Молчание ангелов

Ночью прошел дождь, но к утру распогодилось и вышло такое яркое солнце, что я совсем не смогла спать дальше. Пришлось выползти из кровати и встретить новый день лицом к лицу. Не самый лучший день в моей жизни. Мысли и воспоминания о вчерашнем налетели на меня водопадом, почти уничтожив меня. Я стояла в душевой, шмыгая носом и едва справляясь с их натиском. Только холодный душ и огромный стакан воды привели меня в чувство. Стоило мне одеться и немного привести себя в порядок, как раздался стук и Рем за дверью объявил, что завтрак готов.

— Можешь войти, — сказала я. — Я почти готова.

На нем была белая футболка и хлопковые штаны. Волосы влажно блестели. Он выглядел ужасно, как и положено человеку, который только что узнал, что все это время спал с младшей сестрой своей невесты. Круги под глазами выдавали тяжелую бессонницу, на лице появилась щетина — вечный признак душевных терзаний. Я гадала, отражает ли лицо мой внутренний хаос или выглядит вполне обычным.

— Как ты? — спросил он.

— Справлюсь. А ты?

— Пойдет. У нас будет время поговорить?

— Ну я без объяснений точно не уйду, — ответила я, яростно расчесывая волосы. — Я своей сестре в глаза не смогу смотреть отныне. И мне надо знать, как это, черт возьми, произошло.

— Ты узнаешь, — сказал Рем. — Прокатимся после завтрака? Мне нужно проветрить голову. Заодно и поговорим.

— Конечно, — ответила я, отворачиваясь.

Только, надеюсь, не на ковре-самолете.

— На машине, — сказал Рем и улыбнулся, словно услышал мою шутку.

— Ну вот, ты снова читаешь мои мысли, — проворчала я, и Рем остановился как вкопанный, схватившись за ручку двери.

— Разве ты не сказала про ковер-самолет вслух?

— Нет. Только подумала о нем. Ты в самом деле читаешь мои мысли, Рем. И судя по твоему лицу, тебя это не радует.

Он просто не мог пошевелиться какое-то время. Мне даже пришлось положить руку на его плечо и сжать его, чтобы привести его в чувство.

— Расскажешь мне об этом тоже после завтрака?

— Может быть, — кивнул он, очнувшись.

Мы спустились вниз, где нас уже ждала самая разношерстная компания на свете. Со всеми вытекающими.

***

Микаэль в розовом фартуке жарил яйца и бекон. Лорен, облаченная в футболку цвета хаки и военные штаны, была на подхвате: вовсю орудовала огромным охотничьим тесаком, разрезая клубничку и бананы. Вот она, вся суть женщин-военнослужащих: делают все красиво и точно, но будто бы с затаенной яростью. Оладьями занялся... Уэсли! И, к моему удивлению, справлялся на отлично. Гора дымящихся ароматных оладушков уже высилась на тарелке. Сури и Виджета освоили кофемашину и судя по непрерывному гудению, нас всех скоро напоят кофе. Только близнецам МакКейнам и некоторым другим ребятам, оставшимся ночевать, не нашлось дела и поэтому они просто стояли у окна, оживленно болтая и глядя на улицу. Как потом оказалось, Рем с Блисс разворотили рощу в отдалении, половина деревьев была вырвана с корнем, и все гадали как это так получилось. Ни грозы ведь не было, ни ветра.

— А вот и богиня моего сердца, — проговорила Виджета, и подошла ко мне с кружкой кофе и объятиями. На ней было восхитительное оранжевое платье, ожерелье из янтаря и кашемировый кардиган, и я зажмурилась, ослепленная ее красотой. Стиль с раннего утра — это то, на что я совершенно не была способна. Мой фантазии обычно хватило только на майку и треники. Как и сегодня. А волосы я просто собрала в хвост, совершенно не в силах совладать с ними.

— Как спалось? — спросила Виджета, переводя взгляд с меня на Рема и обратно.

— Без задних ног, — соврала я.

— Этот тот же парень, с которым ты знакомила нас вчера? — прошептала она, кивая на Рема, который отошел помочь кухонной братии. — Или кто-то другой? Господи, он как будто еще больше стал за одну ночь. Невероятно.

— Это он. Просто он... отдохнул, — усмехнулась я. — А ты как?

— Лучшая вечеринка в моей жизни.

— Как прогулка с близнецами МакКейнами? — спросила я, понижая голос.

— Да не гуляла я с ними, — хихикнула Виджета. — Мы просто... прошлись в одном направлении.

Я оглянулась на МакКейнов, а те вдруг посмотрели на нас. Клянусь, они оба покраснели.

— Доброе утро, — услышала я, и передо мной возникла Сури с тарелкой горячих оладьев. — Рекомендую. Никогда бы не подумала, что этот плохой мальчишка умеет готовить.

На ней была футболка Уэсли, и мне все тут же стало ясно. Очевидно, оставленного мной Найла вчера нашла Сури и, как стервятник, попировала на том, что осталось.

— Это чье? — спросила Виджета, тронув Сури за футболку.

— Где взяла, там больше нет, — сказала та. — Забираю ее в свою коллекцию.

— Интересно, — нахмурилась Виджета. — Кажется вчера по саду ты разгуливала в футболке Тьернана.

— И что? Думаешь, футболка Тьернана будет против футболки Найла?

— Резонно, — вставила я. Смех вдруг начал разбирать меня.

— Так-так, вопросов больше нет, — улыбнулась Виджета. — Кое-кто вчера пустился во все тяжкие.

— Только не говори, что у меня одной вчера был секс с двумя разными парнями, — закатила глаза Сури.

Господи, не знаю, как я совладала со своим лицом. А вот Виджета покраснела, как помидор. Я оглянулась на МакКейнов, не в силах поверить в столь вопиющую испорченность.

— И этот человек говорит мне про «все тяжкие»? — выгнула бровь Сури. — Ну я хотя бы занималась сексом с разными людьми по очереди.

— У меня было мало времени, на... очередь, — сказала Виджета и залпом выпила кофе.

— Ну а у тебя, как? Получилось заарканить этого красавчика? — Сури повернулась ко мне и кивнула в сторону Рема, который наконец одолел вместе с Микаэлем яичницу, и взял заслуженную кружку с кофе.

— Мы просто друзья, — сказала я.

Ну не считая того, что его член вчера побывал у меня везде, где только можно побывать...

Я оглянулась на Рема, панически останавливая ход своих мыслей. Рем смотрел на меня в упор и по его глазам мне показалось, что он снова слышит, о чем я думаю, черт возьми. Я так густо покраснела, что щекам стало жарко.

— А, ну понятно, друзья так друзья, — улыбнулась Сури, тоже заметив, что у меня кровь прилила к щекам. Друзья тоже бывают... особенными.

— Друзья — лучшее, что у нас есть, — согласилась Виджета, по-матерински закинув руку мне на плечо. Ей мой румянец, по-видимому, тоже о многом сказал.

— Что это за друг, если не доводит до оргазма, — закончила Сури, одобрительно кивая.

Тут к нам подошла Ники и сказала, что она завязывает с наркотиками. Потому что вчера она увидела, как сфинкс сражается с ангелом в вересковой долине.

— И кто победил? — хохотнула Виджета,

— Ангел, — сказала Ники совершенно серьезно. — Думаю, Сфинксу конец.

***

— Где Блисс? Она в порядке?— спросила я у Рема, когда концентрация девиц вокруг него случайным образом уменьшилась. Возле него все утро вертелась то Сури, то Ники, то какая-то рыжая подруга Виджеты, с которой мы так ни словом и не перебросились за всю вечеринку. А надо было! Нужно знать соперниц в лицо — а также их нрав, интеллект и каких мужчин они предпочитают.

— В полном, — ответил он, разворачиваясь ко мне всем корпусом.

— Точно? Я могу ее увидеть? Нельзя было обойтись без... рукоприкладства?

— Можно было. Но Блисс не будет тебя слушать, пока ты не докажешь ей, что у нее нет иного выхода. Как пятилетка. Потом она еще может случайно размозжить тебе голову. Как пятилетка с винтовкой. Ее нужно ловить и нейтрализовать, а потом уже говорить с ней. Иначе толку не будет.

В ту секунду меня вдруг настигло ощущение, что мы... что-то вроде семьи. И обсуждаем воспитание наших детей. Странное тепло разлилось внутри, а потом — тоска.

— Тебя вчера всего обожгло ее магией. А с ней как в таком случае?

— Спроси у нее сама, — и он кивнул в сторону кухонной подсобки.

В этот момент из подсобки вышла девочка-подросток, высокая и тощая, и вся в черном, как эмо. Черная кожаная куртка была утыкана шипами, кружевное платье было коротковато, не по сезону и не к времени суток, сапожки на ногах были подбиты металлом, а лицо прикрывала длинная рваная челка. Она выглядела опасно-милой, как подросток из неблагополучной среды, у которого мама — убийца, а папа — психически больной. Но почему-то это был первый подросток на моей памяти, к которому я испытала чуть ли не материнские чувства. В ее руках была швабра, метелка и моющее средство под мышкой. Не замечая меня, она проследовала по лестнице вверх, ни с кем не здороваясь.

— Она согласилась убрать дом после вечеринки. Без магии, — сказал Рем.

— Ты будешь строгим отцом, так? — хохотнула я.

— Не думаю, что успею стать отцом.

— Собрался рано умирать? Или Блисс доведет тебя до инфаркта?

— Не исключаю ни то, ни другое.

Остаток завтрака мы с Ремом не говорили. Рядом со мной объявился Уэсли в своем лучшем настроении. Такой внимательный, что я не могла сама масло на свой хлеб намазать. И я не протестовала, наоборот. Если Рема мне больше не видать, то кто я такая чтобы отшивать Уэсли? Уж лучше я положу его в карман, поближе к телу, на всякий случай, на черный день. Как консерву.

— Не могу перестать думать о тебе, — шепнул он мне на ухо.

— И я, только вот... Не твоя ли это футболка на Сури? — сощурилась я.

— Хм, интересно. Вчера ты исчезла, а дальше... Клянусь, все было как в тумане. Утром я даже не мог вспомнить, где я был и кем. Думаешь, это была она?

— Спроси у нее, зачем гадать.

Я перевела взгляд на Сури, но эта лисица и не думала печалиться отсутствием внимания от Уэсли. Она занялась Ремом. То ей нужно было, чтобы он передал ей тарелку, то просила раздобыть ей джем, то предлагала «подогреть ее лепешку», что бы это ни значило. И Рем с удовольствием общался с ней. Пока я молча кипятилась, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди, вообще позабыв про завтрак.

— Откуда ты родом, Рем? — спросила Сури.

— Иерусалим, — ответил тот.

— В самом деле? — воскликнула Сури. — А я там каждое лето проводила! У бабушки с дедушкой!

И она тут же перешла на иврит. И сказала Рему что-то, от чего тот рассмеялся. Через пару минут они уже увлеченно болтали черт знает о чем, пока Виджета не сказала им, что мы все тоже хотим насладиться чудом общения, поэтому давайте-ка по-английски. Спасибо, Ви!

— Чем занимаешься в жизни? — повиновалась Сури, переходя на английский.

— Пару лет назад закончил авиационный институт, — сказал Рем, и я вытаращилась в немом восторге.

— Оу, ты пилот! — воскликнула Лорен. И все наши ребята из летного вскинули головы как по команде.

— Нет, инженер-конструктор. Пожалуй, я мог бы разобрать самолет и собрать его заново.

— Фантастика, ничего себе, это сложно, — заговорили все хором.

— Не очень, — ответил он. — Но, боюсь, это в прошлом.

— Что случилось? — бестактно спросила Сури.

— Всякая... мистика, — усмехнулся Рем и поднялся из-за стола, поставив точку в разговоре.

Странная печаль разлилась в душе, стоило мне услышать это. Я вдруг подумала, как мало о нем знаю. Что за наше короткое знакомство мы только успели переспать несколько раз, выбраться из заколдованной психбольницы и полетать над Ирландией на ковре из струн. Все. Больше я ничего о нем не знала. Ни о его детстве, ни о его семье, ни о его увлечениях. Я не знала, человек ли он вообще или что-то иное, в чем была его цель и как он оказался в центре всех этих странных событий, которые я наблюдала последние пару недель. Я не знала о нем вообще ничего.

«Но хотела бы знать», — думала я, тайком оглядываясь на Рема, который в ту минуту толковал о чем-то с Микаэлем на кухне.

— Поверить не могу, что чувак с такой прекрасной бицухой может не только два слова связать, но и получить диплом по авиастроению, — шепнула нам Сури, когда мы принялись убирать со стола.

— Это ты еще не видела, как сфинкс сражается с ангелом на вересковой пустоши под луной, — вдруг сказала Ники и ушла за десятым стаканом воды. Кроме воды она больше ничего не ела и не пила, намекнув нам всем, что ей срочно нужна детоксикация и здоровый образ жизни, а наркотики — зло.

Блисс спустилась со второго этажа, когда гости наконец покончили с завтраком и засобирались домой. Пару секунд она смотрела на меня без всякого выражения на лице. А потом произнесла одно-единствпнное слово:

— Прости.

Ее голос звучал просто изумительно. Он был похож на тот, который я слышала в голове, когда общалась с ней. Но сейчас он был полон подростковой незрелости и звонкости. Как зеленое яблоко.

— Ты в порядке? — спросила я. Ее лицо выглядело бледным и усталым. Челка так густо падала на глаза, что я не могла разглядеть их.

— Ты не злишься?

— Я пока не знаю деталей, но судя по всему, ты поступила с нами... не очень хорошо.

— Лучше взбешенный Рем, чем мертвый Рем. Вот такая у меня есть поговорка, Саванна. А твои чувства — они для меня вообще пустой звук. Потому что я его хранитель, проводник, его рука и оружие в руке его, звезда над его головой и тропа под его ступней, я — молитва на его устах и огонь в его глазах, — затараторила она, почти агрессивно.

— Зато меня он покатал на ковре-самолете, — сказала я дурашливо. — Так что один-один.

— У нас тут что, соревнование? — насупилась Блисс, бросив метелку.

— Вот именно. Тебе совершенно не обязательно доказывать, что ты любишь его сильнее, чем я. Это и так очевидно. Я не люблю его вообще.

Я развернулась и вышла из кухни. Стычек с сумасшедшими магическими подростками мне еще не хватало.

«Любишь. Еще как», — бросила Блисс мне вслед.

***

Рем поджидал меня на подъездной дорожке. Он набросил кожаную куртку, и что-то сразу странным образом изменилось в его облике. Теперь он был не вчерашним жарким любовником и не близким другом, с которым весело скрутить косяк. Теперь он был тем чокнутым из психушки, который на раз-два мог перерезать стаю демонов, двигаясь быстрее, чем молния.

— Значит, ты меня не любишь вообще, — усмехнулся он, сделав комичное ударение на слове «вообще».

— Дочка нажаловалась папочке?

— Нет. Я сам услышал, каюсь.

— И это беспокоит тебя, не так ли?

— Конечно. Я привык, что меня любят, — фыркнул он.

— Я имела в виду то, что ты слышишь мои мысли.

Рем ничего не ответил. Указал мне на машину, припаркованную в самом конце подъездной дорожки. Мы собирались взять вовсе не внедорожник Микаэля, как я предполагала. Нас поджидало спортивное купе пронзительно-синего цвета — только электрические глаза свинодемонов были синее.

— Да, пожалуй, меня это беспокоит, — сказал Рем. — Потому что я не должен слышать твои мысли. Это невозможно.

— Однако ты говорил, что можешь мысленно общаться с Селестой.

— Это другое. У меня с ней связь.

«И со мной у тебя связь», — подумала я, сморщив нос.

Рем замер на месте, повернул ко мне лицо.

— Ты снова услышал, да?

— Да.

— Мне думать потише, значит?

— Будь добра, — отшутился он.

Сури и Виджета замахали мне руками, стоя на крыльце. Их такси должно было вот-вот приехать, поэтому они торчали снаружи и не прочь были дать мне пару советов на дорожку:

— Один друг лучше двух подруг! — заорала Виджета.

— Без друга в жизни туго! — прибавила Сури.

Я выставила большие пальцы вверх в знак полного одобрения. Рем распахнул передо мной дверь, и я села в машину, надвинув солнечные очки на нос. Увези меня отсюда пожалуйста, пока шутки про друзей не свели меня с ума.

— Даже не буду спрашивать, причем тут друзья.

— Спасибо!

***

— Селеста говорила мне, что у нее есть сестра и ее зовут Саванна, — сказал Рем, выводя машину на извилистую горную трассу. — Я знал о тебе, слышал много раз. Но когда ты представилась, до моих ушей долетело совершенно другое. Каждый раз, когда ты или я упоминали Селесту — магия искажала ее имя. Блисс не может воздействовать на мои органы чувств. Но она воздействовала на тебя, чтобы скрыть тот факт, что ты — сестра Селесты. Она заставляла тебя слышать не то, что я говорил. И произносить не то, что ты хотела сказать.

— З-зачем? — все, что смогла выдавить я.

— Она нашла самый сильный источник энергии на всем острове. Это была ты. Но мы бы не смогли... сделать то, что сделали, если бы знали. Поэтому она решила играть без правил. Блисс волновало только мое выживание. Все остальное, например, чувства людей, — для нее просто пустой звук.

— Как вы с Селестой познакомились?

Дорога была совершенно пустынной. Рем предложил добраться до Грейстоунс и пройтись по берегу. Так мы и сделали. Позже я поняла, почему он выбрал такое людное место. Потому что его рассказ начался настолько жутко, что окажись я с ним один на один в этот момент, я бы умерла от страха.

— Я должен был убить твою сестру. Это было моей миссией. Но... миссию я провалил.

Я оглянулась по сторонам. Мы сели на веранде прибрежного кафе и заказали кофе. Но меня парализовала такая паника, что я не могла сделать ни глотка. Прелестно. Гоняю горячие напитки с убийцей, и это еще полдень не наступил. Могла бы догадаться сразу — когда увидела, как искусно он орудует кинжалами.

— Твою мать, — все, что сказала я, снова панически оглядываясь.

— Я не убийца, — возразил он, снова услышав мои мысли. — По крайней мере... в этой жизни.

— Я не понимаю ни хрена, — сказала я, вытаращив глаза.

— Я прямо сейчас пытаюсь это исправить. Только надеюсь, что ты не сбежишь. Потому что нам с тобой еще... вместе к Селесте лететь, по-видимому.

— Вместе?

— Ты же хочешь ее повидать? Можем отправиться туда вдвоем. Я полечу туда частным самолетом, не коммерческим. Предлагаю тебе присоединиться.

— Частным? — вытаращилась я. — Ничего себе у тебя друзья.

— Это мой самолет, — сказал он так просто, будто мы говорили о самокате.

Стая чаек гуляла вокруг веранды, молчаливо выпрашивая съестное.

— Ну и откуда у тебя самолет?

— Моей семье принадлежит авиастроительная компания. Не здесь, в Израиле. Выпускает авиатехнику, оборудование для космических спутников и так далее...

— Продолжай, — сказала я, видя, что слова даются ему с трудом.

— Я закончил авиационный институт, собирался работать на благо семейного бизнеса, все было... просто. Пока моя жизнь не разделилась на «до» и «после». Сначала меня начали преследовать странные сны, о том, что я — это вовсе не я, а... другой человек. Потом к снам прибавились галлюцинации. А потом я понял, что галлюцинации реальны.

— Что ты видел?

— Я начал обладать силой, которая легко передвигала предметы в пространстве. Инженерия, теоретическая механика и физика, материаловедение, основы конструирования, компьютерная графика — все в один момент стало... бессмыслицей, потому что мой палец мог заставить летать холодильник и грузовой фургон. Дальше хуже, я начал легко создавать объекты, которые... противоречили всем законам физики.

— Вроде тех струн?

— Да. И многие другие. Еще более... невероятные. Ко всему этому прибавился голос в моей голове, который убеждал меня встретиться с Вестником. Кем бы он ни был... Мол, Вестник все знает и поможет мне. Сначала я просто все отрицал, несколько раз попадал в психиатрический госпиталь, меня лечили, отпускали, и все тут же повторялось снова. Мне пришлось покинуть институт, семья не бросила меня, но я все равно был потерян. Для себя, в первую очередь. В итоге я сдался и согласился встретиться с Вестником. Она объяснила мне, что со мной происходит.

Рем бросил печенье чайкам и те налетели на него, отталкивая друг друга крыльями и оглушительно сражаясь. Сам он был так бледен, что я попросила у официантки плед, чтобы укрыть его. Рем даже не сопротивлялся, закутался в него до самого подбородка, как больной.

— И что она тебе сказала?

— Что я — двухсот вторая земная реинкарнация архангела Иеремиила, который приходит на Землю каждое поколение, чтобы откалибровать Весы Добра и Зла. Что мне нужно просто выполнить эту миссию, и я буду волен дожить отмерянные мне земные годы так, как захочу.

— Ребята, еще кофе? — задорно спросила невесть откуда подкравшаяся официантка. Этот простой вопрос вошел в такой жесткий конфликт с тем, что мне рассказывал Рем, что я не сразу смогла ответить.

— Еще чашку? — повернулся ко мне Рем.

— Двойной эспрессо, — кивнула я.

Официантка упорхнула и Рем продолжил:

— В каждом поколении происходит калибровка Весов Добра и Зла. Абсолютное зло встречается с Абсолютным добром в одной точке, система выравнивается и погрешность возвращается к абсолютному нулю.

— И как они... встречаются?

— В неком безжалостном и вопиющем акте жестокости зло атакует добро. А шок и потрясение человечества калибруют Весы. После Сотворения мира Бог осознал, что добро и зло невозможно держать в равновесии без его вмешательства. Система оказалась нежизнеспособной, и зло всегда побеждало. Несколько раз он делал перезагрузку, чтобы начать все сначала, но все в итоге все равно скатывалось в минус. Тогда он создал Весы, чтобы наконец придать системе автономность. Не решать же проблемы Потопом в каждом поколении.

— Логично, — сказала я, заинтригованная рассказом.

— Так Весы и... ввели в эксплуатацию. И первым актом калибровки стала казнь Иисуса. Скорбь и потрясение человечества были так велики, что оно наконец начало понимать, что такое Добро и Зло без вмешательства Бога. Когда ты видишь нечто настолько несправедливое, когда невинный и прекрасный человек погибает от руки зла — то наконец получаешь шанс открыть глаза, очнуться, осознать эту тонкую грань между добром и злом и... стать лучше. После казни Христа калибровки стали обычным делом. Они повторяются с необычайной регулярностью, если понаблюдать. Войны, казни, теракты, убийства целых королевских семей, президентов, духовных лидеров — не каждое из этих событий является происками дьявола. Многие эти вещи — это акты калибровки Весов. Они — регулятор, но который тоже нужно регулировать. Это сложная схема, но уж лучше так, чем Всемирный Потоп каждое поколение.

Официантка поставила две чашки на стол, и я аж подскочила от неожиданности. Рем расплатился с ней, и то, что это была обычная Visa карта, а не кончик его пальца, вдруг рассмешило меня.

— Орден Равновесия — это организация, которая следит за всеми этими процессами. Она весьма автономна. Бог наделил ее большими полномочиями, прежде чем отойти от дел. У нее есть Земное представительство, Служители, Вестники, Стражники, сторожевые создания и места, куда они отправляют неугодных, — изоляторы, — Рем подмигнул мне. — Мы встретились именно в таком.

— Окей, и как Орден Равновесия регулирует все это?

— Он призывает архангела Иеремиила — покровителя Равновесия. Иеремиил изображается с весами в руке, если ты когда-нибудь видела его на иконах. Он приходит на Землю через реинкарнацию, рождается как обычный человек. Потом его находит Вестник и готовит его к миссии, рассказав о том, кто он есть и в чем его задача.

— Ты — и есть Иеремиил?

— И да, и нет. Я — его земная реинкарнация. Я — человек и я смертен, как человек. Но в то же время я помню все свои предыдущие реинкарнации, я обладаю нечеловеческой силой и я знаю Господа... лично. Но это настолько сложно, что пожалуй я бы не смог описать все словами. Таких слов просто нет в человеческих языках.

— Окей, поняла, что дальше?

— Иеремиил управляет Актом Калибровки, полностью контролирует его, сводит убийцу и жертву в одной точке и... помогает убийце не промахнуться.

— Это... грязная и жесткая работа, не находишь?

— Может так показаться, но Орден всего лишь следит за равновесием системы.

— Ага, как падальщик.

Рем невольно рассмеялся, но спорить не стал.

— Вот почему я никогда не любила надзирателей и регулировщиков. Нужно обладать некой жестокостью, чтобы надзирать и регулировать.

— Но без них наступил бы хаос, — пожал плечами Рем.

Я ничего не ответила, меня одолевали вопросы.

— А если калибровку не делать?

— Баланс нарушится. Люди перестанут отличать добро от зла. Убийства станут нормой, войны — делом привычки, растерзанные женщины — развлечением, расстрелянные младенцы — рутиной. Должно быть что-то, что приведет тебя в полный шок, что заставит тебя вскочить и закричать: «Нет! Это слишком! Остановите их! Это дикость! Так НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ!» Люди должны просыпаться, протестовать, восставать против немыслимого насилия. Сопротивляться ему что есть сил.

— Но для этого нужно, чтобы немыслимое насилие произошло?

— Именно.

Я посмотрела на Рема, сдвинув брови.

— Не я это придумал, — развел руками он. — Я вообще хотел просто закончить институт, жениться, купить дом на берегу моря и... нахер все остальное.

Мы помолчали. Его мечта показалась мне просто восхитительной в своей простоте.

— Если ангелы — это Божественное, демоны — Дьявольское, а Орден — это ни то, ни се, регулятор, то почему ты, ангел, работаешь на него?

— Иеремиил — единственный архангел, которому Бог доверил настолько сложное дело. Бог посчитал, что мой внутренний моральный компас настолько силен, что я не дам слабину, там где ее можно дать, и не перегну палку там, где ее можно перегнуть. Я — не слепой исполнитель чьей бы то ни было воли. Поэтому мы здесь, — вздохнул Рем, — в подчинении у Ордена, но... со своим личным мнением.

Он нервно рассмеялся, потер лицо руками.

— И чувствами, — добавила я. — Все началось с чувств, да? К моей сестре?

Он кивнул, бросил чайкам еще печенья.

— Орден избрал ее жертвой, и ее судьба решилась.

— Почему она?

— Орден избирает только самых чистых, невинных, но весомых и влиятельных людей, чья смерть потрясет мир. Книга, которую она написала, — «Молчание ангелов», однажды станет самой известной книгой после Библии. А возможно уже стала. Люди находят в ней утешение, мудрость, спасение. Эта книга осушает слезы и дарит надежду. Ты читаешь ее, страница за страницей, и понимаешь, что не читал ничего прекраснее. Даже не многим богам это дано. Не говоря уже про людей.

— Кажется, Боженька приревновал?

— Не Он выбрал Селесту. Если бы Он решал, Он бы не отдал ее Ордену для Калибровки... Ты читала ее книгу?

— Да. Но это было нелегкое чтиво. Слишком много философии и эзотерики.

— Так и есть, — улыбнулся Рем. — Через текст придется продираться, он не войдет в тебя сам, тебе нужно загонять его внутрь с усилием, осмысливать каждое предложение. И тогда... и тогда книга вдруг потрясает тебя глубиной смысла.

Рем помолчал, а потом вдруг прочитал на память цитату, в которой я тут же узнала отрывок из книги Селесты.

— «Когда на ангелов снисходит молчание, когда они немы и не спорят с Отцом Ночи, то можно услышать, как начинают шептать тени, как их бархатные голоса сплетаются в хор. И вот, секунду спустя, это уже не шепот Теней, это пение Тьмы. И каждый кто услышит его — падет замертво. Там, где ангелы молчат...»

— «Тьма будет петь», — закончила я. Я помнила этот отрывок наизусть.

Чайки взвились в воздух, бросив печенье, словно что-то напугало их до смерти.

— Текст в ее книге заряжен невообразимым количеством энергии. Я прочитал ее, когда хотел понять, почему Орден выбрал ее.

— Прочитал и влюбился? — спросила я, вдруг ощутив внутри горькую, отчаянную ревность.

Рем не ответил, но эмоции и так были написаны у него на лице.

— Я отказался вести к ней убийцу. Мой компас отчетливо подсказал мне, что она — слишком большой приз для Калибровки. Океан там, где была нужна только капля. Пожар там, где нужна была только зажженная спичка... Орден сказал, что мой бунт приведет к необратимым последствиям. Орден не меняет свое решение, никогда. Они отказались избрать другую жертву, а я отказался отдавать им Селесту. Нашел ее и взял под свое покровительство. Сначала думал, что Орден прикончит меня на следующий день. Им ничего не стоит расправиться с земной реинкарнацией. Реинкарнация — не вполне оригинал, всего лишь форма перерождения. Но они не смогли. И во многом благодаря тому, что у Селесты было столько энергии, что она весь Орден могла сжечь вместе с проклятыми Весами. Конечно, она не стала бы, слишком добрая. Но она могла передать энергию мне — а я, черт возьми, к тому моменту уже был лишен сантиментов.

— Что было дальше?

— Я укрыл ее у Хранительницы в Ботсване. Морана, как и Микаэль, — вне законов Добра, Зла и Ордена Равновесия. Любой, кто попросит убежище у Хранителя, будь то человек, ангел или демон, — получит его. Я планирую отправиться туда как можно скорее. Что-то не ладно. Орден не отдаст ее, и я чувствую... знаю, что намечается какая-то несусветная хрень.

— Они точно не достанут ее, пока мы здесь?

— Точно. Хранителя на его земле не одолеет ни Бог, ни дьявол. И уже тем более не Орден. А там и я приду во всеоружии. Подозреваю, что Орден будет поджидать меня неподалеку, надеясь, что я поспешу и приползу туда едва живой. Но их ждет большой сюрприз. Благодаря тебе.

— На здоровье, — ответила я, вдруг ощутив ужасную пустоту внутри. А следом за ней — страх за Рема. Ладно, мне не быть с ним, это я переживу. Но что если он вообще умрет? Одно дело отдать его другой, и совсем другое — отдать земле.

— Не бойся, ты не в опасности. Ордену нет дела до простых людей. Ты сможешь повидаться с сестрой. Из аэропорта мы отправимся к Хранительнице разными машинами, по отдельности. Если Орден и атакует, то только меня. А с тобой будет Микаэль. Тебе не о чем волноваться.

— Ты неверно истолковал мой страх. Я боюсь не за себя, за тебя.

Рем глянул на меня с удивлением.

— Незачем. Я сейчас небо смог бы обрушить на землю, если бы захотел.

— Однако они почти убили тебя однажды.

— Я был наивен. Думал, что можно договориться. Надеялся, даже когда они заперли меня в изолятор и перекрыли связь с Богом. Вот и все переговоры.

— Ты не вполне функционируешь без этой связи, да?

— Да. Он — основной источник энергии для реинкарнаций. Я даже могу прожить какое-то время без воздуха, пищи и воды, но не без Него.

— А женщины тогда кто во всей это истории?

— Филиалы Божественного на Земле, — сказал он то ли серьезно, то ли шутя.

— Окей, Казанова, — я рассмеялась, и так по-дурацки, что рассмешила его тоже.

— Намекаешь, что я готов спать со всеми подряд? — фыркнул он. — Вообще-то нет.

— Ладно, ладно. Я просто подумала, что если бы моя жизненная энергия возводилась в степень каждый раз, когда я сплю с кем-то, то я бы делала это без остановки.

— Может и нет, — возразил он. — Со временем начинаешь ценить не только энергию. Да и энергия бывает разной.

— У нас с Селестой она одинаковая? — спросила я без задней мысли, просто от любопытства.

— Нет, — сказал он коротко, без объяснений, словно я спросила о чем-то интимном.

— Это неудобный вопрос? Прости, если так. Просто со мной никто не говорил о подобных вещах. Никто о них не знает.

— Окей, — сдался Рем. — Ваши энергии одинаково сильные. Различие только в цветовой температуре. Одна из вас — теплая, солнечная, ветер на разогретом камне, раскаленный морской песок, летний полдень, стрекозы над маковым полем, вкус персиков и вишни. Другая — прохладная, лунная, голубые блики в волне, биолюминисценция, бархатные крылья ночных бабочек, вкус мяты и диких ягод. Догадаешься, кто ты, а кто она?

— Думаю, первая — это моя. Я простой человек. А Селеста всегда была загадкой.

— Все наоборот, — сказал Рем. — Ты — чистые сумерки.

Отец называл меня ночной зверушкой, потому что меня невозможно уложить спать вовремя. Я то читала под одеялом с фонариком, то сбегала в свой домик на дереве, а постарше то и дело убегала на свидания. Я и правда любила сумрак и вечернее время, но кроме родителей, больше никто не знал об этой моей стороне.

— Твоя энергия сильнее всего в сумерках. На пике, когда встает луна, — продолжил Рем. — Поэтому ты обожаешь вечеринки и ночные приключения, и почти никогда не страдаешь от недосыпа, потому что тебе не нужно много сна. Ты — ночной зверь, Саванна. Как и Блисс. Может еще и поэтому она без ума от тебя.

— Блисс? Да она терпеть меня не может!

— О, тогда бы она не давала мне бесконечные подсказки, как с тобой сегодня говорить, — усмехнулся он.

— Правда?

— Да, например, попросила повезти тебя в людное место, потому что предположила, что тебе будет некомфортно слушать о том, кто я, оставшись со мной наедине. Я, например, об этом не подумал.

— Передай ей, что это очень мило с ее стороны.

— Да, Блисс как подросток, который переживает за исход запутанной семейной драмы.

— Пожалуй, в чем-то она права, и тут действительно... Все запутано. Ты расскажешь Селесте? О том, что между нами произошло?

— А ты хочешь, чтобы я рассказал? — спросил он.

— Как я могу знать? Это же не мои отношения.

— Ладно, я перефразирую: есть ли вероятность, что ты потеряешь сестру? Я в любом случае расскажу ей, как выбрался из изолятора. Она заслуживает знать. Но хочешь и ли ты фигурировать в этом рассказе?

— Я не знаю, — наконец выдохнула я. — Я не знаю, настолько ли она... всепрощающа.

Пару минут мы сидели в полной тишине. Впервые в жизни я не имела ни малейшего представления, как отреагировала бы Селеста, узнав, что я прикоснулась к ее парню. Окей, прикоснулась — не вполне правдивое слово. Я присвоила его, завладела им на какое-то время, сделала своим, соединив с ним свое тело и душу. Я похитила его у нее, и возникшая между нами связь оказалась настолько сильной, что сейчас, когда пришло время разорвать ее, я чувствовала физическую боль. Клянусь, если бы мне предстояло потерять конечность, я бы испытывала меньшее отчаяние.