Глава 14. Tell me who?
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси.
Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.
Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить — не поле перейти.
Гамлет. — Б. Пастернак
***
— Мама! Мамочка! — Майкл первым вышел из ступора и со свойственной ему быстротой в реакциях бросился к матери.
Следующей за старшим братом была Джанет.
После этого и остальные присутствующие в комнате пришли в движение, но далеко не все дети поспешили на помощь матери: кто-то так и остался равнодушно стоять на своем месте, кто-то и вовсе предпочел выйти из комнаты в сад, подышать свежим воздухом.
Майкл метнул полный ненависти взгляд на своего отца: тот так и продолжал нежно обнимать за плечи свою внебрачную дочь, и вид у него был такой, словно кроме этой самой Джо Вонни его в жизни больше вообще ничего не волновало. Словно все эти люди не были его настоящей семьей на протяжении многих лет.
— Мамочка, прошу тебя, пойдем, — прошептал Майкл, и они вместе с Джанет помогли Кэтрин пройти на кухню, где очень бережно усадили ее на стул возле стены.
— Джозеф, сволочь! Почему ты до сих пор не развелась с ним, мама?! Я не понимаю! ПОЧЕМУ? — Майкл больше не мог держать все это в себе: его всего трясло от гнева и ненависти к родному отцу.
— Майкл, сынок. Не надо так. Он все-таки твой отец… — мать пыталась вразумить сына, но тот и слышать ничего не хотел.
— Джозеф — ужасный человек! — продолжал кричать Майкл, пока Джанет наливала матери стакан воды. — Как он может так обращаться с тобой?! До каких пор, мама, ты будешь все это терпеть?!
Кэтрин ничего не ответила на это. У нее не было сил говорить. У нее не было сил плакать. Она просто тихо охала, сжимая в одной руке стакан с водой, а другой держась за сердце.
Сын смотрел на мать, и в его глазах застыли боль, сочувствие и… непонимание.
Все это время он стоял спиной ко входу и не видел, что в этот самый момент Джозеф зашел на кухню. Джанет округлила глаза от ужаса и мимикой лица пыталась подсказать брату, что отец здесь и все слышит, но тот, не обращая на нее никакого внимания, продолжал свою гневную тираду:
— Как ты вообще могла влюбиться в такого человека, как Джозеф, мама?! Что, так сильно понравились его зеленые глаза? Я сожалею, черт побери, что он — мой родной отец! Ненавижу его! Старый, мерзкий урод!
— Вот значит как, сын… сожалеешь. Старый, мерзкий урод… — от звука его голоса Майкл вздрогнул и, даже, на пару секунд стушевался, но быстро взял себя в руки, ведь как говорится, слово не воробей и что сказано, то сказано.
Тем временем отец продолжил говорить, сверля при этом злобным взглядом спину сына, который так и не соизволил повернуться к нему лицом:
— Вот значит как. Только ты забываешь, что именно благодаря мне о Майкле Джексоне узнала сначала вся Америка, а потом и остальной мир. Что это я, я вытащил всех вас из дерьма под названием жалкое существование и беспросветная бедность! Или ты уже забыл, как наша семья жила раньше? Тебе напомнить, Твое Королевское Величество?!
— Не надо, я все прекрасно помню и сам! — выкрикнул Майкл, наконец поворачиваясь лицом к отцу. — И лично я выбрался из этого, как ты выразился, дерьма благодаря своему таланту, непоколебимой вере в свои силы и умению никогда не сдаваться! Ты меня произвел на свет, спасибо! Но на этом твое участие в моей жизни заканчивается!
— Сильно ошибаешься, сын. Любой талант, даже такой непревзойденный, как у тебя, ничто, ноль без палочки, при отсутствии толкового, грамотного и опытного менеджмента! Я на этом шоу-бизнесе не одну собаку съел! И ваша семейная группа ничто без меня! Каждый из твоих братьев — никто без меня! И ты, Майкл — никто без меня!
— Прекратите ругаться, прошу вас… — тихо произнесла Кэтрин, но никто из мужчин ее так и не услышал.
Отец с сыном стояли посередине кухни, друг напротив друга, и были похожи на двух бойцовых собак, готовых в любой момент вцепиться в глотку своему оппоненту. Майкл и раньше, единственный из всех детей, темпераментно и с чувством собственного достоинства мог дать отпор отцу. Он мог даже иной раз поспорить с Джо, но до такой откровенной ругани дело дошло впервые.
— Отец, скажи мне лишь одно — как ты мог? — не унимался Майкл. — Ты хотя бы понимаешь, что ты — гнусный предатель?! Ты предал маму! Ты предал всех нас!
— Не тебе меня судить, сопляк! — процедил сквозь зубы Джозеф, рефлекторно сжимая свои кулачищи. Раньше он без разговоров врезал бы сыну по первое число, но сейчас перед ним стоял не маленький мальчик, а взрослый тридцатитрехлетний мужчина. — Поговорим об этом, когда ты пристроишь свою неугомонную задницу под крылышко одной-единственной женщины. Когда ты женишься на ней, заделаешь ей с десяток детей, станешь порядочным семьянином и верным мужем. Вот тогда мы с тобой поговорим обо всем этом. А не сейчас, когда ты скачешь из койки в койку, как последняя блядь, и понятия не имеешь, что такое нравственность, верность и ответственность!
— Джозеф, опомнись! — взмолилась Кэтрин. — Что ты такое говоришь? Наш мальчик милое, невинное дитя!
— Да очнись ты уже, Кэтрин! — грубо бросил Джо в ее сторону с таким видом, словно перед ним сидело самое глупое существо на свете. — Этот белокрылый ангел перетрахал баб больше, чем я и остальные наши сыновья вместе взятые! Надеюсь, Майкл, ты хотя бы предохранялся? А то я нисколько не удивлюсь, если скоро к нашему дому выстроится длинная очередь из желающих доказать твое отцовство, — ухмыльнулся Джо и с издевкой посмотрел на свою жену. — Я самолично несколько раз отправлял шикарных шлюх в гостиничные номера твоего невинного сына, Кэтрин!
— Я не спал с ними, папа! — в отчаянии выкрикнул Майкл, но прозвучало это так, словно он пытается оправдаться.
— А что ты им, наверное, стихи всю ночь читал? — ехидно заметил Джозеф.
У Майкла в голове моментально пронеслись воспоминания об их с Наташей невероятном, чувственном сексе в Праге, во время которого девушка, по его просьбе, читала стихи Есенина. Есенин — русский поэт, пьяница и бабник, который читал по кабакам стихи проституткам, прежде чем уложить их в постель, пришелся тут как нельзя кстати.
Пока Майкл вспоминал все это, возникла заминка, которую Кэтрин восприняла так, словно ее сыну нечего было возразить на слова отца.
— Майкл, мальчик мой…о Боже…
Майкл судорожно сглотнул и перевел взгляд на мать. В ее глазах застыли боль и разочарование. В эмоциональном порыве, а, скорее, ощущая свою беспомощность, сын бросился к матери и упал перед ней на колени.
— Мамочка! МА-МА! Это все неправда! НЕПРАВДА! Джозеф лжет! Это все гнусная, наглая ложь! — буквально захлебываясь словами, в отчаянии закричал он.
— Какая трогательная сцена! Я сейчас просто расплачусь. Ты прекрасный актер, сынок, браво! — отец, с ехидной ухмылкой на лице, несколько раз театрально похлопал в ладоши.
— Да заткнись ты уже, Джо! — зашипел Майкл, окончательно отчаявшись образумить отца.
— Мда, сын… Правда, она такая, очень неприятная штука. Жизнь прожить — не поле перейти. Ты заигрался в Ангела, сынок. Настолько заигрался, что сам уже не понимаешь, где выдумка, а где реальность. Но я вижу тебя насквозь, так что этот милый образ романтичного принца прибереги для своей набожной матери и армии глупеньких фанаток. Ты обычный человек, Майкл и, более того, обычный мужик с весьма заурядной внешностью, который, как и все остальные, не прочь покувыркаться в постели с какой-нибудь горячей красоткой. Как говорится, от осинки не родятся апельсинки. Так что мы еще посмотрим, кто из нас в итоге лучше, сынок.
Майкл, отчаянно ища поддержки, перевел взгляд на младшую сестру. Та смотрела на него с нескрываемым удивлением и явно не понимала, что тут происходит и как относится ко всему услышанному. На маму он боялся взглянуть даже мельком, не желая видеть в ее глазах… А что он должен увидеть в ее глазах после такого?
«Что у нас за вечер откровений сегодня? Вот какого черта я прицепился к Джозефу с этой его левой дочерью? Ведь знал же, что он не смолчит, и все мои слова вернутся ко мне бумерангом».
Вновь не найдя поддержки и понимания среди близких ему людей, Майкл здорово психанул, по-другому его состояние не назовешь. Быстро и довольно холодно попрощавшись с мамой и сестрой, он нервозно дернулся и решительно рванул на выход.
Проходя мимо отца, он ощутимо толкнул его плечом, то ли просто покачнувшись, то ли специально, на что незамедлительно получил презрительную и слегка враждебную ухмылку. Прощаться с остальными представителями своего многочисленного семейства певец не посчитал нужным и, спешно покинув отчий дом, почти бежал к своей машине, на ходу тщетно пытаясь хоть как-то прийти в себя после всего, что произошло. Джозеф вновь его не разочаровал, подтвердив все самые худшие опасения. Вот послал же Бог родителя!
— Майкл, постой! Братик, подожди меня, прошу! — кричала ему вслед Джанет, не поспевая за ним и, то и дело, путаясь в подоле своего длинного нарядного платья цвета крепкого кофе.
Щеки девушки раскраснелись от быстрой ходьбы, да еще эти долбанные десятисантиметровые шпильки ее любимых лабутенов уж никак не добавляли ей скорости. Несмотря на отчаянные крики сестры за его спиной, Майкл и не думал сбавлять шаг. Он ни с кем не хотел разговаривать. Даже с любимой младшей сестренкой. Он был зол. Чертовски зол.
— Майкл Джозеф Джексон, остановись! — Джанет прокричала это так громко и с каким-то отчаянным надрывом в голосе, что Майкл невольно вздрогнул и резко остановился.
— Ты знала! Знала, что семейный ужин, это идея Джозефа и ничего мне об этом не сказала! — выпалил певец, негодующим взглядом уставившись на сестру, когда та подошла к нему почти вплотную.
— Знала, но я понятия не имела по какому поводу… — Джанет говорила это абсолютно искренне и, не почувствовав в ее словах фальши, Майкл немного смягчился.
— Ужасно все получилось. А я ведь говорил тебе, что добром это не кончится… — вздохнул он.
— Ты, как всегда, оказался прав. Зря я тебя втянула во все это… — Джанет крепко обняла брата и тихо добавила:
— Но что за чушь нес про тебя Джо на кухне?
— Он все лжет, — с болью в голосе ответил певец. — Ему в очередной раз нужны были деньги, но я отказался их ему дать. Теперь он мстит мне за это. Он знает, что я неуязвим для него и таким отвратительным образом пытается вывести меня из состояния равновесия.
— И это у него прекрасно получилось. Я никогда раньше не видела тебя таким… таким взбудораженным.
— Я человек, Джанет. Обычный, земной человек и у меня, как и у всех, тоже есть свои чувства и эмоции.
— Майк, ты должен жениться, завести семью, чтобы в очередной раз доказать Джозефу, что он не прав. Что насчет твоей таинственной девушки?
— Жениться, чтобы что-то там доказать моему дорогому папочке?! — певец цинично хмыкнул, продолжая обнимать сестру и рассеяно глядя куда-то вдаль. — Ну уж нет! Пускай лучше Джозеф катится ко всем чертям!
***
Джексон зыркнул на Билла из-под упавших на лоб кудрей, и тот сразу же все понял. За столько лет службы он научился хорошо понимать своего подопечного без слов. Недовольно вздохнув и тихо поворчав для приличия, Билл вышел из просторного салона лимузина и пересел на пассажирское сиденье рядом с водителем.
Как только за телохранителем закрылась дверь, Майкл тут же рванул к мини-бару из красного дерева, инкрустированного золотыми узорами, и рывком открыл маленькую дверцу. Выхватив бутылку водки, он одним движением скрутил крышку и, не заморачиваясь на поиски стакана, отпил прямо из горла. Внутри все неприятно обожгло, но ему было наплевать. Все-таки водка не его напиток, но Наташа предпочитала именно ее, и он со временем привык.
Певец откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
Джозеф — мразь! У него всегда виртуозно получалось нагадить в душу сыну, да так, чтобы тот после чувствовал себя жалким, никчемным неудачником.
Какого черта?!
Да, у него были женщины. Много женщин. И что с того? Весь Голливуд так живет. Он был слишком молод, слишком богат и слишком знаменит: от подобного у любого снесет крышу, что уж говорить про бедного мальчика из захолустного Гэри. Прости, мама, своего непутевого сына, он честно пытался следовать твоим библейским заветам, но природное любопытство и бешеный сексуальный темперамент сделали свое дело. И вообще, почему весь мир вертится исключительно вокруг денег и секса? Всех только и интересует, сколько у тебя бабла и каков ты в постели! Да, он давно не был девственником и ему всегда нравились красивые, ухоженные и талантливые женщины без лишних заморочек, так сказать.
Но он встретил Наташу, и все резко изменилось. Он совершенно перестал заглядываться на других представительниц прекрасного пола, не говоря уже о том, чтобы сходить налево. Да, иногда он сильно тосковал и ему очень не хватало ее рядом, но он научился себя контролировать, выливая нерастраченную сексуальную энергию в творчество. В психологии это, кажется, называется сублимацией.
Певец вздохнул и приложил холодную бутылку к лицу, в попытке хоть немного остудить пылающие щеки.
«Черт побери моего чокнутого папашу! — тихо выругался он про себя. — От осинки не родятся апельсинки… Классно сказано. А вдруг Джозеф прав — «ген блядства» действительно существует, и папочка одарил меня им в качестве наследства? Неужели я способен изменить человеку, которого так сильно люблю? Нет, не может быть… Я хороший мальчик, хороший…»
Майкл понимал, что в таком состоянии ему категорически нельзя ехать в Неверлэнд. Там Маколей и братья Касио, а мальчишкам совершенно ни к чему видеть то, что он собирается делать. Певец сделал еще один большой глоток из бутылки и, пересев поближе к водительскому сидению, несколько раз ударил кулаком по пластиковой перегородке.
— Едем в «берлогу», Уэйн, — сухо приказал певец, после того, как кусок пластика плавно отъехал вниз, и на него молча уставились две пары мужских глаз: его телохранителя и личного водителя.
Брей вздохнул и едва заметно кивнул головой Уэйну. Билл был уверен, что дело было в отце. Как пить дать, папочка Джо опять отмочил номер. Брей видел, как тот входил в дом с какой-то девчонкой…
***
Когда Майкл добрался до своей фешенебельной квартиры, он был скорее зол, чем пьян. Выпитый по дороге крепкий алкоголь его не торкнул абсолютно. Съедающий изнутри гнев словно расщепил все хмельные молекулы, которые благополучно распались по дороге, так и не попав в головной мозг. Однако, состояние певца стало еще более агрессивным.
— Не надо за мной ходить, Билл! — грозно рявкнул певец с порога, при этом сохраняя абсолютно трезвый и адекватный вид. — Со мной все в полном порядке, ясно?! — И он с силой и даже с какой-то животной агрессией захлопнул входную дверь перед самым носом своего телохранителя.
Билл Брей от беспомощности резко ударил кулаком в закрытую дверь и рывком обернулся на двух своих парней в черных деловых костюмах.
— Вы, оба, остаетесь здесь. Я буду в машине. Чтобы не происходило за этой дверью, — Брей указал пальцем в сторону квартиры, — вам запрещено вламываться туда. Это, надеюсь, понятно?
Парни молча и по-деловому кивнули в ответ.
— Если услышите что-нибудь подозрительное, сразу же звоните мне.
В это время из-за двери послышался звук бьющегося стекла и какой-то странный вопль. Все трое обеспокоенно переглянулись.
— Так все, парни, я передумал. Идите-ка в машину, я сам тут… Ну чего стоим? Топайте, я сказал!
Как только два бодигарда скрылись за поворотом, Брей подошел к двери квартиры и прислушался. Тихо. Билл облокотился спиной о стену и задумался. Это имела ввиду Наташа, когда говорила ему про странности, препараты и подозрительных людей? Он просто не переставал удивляться этой девушке. Что это? Предчувствие, или она уже тогда, в Праге начала что-то подозревать после его странного поведения в машине?
Из-за двери снова послышался звук чего-то бьющегося и нецензурная брань. Билл тяжело вздохнул и прикрыл глаза, прислушиваясь к происходящему и готовясь ворваться в квартиру в любой момент. Одно его успокаивало — Джокер был слишком влюблен и слишком труслив, чтобы попытаться что-нибудь сделать с собой еще раз…
***
Майкл немного пришел в себя, лишь когда обнаружил, что разбил вдребезги любимую Наташину фарфоровую статуэтку какой-то прославленной советской балерины. Романова купила ее на закрытом аукционе год назад за очень немаленькие деньги и невероятно гордилась своим приобретением.
«Дьявол! Мне нужно точно такую же! Причем срочно и плевать, если она существует всего в единственном экземпляре! Я — Майкл Джексон, черт побери, а это значит, что для меня нет ничего невозможного! Наташа мне голову за нее оторвет…»
Он обвел взглядом просторную гостиную и оцепенел от ужаса. В комнате царил жуткий кавардак: разбитые вазы, сломанная и перевернутая кверху дном мебель. И когда он успел такое натворить?
«Наташа не должна видеть весь этот разгром. Все должно быть в точности также, как и было до этого. Необходимо заказать точно такую же мебель, чтобы она ничего не заметила. А если нет точно такой же, то сделать на заказ, привезти из Италии, с другой планеты, да не важно! Я заплачу любые деньги! Вот Билл завтра этим и займется».
Масштаб разрушений значительно отрезвил его и, начиная приходить в себя после острого приступа агрессии, мужчина обессиленно опустился на диван.
«Господи! Как же мне плохо. За что он так с нами? За что? — Майкл, стараясь удержать рвущиеся наружу рыдания, принялся безжалостно дубасить кулаками по мягкой обивке дивана, словно боксер, наносящий удары по своему противнику. — Мама. Мама. Бедная мамочка. Как она только терпит все это?»
После яростной вспышки гнева как всегда наступал период сильных душевных терзаний, а за ними жалость и презрение к себе, любимому. Певец ненавидел, когда на глазах у других людей внезапно рушился его идеальный, выверенный до мелочей, выпестованный годами положительный образ. Когда за красивым, сказочным фасадом начинал маячить настоящий, реальный Майкл Джексон. Он прекрасно понимал, что нет ничего тайного, что рано или поздно не становится явным, и мама все равно бы обо всем узнала. Но только не таким позорным образом и, главное, от кого! От Джозефа!
«Обычный мужик с заурядной внешностью», — монотонно крутились в его голове слова отца, словно кусок надоедливой, бесячей песни, поставленной на повтор.
Наконец, не выдержав более, звучавшего в его голове ненавистного голоса, Майкл громко и надрывно закричал от злости и отчаяния и с силой швырнул тяжелую бронзовую статуэтку в зеркало.
- Джо прав! Я — урод! Фрик! Ничтожество! Я не достоин любви. Я не достоин Наташи. Почему она до сих пор со мной? Из милосердия и сострадания? Из жалости? У нее была куча любовников до меня, и я никогда не поверю, что лучше их всех. Она просто нагло врет, чтобы не ранить мое гипертрофированное самолюбие. Рано или поздно она найдет себе кого-нибудь другого и бросит меня. Она обязательно сделает мне больно, как и все остальные!
Он бы так и продолжал и дальше накручивать себя и неизвестно до чего бы он в итоге договорился сам с собой, но внезапно поплывший перед глазами туман и сильное головокружение заставили его резко сконцентрироваться на собственном самочувствии и выбросить эту дурь из головы. В следующее мгновение все в комнате стало давить и раздражать; свет нескольких торшеров начал казаться чересчур ярким, а тишина квартиры какой-то нереально… громкой.
— Ауч… — Майкл, стиснув зубы, крепко зажмурился и буквально сложился пополам от пронзившей его острой боли.
Голова просто раскалывалась на части от дикой, ноющей пульсации на месте ожога. Подушечки пальцев занемели, и когда он коснулся ими лица, ему показалось, что он прикасается не к гладкой коже, а к куску наждачной бумаги.
«Твою же мать!»
Он неуверенно поднялся с дивана и тут же ощутил сильный, мучительный приступ тошноты. Приглушенный свет буквально резал глаза, от чего они начали слезиться, а тишина буквально долбила в ушах похлеще любой рок-композиции.
Певец кое-как нашарил на полу свой черный китель и негнущимися пальцами рванул потайной шов, напрочь разрывая красную атласную подкладку. Далеко не с первого раза он открыл спасительную тубу, и на его ладонь выпали сразу две продолговатые капсулы. «Значит. Судьба. Такая», — цинично хмыкнул певец и, не запивая, проглотил разом обе пилюли.
Через пять минут стало легче, но веки быстро начали наливаться свинцовой тяжестью, а глаза закрываться будто сами собой. Певец еле добрался до кровати и, рухнув в нее прямо в одежде, погрузился в тяжелый, медикаментозный сон.
***
В это же самое время, 11:02 утра.
THE ARTIST, Бухарест, Румыния.
— Ну надо же! Какие люди и без охраны! Сам замдиректора ФБР почтил нас своим присутствием!
— Доброе утро, Романова. Я тоже очень рад тебя видеть. — Марк Джонсон устало опустился на мягкий стул напротив нее и выдавил из себя что-то наподобие вежливой улыбки.
— Неважно выглядишь, Марк, — хмыкнула Наташа медленно обводя пальцем ободок стакана с виски. Джонсона, почему-то, невероятно завораживало это движение. — Смею предположить, что тому виной бурная ночь с местными проститутками. Говорят, восточноевропейские девушки весьма горячие штучки.
— Очень смешно, Романова! Длительный перелет, просто еще не оклемался, — буркнул он, прекрасно понимая, что девушка над ним откровенно издевается. Но, собственно говоря, на радушный прием он особо и не рассчитывал.
— Мог бы вообще не прилетать, — безразлично пожала плечами Наташа и открыла меню, делая при этом вид, что внимательно его читает.
Марк несколько секунд изучал ее сосредоточенное лицо, после чего иронично хмыкнул:
— Что, интересно написано?
— Поинтереснее, чем все ваши долбаные отчеты. Здесь даже картинки есть, видишь? — Она повернула меню на него, демонстрируя красочные фотографии блюд.
— А ты колючка, Романова, — произнес он и перевел свой взгляд на пейзаж за окном.
— А ты у нас, как я посмотрю, любитель кактусов, — тут же парировала девушка, продолжая увлеченно перелистывать меню.
— Романова, давай без этих вот твоих подколов. — Его голубые глаза сердито сверкнули в ее сторону.
— Джонсон, давай без этих вот твоих подкатов. — Она швырнула меню на стол и сердито уставилась на него. — У тебя вон на лбу написано: «Как же я хочу трахнуть эту строптивую сучку, которая сейчас сидит как раз напротив меня».
— Романова! — Марк откровенно взбесился. — Не забывайся! Я вообще-то твое непосредственное начальство на этом задании!
— Начальство, говоришь? Ну так уволь меня! Я с удовольствием соберу вещички и сегодня же улечу обратно в Штаты. Может быть уже позавтракаем? Или, скорее, пообедаем?
Марк невероятным усилием воли заставил себя успокоиться. Ему было неприятно, что эта девушка видит его насквозь и при этом совершенно не стесняется в выражениях. Да он хотел ее, очень хотел, причем уже давно, но это было нечто гораздо большее, чем обычное плотское влечение. И этот ее Джексон был ему, словно надоедливая рыбья кость в горле.
Джонсон вздохнул и с тихой грустью в голосе произнес:
— Вот какого черта ты творишь, скажи мне, пожалуйста?
— Это ты какого черта творишь, Джонсон? Или думаешь, что я не в курсе, что это ты подписал приказ на продление моей командировки здесь? Решил держать меня подальше от Джексона? Не выйдет, Марк, можешь не стараться. Майкл прилетал ко мне неделю назад. О, это был очень горячий уикенд. — Наташа опустила средний палец в стакан с виски, а затем эротично облизала его языком. — Пшшшш…
— Романова, немедленно прекрати этот балаган, — злобно зашипел на нее мужчина.
Она сузила глаза, с удовлетворением осознавая, что ее слова попали точно в цель.
«Ведет себя, как обиженная школьница. Тоже мне, легенда ФБР», — хмыкнул он, изо всех сил стараясь окончательно не выйти из себя и вслух безразлично произнес:
— Да плевать мне на ваши с Джексоном чувства. Мне главное чтобы работа работалась.
— Работа, значит? Ну-ну…
Она знала, что он врет. И он знал, что она знает, что он врет. Поэтому оба молча уставились в окно, чтобы не наговорить друг другу лишнего. Старая, как мир история: он любит ее, она любит другого, но он летит к ней через половину земного шара ради одной мимолетной встречи и теша себя призрачными иллюзиями.
— Романова, что с настроением?
— А что с настроением? Нормальное такое настроение… — Девушка явно устала с ним препираться и сбавила обороты.
Да ни черта у нее не нормальное настроение. С самого утра у нее ноет сердце и противно сосет под ложечкой. Чувство какой-то непонятной тревоги уже несколько часов подряд не отпускало ее, и Наташа все думала о том, а не «наследила» ли она во время выполнения последнего задания, но потом поняла, что ее состояние никак не связанно с работой.
Марк внимательно следил за девушкой и прекрасно понимал, что с ней что-то происходит.
— Может уже расскажешь?
— Может уже поедим?
Что ж, нормального разговора сегодня явно не получится. Марк, обреченно выдохнув, сгреб со стола меню и открыл на первой попавшейся странице.
— Ничего себе, Романова, — присвистнул он от удивления.
— Что, Джонсон, в шоке от здешних цен? А как же произвести впечатление на девушку? Или ты способен сорить деньгами только в угоду высшему руководству?
— Да я не про цены. Я совершенно не понимаю, что здесь написано, а у меня жуткая аллергия на орехи. — Его голубоглазый взгляд растерянно скользил по лощенным страницам.
— Ну хорошо, Марк, я помогу тебе. Что ты хочешь: рыбу, мясо, овощи или ограничишься одним лишь десертом?
Наташа рассеяно ковыряла вилкой в тарелке, отметив при этом, что у Марка отменный аппетит. Все-таки она любит мужчин, которые умеют получать наслаждение от еды. А вот Майкл, наверное, опять ничего не ест, оправдывая себя тем, что к началу тура ему надо быть «в форме». Наташа игриво улыбнулась, припоминая их шалости здесь, в Бухаресте, неделю назад. «Майкл, мой милый, сладкий мальчик».
Внезапно, где-то в области горла возникло странное, неприятное чувство, быстро переросшее в панический страх. Пульс резко участился, от чего ей стало трудно дышать; появился ужасный шум в ушах, тянущая боль за грудиной и ощущение приближающейся смерти. На пару секунд она даже потеряла связь с реальностью. «Майкл», — четко вспыхнуло в ее мозгу, словно яркая неоновая вывеска. Марк увидел, как девушка, сидевшая напротив него, странно покачнулась и резко побледнела, а ее пальцы крепко, до белых костяшек, вцепились в стакан.
— Эээ, Романова, ты чего? — мужская рука с вилкой так и замерла на полпути ко рту.
— Давление подскочило, наверное… — неуверенно произнесла Наташа, неестественно растягивая слова.
— Какое еще давление? — Марк раздосадованно положил столовый прибор на тарелку. — Ты здорова, как космонавт, хоть сейчас на околоземную орбиту отправляй. Что ты скрываешь от меня? Ты, случаем, не залетела от своего Короля?
— Марк, ты явно напрашиваешься на то, чтобы я съездила тебе по физиономии и я не посмотрю на то, что ты мой начальник. — Девушка явно начала приходить в себя, и на ее щеках заиграл легкий румянец.
Теперь в ее красивых глазах читалась боль, и до Джонсона только спустя пару секунд дошло, какой ужас он только что сморозил. «Черт. Препарат. Ей же колют этот долбаный противозачаточный препарат. И как я мог забыть, идиот…»
— Прости, Наташа, я не подумал. Я просто забыл… Прости меня.
— Что-то есть совсем расхотелось. Пожалуй, я пойду. — Девушка бросила скомканную салфетку и решительно поднялась из-за стола.
— Я провожу. — Мужчина мгновенно вскочил вслед за ней со своего места.
Он чувствовал себя ужасно виноватым. Надо же быть таким дебилом…
Они вышли на улицу и замерли на крыльце ресторана, щурясь на яркое весеннее солнце. Что ни говори, а Бухарест был прекрасен в это время года. Нашарив в сумочке Prada ключи от своего Porsche, Наташа спрятала глаза за темными очками Max Mara и направилась к машине.
— Пока, Марк. Приятного дня, — бросила она через плечо, даже не посмотрев на мужчину.
— Какое «пока», Романова? — Джонсон быстро догнал ее и схватил за локоть. — Ты думаешь, что я дам тебе сесть за руль в таком состоянии? Еще чего доброго отключишься по дороге и ладно погибнешь сама, так еще и пару-тройку мирных жителей прихватишь на тот свет! А мне нафиг не нужен грандиозный международный скандал. Так что, либо ты при мне садишься в такси, либо я везу тебя до дома на своей машине.
— О’кей, Марк, поехали, — безразлично бросила она, на удивление быстро согласившись с его доводами.
Они молча смотрели на проплывающие за окном красоты румынской столицы. Их автомобиль с дипломатическими номерами США неспешно катил в плотном городском потоке, навевая своим размеренным покачиванием скуку и мнимое умиротворение. Вот, справа от них, показался поражающий своей глобальностью Дворец Парламента. Это масштабное здание занимало второе место после Пентагона по величине в мировом хит-параде.
Наташа мрачно ухмыльнулась. Пентагон. Даже здесь, в далекой восточноевропейской стране, что-нибудь да напоминает ей о том, кто она есть на самом деле: убийственно красивая кукла, марионетка в руках высших военных чинов США, отчаянно пытающаяся обрести свободу. Наташа вздохнула и, отвернувшись от окна, положила голову на плечо рядом сидящего мужчины.
Марк разом напрягся от неожиданности. Его сердце сначала замерло, а потом бешено пустилось вскачь. Он словно оцепенел, боясь даже пошевелиться. Ему, наверное, снится все это? Невинный, казалось бы, жест со стороны девушки вызвал в нем целую бурю эмоций. Ему мучительно сильно захотелось крепко прижать ее к себе, зарываясь лицом в ее пышные волосы, а потом приподнять пальцами ее подбородок и долго-долго целовать такие красивые и такие желанные для него губы.
Марк судорожно сглотнул, понимая что его совершенно не туда понесло, и так и не осмелился даже слегка приобнять ее в ответ. Это не его женщина, не его! Давно пора с этим смириться.
Тем, временем, автомобиль подъехал к местной Триумфальной Арке и, пустившись на юг по шоссе Киселефф, покатил по дороге к улице Каля Виктория, мимо многочисленных архитектурных шедевров. Когда ее пальцы коснулись лацкана его строгого пиджака и ласково пробежались сверху вниз, Марк резким, нервным движением ослабил узел своего галстука, который, как ему показалось, перекрыл доступ кислорода к его легким. Он понимал, что она просто играет с ним. Что ей от него что-то надо. Но он чувствовал себя настолько хорошо, что ему было откровенно все равно.
— Марк?
— Мм..?
— Мне срочно нужно в Штаты. Ну, пожалуйста.
— Хорошо, Романова. Сегодня в шесть вечера спецборт до Вашингтона. Я буду тебя ждать.
— Спасибо, Джонсон.
— Не за что, Романова.
И мужская ладонь, еще немного поколебавшись, все-таки опустилась на хрупкое женское плечо. Как же быстро он согласился…
Вот как она делает это?
Дорогие читатели! Большая просьба ставить звездочки под главами и писать комментарии, чтобы я знала, что вы ждёте продолжение. Всем спасибо и всяческих благ!