Разлука, от которой не сбежать
утро царицы началась с того что ей привезли драгоценные подарки но она даже краем глазом не посмотрела эй эти не интересно
-скажите отцу что я не буду завтракать
-да госпожа
****
-госпожа отказалась завтракать с вами
ее отец и чонгук сидели на столе
-хорошо можешь уйти
-какие новости чонгук ?
-мне сегодня пришло письмо о том что я должен вернуться обратно на родину
-да ты теперь правитель
-хочу попросить вас чтобы ваша дочка поехала со мной.
-чонгук ты же знаешь какая она упрамая
если она согласится тогда я закрою на это глаза сначала попроси ее а потом посмотрим
-благодарю вас
*
-царица вас ждут в саду принц
-не хочу передайте
-но он сказал что это очень срочно
В саду стояла тёплая, чуть влажная ночь. Фонари отбрасывали мягкий золотой свет, а в центре тихо журчал фонтан, запах цветов смешивался с прохладой воды.
Чонгук ждал её, стоя у каменной скамьи. Когда Ти подошла, он заметил лёгкую тень удивления в её взгляде — он редко просил о встречах так поздно.
Он задержал взгляд на её лице, будто пытаясь запомнить каждую черту.
— Сегодня пришло письмо из столицы, — произнёс он медленно, будто каждое слово было острым. — Во дворце... хаос. Совет требует моего возвращения. Я должен уехать.
Её пальцы чуть дрогнули.
— Ты... уезжаешь? — спросила она, но голос её звучал ровно, хотя сердце почему-то кольнуло.
— Да, — он отвёл взгляд на фонтан. — Но если бы это зависело от меня... я бы остался.
Ти долго молчала. Внутри всё было странно — вроде и радость, что его не будет, и непонятная тяжесть от мысли, что он уйдёт.
— Если ты должен уйти... тогда расскажи мне... какой твой дворец.
Чонгук сначала улыбается краешком губ, потом начинает подробно описывать: высокие стены из белого камня, внутренние сады, огромные залы с мозаикой, его личный павильон с видом на реку, запах жасмина в ночи, золотые фонари вдоль коридоров... Он рассказывает так, что в его голосе слышится тоска и нежность, а в каждом слове чувствуется, что он уже видит её там, рядом с собой.
вдруг почувствовала, что в груди стало слишком тесно.
Но, как всегда, она попыталась скрыть это за упрямством.
— Ты слишком много говоришь, Чонгук, — бросила она и поднялась. — У тебя ещё будет время рассказывать всё это своим... наложницам.
Он тихо усмехнулся, но в глазах его уже зажигалось то тёмное пламя, которое она знала.
— У меня нет наложниц для таких рассказов, Ти.
Она хотела уйти, но его слова ещё долго не отпускали её в ту ночь.
Ночь окутала дворец мягким пологом тьмы, в её покои проникал только свет луны, скользя по шелковым занавесям. Ти сидела на краю кровати, босые ноги касались прохладного ковра.
Она пыталась сосредоточиться на привычных вещах — на тихом журчании фонтана за окном, на шёпоте служанок где-то вдали, — но мысли снова возвращались к нему.
"Он вернётся во дворец... к своей жизни... к своим женщинам... к тем, кто каждую ночь ждёт его в своих покоях," — раздражённо подумала она и сжала пальцы.
"А если... он действительно будет с наложницами? И забудет обо мне? Разве это будет странно? Мы же... даже не..." — она резко отогнала мысль, но сердце неприятно кольнуло.
Ти встала и подошла к окну. Луна висела низко, отражаясь в воде пруда, и от этого вид казался до боли похожим на тот, что он описывал ей о своём дворце.
"Почему мне вообще должно быть важно, что он делает там, в своей столице?" — уговаривала она себя, но в груди неприятно горело.
Она вспомнила, как он смотрел на неё,
"Глупости... просто глупости," — тихо пробормотала она, но сон так и не пришёл до рассвета.
В это же время, за стенами дворца, в своих покоях, Чонгук сидел на балконе, глядя в ту же луну, что и она.
"Она думает, что я смогу вернуться к прежней жизни? Что после неё я хоть раз прикоснусь к другой женщине? Безумие...". Он крепко сжал бокал, чувствуя, как в груди нарастает тревога.
"Как сказать ей, что она уже вырвала меня из моей реальности? Что её упрямство, её взгляд, её голос — всё это стало для меня привычкой, без которой я не смогу?"
Он вспомнил, как она отказывала ему снова и снова, и в уголках губ появилась едва заметная улыбка.
"Моя дикая, капризная восточная царица... Ты ещё даже не поняла, что уже принадлежишь мне."
В ту ночь они оба не сомкнули глаз, каждый из них сражаясь со своими мыслями, но ни один не решился признаться себе в главном — что уже слишком поздно притворяться равнодушными.