Цветок, что уже расцвел, через год снова не распустится

Название главы происходит от китайской идиомы 山雨欲来,风满楼 «надвигается ливень в горах, весь дом пронизан ветром», в значении: дурные знамения, напряжённая обстановка.

День, который промелькнул для Су Чжунцина незаметно, в стенах школы казался бесконечным. Из-за отсутствия большинства преподавателей, курирующих поисковые отряды, учебное расписание было нарушено. Ученики скучали на лекциях у старейшин, а те, чьи наставники остались, тренировались в привычном ритме.
Мо Дайяо, известный своей педантичностью, к удивлению учеников, словно растворился в воздухе. Мо Ланьлин и Е Чаншэн, решив не отставать от учителя, наслаждались беззаботными прогулками по территории школы.
Ближе к полудню они нашли укромное местечко у ручья, который почти пересох за жаркие летние дни, образовав глубокий овраг. Это тихое убежище, спрятанное за жилыми корпусами, дарило ощущение уединения и покоя.
— Учителю нравится моя сестрица, — неожиданно заявил Е Чаншэн, бросив круглый камешек в ручей.
Мо Ланьлин, который до этого увлеченно начищал стрелы из колчана, с легким раздражением поднял глаза:
— Какие глупости! — воскликнул он, чуть нахмурившись. — Как будто у дяди нет более важных забот!
Е Чаншэн с важным видом произнёс:
— Я видел, как он вчера поздно вечером мило беседовал с сестрицей.
— Да-да! — подхватил Мо Ланьлин, едва сдерживая смех. — Шицзе сама разберется со своей жизнью. А дядя... Утром он разговаривал с тобой, значит, и ты ему симпатичен?
— Постеснялся бы такое говорить, — с негодованием ответил Е Чаншэн, отводя взгляд. — Я хочу, чтобы у сестрицы всё было хорошо, а учитель...
— Что? — с вызовом спросил ученик, поднимаясь на ноги. — Чем он тебе не угодил?
— Своим отношением к ученикам. — Е Чаншэн скрестил руки на груди и смотрел на Мо Ланьлина с лёгким прищуром, словно ожидая ответа, который мог бы поставить точку в их споре.
Ученик рассмеялся, но в его смехе сквозила легкая издевка:
— Ой-ой! С некоторыми учениками иначе и нельзя! — Он шагнул к товарищу и, выхватив из его пояса облезлую кисточку, с притворным возмущением добавил: — А то кроме игрушек ничего делать не будут!
К счастью для Мо Дайяо, его ученики, несмотря на различия в характерах, были очень дружны.
Мо Ланьлин, запертый родителями в школе Мяохуа словно в клетке, всюду следовал за своим дядей, который занял место учителя, чтобы присматривать за племянником. Юный господин не слушал никого из наставников, кроме Мо Дайяо, а поскольку он был внуком главы школы, никто не рисковал ругать или наказывать его. Из-за этого другие ученики, которые часто получали нагоняи от учителей и старейшин, недолюбливали Мо Ланьлина, поговаривая о нём за спиной не самые лестные вещи. Однако юношу это совсем не волновало, ведь он прекрасно общался со своими двумя соучениками, а большего ему и не требовалось.
До наставничества Мо Дайяо часто посещал школу, в которой некогда учился и сам. Он был близко знаком с Су Хэ, который жил в Мяохуа с самого детства, поэтому, став учителем, мужчина взял мальчика к себе.
Су Чжунцин всегда следовал за своим учителем, практикуясь с ним внеурочно. Его усердие и преданность вызывали искреннюю гордость у Мо Дайяо. Он не только поощрял своего ученика, но и пускал его в тайную библиотеку, ключи от которой были доверены лишь некоторым наставникам. Там юноша изучал запретные обряды и техники, а также историю Шанцзюя и Трёх миров в целом.
Первые годы Мо Ланьлин ревновал дядю к Су Чжунцину, однако со временем они сдружились. Юный господин смирился с тем, что Мо Дайяо уделяет время не только ему.
Вскоре к ним присоединился третий ученик — Е Чаншэн. Юноша был неглуп, но очень активен. Про таких говорят «не сидит на месте». Если другие двое учеников хвостиком следовали за своим наставником, то в случае с Е Чаншэном уже Мо Дайяо приходилось бегать за ним, пытаясь сначала найти его на территории школы, а затем и за её пределами.
Воспитанный в строгости Су Чжунцин пытался наставить нерадивого товарища на путь истинный, но все его усилия разбивались о неуемную энергию юноши. Мо Ланьлин же, с одной стороны, волновался за репутацию дяди, а с другой — не мог удержаться от того, чтобы не разыграть целое представление, когда Е Чаншэн снова попадался на проказах. Его крики и брань эхом разносились по коридорам школы, заставляя учеников шептаться, а учителей хмуриться и отрицательно качать головами.
Но ничто не могло охладить пыл Е Чаншэна. Он уже мог наизусть рассказать устав школы и поэтому заранее знал, какое наказание последует за его очередной шалостью.
Е Чаншэн был настоящим мастером в деле, которое оставалось загадкой для всех учеников и учителей. Он собирал старые детали, сломанные механизмы и прочие ненужные вещи, которые, казалось, не имели никакой ценности. Но в его руках эти обломки оживали, превращаясь в удивительные устройства. Они не были полезны, но в них была своя магия, непонятная никому.
Наставник Фу, учитель малышей, был единственным, кто по достоинству оценил талант Е Чаншэна. Он часто просил у юноши механических мышек и жуков, чтобы развлечь своих учеников. Эти игрушки были не просто безделушками — в них чувствовалась душа, они удивляли и веселили воспитанников господина Фу.
Однажды он рассказал Е Чаншэну историю о прошлом ученике старейшины Мэя. Этот юноша тоже изобретал странные вещи, которые не вызывали отклика. Но он всегда говорил себе: «Не сворачивай с пути, несмотря на сотни препятствий». И вскоре его необычный подход к бою прославил его на весь Шанцзюй как Властелина Пламени.
Эта фраза вдохновила Е Чаншэна. Он написал её на своей налобной ленте, чем вызвал гневный взгляд Мо Дайяо по неизвестной никому, кроме него самого, причине.
Е Чаншэну невероятно повезло, что его талантливая и целеустремлённая старшая сестра была любимицей самого старейшины Мэя. Е Чуньлин была опорой и поддержкой для брата, защищая его от любых нападок.
Старейшины видели, что эти двое неразлучны, и терпели выходки Е Чаншэна, ведь на чаше весов заслуги его сестры перевешивали с большой разницей. К тому же они были готовы дать шанс мальчику, надеясь, что он образумится и возьмет пример с Е Чуньлин.
Юный господин Мо, облачённый в дорогие шёлковые одежды, выглядел как воплощение богатства. Но в его глазах горел огонь, который выдавал в нём все ещё озорного ребёнка. Он засунул кисточку между зубами и начал «клевать» ею Е Чаншэна, дразня его.
Затем Мо Ланьлин замахал руками и, издавая каркающие звуки, забегал вдоль берега ручья, как умалишённый. Е Чаншэн пытался вернуть свою кисть, но ученик был неуловим. Он смеялся, прыгал, убегал, и в какой-то момент даже споткнулся о свой колчан и упал в ручей.
— Молодое поколение дышит в затылок, — раздался низкий, спокойный голос. Рядом с фанзой возник мужчина с суровым лицом. Он смотрел на учеников сверху вниз, но его взгляд был скорее задумчивым, чем грозным.

Молодое поколение дышит в затылок — 后生可畏, идиома в значении: умен не по годам, обладающий высоким интеллектом в юном возрасте.
Фанза — 房子 [fángzi] (буквально: «дом») — жилище с двускатной крышей, распространённое в Китае, преимущ. в сельских местностях, обычно каменное или саманное, на каркасе из деревянных столбов.

Е Чаншэн виновато опустил глаза, хотя на самом деле он высматривал свою кисть в траве.
— На пробежку, — сказал Мо Дайяо, указывая рукой на дорогу, которая огибала всю территорию Мяохуа.
— Видишь? — прошептал юноша Мо Ланьлину, пряча кисточку за пояс. Он без труда выбрался из низины и исчез за фанзой.
Мо Ланьлин, в мокрой одежде, уверенно направился к учителю, преодолевая крутой склон оврага, не желая тратить время на обход.
— Если тебя увидит отец, то единственным твоим наследством останется рисовое поле, — с легкой улыбкой произнес Мо Дайяо, покачав головой.
— Ты будешь помогать мне собирать урожай? — с надеждой в голосе спросил юноша, закинув лук и колчан на плечо.
— Вы с Е Чаншэном справитесь, — вздохнул мужчина, с нежностью разглядывая своего чумазого племянника. — Пойдем.
По пути Мо Ланьлин не смог сдержать своего любопытства и задал вопрос, ответ на который так и не смог получить утром от своего соученика:
— Что ты вчера сказал Су Чжунцину?
— М? — Мо Дайяо на мгновение отвлекся от своих мыслей. — Узнаешь.
Мо Ланьлин с радостью забежал в беседку, расположенную среди пышных акаций, и с облегчением скинул колчан с луком на скамейку, прибитую к резным решеткам. Он снял промокшую накидку и аккуратно повесил ее на перила, стараясь выбрать угол, чтобы солнечные лучи согрели ее мокрую часть.
Эта беседка со сводчатой крышей была излюбленным местом их троих, так как находилась далеко от всех построек, а ближайшими к ней были только учебные залы, которые обычно пустовали к вечеру. Таким образом, вероятность встретить здесь кого-либо из преподавателей или старейшин, которые обычно находили занятие для скучающих юношей, значительно снижалась.
— Господин Мо Шидун поднял возраст учеников, которые могут участвовать в состязаниях, и твой отец хочет, чтобы ты тоже выступил. — Мо Дайяо присел на скамейку рядом с сохнущим одеянием и добавил: — Но я бы предпочёл, чтобы ты не прошёл отборочный этап.
Ежегодные состязания в школе были предназначены для учеников в возрасте до десяти лет. Победитель получал возможность пройти основную часть обучения в поместье главы. Каждый учитель мог выдвинуть своих учеников, которых считал достойными побороться за звание лучшего. Совет старейшин тщательно взвешивал все за и против, составляя окончательный список участников.
Состязания проходили в течение трех дней под строгим надзором учебной комиссии, состоящей из непревзойдённых бессмертных, включая самого Мо Шидуна. Ученики демонстрировали свое мастерство владения оружием, а также умение исполнять начальные защитные обряды от духов и определять нечисть по ее признакам. Кроме того, они должны были показать задатки формирования золотого ядра, что было значительным достижением в столь юном возрасте.

Золотое ядро — результат долгого и упорного совершенствования тела и духа. Оно способствует формированию энергии ци и её распределению по телу.

Первые два года Мо Дайяо не выдвигал своих учеников, считая, что они еще не готовы. Для него, как для выходца из главенствующей семьи, было бы позором, если бы его подопечные не смогли преодолеть даже отборочный этап. В первый год он отказался от участия, ссылаясь на нераскрытые способности учеников. Во второй — на важное дело, и это не было ложью.
В это время в школу вернулся друг Мо Дайяо — Хун Сяосюнь, с которым они вместе учились в далекой юности. Он выбрал путь бродячего бессмертного и путешествовал по всей империи Шанцзюй, изучая различные техники и помогая обычным людям изгонять духов и демонов.
Однако, узнав о печальном известии, он вернулся в школу: один из учителей, бывший шисюн Мо Дайяо и Хун Сяосюня, погиб. Причем при крайне постыдных обстоятельствах, что оставило неизгладимый отпечаток на репутации школы.
У почившего был только один ученик, которого должны были передать Мо Дайяо, но решение было пересмотрено в пользу прибывшего бессмертного. Причиной тому стали двое осиротевших детей, недавно взятых на воспитание в школу.
Мо Ланьлин поднял глаза на дядю, продолжая машинально разглаживать ткань. Его пальцы замерли, когда он услышал эти слова.
— Почему, дядя? — спросил он с недоумением. — Мне безразлично, чего хочет отец, но я надеялся, что смогу порадовать тебя своими успехами.
Юноша опустил взгляд, и его глаза на мгновение блеснули болью. На полу из красного дерева валялись засохшие листья бамбука. Мо Ланьлин с хрустом раздавил один из них сапогом, словно пытаясь стереть воспоминания.
Мо Дайяо ласково погладил племянника по спине.
— Я горжусь тобой, Мо Би. — Его голос звучал мягко, почти шёпотом. — Прошло столько времени, что события прошлого кажутся далёким сном. Но вчерашняя новость разбередила старые раны.
Он вытащил из рукава монетку и задумчиво потер её между пальцами. Мо Ланьлин наблюдал за ним, не понимая, к чему ведёт дядя.
— Ты имеешь в виду трагедию десятилетней давности? — спросил ученик. — Два убийства связаны лишь тем, что произошли в период состязаний. Но я не думаю, что участие в них вдруг стало опасным.
Мо Дайяо подбросил монетку в воздух и с удивительной ловкостью поймал её.
— Мо Шидун сообщил, что убийцы украли свиток с тайными сведениями. Очевидно, что их утечка не сулит ничего хорошего. — Он выглянул из беседки, чтобы убедиться, что они одни. — Помнишь Хун Сяосюня?
Мо Ланьлин вздрогнул.
— Дядю Хуна? — прошептал он, почти выдохнув эти слова. — О нём же нельзя говорить, он считается предателем школы.
— Когда я узнал, что Хун Сяосюнь убил того мальчика, я сразу заподозрил неладное. Понимаешь, — Мо Дайяо с ноткой безумия в голосе посмотрел на своего племянника, — я вырос вместе с ним и знаю, какой он человек. Даже к врагам он проявлял милосердие, а тут — расправиться с ребёнком...
— Думаешь, его подставили? — предположил Мо Ланьлин.
— Возможно, так и есть, — господин Мо вновь подкинул монетку. — Я считал, что он давно ушёл во тьму, но выживший слуга упомянул, что у убийцы были нефритовые глаза. Возможно, это просто совпадение, но я сомневаюсь...
— У дяди Хуна глаза были зелёного цвета! — осенило Мо Ланьлина, и он вспомнил вчерашние намёки шисюна.
Су Чжунцин оказался в школе еще младенцем и буквально рос на глазах большинства учителей и наставников. Он был знаком с Хун Сяосюнем, который время от времени навещал родные места, ещё до того, как стать наставником. Бессмертный, долгое время путешествовавший по миру, по привычке носил соломенную шляпу, которая закрывала половину его лица. Поэтому Мо Ланьлин, который видел Хун Сяосюня лишь мельком, совсем не запомнил его внешности.
— Комиссия всегда делает официальное заявление после происшествий, но о Хун Сяосюне так ничего и не было объявлено, — прошептал Мо Дайяо, его голос дрожал от напряжения. — Ни о его смерти, ни о поисках. Мне, как члену семьи Мо, даже не сообщили деталей убийства, всё тщательно скрыли. Я не хочу подозревать собственного дядю, но на душе у меня неспокойно. Он знает о моих тёплых отношениях с Хун Сяосюнем, и если я вернусь в поместье, то вызову большие подозрения. Мо Би, ты можешь для меня проникнуть в семейный архив и разыскать сведения о тех событиях?
Юноша вздрогнул, словно его окатили ледяной водой.
— Дядя! — воскликнул он, возмущённо размахивая руками. — Отчаявшаяся мышь кошку укусила!

Отчаявшаяся мышь кошку укусила — 穷鼠啮狸, идиома в зн. отчаяние толкает на риск, загнанный в угол опасен.

Мо Дайяо дёрнул племянника к себе, заставив его замолчать. Его глаза сверкнули холодным блеском, а рука крепко зажала рот Мо Ланьлина.
— Чего разорался-то? — процедил он сквозь зубы. — Если бы я сам мог, то не впутывал бы тебя, зная, какие у тебя отношения с отцом! Но мой отъезд с пика не останется без внимания, а ты можешь что-то придумать.
Учитель медленно ослабил хватку, и Мо Ланьлин, воспользовавшись моментом, вырвался из его нежелательных объятий. Он сделал шаг назад, его лицо было бледным, а руки дрожали.
— Хорошо, хорошо, — пробормотал он, оглядываясь в поисках своего колчана со стрелами. — А если меня поймают?
Мо Дайяо поднял край сохнущих одежд племянника и, кивнув в сторону выглянувшего колчана, произнёс:
— Сделай так, чтобы не поймали.
Пока между родственниками происходил тайный разговор, обиженный Е Чаншэн уже наворачивал третий круг. Его терпение истощалось, и он, устав от монотонного бега, свернул с привычной тропы у школьной пагоды. Это решение, как и любое другое, принятое Е Чаншэном, оказалось не лишенным приключений. Ученик пробирался через горный ручей, который оказался глубже, чем он ожидал, и вода доходила ему до колен. Преодолев его, юноша вышел на широкую каменную тропу, ведущую между двумя величественными пиками. Он бежал, наслаждаясь красотой горных вершин и свежего воздуха, пока не оказался у обвала. Дорога была полностью завалена огромными обломками, преграждая путь. Е Чаншэн огляделся и заметил, что среди них что-то блестит. Он попытался забраться на обвал, но острые осколки камней ранили его руки, не позволяя даже ухватиться.
Тогда он отошел к одиноко лежащему камню, который находился поодаль от остальных. Достав из кармана широких штанов небольшую металлическую сферу размером с ладонь, он аккуратно начал отгибать скрепленные полупрозрачными нитями пластины, опоясывающие шар. Е Чаншэн раскрыл стальной цилиндрический корпус и с заботой вытянул каждую пластину, отогнув два толстых крючка. Поставив механизм на камень, он снял с налобной ленты маленький ключ. На него смотрел механический ворон, словно ожидающий чуда оживления. Е Чаншэн вставил ключ в отверстие на спине птицы. Внутри механизма зашумели шестеренки, зазвенело и начало барахлить. Ученик взял ворона на руки, и тонкие нити на его крыльях заблестели.
— Принеси! — приказал Е Чаншэн и подбросил его вверх.
Механическая птица расправила крылья и, с оглушительным шумом набрав высоту, устремилась к заваленному проходу. Приземлившись среди огромных камней, ворон в своих когтистых лапах сжал продолговатый блестящий предмет, который был в два раза больше его самого. Он вернулся к своему хозяину и принес меч в треснувших лазурных ножнах, с фиолетовой гардой и черенком, украшенным резным пером.
— Мицзю! — воскликнул Е Чаншэн и снова устремился к завалу.
Мицзю, по словам Мо Ланьлина, был «легендарным» мечом, который дольше всех служил Су Чжунцину. Каким бы прилежным учеником он ни был, у него имелся один недостаток: он постоянно терял, ломал и портил свои мечи, разумеется, не намеренно.
Первый клинок, подаренный учителем, исчез в реке, когда юноша попытался изгнать водных духов. Второй меч, словно испугавшись, скатился в узкое ущелье, когда Су Чжунцин в порыве прыжка преодолел его. Третий клинок, не выдержав тяжести судьбы, разбился о скалы, унося с собой воспоминания о роковом перелёте меж горных пиков.
Четвёртый меч не разделил судьбу трёх предыдущих, но стал предметом насмешек. Мо Ланьлин и Е Чаншэн не могли скрыть своего веселья, наблюдая, как Мо Дайяо выдаёт оружие Су Чжунцину под строгим надзором, словно ребёнку. Для последнего клинка юноша уже не подбирал старательно имя, так что он получил позорное — Мицзю, вызвав недоумение у учителя.

Мицзю — 弥久 [míjiǔ] тянуться долгое время, что созвучно 米酒 [mǐjiǔ] рисовое вино (в китайском языке аналогом ударений являются тона, так что здесь сродни нашим омографам, только сами иероглифы отличаются).