No Ordinary Love III

Странно, когда ты сходишь с ума,
У меня появляется чувство вины.
Я тебя понимаю, ведь мне иногда
Тоже снятся страшные сны.
Снится, что мне не дожить до весны.
Снится, что вовсе весна умерла.
Страх во мне оставляет следы;
Мы думали страх — это просто слова…

Смысловые галлюцинации.

***

Всю дорогу от аэропорта до гостиницы они снова молчали.

Майкл мучался угрызениями совести, напряженно кусал губы и ужасно хотел, но боялся с ней заговорить. Ее молчание просто убивало его, но от девушки в его сторону веяло таким холодом, обидой и агрессией, что мужчина, небезосновательно, опасался вместо разговора, попросту схлопотать по физиономии.

Спору нет: он очень сильно ее обидел своим нелепым, мерзким выпадом в салоне машины несколько часов назад, когда они были еще в Будапеште. Как он мог ТАК повести себя с ней, да еще и на глазах у Билла?!

Пряча полный раскаяния взгляд за темными стеклами очков, он робко косился на нее, то и дело мучительно вздыхая про себя.

Ну почему, ПОЧЕМУ, когда злилась, она была еще красивее и желаннее?

Нет, он не хотел сказать этим, что разозлил ее специально. Он вообще не помнил, с чего все началось, и как так получилось, что его разум выдал такую паршивую реакцию. Может быть, и правда, накипело за столько лет?

Нет… здесь что-то другое… Джексон все думал и думал о своем поступке, сгорая от стыда и не находя себе оправданий…

Наташа, в отличии от Майкла, старалась вообще ни о чем не думать и просто смотрела на проплывающие за окном заснеженные пражские улочки.

Им двоим казалось, что они едут до гостиницы уже целую вечность. Когда же они, наконец, зашли в свой номер, то Наташа, которая сразу же решительно направилась в небольшую гостевую спальню на нижнем уровне их двухэтажных апартаментов, вдруг замерла на пороге огромной гостиной.

Майкл, шедший за ней следом и прекрасно видевший ее реакцию, весь как-то разом съежился, боясь даже предположить, что она сейчас думает обо всем этом…

Наташа, продолжая стоять на пороге, медленно обвела взглядом помещение: весь пол просторной комнаты был сплошь усеян свежесобранными лепестками роз; в огромных, напольных вазах, коих она насчитала не менее двадцати пяти, стояли шикарные букеты из этих же цветов кремовых и белых оттенков; высокого потолка практически не было видно из-за разноцветных гелевых шаров, между которыми болталась небольшая белая растяжка с лаконичной надписью: «Прости». Вот так вот трогательно, наивно, немного неуклюже и слегка по-детски.

— Что. Это. — весьма раздраженным тоном бросила Наташа после нескольких минут напряженного молчания, и Майкла всего затрясло от звука ее голоса, словно его окатили с головы до ног ледяной водой.

— Прости меня, детка, я не знаю, что на меня нашло… — его ладонь осторожно легла на ее плечо, но девушка тут же раздраженно тряхнула им, сбрасывая с себя его пальцы.

— Что это вообще было, мм.? —  поинтересовалась она, резко развернувшись к нему лицом.

Майкл стоял, вперив взгляд в пол, словно нашкодивший мальчишка, и напряженно молчал.

— Вот так вот все просто, да, Майкл?! Купил шариков, цветочков, возможно, очередной охуенно дорогой бриллиантовый ошейник, и красота! И все, Майкл, теперь я ваша навеки?! Так что ли? Ты хоть понимаешь, Джексон, как сильно ты меня обидел?! Это было ужасно — слышать такое от тебя! Ты и правда думаешь, что нас с тобой связывает только, мать его, охрененный секс и ничего кроме?!

Зная, что сильно рискует, он все-таки схватил ее и крепко стиснул в своих объятиях. На его счастье, девушка не стала сопротивляться.

— Да глупости все это, — произнес мужчина, пристраивая свой подбородок у нее на макушке. — Я был не в себе, когда это говорил. Ты для меня даже больше, чем любовь, ты для меня — целая жизнь. Наташа, никогда не сомневайся в этом, слышишь? Никогда!

— И давно это с тобой?

— Что именно?

— Внезапные, немотивированные приступы агрессии!

— Не знаю… ничего такого раньше не было… Наташа, ну ты же знаешь, что я не способен причинить тебе вред или сделать больно. Прости меня, малыш, ну пожалуйста, — Майкл еще крепче обнял ее, зарываясь лицом в мягкие, пахнущие духами волосы. — Я не смогу без тебя, слышишь? Я просто умру.

Она медленно подняла голову и заглянула в его наполненные влагой карие глаза. Затем осторожно коснулась губами солоноватых от слез губ мужчины и, слегка отстранившись, провела кончиками пальцев по его щеке.

 — А я ведь знала… знала, Джексон, — тихо произнесла она, и Майкл, услышав это, настороженно покосился на нее, — что с тобой будет непросто… я с самого начала подозревала, что ты тот еще засранец… — она вздохнула и продолжила: 

— Ну хорошо, будем считать, что все мы просто сильно перенервничали сегодня.

В этот самый момент Наташа довольно отчетливо осознавала, что этот мужчина попросту вьет из нее веревки, но она была не в силах сопротивляться его мощному природному магнетизму.

Любого другого она давно бы послала весьма замысловатыми путями в прекрасное далеко, причем, без единого шанса на возвращение, будь он хоть сто раз миллиардер, сногсшибательный красавец и офигенный любовник в одном лице. Но Майклу, казалось, она могла простить все. Ну или почти все.

Она чувствовала, что он улыбается, продолжая ее обнимать, и уголки ее губ сами собой дрогнули в едва заметной, счастливой улыбке.

— Хотя знаешь, в одном ты прав, — вдруг добавила девушка. — Секс с тобой — это просто потрясающе, и ты, пожалуй, лучший любовник из всех, что у меня были…

Майкл смущенно улыбнулся, еще сильнее прижимая ее к себе.

 — Джексон, только ты это… смотри, не зазнайся…

***

Стоя в обнимку на небольшом балкончике своего номера, который выходил прямиком на Старый город, они с восхищением наблюдали, как зимнее небо над Прагой расцвечивается традиционным новогодним салютом. С балкона было видно, как красиво сияет праздничными огнями город, как искрится снег на крышах домов, и как спешат по узким улочкам в свои теплые дома припозднившиеся прохожие.

 — Майкл, иди обратно в номер, — заботливо произнесла Наташа, чувствуя сквозь тонкую ткань вечернего платья его ледяные пальцы. — А то, чего доброго, застудишь свой голосовой аппарат.

 — И кое-что другое…не менее важное, — поддакнул Билл, который стоял здесь же, на балконе, но чуть поодаль от них.

 — Какой же ты все-таки пошляк, — Майкл недовольно закатил глаза на его реплику.

 — Пошляк не тот, кто сказал, а тот, кто подумал! Все, Джокер, давай, двигай с балкона! Праздничный салют окончен.

Майкл нехотя послушался, и Наташа с Биллом остались вдвоем. Они облокотились о кованые перильца и молча смотрели на ночные огни старого города.

— Если ты бросишь этого парня, я тебя убью, — как бы между прочим произнес Брей и строгим взглядом посмотрел на девушку.

 — Договорились, Билл.

 — Ну чего ты улыбаешься, Наташа? Я вполне серьезно. Он с тобой стал… другим. Это лучшая версия Майкла Джексона из всех, что я знал, а повидал я, поверь, немало. Только я так и не понял, что за хрень произошла между вами в машине?

— Ты за Майклом ничего не замечал странного в последнее время? —   поинтересовалась девушка таким тоном, словно в это же время обдумывала что-то очень важное.

— Да вроде бы нет, все как обычно, — протянул Брей, пытаясь припомнить все последние закидоны своего босса. — А что, есть какие-то серьезные опасения?

— Просто приглядывай за ним, договорились? — вздохнула Наташа и несколько раз бессознательно похлопала ладонями по перилам.

— Ну, окей. А на что именно я должен обратить внимание?

— На людей, которые навязчиво крутятся возле Джексона, и на то, какие у него возникают реакции после приема тех или иных препаратов. Короче, не мне тебя учить… — девушка пристально посмотрела на бодигарда, и тот, вместо ответа, лишь утвердительно покивал головой. — Довольно прохладно, Билл, пойдем обратно в номер, — добавила она, показывая тем самым, что их разговор на этом окончен.

Если Рождество принадлежало только Майклу с Наташей, то Новый год они встречали шумной компанией. За столом в их номере, помимо Билла Брея и телохранителей певца, собралось еще несколько человек, в том числе и дети.

Перед полуночным боем старинных часов на Староместской площади, Майкл произнес проникновенную речь, о том, что для него значит этот праздник, как важно каждому человеку иметь семью, и как ему ужасно неловко, что его бодигарды вынуждены охранять его, вместо того, чтобы проводить праздничные дни в кругу своих близких. Затем певец вручил подарки всем присутствующим за столом, с искренней улыбкой и словами благодарности приняв ответные презенты от каждого. Кроме того, Билл и каждый из телохранителей получили по денежному чеку от своего босса. Наташа понятия не имела, каков был размер премии, но, судя по довольным лицам бодигардов, сумма вполне их устроила.

Пока взрослые непринужденно общались за столом, шутили и пили превосходное вино, Майкл рассказывал детям сказку про льва, который был труслив, но отправился в нелегкое путешествие за леса и моря, чтобы отыскать свою смелость. Певец раскладывал поучительную историю на разные роли и голоса, забавно рычал и даже прыгал, изображая главного героя. Дети хлопали в ладоши и визжали от восторга, а сам певец просто светился от радости.

Все гости разошлись далеко за полночь, после чего Майкл с Наташей сразу же отправились спать. Это была их последняя ночь в Праге: завтра днем они возвращались обратно в США.

***

— Майкл, ты почему опять не спишь?

 — Да вот, еще днем обнаружил весьма занятную книжицу, решил почитать, так как раньше совсем не было времени.

 — Ну, хорошо, — Наташа подавила зевок. — Только не засиживайся до утра.

 — Постой. Подойди ко мне.

 — Что, Майкл?

Мужчина отложил книгу на журнальный столик и серьезным взглядом посмотрел на нее.

 — Хочу кое-что проверить.

Наташа послушно подошла, и его руки совершенно бесцеремонно скользнули под подол ее коротенького халатика.

 — Майкл, что ты делаешь?

— Я так и знал, что на тебе нет белья. Сядь! — его последнее слово прозвучало как приказ.

Наташа поправила халат и хотела отойти от мужчины, чтобы сесть в соседнее кресло. Майкл уловил ее намерение, и его голос в тишине небольшой библиотеки вновь прозвучал жестко и властно:

 — Не туда. Ко мне. На колени.

Она снова вернулась к нему. Он грубо схватил ее за талию, развернул спиной и заставил сесть на него сверху. Затем откинул ее на себя таким образом, что теперь она буквально лежала на нем. Он не спеша провел своими ладонями вниз, к ее коленям и вдруг неожиданно и резко развел руками ее ноги так, чтобы они свешивались по обе стороны от его ног. Затем мужчина положил свои руки в районе ее ключиц и провел ими сверху вниз до уровня талии. Его пальцы нащупали узел ее пояса и принялись неспешно его развязывать.

Когда с узлом было покончено, его ладони вновь поползли вверх, к ее шее. Мужчина ухватился пальцами за половинки ее халата и вновь повел руками вниз, не спеша и даже как-то лениво, одновременно разводя полочки в стороны и постепенно обнажая ее тело. Внезапно он убрал свои руки от нее, и несколько долгих, мучительных минут ничего не происходило.

Пауза.

Тишина в комнате и стук ее сердца где-то в висках. Внутри все сжалось в тянущий, тугой комок в ожидании его дальнейших действий. В комнате было довольно прохладно, и ее тонкая кожа мгновенно покрылась мурашками, то ли от холода, то ли от возбуждения.

Его руки легли ей на живот, и он снова замер, словно не в силах решить, что же делать с ней дальше. «Куда? Вверх или вниз?» — мучительно гадала Наташа, кусая губы от нетерпения.

И все-таки вверх. Его широкие горячие ладони вновь заскользили по ее телу, бережно накрыли обе ее груди и вдруг по-хозяйски, слегка грубовато их сжали. Немного поласкав женскую грудь довольно страстными и возбуждающими движениями своих тонких пальцев, мужчина отстранил ее от себя, заставляя сесть прямо, и начал медленно, очень медленно спускать вниз халат с ее плеч, сантиметр за сантиметром обнажая чувствительную, порозовевшую от возбуждения кожу.

— У тебя очень красивая спина, — выдохнул Майкл, когда ее белоснежный махровый халат мягкими складками лег ему на область паха.

Он рывком подался вперед и принялся покрывать жадными поцелуями теплую, бархатистую кожу, с упоением вдыхая ее божественный запах. Его руки при этом страстно поглаживали ее бедра и живот, заставляя девушку тихо постанывать от его умелых ласк и поцелуев.

Он же буквально пьянел от близости ее тела и становился все смелее и развязнее. Мужчина приоткрыл рот, скользя губами по ее спине, оставляя влажную дорожку, и то и дело касаясь ее нежной кожи самым кончиком своего бархатистого языка.

Девушка уже вовсю нетерпеливо ерзала на нем, явно ощущая ягодицами его возбуждение, которое росло в мужчине с каждой секундой. В это самое время она не смотрела ему в глаза и не видела выражения его лица, но ей это было и не нужно: она и так прекрасно знала, что с ним творится в этот момент. Наташа буквально чувствовала этот запах на нем — запах секса, страсти, похоти, вожделения, к которому тревожно примешивалось ощущение его решительности и некой безжалостности по отношению к ней, и это, словно острая перчинка, придавало ситуации особую пикантность.

Девушка судорожно выдохнула, буквально осязая, как в воздухе сталкиваются и причудливым образом перемешиваются их энергии, начиная свой, самый древний в мире, сексуальный танец. Его руки и губы распаляли ее все больше и больше, заставляя стонать все чаще и громче, и она чувствовала, как болезненно пульсирует пустота внутри нее, желая быть заполненной им до самого предела.

   — Я хочу тебя, Джексон… нууу, пожалуйста… — захныкала Наташа, и ее рука потянулась к молнии на его брюках.

Певец довольно грубо откинул ее руку от себя, на что незамедлительно получил разочарованный вздох, и увидел, как ее пальцы крепко вцепились в подлокотники кресла. Мужчина лишь ухмыльнулся на это и медленно провел кончиком своего носа от ее лопатки выше, к плечу, и игриво прикусил нежную кожу зубами. Девушка дернулась от сладкой боли, пронзившей ее тело, и задышала еще чаще, испытывая невероятное наслаждение от чередующихся между собой поглаживаний, поцелуев и легких укусов.

— Помнишь, как однажды в Риме, ты заставила трахнуть тебя под «Грязную Диану»? — вдруг произнес Майкл с томным придыханием и осторожно коснулся губами чувствительного местечка за ее ухом.

В это же время его рука оказалась на ее лице, и его средний палец уверенно скользнул между ее полуоткрытых губ. «О да! Месть это блюдо, которое подают холодным, — подумала Наташа, покорно лаская его палец своим язычком. — Так что же ты все-таки задумал?»

 — Помню. Конечно помню, — произнесла девушка, лихорадочно облизывая пересохшие губы, когда он резко убрал руку от ее лица.

— А потом… потом был тот самый концерт на стадионе Уэмбли, на котором присутствовала и ты. Я знал, что ты где-то в зале и смотришь на меня, — мужской голос становился все более проникновенным и чувственным, а руки ни на секунду не прекращали интимно ласкать ее. — И когда заиграла Диана, ох… ты даже представить не можешь, что тогда творилось со мной. Я думал, что кончу на глазах у всего полумиллионного стадиона. Сегодня я намерен отомстить тебе, и моя месть будет жестокой. Ты будешь извиваться в моих руках, прося о пощаде, умолять, чтобы я позволил тебе достичь оргазма, — он говорил ей все это на ухо, обдавая сверхчувствительную кожу своим жарким дыханием.

При этом его музыкальные пальцы все время блуждали по ее телу, откровенно исследуя каждую волнующую впадинку и изгиб, неожиданно меняя направление своего движения, и она совершенно не представляла, где они окажутся в следующее мгновение.

— Так вот. Сегодня мне нужно кое-что от тебя. Мне требуется урок русской литературы, а точнее сказать, поэзии, — хрипловатым голосом произнес певец, и его зубы болезненно прикусили мочку ее уха, в то время как тонкие пальцы зажали оба ее напряженных до предела соска, заставляя женское тело выгнуться, а самую Наташу издать сдавленный стон.

 — Пушкина я знаю… Лермонтова тоже… — задумчиво начал перечислять певец.

 — Может быть, Есенин… — подсказала ему девушка, тяжело дыша от острого возбуждения.

 — Очень может быть… — нерешительно произнес мужчина, и его рот вновь начал ласкать ее чувствительную шею.

Кончиком своего языка он медленно чертил замысловатые влажные узоры, иногда засасывая и покусывая нежную кожу, в то время, как его руки неспешно ласкали великолепную женскую грудь, периодически поигрывая с упругими сосками. Он перекатывал их между пальцами, слегка оттягивал, легонько терся о них ладонями, и все это заставляло девушку тихо всхлипывать и еще интенсивнее ерзать попой на его коленях.

Она прекрасно понимала, какую игру он ведет, и от этого все ее ощущения лишь становились ярче и острее. Он и раньше забавлялся с ней подобным образом, и не потому, что был матерым садистом, а для того, чтобы лучше изучить и понять реакции ее тела на каждое свое прикосновение…

Тем временем его левая рука плавно скользнула вниз к ее животу и, немного покружив, опустилась еще ниже. Он нежно потерся большим пальцем руки о ее клитор, а затем сильно на него надавил. Дыхание девушки мгновенно участилось. Она почувствовала, как в районе живота что-то сладострастно запульсировало, посылая во все стороны ноющие чувственные волны. Его губы продолжали беспощадно терзать ее шею, в то время как одной рукой он развлекался с ее соском, а второй мягко ласкал между ног.

— Ну хорошо, я решил. Пусть будет Есенин, но главное, чтобы я все понял, — мужчина снова надавил большим пальцем на набухший от возбуждения бугорок, и один его палец быстро скользнул в ее горячее, истекающее влагой лоно.

«Тебе еще и в переводе? Я в оригинале-то с трудом что-то вспоминаю…» — мысленно офигела девушка.

— Начинай, — требовательно произнес он ей на ухо, и она вздрогнула от неожиданности.

Ее уже буквально всю трясло от острого наслаждения; от его дразнящих, умелых ласк ее разум затуманился, и она кусала губы, лихорадочно пытаясь вспомнить хоть какое-нибудь стихотворение.

— О Господи, Майкл…

— Я сильно сомневаюсь, что у Есенина в стихотворении была строка: «О Господи, Майкл!», причем на английском языке, — сказал он обманчиво мягким голосом, в самой сердцевине которого звенела сталь.

Наташа с удовольствием посмеялась бы над этой шуткой, но сейчас ей было совершенно не до смеха. Его тело под ней горело, словно раскаленная сковородка — от него шел нестерпимый жар, который она чувствовала даже сквозь ткань его тонкой трикотажной футболки, а эрекция была настолько очевидной, что она не понимала, как он способен все еще держаться, вместо того, чтобы взять ее в эту же самую секунду.

— Наташа! Я начинаю терять терпение! — прошипел певец, болезненно впиваясь тонкими пальцами в ее бедро.

— Сейчас… не торопи меня…

Она пыталась отвлечься от чувственных движений его рук, но получалось плохо. Точнее, совсем не получалось: вожделение заполнило все ее существо до крайней отметки, не позволяя думать ни о чем другом, кроме ритмичных, сводящих с ума движений его пальца внутри нее… Наконец, кое-как собравшись с мыслями, она шумно выдохнула и начала:

Ты меня не любишь, не жалеешь,
Разве я немного не красив?
Не смотря в лицо, от страсти млеешь,
Мне на плечи руки опустив.

Молодая, с чувственным оскалом,
Я с тобой не нежен и не груб.
Расскажи мне, скольких ты ласкала?
Сколько рук ты помнишь? Сколько губ?

Знаю я — они прошли, как тени,
Не коснувшись твоего огня,
Многим ты садилась на колени,
А теперь сидишь вот у меня.

Наташа запнулась, судорожно хватая ртом воздух, когда он, почувствовав приближение ее оргазма, прекратил свои ласки, не дав ей кончить, как и обещал с самого начала. Ее тело дернулось, а сама она тихо застонала, сбивчиво и учащенно дыша при этом.

— Очень интересно. Продолжай! —  невозмутимо произнес певец, словно ничего и не произошло.

Он ласково провел пальцем по ее напряженному бугорку, а затем легонько ударил по нему пальцем, и она, не сдержавшись, негромко вскрикнула. Майкл хрипло рассмеялся и нежно ударил снова. «Я знаю, чего ты хочешь…но пока ты это не получишь…» — сказал он бархатистым голосом, с явными нотами насмешки.

Его прикосновения к ней были искусными, мучительными, настоящей пыткой, не вполне достаточными, чтобы дать ей разрядку, но приносящие головокружительное наслаждение «на грани». Это было выверенное до миллиметра, до секунды мастерство мужчины, который слишком хорошо знал ее тело. «Читай…» — прошептал он ей на ухо, вновь погружая свои пальцы в ее горячую, пульсирующую плоть. Наташа со стоном закрыла глаза, беспомощно откидываясь головой на его плечо, и продолжила:

Пусть твои полузакрыты очи,
И ты думаешь о ком-нибудь другом,
Я ведь сам люблю тебя не очень,
Утопая в дальнем дорогом.

Этот пыл не называй судьбою,
Легкодумна вспыльчивая связь, —
Как случайно встретился с тобою,
Улыбнусь, спокойно разойдясь…

Она чувствовала, как ее следующий возможный оргазм нарастает с каждым уверенным движением его пальцев, однако в миг, когда она уже почти достигла его, он вновь вынул их, заставляя испытывать сладкую, пульсирующую боль и почти рыдать от вновь неудовлетворенного желания. 

— Джексон, прошу…дай мне кончить, — буквально взвыла она, на что он лишь хрипло рассмеялся.

— Еще не время, детка… — «подбодрил» мужчина и принялся осыпать ее тело множеством горячих, влажных, неторопливых поцелуев, расточая нежные ласки своих рук по ее груди и легкие укусы по плечам и спине. «Дальше… я слушаю…»

Да и ты пойдешь своей дорогой
Распылять безрадостные дни,
Только нецелованных не трогай,
Только негоревших не мани.

И когда с другим по переулку
Ты пройдешь, болтая про любовь,
Может быть, я выйду на прогулку,
И с тобою встретимся мы вновь.

Она вскрикнула, когда он вновь бросил ее в одной секунде от оргазма, и ее рука непроизвольно потянулась к изнывающей промежности, чтобы помочь самой себе получить так необходимую разрядку. Но он тут же перехватил ее руку и прошипев: «Мы так не договаривались, детка», пригвоздил ее ладонь обратно к подлокотнику.

 — Джексон…ты…демон… — девушка уже почти теряла сознание от этой чувственной пытки.

 — Еще какой, детка, — согласился он. —  Но ты же сама хотела этого… ты первая рассмотрела во мне кого-то другого, вместо «белокрылого, невинного ангела». И чем только я тебя такой скромный и тихий не устраивал… —  своей широкой ладонью он повернул ее голову в сторону и, жадно накрыв своим ртом ее губы, одновременно вонзил два пальца в ее пульсирующую плоть, так глубоко, как только мог. «Дальше…» — прошипел он, продолжая терзать ее рот страстным, разнузданным поцелуем.

Когда он, наконец, оторвался от ее губ, Наташа набрала в легкие побольше воздуха и продолжила:

Отвернув к другому ближе плечи
И немного наклонившись вниз,
Ты мне скажешь тихо: «Добрый вечер…»
Я отвечу: «Добрый вечер, miss».

И ничто души не потревожит,
И ничто ее не бросит в дрожь, —
Кто любил, уж тот любить не может,
Кто сгорел, того не подожжешь.

— Майкл, это все… — выдохнула девушка и резко села на нем, не в силах больше терпеть жара его тела под собой.

— Все? — в мужском голосе промелькнуло что-то похожее на сожаление.

— Да…

— Хорошо… очень хорошо. Прекрасное стихотворение, мне понравилось, — он рывком привлек ее обратно к себе, и повернув ее голову в сторону, начал страстно и напористо проникать языком в ее рот.

Наташа, не менее страстно отвечая на поцелуй, всем телом извивалась на нем, отчаянно мечтая лишь обо одном: чтобы он, наконец, грубо и жестко овладел ею.

— Ты была очень терпеливой, девочка, и заслужила награду. И сейчас я намерен дать тебе то, чего ты так сильно жаждала все это время.

Он, закинув ее ноги на подлокотники, приподнял девушку за бедра чуть выше над собой, и она почувствовала, как что-то горячее, пульсирующее и твердое уперлось между ее ног. «Ну наконец-то!» — мысленно выдохнула она. Он начал медленно, миллиметр за миллиметром опускать ее на себя, и она быстро осознала, что слишком рано обрадовалась. Эта сладкая пытка для нее еще не окончена. Девушка хотела резко рвануть бедрами вниз, чтобы впустить его до конца, но мужчина крепко обхватил ее руками, не давая пошевелиться.

 — Не торопись, детка… Прочувствуй этот момент… Почувствуй, как я постепенно заполняю тебя… Становлюсь единым целым с тобой… Делаю тебя своей…

Ее руки до белых костяшек вцепились в спинку кресла. Его голос, который интимно шептал ей на ухо, сводил ее с ума. Ей казалось, что она уже многократно кончила, но это было не так, и тело безжалостно напоминало об этом своей хозяйке, изнывая и содрогаясь от неудовлетворенного желания.

Он, закрыв глаза и тесно прижимаясь грудью к ее спине, воспроизводил в своей памяти те чувства и энергии, которые испытывал на сцене, перед огромной аудиторией. Ему нестерпимо хотелось отпустить в себе все то, что сводило с ума тысячи людей на его концертах. Где-то на задворках сознания он понимал, что один человек может не выдержать того потока энергии, которую он обрушивал на толпу, но он был уже не в состоянии противиться своему желанию. Майкл очень хотел заняться любовью так, как давно мечтал, и лучшей партнерши для этого просто невозможно было и придумать: Наташа очень сильная, и он был абсолютно уверен, что она выдержит…

Наташа почувствовала, как что-то неуловимо, но вместе с тем неотвратимо начало меняется в нем. Энергетические волны, шедшие от его раскаленного тела, с каждой секундой становились все мощнее и интенсивнее. Девушка на мгновение испытала неосознанный, животный страх, но даже этой секундной слабости хватило, чтобы мужчина чутко уловил ее настроение. «Давай, детка! Просто расслабься… Успокойся, тебе не будет больно, обещаю… Но перед тем, как я сделаю это, закрой глаза и досчитай до десяти… Не надо бояться, с тобой все будет в порядке… Ты же доверяешь мне, милая?» Она чувствовала, как от проникновенного звука его голоса, каждая мышца в ее теле начинает приятно расслабляться.

Наташа, лихорадочно облизала пересохшие губы и, шумно выдохнув, начала отсчет: «Один… два… три…» Когда-то давно она также считала в зеленой гостиной, сильно надеясь на то, что Майкл примет правильное решение. «Десять…» И мужчина сделал резкое движение бедрами ей навстречу, полностью отпуская себя. С каждым пронизывающим ударом она всхлипывала все громче, неспособная сдержать надсадные звуки, слетавшие с ее губ. Его мощное энергетическое поле, словно кокон, окутывало ее, не давая нормально дышать и двигаться. Она чувствовала легкое покалывание везде, особенно на кончиках своих пальцев. Каждый его новый удар, с которым он неистово вонзался в ее разгоряченное и заласканное до предела тело, эхом отдавался в каждой клеточке ее измученного естества.

Наташе казалось, что у нее начались галлюцинации: огромные софиты буквально ослепляли ее; пот тек ручьями по ее лицу, разъедая глаза; она видела перед собой огромную толпу, громко скандирующую его имя и женщин, которые теряли сознание от переполнявшего их сексуального экстаза.

Она поняла, что стоит на сцене и видит все происходящие на концерте его глазами. Эмоции, которые она при этом испытывала невозможно было передать словами: невероятное ощущение восторженного полета, бешеный адреналин, эйфория, экстаз, всепоглощающее счастье, состояние, близкое к оргазму… Наташа услышала, как что-то бессвязно говорит, и ей показалось, что ее голос звучит откуда-то издалека.

«О, Боже, девочка моя», — простонал он, и обхватив ее талию своими руками, сжал так сильно, что она едва могла дышать, и вогнался так глубоко, что она невольно и громко вскрикнула. Он начал двигать бедрами в нереально бешеном темпе, унося прочь остатки ее разума и заставляя метаться на нем, совершенно ничего уже не соображая. Она поняла, что он близок к финалу по тому, как сильно участилось его дыхание, а движения бедер стали невыносимо агрессивными и резкими. Он со стоном выдохнул ее имя, когда кончал, и лишь через несколько томительных мгновений девушка поняла, что он все еще в ней и все еще твердый.

Сама она так и не достигла оргазма, и мужчина прекрасно это понял. И продолжил… И она снова билась в сильных, чувственных ощущениях, которые дарил ей этот невероятный, потрясающий любовник… Но вот только ее тело упорно отказывалось подчиняться и дать ей столь желанную разрядку. Она словно зависла в этом предоргазменном состоянии.

«Он убьет меня… просто убьет…» — эта мысль болезненно пульсировала у нее в голове, но ей совершенно не хотелось сопротивляться этим сильным чувственным ощущениям.

— Майкл…я не могу…пожалуйста… помоги мне… — прошептала она, словно в бреду, беспомощно хватая ртом густой, обжигающий легкие воздух.

— Сейчас, детка. Потерпи немного.

Он стал помогать ей своей рукой, которая теперь интимно двигалась между ее ног, одновременно лаская другой рукой ее грудь и покрывая трепетными поцелуями самое чувствительное место на ее шее.

И вдруг она увидела, как над стадионом, над морем людей поднимается огромная волна и движется прямо на нее, сметая все на своем пути. Ей надо было спасаться, бежать прочь, но она не могла. Это было намного сильнее беспомощной девушки, полностью парализуя ее волю, тело и разум. Ярчайший оргазм накрыл ее внезапно, словно огромное цунами обрушившиеся на берег — красиво, мощно и неотвратимо. Ее освободившееся от гигантского напряжения тело разбило на мелкие брызги, словно океанскую волну о прибрежные камни. Именно так, наверное, рождалась Афродита из пены морской. Это был катарсис, нирвана, транс. Это было что-то невероятное, то, чего она никогда не испытывала прежде — ни с кем и никогда. Она выкрикивала его имя, пропуская мощные потоки энергии через себя, и в следующий миг весь мир вокруг нее накрыло теплой лавиной воды, нежно и мягко погружая ее во тьму…

***

Ей казалось, что ее все еще качают ласковые и теплые морские волны. Где-то вдалеке она слышала его нежный голос, который пел незатейливую песенку.

Наташа медленно приоткрыла глаза: она лежала на кровати, заботливо укутанная в мягкое одеяло. Майкл был рядом. Он ласково гладил ее по волосам и тихо пел милую детскую песенку про Рождество.

 — Очнулась, принцесса… — мягко произнес он, трепетно целуя ее за ушком.

Она тихо застонала в ответ, ощущая, как расслабленное тепло переливается по всему ее телу.

 — Ты чуть не убил меня. — вздохнула она, все еще ощущая легкую внутреннюю пульсацию внизу живота.

— Я бы этого не допустил. Не допустил, чтобы ты умерла. Хотя, я немного испугался, когда ты потеряла сознание… — он игриво потерся носом о ее плечо.

— Ты с кем-нибудь еще такое вытворял?
— она почти мурлыкала слова, вся наполненная приятной истомой.

— Нет. Ни с кем и никогда, — уверенно ответил он. — С тобой я тоже не сразу на такое отважился… Что ты при этом чувствовала?

— Я была на твоем концерте. Точнее, я была тобой и видела все твоими глазами и переживала все твои эмоции, — она говорила медленно и лениво, плавно растягивая слова. —  Джексон, как ты выживаешь после всего этого?

— С трудом… Скажешь, что я — псих?

— Нет, Джексон, ты не псих. Ты — фокусник. Ты — гребаный Гудини, мать твою… — она попыталась улыбнуться, но даже ее лицевые мышцы были настолько расслаблены, что им было абсолютно лень сокращаться.

 — Может задержимся в Праге еще на пару дней? — предложил он, вытягиваясь рядом с ней на кровати и обнимая за талию.

— На пару дней, говоришь? — она с трудом облизала губы и закрыла глаза. — Если так и дальше пойдет, то меня же в Праге и похоронят… А на плите надгробия напишут: «Она залюблена до смерти в этом городе самим Майклом Джексоном»…

В ответ на это он звонко рассмеялся и еще теснее прижался к ней.

— Майкл?

— Мм…

— А ты помнишь наш самый первый раз?
— не открывая глаз, вдруг спросила она.

— Конечно помню, — тихо вздохнул он.—  Я жутко боялся облажаться…

 — Хм… А мне показалось, что ты делал все с огромным мастерством и большим знанием дела.

— Это хорошо, что тебе так показалось, — его пальцы медленно чертили узоры на ее руке. — На самом деле, я нервничал, как неопытный мальчишка на первом свидании. И был на седьмом небе от счастья, что это наконец случилось между нами. Ты даже представить себе не можешь, как сильно я мечтал заняться с тобой любовью с тех самых пор, как впервые увидел.

Его слова были музыкой для ее ушей, и она знала, что все, что он говорит сейчас — чистая правда. Она помнила каждый его жадный взгляд, как бы случайно брошенный в ее сторону; его пылающие от сильного смущения щеки, и слегка подрагивающие от волнения руки; как он боялся каждого случайного прикосновения к ней и, вместе с тем, невероятно жаждал этого. Да, уже тогда он жаждал ее ласк, ее поцелуев, ее тела, даже не подозревая, что, на самом деле, хочет гораздо большего — хочет заполучить ее сердце и душу… Это было пять лет назад. Пять лет… Бог мой, как быстро летит время…

— Я совершенно не могу двигаться, — тихо простонала Наташа, переворачиваясь на живот. — Тебе придется отнести меня в ванную на руках.

— Без проблем, детка. Я сделаю это с огромным удовольствием…

***

В их номере надрывно звенел телефон. Она оба замерли в нерешительности, не зная, кто должен взять эту чертову трубку.

— Алло?

Наташа хмуро выслушала человека на том конце провода и, бросив короткое: «Поняла», вернула трубку на рычаг. «Я лечу в Вашингтон спецбортом. Через два часа меня ждут в аэропорту. Мы возвращаемся в Штаты порознь», — произнесла она, стараясь не смотреть ему в глаза. Она боялась не того, что увидит грусть и боль от расставания в ЕГО глазах. Она боялась, что он увидит ЕЕ слезы…

После прекрасных новогодних каникул в Праге Наташа прямиком вылетела в Вашингтон. Как и пророчил Дерек, ей дали спецзадание в Восточной Европе, и через три дня она улетела в Румынию. Майкл Джексон вернулся к себе в Неверлэнд, и примерно через месяц у него начались переговоры по поводу грандиозного мирового турне в поддержку альбома Dangerous. В конце февраля Наташа прилетела в Штаты всего на пару дней, чтобы посетить закрытое мероприятие в Вашингтоне.

***

Февраль, 1992 год. Вашингтон, США.

 — Поздравляю с назначением, Марк, — Наташа мило улыбнулась Джонсону, и они сделали своими высокими хрустальными бокалами с шампанским торжественное «Дзынь».

 — Не думаю, Романова, что ты на самом деле рада за мое повышение, — саркастически заметил мужчина. — В ФБР ведь прочили тебя на это место.

 — Я не гонюсь за должностью, Джонсон. Мне и здесь работы хватает, — спокойно парировала она и пригубила розовое игристое вино.

— Брось, Романова, кого ты пытаешься обмануть? — решил жестко подколоть ее Марк. — Ты умная, амбициозная и не в меру тщеславная. У тебя вон, сам Майкл Джексон в любовниках ходит. Может это он научил тебя, так правдоподобно разыгрывать из себя скромницу на публике?

Наташа проигнорировала его едкий выпад и принялась со скучающим видом изучать окружающую их обстановку. Она вообще не понимала, какого лешего она здесь забыла: ну сменилось в ФБР руководство — эка невидаль! Но она-то здесь причем? Работала бы дальше себе спокойно в Бухаресте, и ради чего, собственно, ее надо было отзывать обратно в Штаты всего на каких-то два долбанных дня? Она, конечно, подозревала, что сам Марк Джонсон приложил к этому руку и настоял на ее приезде. Она не могла не замечать, какими глазами этот мужчина все время смотрит на нее. И все эти его вечные шуточки и подколы в ее сторону… Ведет себя, как мальчик, влюбленный в девочку, разве что только за косички не дергает…

Присутствуя на этом пафосном сборище, она практически каждую секунду думала о Майкле. Как здорово было бы сбежать с этой тошнотворной вечеринки и рвануть прямиком к нему в Неверлэнд. С разбега запрыгнуть на него, крепко обнимая руками его сильную шею и обвивая ногами стройную мужскую талию так, чтобы он сначала громко ойкнул от неожиданности, а следом рассыпался счастливым, звонким смехом. А после этого долго-долго смотреть в его завораживающие, глубокие карие глаза, слушать стук его сердца, целовать его теплые и невыносимо сладкие губы и, когда уже совсем не будет сил держаться, резко повалить его на спину, разорвать в клочья эту чертову белую футболку и…

Ее тоскливый взгляд безразлично скользил по гладкому мраморному полу, в глянцевой поверхности которого отражались огни потолочных светильников. В самом центре зала на пол было нанесено огромное монохромное изображение печати ФБР. От нечего делать, она начала представлять ее в цвете: синее поле и золотая шкала олицетворяют правосудие; круг из тринадцати звёзд символизирует «Тринадцать колоний»; красные полосы означают мужество, доблесть и прочность, а белые — свет, чистоту и истину. Ее взгляд задержался на девизе организации «Fidelity, Bravery, and Integrity» (рус. Верность, Смелость и Честность), который описывал высокие моральные стандарты Бюро. Мда уж, красивая сказочка для простых обывателей.

Наташа перевела свой взгляд на людей, которые неспешно прохаживались вдоль фуршетных столов, пили шампанское и тихо разговаривали между собой. Чопорные, с военной выправкой генералы в парадных мундирах с орденами и их высокомерные, упакованные в бриллианты и меха супруги; напыщенное высшее руководство в брендовых костюмах и кожаных туфлях, ценой в три месячные зарплаты рядового менеджера среднего звена, в сопровождении занудных жен или расфуфыренных, заносчивых любовниц. Впрочем, Наташа все сильно утрировала: среди этих людей встречались и вполне адекватные и порядочные персонажи, и таковых было немало. Однако, она припоминала и то, что каждый второй из мужчин, которые сейчас все, как один, изображали верных мужей и степенных глав семейств, в свое время «подкатывали» к ней с весьма пикантными предложениями интимного характера. «Многие из этих дам и не подозревают, что должны бы меня люто ненавидеть», — ухмыльнулась она. Ох, если бы все эти жены только знали… она бы точно не ушла отсюда живой. Она смотрела, как люди не спеша поглощают изысканные, дорогие закуски, от обилия которых просто ломились столы, и думала о чувстве меры и скромности, точнее, об их отсутствии. Когда на эту должность избрали Уильяма Дерека несколько лет тому назад, банкет был куда скромнее. «О времена! О нравы! —  хмыкнула Наташа и язвительно спросила:

— Джонсон, и откуда только у тебя деньги на все это?

— Может я и не настолько богат, как твой Джексон, но, знаешь ли, тоже не последнюю крошку хлеба доедаю, — тут же парировал мужчина, который все это время так и стоял рядом с ней.

— Может пора начать подозревать тебя в коррупции? — она сделала небольшой глоток, опустошая свой бокал.

— Очень смешно, Романова! И это мне говоришь ты, одна из самых богатых женщин в Штатах, а, может быть, и в мире?

— Только т-с-с-с, Джонсон, никому ни слова об этом, иначе мне придется тебя убить, — она сложила пальцы наподобие пистолета и произнесла тихое: «Пуффф», притворившись, что выстрелила ему в голову.

— Скорее снайпер пришьет твоего знаменитого любовника. Кажется, Маккинзи недвусмысленно на это намекнул, — хмыкнул в ответ новоиспеченный заместитель руководителя ФБР.

— У тебя фамилия Джексон звучит буквально в каждом предложении. Еще немного, и я решу, что ты ему просто-напросто завидуешь.

— Конечно завидую! Он сказочно богат, чертовски знаменит, да еще и отхватил себе самую лучшую женщину. Вот за что одному человеку сразу столько счастья, мм..? — увидев, как злобно сверкнули ее глаза, он решил резко сменить тему. —   Кстати, ты обещала спеть на банкете в случае, если я получу это повышение.

 — Ага, обещала. Черт меня тогда дернул за язык… — недовольно буркнула она.

 — Что, сдрейфила? — снова не удержался Марк от обидного выпада.

 — Размечтался.

Наташа вручила Джонсону пустой бокал и грациозной походкой направилась к роялю. Она села за инструмент, и ее руки легко пробежались по клавишам. Почти все присутствующие в зале обернулись на звук рояля, и в помещении сразу же повисла тишина, нарушаемая лишь редким звоном бокалов и тарелок. Публика инстинктивно придвинулась ближе к музыкальному инструменту и определенно настроилась услышать что-нибудь из бессмертной классики. Но не тут-то было! Девушка действительно начала играть мелодию, очень схожую с классической, но вот слова песни… Сыграв вступление, Наташа прикрыла глаза и проникновенным голосом запела:

Это реальность или иллюзия?

Меня настигла лавина реальности — мне не спастись.

Открой глаза, взгляни на небо, и ты поймешь,

Что я просто несчастная девушка, но мне не нужно сострадание.

Я легко отношусь и к победам, и к поражениям,

Жизнь — череда черно-белых полос,

И мне не столь важно, куда подует ветер.

Наташа открыла глаза, чуть сильнее ударила пальцами по клавишам и продолжила петь более твердым, но не менее красивым голосом:

Мама, я только что убила человека: я приставила дуло к его голове

И нажала на спусковой крючок — вот и нет парня.

Мама, я только-только начала жить,

А теперь мне придется все бросить и уйти.

Мама, я не хотела твоих слез.

Если завтра к этому времени я не вернусь,

Продолжай жить так, словно ничего не случилось.

«Твою же мать, Романова! А у тебя с чувством юмора все в порядке! Весьма смело, я тебе скажу!» — Марк Джонсон буквально давился смехом, наблюдая за реакцией высшего руководства.

Большинство пребывало в сильнейшем шоке; лишь некоторые из присутствующих понимающе улыбались, также, как и Марк. Еще бы! Закрытая вечеринка по поводу назначения нового заместителя директора ФБР была исключительно для «своих», и все эти люди были прекрасно осведомлены о том, чем занимается эта девушка. В устах профессионального киллера эта песня приобретала особый, зловещий смысл.

Слишком поздно, пробил мой час —

По спине пробежал холодок, все тело в тисках неотступающей боли.

Прощайте, эй, вы все! Мне пора!

Но, оставляя вас, я вынуждена посмотреть правде в глаза:

Мама, я не хочу умирать,

И жалею о том, что когда-то появилась на свет.

Далее Наташа виртуозно сыграла красивый музыкальный отрывок, встала из-за рояля и картинно поклонилась. Зал взорвался громкими, бурными аплодисментами. Несмотря на циничность в выборе песни, публика оценила великолепный голос исполнительницы и ее превосходную игру на инструменте.

 — Браво! — кричал Марк Джонсон и громче всех аплодировал девушке у рояля.

Наташа направилась обратно к виновнику сегодняшнего торжества, но дорогу ей преградил высокий, стройный мужчина.

— Добрый вечер, госпожа Романова.

— Здравствуйте, сэр.

— А вы, оказывается, превосходно поете. У вас потрясающий голос и отменное чувство юмора.

 — Спасибо за комплимент, сэр. Чем, собственно, обязана?

— У нас с вами осталось одно незаконченное дело… — его пальцы, как бы невзначай, коснулись ее обнаженного плеча.

Наташа бросила быстрый, недовольный взгляд на его пальцы, которые так интимно касались ее, и вновь взглянула ему в лицо.

 — У нас с вами, сэр, никогда не было никаких дел, насколько я помню…

— Это ОН вам подарил? — мужчина проигнорировал ее реплику, и его пальцы коснулись крупного бриллианта цвета лимона в колье на ее шее.

 — Я не понимаю, о ком вы…

 — Зато я прекрасно его понимаю. Такая женщина, как вы, заслуживает самых эксклюзивных и дорогих украшений. И самых лучших в мире мужчин.

Девушка смерила его холодным, полным достоинства взглядом. Он не остался в долгу, послав в ее сторону взгляд не менее колючий и враждебный. Напряжение буквально витало в воздухе между ними, но было что-то еще… Едва уловимое, взаимное притяжение. Можно забыть, очистить разум, исцелить душу, но тело все равно будет помнить. Она на мгновение дрогнула, поддавшись воспоминаниям, и он сразу же почувствовал, что пробил крохотную брешь в ее железной обороне и улыбнулся про себя этой маленькой победе. Но в следующую секунду, она словно пришла в себя, избавившись от гипноза его черных глаз, и уже собиралась сказать что-нибудь колкое и язвительное в его адрес…

— Наташа, можно тебя на минутку.

Эффектная блондинка помешала открыть ей рот и, мило улыбнувшись Наташиному собеседнику, крепко ухватила ее под локоток и решительно повела прочь от мужчины.

«О майн гот ***! Клэр, ты даже представить себе не можешь, как же ты вовремя!»

 — Клэр, ты просто моя спасительница, — тихо поблагодарила Наташа подругу.

— Что ему опять от тебя надо? —   недоумевала Клэр.

 — Понятия не имею, — раздраженно бросила Наташа.

***

Невероятно красивый мужчина, одетый в дорогой классический костюм цвета сапфира, с бриллиантовыми запонками в рукавах эксклюзивной шелковой рубашки, пристально смотрел на прекрасную, жизнерадостную девушку с изумрудными глазами, и его рука все крепче сжимала хрустальный бокал с розовым шампанским. Выражение его лица было абсолютно серьезным и, даже, слегка злым. Глаза цвета ночи были прикованы к ее лицу, а сердце сжималось от неизведанного ранее сильного чувства. Вдруг его губы тронула едва заметная ухмылка, придавая правильным чертам мужского лица некий зловещий оттенок.

«Ах, Наташа, Наташа, ты можешь сколько угодно делать вид, что мы с тобой не знакомы. Но я здесь из-за тебя и ради тебя. Когда-нибудь ты поймешь, что твой Джексон — никто. Так, очередной поп-певчишка, пусть и невероятно талантливый и успешный. Но он не обладает и десятой долей той власти, которой обладаю я. Всего одно мое слово, и твой дорогой Майкл — труп. Но просто убить Джексона было бы слишком примитивно и безвкусно, не находишь? Многие считают, что Майкл — мессия, второе пришествие Христа на Землю. Хм… А ты, надеюсь, помнишь, что в итоге сделали с Иисусом люди? Правильно, они его безжалостно распяли. Вот и я буду убивать Джексона медленно и с удовольствием смотреть на то, как он принимает нечеловеческие страдания. Я буду с улыбкой наблюдать, как на глазах у всего мира рушится его блистательная, головокружительная карьера. Как его доброе, почти святое имя смешивают с грязью. Как все эти люди, считавшие его небесным Ангелом и Богом, один за другим навсегда отворачиваются от него. Я превращу его жизнь в настоящий ад. Я лишу его всего, что ему по-настоящему дорого. Я заберу его покой, здоровье, деньги, Неверлэнд, его женщину, и, в итоге, его жизнь».

***

15 марта 1992 года. Один из пригородов Лос-Анджелеса, Калифорния

Франк Джонс поднес к лицу кружку с портретом поп-короля и, криво улыбнувшись, шумно втянул ноздрями божественный аромат свежесваренного кофе. Сделав первый глоток бодрящего напитка и одобрительно кивнув, он вышел на крыльцо своего небольшого типового домика в южном пригороде Лос-Анджелеса и неподвижно стоял, блаженно щурясь на яркое калифорнийское солнце. В этом тридцатидвухлетнем парне никто бы не заподозрил вчерашнего пациента психоневрологической клиники. Парень, как парень. Высокий, слегка худощавый, с всклокоченными короткими волосами цвета соломы и довольно приятным лицом, на котором особо выделялись пронзительно-голубые глаза. Его можно было назвать симпатичным, но его улыбка, которая сейчас озаряла это самое лицо, была какой-то неестественной и нервной. Врачи психушки пару недель назад сделали вывод о том, что он окончательно и бесповоротно излечился от своей бредовой любви к недосягаемой женщине, и отпустили его с миром на все четыре стороны. Он тоже свято в это верил, верил в то, что абсолютно здоров, пока совершенно случайно не оказался на ее концерте.

Он устроился уборщиком служебных помещений в концерт- холл и сумел незаметно пробраться за кулисы шоу. «Кто вы?» — она была так близко от него, на расстоянии вытянутой руки, и он просто потерял дар речи, не веря своему счастью. Она была само очарование: эти длинные, кудрявые волосы, прекрасное лицо, стройные ноги и великолепная грудь, которую она бесстыже демонстрировала на протяжении почти всего концерта. А эти глаза! Такие же красивые и глубокие, как и у ее знаменитого братца… Джанет… Она просто Богиня! Она так быстро ушла, но ему и этого хватило, чтобы понять, что ни черта он не здоров. Он по-прежнему болен… болен ею… Он глубоко задумался, и кружка, незаметно выскользнув из его рук, вдребезги разбилась о бетонную плитку, рядом с крыльцом.

«Упс…» — глупо хихикнул Франк и присел над осколками. Он осторожно подвигал их одним указательным пальцем, с безумной искоркой в глазах рассматривая распавшееся на причудливый пазл красивое лицо Джексона. Парень хмыкнул и, решив не заморачиваться с уборкой, пошел в дом, ступая босыми ногами прямо по осколкам кружки, не обращая никакого внимания на болезненно-неприятные ощущения, когда острые края глубоко впивались в его кожу. Более нигде не задерживаясь, он сразу же прошел в небольшую комнату и на секунду замер возле старенького письменного стола. Затем подошел к небольшому обшарпанному ящику, открыл его и достал все необходимое: кипу старых газет, клей, ножницы, белые листы бумаги и упаковку стерильных медицинских перчаток.

Сегодня прекрасный день для того, чтобы, как пел сам поп-король Got to be starting' something'… На этот раз все будет по-другому, ведь он учел все свои прошлые ошибки. На этот раз они прислушаются и сделают все, как он хочет. Джонс улыбнулся кривой, безумной улыбкой и принялся за дело. Он отомстит семейке Джексонов за то, что они сделали с ним.