Глава 10. Воспоминания
Таких вечеров действительно бывает слишком мало. И именно поэтому Ши Уду как ничто иное ценил их, откладывая в своей памяти, как складывают в любимую шкатулку самые дорогие взгляду украшения. Вот только все в мире имеет свойство заканчиваться. Как и этот вечер. Ши Цинсюань уснул первым, что было ожидаемо. Никому неизвестно, как долго юноша скитался в море на этой хлипкой лодке. А главное: где? Как так вышло, что поднятый в небо вертолет не смог найти то, что было прямо под носом? Как Ши Цинсюань оказался в лодке, идентичной той, на которых плавают местные жители? Похищение? Маловероятно. Зачем тогда отпускать? Жертва?!
Пальцы Ши Уду с силой сжали руль, заставляя кожаную обивку заскрипеть под ними. Педаль газа ушла в пол. Машина мчалась вперед под покровом ночи по пустынной дороге, не встречая никого на своему пути. Сердце в его груди гулко и часто билось, выкидывая в кровь бодрящий адреналин. Всего одного пришедшее сообщение заставило его сорваться с места, так и не выделив себе даже пару часов на сон.
«Один из них раскололся. Кажется, теперь мы знаем, как его убить. Приезжай на указанное в геолокации место. Будь готов. Кое-кто тебя там уже ожидает. Лин Вэнь».
Закусив нижнюю губу, Ши Уду смотрел перед собой, стараясь не отвлекаться от дороги, но мысли его то и дело уносились прочь далеко за пределы этой машины. За пределы этого маленького городка, который он так спешно покидал. Кое-кто... Он догадывался кто. Однажды, этот человек помог ему избавиться от проблемы за непомерно высокую плату. Вот только такая помощь оказалась выстрелом себе в колено. Не такого он ожидал, но именно это знакомство раскрыло глаза Ши Уду на мир, какой он есть на самом деле. Мир, в котором его брату в одиночку не выжить. Он был не готов. Слишком добрый, слишком наивный, слишком... Слишком хороший для этого ужасного мира, в котором за теплыми и дружелюбными улыбками скрывались клыки, готовые вгрызться в шею и разорвать ее. И он, как старший брат, должен был защитить Ши Цинсюаня от всех: людей и чудовища, которому собственные родители были готовы принести в жертву своего слабого ребенка.
Они словно сошли с ума, утеряли способность рационально мыслить. Ши Уду очень хорошо помнил тот день, а точнее вечер, когда до них дошла весть о том, что Ши Цинсюань нашелся. Не хладный труп утопленника, а вполне себе живой ребенок ждал их в племени коренных жителей. Он помнил, как все втроем они сорвались со своих мест, как мчались на тот самый берег, куда старались ранее не заходить, чтобы не нарушать покой жителей этого места.
Уже тогда Ши Уду предчувствовал что-то дурное. Безмерно радостный новостью о живом брате, он ощущал где-то глубоко в своей груди растущее напряжение, которое совсем не подходило сложившейся ситуации, вызывая в нем чувство вины и растерянности. Он должен был быть вне себя от счастья. Так почему же он не мог полностью отдаться этой радости? Неужели он на самом деле плохой брат? Разве не любит он Ши Цинсюаня больше своих собственных родителей?
Все втроем они были взволнованы, но если лица его родителей светились счастьем и надеждой, то на его собственное легла тень недоверия и подозрения, которое в скором времени оправдалось. Стоило только им ступить на чужую землю, освещенную факелами и кострами, как Ши Уду охватило жуткое ощущение отчужденности, словно чьи-то ледяные руки душили его изнутри, что-то гнало прочь. Он неуверенно шел вперед, оглядываясь по сторонам, ища это чужое присутствие, но никак не мог найти и понять, что в этом месте не так, пока его взгляд не зацепился за хрупкого ребенка, скачущего вокруг огромного центрального костра в беспамятстве. Тогда-то Ши Уду впервые ощутил неописуемый, ледяной ужас, заставивший сердце содрогнуться. По его щекам потекли слезы, но не радости, а страха. Юноша, который радостно смеялся с чужаками, предавался ритуальным танцам, топая босыми ногами по теплому песку, казался чужим, не настоящим, ложным. Это был не его Ши Цинсюань. Не тот ребенок, который всякий раз хватался за него, если пугался, прибегал, если был в чем-то неуверен. Что-то во всем этом было неестественное, жуткое, неправильное. Что-то, от чего хотелось впасть в безумие, закричать. Он хотел предупредить родителей, но мать уже стояла рядом с костром, обнимая своего младшего ребенка и не обращая внимания ни на что, а отец ушел в сторону и разговаривал с кем-то, кто постоянно как-то странно косился на него. Так же хмуро и подозрительно, как смотрел на него Ши Уду.
То сжимая в кулаки пальцы, то разжимая юноша стоял на месте, не смея ступить более ни шага, произнести ни слова. Ему казалось, что все вокруг было ненастоящим, ложным, неправильным, неестественным для их мира. Люди, окружающие их, стояли в лохмотьях, состоящих из грубо выделанной кожи и сшитых больших листьев. В это же был одет и Ши Цинсюань, радующийся всполохам огня, словно отзывающимся на каждое его движение. Вокруг стоял тяжелый запах готовящейся пищи. Разносился давящий шум самодельных барабанов, флейт и прочих инструментов, дополненный криками и песнями, смехом и разговорами на языке, который Ши Уду мог с трудом разобрать. Местный диалект ему совсем не нравился, а сейчас и вовсе вызывал отвращение. Среди всеобщего веселья лишь только он один стоял мрачнее грозовой тучи, не позволяя затуманить свой холодный разум.
И не зря. В скором времени к нему вернулся отец. Он положил руку на плечо старшего сына и несильно сжал, тихо и воодушевленно прошептав:
– Нашего сына спас Бог.
Недоумение отразилось в глазах старшего ребенка. Он медленно поднял голову, чтобы посмотреть на своего отца и увидеть фанатичный блеск в его взгляде, направленном на жену и сына. Какой Бог? О каком Боге мог говорить современный человек? Да, Ши Цинсюань спасся чудом, но... При чем тут какие-то сверхъестественные силы? Что вообще тут происходит?
Небольшая тень нависла над Ши Уду, привлекая его внимание. Он вновь медленно перевел взгляд, на этот раз на мать, держащую за руку Ши Цинсюаня. Всегда без умолку болтающий мальчишка сейчас просто смотрел на него и улыбался странной, чужой для него улыбкой. В его глазах не было того живого блеска, который Ши Уду видел всякий раз, стоило их взглядам пересечься. Что они сделали с его братом, с его Ши Цинсюанем? Губы старшего задрожали. К горлу подступил удушающий ком. Неуверенно протянув руку, Ши Уду с непонятным страхом внутри медленно потянулся к младшему брату, робко беря его маленькую ладошку в свою. Теплая. Она была теплой. Шумно, облегченно вздохнув, Ши Уду через силу растянул свои губы в улыбке и мягким, тихим голосом обратился к младшему брату:
– Ши... Ши Цинсюань, пойдем домой...
Но ребенок лишь шире улыбнулся, отрицательно покачав головой. Он не сжал руку брата в ответ, как делал это сейчас, а отступил назад, высвобождая ее и указывая на костер и танцующих вокруг людей.
– Нет, это не наш дом. Он в другой стороне. Пойдем...
И вновь Ши Цинсюань покачал головой, на этот раз высвобождая вторую руку и, резко развернувшись, бросился обратно к костру, к чужим людям, чтобы, вновь заливаясь веселым смехом, предаться безумному танцу. Не веря своим глазам, Ши Уду невольно покачал головой, медленно шагнув на встречу Ши Цинсюаню, желая схватить его и волоком вытащить из этого странного места, привести в чувства, развеять весь морок, которым его одурманили, когда вновь чужое, давящее присутствие заставило замереть его на месте. Медленно, словно боясь спровоцировать дикого зверя, притаившегося где-то в рядом, Ши Уду обернулся и в ужасе втянул в себя воздух, забыв на некоторое время, как дышать. Среди деревьев на него смотрели яркие янтарные глаза существа, скрывающегося в тени. Чудовища, от взгляда которого все его тело покрылось противным, холодным, липким потом.
– Ши Уду, иди сюда, – раздался где-то за спиной эхом нежный голос матери. – Скорее, милый. Представляешь... Да, в это сложно поверить. Но... Нашего Ши Цинсюаня, моего маленького мальчика спас Бог. Его имя – Повелитель Черных Вод.