Он был джентльменом, представителем военной элиты и просто благородным парнем. Он мог только на танец ее пригласить в ответ. И пригласил. Спокойно, и достойно, и даже поклонившись. Он был просто потрясен такой смелостью и безрассудством, да еще и в таком маленьком теле. Моя мать танцевать с ним отказалась и заявила, что уж скорее застрелится, и высказала ему все, что думала о военных. А мой отец спросил у нее, действительно ли она считает, что с врагами не нужно сражаться, а следует им просто подставлять вторую щеку. Мама ответила, что сражаться, конечно, нужно, но с помощью дипломатии и переговоров. И тогда мой отец спросил: «То есть с помощью дипломатии вы, убежденная пацифистка, все же выпили б на брудершафт со мной, пилотом истребителя? Думаете, дипломатия настолько сильна?» Он устроил моей матери логическую ловушку. Теперь она должна была или признать свою неправоту в том, что касается всесильности дипломатии, или таки принять от него выпивку. Моя мать была упряма и сказала, что, конечно, переговоры смогли бы заставить ее выпить с ним, правда это будут тяжелые переговоры. «Ничего, — сказал отец. — У нас вся ночь впереди». Кажется, они в ту же ночь и переспали в отеле, в котором он остановился. А уже через год родили первенца, — со смехом закончила я.

— Невероятная история знакомства, — сказал Рем.

«Да, невероятней только наша», — подумала я, перед этим мысленно спустившись в «подвал». Черт, как бы не пришлось сидеть в этом воображаемом подвале вечно, перетащив сюда холодильник и обставив его мебелью...

— Дай угадаю, ты больше похожа на мать, а Селеста — на отца?

— Да. Даже наши имена это отражают на редкость точно. Селеста означает «небесная» — и небесного в ней действительно много. Эта возвышенность, легкость, мудрость, недосягаемость. Ну а я, как и африканская саванна, полна диких зверей и ядовитых насекомых. Но, надеюсь, я взяла и от отца кое-что. Например, железные нервы и благородство. Когда случается что-то неожиданное и неприятное, я вспоминаю папу, которого пивом облили в знак неуважения, а он не только сохранил выдержку, но предложил обидчице танец. Мог бы стать посмешищем, но в итоге получил самую красивую девушку во всей Ирландии. Вам с Селестой обязательно стоит съездить к нашим родителям, думаю, они были бы счастливы познакомиться с тобой.

Я на секунду представила, как Рем приезжает в наш дом, сидит в нашей гостиной, вытянув ноги у камина, и болтает с отцом о службе и самолетах, как Селеста шепчется с матерью за бокалом вина, рассказывая ей, какой он невероятный, как Рем с Селестой гуляют по саду, усыпанному осенними листьями, а потом занимаются любовью в гостевой спальне под звуки ночного дождя. Я тем временем помогала бы матери убрать тарелки в посудомойку, а потом унесла бы к себе в комнату бутылку виски, оставленную на столе, чтобы напиться и забыться. Черт, если бы я тоже была там, то слышать, как Рем с Селестой трахаются в соседней комнате, было бы просто невыносимо...

— Ты бы приехала тоже? — вдруг спросил Рем. — На семейный ужин.

— Нет, — сказала я. — У меня точно будут дела поважнее, чем слушать, сколько детушек вы планируете нарожать.

— И какие же это дела?

— Написание книги, конечно же. Большой сборник шуток про члены, — сказала я, размахивая вилкой в воздухе.

Рем расхохотался, покачал головой в знак полной капитуляции. Мол, сдаюсь, давай про что угодно, только не про члены. Потом мы заказали десерт — баноффи и яблочный пирог — и принялись за дело.

— Хочешь попробовать? — спросил Рем, указывая на свой пирог, посыпанный сахарной пудрой. — Это просто нечто.

— Да, — сказала я, и Рем пододвинул ко мне свою тарелку.

Что-то вроде разочарования шевельнулось внутри, потому что мне хотелось, чтобы он протянул мне кусочек на своей ложке и я могла коснуться ее губами — в том самом месте, где касались его губы. Мне совершенно точно нужно побыстрее вернуться к своей собственной жизни. Я медленно сходила с ума от его близости. Зачем-то предложила ему баноффи на своей ложке. Он не отказался. Я смотрела, как он пробует мой десерт, не брезгуя моей слюной, и подумала, что отдала бы все, чтобы снова провести с ним ночь.

Но никогда, господи, и ни за что я бы не смогла сделать больно своей сестре. Даже если бы Рем был последним мужчиной на земле и мне совершенно не с кем было бы трахаться до конца моих дней, я бы все равно не позарилась на него.

— Ну как баноффи? — спросила я.

— Восторг, — сказал он.

— Лучший баноффи в твоей жизни?

— Определенно.

— Легко же тебя впечатлить, — фыркнула я.

— Предпочитаю радоваться жизни, пока есть возможность.

— Моя философия, — согласилась я.

Мне вдруг подумалось, что должна дать Уэсли второй шанс и переспать с ним до поездки в Ботсвану. Иначе я просто сойду с ума от сексуального напряжения.

— Когда ты планируешь лететь в Африку? — поинтересовалась я. — Я должна успеть вернуться на базу и получить отгул.

— Как можно быстрее. Например, послезавтра. Но я дождусь тебя, — заверил Рем, пристально глядя на меня, словно разыскивал меня на «чердаке», хотя я все это время сидела в «подвале». Почти переселилась туда.

— Отлично. Я как раз уложусь в пару дней, — сказала я, уже просчитывая в уме встречу с Уэсли. — А что потом? Ты планируешь остаться в Ботсване у Хранительницы?

— Да, пока не разберусь с Орденом. Мне нужно будет как-то порешать все это, потому что всю жизнь провести в изгнании — это не вариант. А у тебя что в планах на будущее?

— Вернусь на базу и продолжу свою учебу. Вариантов больше нет. Однако, если тебе будет нужна моя помощь, то дай знать. У меня уже есть опыт потрошения свинодемонов, — закончила я.

— По рукам, — сказал Рем. Помолчал и добавил: — Могу я попросить тебя кое о чем?

— Конечно. Только если это не остаток моего баноффи. Я больше не делюсь.

— Как можно, на святое я бы не посягнул, — улыбнулся он. — Речь Пейне и Блисс. Если со мной что-то случится, присмотри за ними. Я найду способ защитить их, даже если мне придет конец, но без моей магии они станут... обычными животными, не слишком приспособленными к жизни в реальном мире.

— Я позабочусь о них, клянусь, — сказала я и добавила: — Только давай не будем заканчивать на такой драматичной ноте, это просто невыносимо. Если ты только попробуешь откинуться, дорогой мой ангельский друг, то я твоему Ордену глаз на одно место натяну. Со мной шутки плохи.

— Спасибо, — только и сказал Рем, улыбаясь. И его улыбка была прекрасней десерта. Вот что я ела бы снова и снова. Но, так и быть, пусть ест сестра.

***

В дом Микаэля мы вернулись уже к вечеру. Я поднялась в свою комнату и вдруг совершенно неожиданно для самой себя разревелась. Это был воистину восхитительный день, настолько прекрасный, что у меня не осталось никаких сомнений в том, что...

Я влюбилась в Рема.

Господи, уж лучше бы ногу сломала. Худшая новость из всех возможных. Хуже Ордена, хуже свинодемонов, хуже проделок Блисс! Какая невероятная ирония — из всех мужчин на Земле потерять голову от того, с кем мне никогда не бывать.

Я обнаружила на прикроватной тумбочке букет: цветущий крохотными розовыми колокольчиками вереск и маргаритки (в ноябре!) и пирожное в золотой коробке. А минутой позже увидела Блисс на своем карнизе, по ту сторону окна. Ее глаза горели аметистовым пламенем, как два драгоценных камня. Я впустила ее и, не скрывая жуткого раздражения, выпалила:

— Неужели на всем, мать его, белом свете не нашлось другого человека, которого ты могла бы отправить к Рему в кровать?! Только скажи правду!

Она повертелась на подоконнике, потрогала лапой букетик и уточнила, что это настоящее пирожное, не галлюцинация, а цветы она сама собрала поутру.

— Я не буду его есть. Рем только что накормил меня до отвала. А теперь отвечай на мой вопрос!

— И как ваш день прошел? Все понравилось? — промурлыкала та, игнорируя мою ярость.

— Понравилось. Ни с одним из двух десятков моих бывших у меня не было такой бешеной химии. Просто ноги подкашиваются. Но какое уже теперь дело! А теперь говори!

Блисс помолчала, повертела хвостом, еще раз тронула букетик когтями.

— Была еще одна девушка с большим энергетическим потенциалом, парализованная. Сама понимаешь, она бы не добралась до Рема. Еще одна женщина, тоже очень сильная энергетически, была замужем и с грудничком. Замужество моим чарам не помеха, а вот грудничок — да. Ничто не удержало бы ее в госпитале три дня, если бы ребенок остался без молока. Еще был мужчина, но мужчину я к Рему не повела бы.

— Потому что Боженька не одобряет гомосексуализм?

— Нет, Он как раз таки не сильно по этому поводу переживает. А вот Рем в своей теперешней реинкарнации на сто процентов натурал. Приходится учитывать. У меня не было иного кандидата на примете, Саванна. Только ты. Мне очень жаль, что теперь ты страдаешь.

Я открыла коробку с пирожным, оно выглядело прелестно: было сформировано в виде кристалла и покрыто прозрачной, как стекло, фиолетовой глазурью, казалось, что это чистый аметист.

— Я хочу развлечься с кем-нибудь до отъезда в Ботсвану. Мне нужно выпустить пар. Может быть даже сегодня вечером.

— Есть кто-то на примете? — спросила Блисс, вдруг уронив букет вместе с вазой на пол. К счастью, все упало на ковер и не разбилось.

— Уэсли. Думаю, он еще в городе и не вернулся на базу.

— Ты не захочешь знать, что он делает в данную минуту, — вымолвила Блисс.

— Даже если он с кем-то, мне все равно. Я собираюсь просто использовать его. Как и он меня, — я набрала номер Найла в полной решимости устроить с ним свидание.

— Алло, — ответил он только после пятого гудка.

— Привет! Ты занят?

— Немного, а что?

И тут вдруг экран моего телефона включился, как будто мы говорили по видеосвязи. Хотя я точно звонила Найлу по обычной мобильной! И на этом экране я вдруг увидела ухо Найла, его щеку, плечо и... женскую ногу на его плече. С татуировкой скорпиона. Это была Сури, вот кто. Вчера, когда она танцевала на столе, эту татуировку увидели абсолютно все, включая меня.

Я молча нажала отбой и бросила телефон на кровать. Да к черту его, и все.

— Вот именно, — сказала Блисс, с таким самодовольством, словно собственноручно включила камеру на телефоне Уэсли. Скорей всего так и было.

— Ничего, у меня есть пара бывших, которые не откажутся.

— Глупо бегать за теми, с кем однажды не сложилось.

— Ничего. Это же мои потребности. Гордость потерпит...

— Переспи с Ремом, если приспичило. Это просто, даже ехать никуда не надо, — сказала она как ни в чем не бывало, и я замерла посреди комнаты, будто в невидимую стену влетела.

— Больше НИКОГДА не предлагай мне это! Никогда! Еще раз я услышу что-то подобное — и нашему общению конец, Блисс. Он встречается с моей СЕСТРОЙ!

— Снова эти нелепые человеческие эмоции. Драка со мной заставила его вчера потерять много сил. Ему не повредило бы, вот и все. Ну и тебе тоже.

— Тогда не надо было забирать у него силы!

— Но он хотел меня отлупить! Мне надо было ответить, и я ответила. У меня все просто: проблема влечет за собой логическое решение. А эмоции — это просто ненужный мусор.

— Не у людей! Почему тебе так сложно понять это? И почему ты просто не можешь быть обычным... подростком, милым и невинным?

— Я не подросток, Саванна. — Четыре с половиной тысячи лет — это не возраст подростка.

— Но твое тело...

— Мое тело может быть любым. Мое любимое воплощение — это кошка, самое прекрасное создание на свете. Каждый, кто мог бы побыть кошкой, не захотел бы быть никем другим. А образ подростка я принимаю, только когда мне нужно пробудить в людях родительские чувства. Родительские чувства стимулируют ответственность и заботу.

— Как расчетливо. Становиться подростком только для того, чтоб тебе хвост не накрутили!

— Ага, — просто согласилась Блисс, не выходя из себя ни на секунду.

— Ой, все, разговор окончен. И я стою на своем: больше никогда не своди меня с Ремом, ты поняла? Это запретная тема!

— Посмотрим еще, — хладнокровно бросила мне Блисс, но я не успела возмутиться. Та прошла сквозь стекло окна, вышла на карниз и исчезла.

В ужасно тоскливом настроении я спустилась вниз, прошлась по саду, трогая рукой вечнозеленые кусты, дошла до самого домика, но не стала приближаться к нему. Вернулась к дому и несколько минут сидела на крыльце, глядя на вересковые долины. Это была минута глубокого одиночества, но я знала, что ни одно чувство в мире — не постоянно. Одиночество пройдет, и грусть тоже. Все смениться радостью, а потом опять тоской. Даже небо и Земля не вечны, что уж говорить о чувствах. Они развеются, как туман на утреннем солнце. Поэтому самая большая сложность заключается в том, чтобы пережить один-единственный момент.

— Саванна! — услышала я, и непонятно откуда ко мне выбежала кудрявая малышка, облаченная в крохотное красное пальто с большими пуговицами, надетое прямо поверх пижамы. — Привет, генерал!

— Привет, Сандра, — я вытянула руки, и девочка влетела в мои объятия, будто мы с ней были старыми добрыми друзьями. Следом за ней из сада вышел Микаэль с корзиной больших, сочных грибов.

— Детка, сходи помой руки, а потом можешь лезть к Саванне обниматься, — проворчал он.

— Смотри, что мы нашли в вереске! — девочка протянула мне огромное перо, словно высеченное из дымчато-серого минерала. Разноцветные всполохи мерцали внутри него, а нижняя часть была такой острой, что могла бы пронзить руку. — Папа сказал, что это ангельское перо. Ты можешь взять его себе.

— Мне? Я думаю, стоит вернуть его хозяину, — усмехнулась я, уже поняв, кому оно принадлежит.

— Вот и верни, — шепнула мне девочка, несмело улыбаясь и откидывая за спину темные кудри. Она вложила мне перо в руку и оно показалось мне теплым. — Я не хочу, чтобы ты уезжала.

— Я вернусь, — сказала я ей, коснувшись пальцем кончика ее носа.

— Если ты останешься и не поедешь в Африку, то погибнут только Рем и Селеста, — вдруг сказала она и взяла меня за руку. В этот момент ее зрачки так сильно расширились, что полностью закрыли собой голубую радужку.

Я отшатнулась от неожиданности, но ее маленькая рука продолжала сжимать мою, немного дрожа.

— А если все же поеду? — спросила я, охрипнув.

— Тогда они будут в порядке. Но ты можешь умереть, — и ее глаза тут же приняли свой обычный вид. — Ладно, я пошла мыть руки! — закончила Сандра и поспешила в дом, топая маленькими резиновыми сапожками.

Я смотрела ей вслед, и меня знобило и трясло так сильно, что я не могла бы встать на ноги. Микаэль присел передо мной на корточки и спросил, в порядке ли я.

— Она видит будущее? — спросила я его. Это первое, что пришло мне на ум.

— Это еще предстоит проверить, — сказал Микаэль, вглядываясь в мое лицо. — Но очень веротно, что да. И может так статься, что тебе не стоит ехать в Африку вместе с Ремом. Если допустить, что Сандра права, то это слишком опасно.

— Если допустить, что Сандра права, то он без меня погибнет. Вместе с моей сестрой.

Микаэль поднялся и помог мне встать. Его глаза лучились добротой, но в них была еще и грусть. Глубокая морщина прорезала межбровье.

— А что Рем думает по поводу ее способности предсказывать? — спросила я.

— Если коротко, Рем не позволит тебе лететь в Африку, если узнает о пророчестве Сандры.

— Сандра сказала, что они умрут, если я не поеду. Но я, если поеду, всего лишь могу умереть, то есть это не стопроцентно, понимаешь? Поэтому для меня все решено. Я буду там. Я не могу бросить их... Только не говори ничего Рему.

— Что не говорить мне? — услышала я за спиной и мое сердце рухнуло в пятки. Я прижала палец к губам, умоляя Микаэля молчать. Он тяжело вздохнул и снова взялся за корзину с грибами. Я оглянулась. Рем стоял на верхней ступеньке, сложив руки на груди. Ветер касался его волос, распахнул рубашку на груди, застегнутую всего на пару пуговиц.

— Хватит подслушивать, — сказала я, отводя взгляд и тут же мысленно закрываясь.

— И все же? — выгнул бровь он.

— У меня не может быть моего личного дела, которое не требует твоего внимания, Рем? Кстати, вот, кажется ты потерял, — я сунула ему в руку перо, обошла его и направилась в дом.

— Я почти жалею, что научил тебя закрываться. У тебя слишком быстро получилось, — бросил он мне в спину.

— Ничего, я тоже о многом жалею, — выпалила я.

— Это о чем, например? — бросил он мне с насмешкой, повышая голос, пока я топала вверх по лестнице.

«А что, по-твоему, мне не о чем жалеть? По-твоему, моя жизнь восхитительна во всем этом бардаке? Я жалею о том, что ввязалась во все это! Что переспала с парнем своей сестры! Что больше никогда не смогу смотреть ей в глаза и еще много о чем! И если бы вместо всего этого я могла банально влюбиться в Уэсли и тихонько встречаться с ним в летной школе — то я бы выбрала этот сценарий, не думая!»

Я ни слова не сказала вслух, я только подумала обо всем этом, молча глядя Рему в глаза и гордо стоя на «чердаке». Микаэль был рядом, а может и Пейн с Блисс, и устраивать шоу на всеобщее обозрение я не собиралась. Главное, что Рем сможет прочесть мои мысли.

И он прочел. Задержав дыхание, словно я дала ему пощечину. Я развернулась и побежала наверх, в свою комнату.

Пирожное, подаренное Блисс, манило меня из свой золотой коробочки, и я съела его в полной тишине, стараясь ни о чем не думать. Ни о пророчествах Сандры, ни об опасности для Рема и Селесты, ни о своих чувствах, которые застали меня врасплох. Ни о смертельной угрозе, нависшей над моей головой. Я снова вспомнила про карту «Смерть», выпавшую гадалке Виджеты. Не слишком ли много таинственных намеков на то, что жить мне осталось недолго. На мгновение меня даже захлестнула паника.

Сандра прибежала ко мне чуть позже, постучала кулачками в дверь, сунула в комнату нос и объявила:

— Папа готовит грибное ризотто на ужин, Рем разжигает огонь в камине, Блисс испекла пирог с физалисом — это были последние ягоды в саду, они горчат, но это самые вкусные ягоды из всех! А Пейн идет катать меня на спине по вересковым пустошам. Если тебе будет скучно здесь одной, приходи к нам!

***

Я спустилась вниз, надев свой военный комбинезон. За последние несколько лет, пока я проходила общевойсковую подготовку, я так свыклась с ним, что никакие джинсы и юбчонки уже не давали такого же ощущения комфорта. Только волосам я позволила струиться свободно, пусть отдохнут, пока я снова не вернулась на базу и не затянула их в узел.

Микаэль приветственно помахал мне поварешкой, Сандра взвизгнула от радости и даже Пейн радостно поднял голову, навострив уши. А вот Рем, увидев меня в комбинезоне, едва на ноги не вскочил. Тут же понял, что я намерена уехать, и мое решение не пришлось ему по душе. Господи, только пусть не пытается меня остановить. Потому что на этот раз мне действительно нужно уехать. Одной.

— Саванна, — начал он, и все в комнате, словно предчувствуя драму, вдруг резко занялись своими делами. Микаэль начал с остервенением громыхать тарелками, Сандра, смущенно улыбаясь, принялась мастерить Пейну поварской колпак из полотенца, а Пейн демонстративно прикинулся спящим.

— Давай поговорим на улице, — сказала я Рему, разыскивая свои ботинки и куртку.

Мы вышли на порог, вечернее солнце ударило в глаза. Скоро на землю опустятся сумерки — время моей наивысшей активности, и лучше бы Рему к тому моменту уже освободить мой путь.

— Куда бы ты ни собралась, Ордену от тебя до сих пор что-то нужно, — сказал Рем, опускаясь передо мной на пару ступенек ниже, чтобы смотреть мне глаза в глаза. — Я не могу отпустить тебя без... без ничего.

— Намекаешь на очередной оберег? — сказала я, но беззлобно, даже улыбнувшись. Не хотелось усугублять нашу небольшую ссору.

— А ты бы взяла оберег? — спросил он, будто бы с надеждой.

— Нет, — сказала я. — Но я могу взять твой нож, если позволишь. На всякий случай.

— Я дам тебе все, что у меня есть, но умнее будет никуда не ехать. Я так понимаю все формальности с начальством ты уже утрясла, и на базу ехать нет необходимости? Скажи мне, если тебе что-то нужно. Все можно купить, заказать и раздобыть, без риска.

— То, что мне нужно, я здесь не получу.

— Тебе нужен секс? — прямо спросил Рем, и я замерла от этой оглушающей прямоты.

— Секс мне нужен тоже, но не сегодня, я слишком на взводе. Я хочу повидать родителей перед отъездом в Ботсвану. Я очень соскучилась. У меня осталось только пару дней, я хочу провести их в родном доме, рядом с ними.

Мне показалось, что Рем все это время не дышал и только сейчас наконец выдохнул, его плечи расслабились и морщинка между бровями исчезла. По-видимому, был рад, что я не еду на базу совокупляться с каким-нибудь горячим кадетом. Однако он почувствовал мой страх.

— Ты боишься, что больше не увидишь их? Почему?

— Да так, ерунда... Подруга попросила гадалку достать для меня карту. И та достала карту «Смерть». Не то, чтобы я сильно верю гадалкам, но после летающих предметов и говорящих животных, поверишь и не в такое.

— Кто эта гадалка? — спросил Рем.

— Какая-то знакомая Виджеты. Я ничего о ней не знаю.

— На чем она гадала?

— Карты Таро. А что?

— Таро — не самый лучший источник предсказаний.

— А что лучше? — усмехнулась я тому, какой поворот вдруг приобрел наш разговор.

— Кровь, — сказал он. — Предсказания на крови — самые точные.

— А что бы ты сказал о предсказаниях Сандры?

— Я предполагаю, что ей нужна кровь, как и любому оракулу. Но в таком маленьком возрасте контактировать с кровью других людей небезопасно для любого предсказателя. Микаэль не позволит ей предсказывать. Почему ты вообще упомянула Сандру? Она что-то говорила?

И в этот момент болезненное прозрение озарило меня: я вспомнила, как Сандра коснулась моего лица, когда мы впервые встретились. Я точно помню, как моя кровь блестела на кончике ее пальца. Микаэль не заметил этого, возможно не думал, что царапины на моей щеке будет достаточно, чтобы Сандра начала видеть мое будущее.

— Ничего, что было бы похоже на предсказание, — соврала я.

— Почему ты закрылась прежде, чем дать мне ответ? — насупился Рем.

— Не пытайся залезть мне в голову.

Уж скорее я позволю тебе залезть мне в трусы, чем в голову, Рем.

Он сощурился, пытаясь мысленно пробиться ко мне, но я уже давно сидела в «подвале».

— Саванна, — взмолился он. — Если ты знаешь что-то, о чем не знаю я, ты должна мне сказать!

— Я просто боюсь умереть. Вот и все. Поэтому хочу повидать родителей.

— Я отвезу тебя к ним, — наконец сказал он, ненавязчиво, но все же преградив мне дорогу. — Мне не сложно.

— Это далеко, в Корке. Туда ехать несколько часов. Я думала взять поезд.

— Дурацкая идея ехать туда одной, Саванна. Я поеду с тобой.

— О нет. Если ты поедешь со мной, я не смогу выгнать тебя в гостиницу, Рем. А знакомить тебя с родителями будет и того хуже, потому что ты жених Селесты!

Это должна сделать Селеста, черт возьми, я не хочу красть то, что принадлежит ей.

— Пейн рассказал мне, сколько стражников тебя атаковало в последний раз. Три сотни — это, черт возьми, дофига! — заметил Рем. — Если ты будешь настаивать, то, конечно я не смогу держать тебя силой, но тогда ты возьмешь ножи, Блисс, Пейна, мою машину — ее невозможно вскрыть снаружи, и я дам тебе новый оберег.

— Что-то слишком... много всего, — сощурилась я.

— Этого будет мало, поверь, — сказал он с раздражением. Его грудная клетка вздымалась от учащенного дыхания.

— Ладно, — сказала я. — Поехали вместе. Я скажу родителям, что ты мой... друг.

Время шуток про друзей, ребята.

— Чтобы тебе не пришлось ничего придумывать, я не прочь заехать в отель неподалеку. Если с тобой что-то случится, я почувствую и успею прийти на помощь.

— Нет. Мой моральный компас не позволит выдворить тебя в клоповник, пока папа будет наливать мне «Джеймисон» тридцатилетней выдержки, а мама потчевать домашней выпечкой. Сорян, но я обязана разделить все это с тобой, мой друг.

— Теперь я понял, к чему были шутки про друзей, — усмехнулся Рем, щурясь на вечернем солнце. — Пойду возьму куртку.

— К тому, что с друзьями нужно делиться, — сказала я ему в спину.

— «Джеймисоном» так точно, дорогуша, — подытожил Рем.