По велению сердца

========== Глава 17 ==========

Комментарий к Глава 17

https://vk.com/wall593337655_211

https://vk.com/wall593337655_212

https://vk.com/wall593337655_213

────༺༻────

Такого снега не было давно. Он укрыл невероятным белым ковром всё вокруг. Такая красивая зима опустилась на город, превращая в сказочную картину то, что казалось бы не может быть лицеприятным. Пушистый снег накрыл грязные улочки и трущобы, припорошил старый жжёный кирпич домов, засыпал чёрные крыши и всё стало таким тихим, мягким, что глаз радовался владениям Снежной Королевы, и всё вокруг навевало умиротворение и покой.

Юноше город не понравился сразу. Он приветствовал его шумом, пылью фабричных труб, серостью стен и грязной Темзой, затянутой тонкой коркой льда. Улочки, насквозь пропитанные табаком, духами и запахом рыбы, встретили Чимина сквозняками, от которых вечно стынущему юноше стало ещё хуже. Если бы не Тэхён, его родной и близкий друг, Чимин решил бы, что попал в клоаку земли. Но сейчас, смотря на это снежное царство, Чимин впервые подумал, что всё не так плохо, если бы не холод. Ему было холодно. Его сердцу невероятно было холодно так, что не могли отогреть ни меха, ни жаркий камин, ни тепло друга. Скоро европейское Рождество, праздник который ему не совсем был близок, но нравился. В Париже, в доме Кимов, они отмечали этот чудесный семейный праздник, но теперь его семья была далеко. И сейчас, смотря в окно и наблюдая, как падал невероятно красивый снег, он думал о той семье, которая могла бы быть у него — о Минхо! Он знал, что мальчику уже исполнилось десять лет этой зимой, он уже был большой и вырос, наверное, за это время. Увидеть бы его хоть раз, обнять, прижать к сердцу и не отпускать... никогда! А Джинхо будет шесть лет наступающей весной. Его невероятно смелый, храбрый, шумный, весёлый младший... сын. Он мог быть им.

Уже два месяца Чимин находился в Лондоне и был заперт в особняке посольства. В первые дни пребывания здесь, юноша ещё мог выходить в сопровождении друга и младшего принца, но после того, как Чонгук увидел «подозрительного человека, похожего на подосланного князем сыщика», ему не разрешали выходить совсем. В письме Хосок сообщил, какая заварушка началась после его исчезновения. Юношу искали и по приказу императора, и самураи князя во всех уголках государства. Рассказал, что обыскивали особняк Кимов и все порты в Пусане. Но, поскольку, на корабле Кёнсу не был зарегистрирован груз из-за его отсутствия, то не смогли отследить, куда уплыл корабль. Также сообщил, что все воины, охранявшие юношу в ту ночь, были казнены по приказу князя. Старший принц просил быть осмотрительным, не рисковать лишний раз, беречь себя, ибо вероятность, что их всё же выследят, оставалась большой.

Но не это страшило юношу. Он ничего не боялся так, как возможность встретить Юнги, столкнуться с ним случайно, увидеть издали, пройти мимо. От одной только мысли, что они могут встретиться, дрожали ноги и в горле пересыхало от волнения. Сотни раз бедный юноша воображал их встречу, как посмотрят друг на друга, что скажут после долгой разлуки. Но чем дальше шло время, тем меньше Чимин думал об этом, и, в конце концов, стало казаться, что их встреча так и не состоится, а Юнги вообще нет на этом континенте. И становилось немного жаль своих собственных чувств, что тлели на сердце прожигающими углями.

— Чимин~и? Спустишься к ужину? — голос друга заставил юношу отвлечься от своих раздумий.

Чимин видел тёплую улыбку и мягкий свет карамельных глаз и так же расплылся в ответной улыбке.

— Нет, Тэхён~и. Поужинайте без меня, я лягу пораньше, и есть совсем мне не хочется.

— Хорошо, отдохни. У тебя ничего не болит? Может прислать тебе в комнату лёгкий ужин?

— Нет, не волнуйся обо мне. Всё в порядке, и у меня ничего не болит. Спасибо, Тэхён.

Юноша ушёл с болью в сердце за своего родного человека — ему было плохо, и это было видно всем. Всё чаще Чимин проводил время один, ему не хотелось видеть влюблённые взгляды Чонгука и Тэхёна, не хотел слышать тихие вздохи и стоны по ночам, замечать их счастливые улыбки. Сначала он думал, что это из-за Чонгука, но потом понял — он просто завидовал их любви и их счастью.

— Чонгук? Что-то случилось? — спросил юноша, смотря во встревоженное лицо любимого.

— Нас нашли, Тэхён~и! Я уверен в этом! И за домом следят достаточно давно.

Тэхён осел в кресло от волнения, рассеянно осматриваясь по сторонам.

— Но как?! Как нас смогли вычислить, мы были осторожными?! Почему ты в этом так уверен?

— Охрана подтвердила — днём, возле здания всегда три человека, что сменяют друг друга. Слежка также идёт из дома напротив и днём, и ночью. Думаю, проникнуть сюда они не посмеют, хотя, я не уверен. Они будут ждать, когда мы покинем посольство.

Тэхён затих на некоторое время, пытаясь понять, что им дальше делать, и посмотрел на принца.

— Ты ведь думаешь о том же, что и я, верно?

Чонгук кивнул немного заторможено, смотря остекленевшим взглядом в одну точку, и отмер со вздохом.

— Нам придётся это сделать! Намджун поговорит с ним, по-другому никак. У нас попросту не хватит людей для защиты, даже если мы с тобой будем стоять со шпагами. Это воины-самураи у которых чёткий приказ.

— Чимин однозначно будет против, но у нас действительно нет выхода. Даже я не позволю ему сопротивляться.

— Будем ждать решения Намджуна... и Юнги. Мы даже не допускаем мысли, что он может не согласиться?!

Тэхён ухмыльнулся криво и глаза загорелись огнём озорства.

— Юнги? И не согласится?! Скорее созвездие Большой Медведицы перевернётся, чем герцог не согласится. Эх! Жаль я не могу видеть его лица, когда он узнает, что Чимин~и здесь! — досадно потёр руки юноша. — Так хочется позлорадствовать, но... не буду! Мне его бесконечно жаль, Чонгук!

— Возможно, это их шанс... начать всё с начала. Только готов ли сам Чимин снова попасть в эти чувства?!

— Мне кажется, что он из них и не выходил. Я чувствую, что Чимин ждёт встречи с ним, — голос Тэхёна звучал тихо, словно их могли услышать. — И, одновременно, боится. Юнги нужно будет проявить невероятное терпение и, скорее всего, заново завоевать Чимина. Это теперь совсем другой человек! — юноша улыбнулся своим воспоминаниям и продолжил с лёгкой грустью: — Я помню, каким он был — невероятным, ярким, жадным до чувств, не умеющий, да и не скрывающий свои эмоции, открытым! О, Чонгук, ты не видел, как он завоёвывал Юнги! Как сиял в своей любви к нему! А сейчас он лишь бледная тень от самого себя.

— Мне кажется, что Юнги прискачет сюда, как только узнает обо всём, — хитро улыбнулся принц. — Прямо напролом, сгребёт его в охапку и унесёт на руках!

— Оу, не думаю, — скептично поджал губы Тэхён. — Чтобы Юнги и напролом. Скорее он запрячется ещё глубже в скорлупу своей вины и за сто футов будет обходить Чимина.

— Спорим, Тэхён~и — Юнги вломится сюда в самое ближайшее время, — Чонгук улыбнулся озорно, зная, каким был слабым перед его улыбкой его же любимый.

— На что? — настороженно спросил юноша.

— Всю последующую неделю, я буду сверху, — сверкнул глазами принц, так же широко улыбаясь.

Тэхён чуть нервно улыбнулся, но кивнул согласно, протягивая руку для подкрепления спора, в глубине души понимая, что сглупил.

Ближе к часу ночи секретарь разбудил Тэхёна, сообщив, что некий господин настойчиво требует принять его. Юноша, дрожа от волнения, спустился в приёмную, где уже стоял Чонгук полностью одетый, тогда как он сам еле застёгивал пуговицы на рубашке. Они, переглянувшись, оба потянулись за шпагами, когда дверь с грохотом отворилась. Весь мокрый от снега, с горящими глазами, быстрым шагом к ним направлялся Юнги.

— Где он?

────༺༻────

Мужчине стало казаться, что у него паранойя. Чувство, что он везде и всюду слышал его голос, не покидало его. В каждой золотистой макушке ему виделся он. Герцог мог поклясться, что один раз видел его, сворачивающим за угол витрины магазина перчаток, и даже пошёл за ним следом, пока сопровождающий слуга не привёл его в чувство. Он сходил с ума от обострившихся чувств, хоть и понимал прекрасно, что Чимин находился за тысячу миль отсюда. Он мерещился ему везде — в поместье, в городе, на пирсе. Юнги тонул в этом — в невероятном волнительном чувстве, что Чимин где-то близко, хотя не мог понять, откуда оно. Всё встало на свои места, когда Намджун приехал в один из дней, ближе к вечеру. Юнги почему-то смотрел на друга, словно на архангела, что пришёл с вестью — гореть ли ему и дальше в аду или его помилуют. Капитан положил свои огромные ладони на худые плечи герцога, словно удерживал его, чтобы не взбрыкнул раньше времени.

— Чимин здесь... уже два месяца, — сказал он, смотря ему прямо в глаза, и этого смелого и большого человека насквозь прошибла молния, когда увидел, как загорелся взгляд мужчины, как задрожали плечи, которые он держал крепко, как ломаный хрип сорвался с бледных губ. — Стой, Юнги... он здесь не просто так. Чимину пришлось снова бежать! Он скрывается здесь... и ему нужна помощь!

Сколько раз Намджуну пришлось приводить в чувство мужчину, пока он рассказывал, как всё произошло: «Юнги, ты меня слышишь? Ты всё понял из того, что я сказал?», — и каждый раз хлопать его по плечу сильно, чтобы взгляд сфокусировался и мысли собрались в кучу. А Юнги падал... падал в невероятную пустоту, и сердце бухнуло куда-то вниз, и кровь стыла и заново вскипала в секунды. Он не чувствовал онемевших конечностей, горло дерло от сухости, и невероятно хотелось ударить себя по лицу. Но всё, что получалась сделать, это смотреть в лицо другу и кивать головой, как идиот. Какой князь? Похищение? Какой сёгун? Принцесса Суин помогла сбежать? Мысли кружились, как водоворот вокруг него, засасывая в пучину невероятного волнения, граничащего со страхом, но они падали с грохотом, когда до сознания мужчины дошло — Чимин здесь! Вся эта история с чужим мужчиной, пленённым красотой юноши, казалась выдуманной сказкой, когда Юнги осознал — Чимин здесь! И лицо архангела друга размылось мокрым пятном от осознания — его любимый здесь!

— Юнги? Ты всё понял? — голос Намджуна сквозил неуверенностью. — Ему нужна защита и надёжное место, желательно с усиленной охранной. За зданием посольства следят и довольно давно, ждут лишь, когда мы оступимся, потеряем бдительность. Мне невероятно жаль его — он заперт в четырёх стенах и ограничен в общении. Так ты поможешь или нет? — и снова посмотрел обречённым взглядом, слегка тормоша за плечи. — Юнги! Опомнись!

— Да... — наконец выдохнул мужчина и моргнул, словно только что выплыл из водной пучины. — Почему... почему не рассказал раньше, что он здесь? Почему скрывал от меня? — голос мужчины настолько был беспомощным, что капитану стало его жаль.

— А тебе это надо было? Что-то я не особо замечал, чтобы ты рвался к нему за эти, почти два года? И если бы мне не пришлось отплывать через неделю, я бы и слова тебе не сказал! Прости, но ты не заслуживаешь этого, — впервые Намджун заговорил осуждающе и смотрел пытливо, сжимая ладонями, которых он так и не убрал, его плечи. — А теперь послушай меня очень внимательно, Юнги! Я скажу это один раз и больше не повторюсь! Если и в этот раз с Чимином что-то случится, если из-за тебя он снова потеряет душевный покой, если ты снова доведёшь его до... — капитан замолк, чуть прикрывая глаза. — Если снова причинишь моему Сокджину ту сердечную боль, что он пережил... я удавлю тебя собственными руками, друг!

— Я сам себя готов удавить, Намджун, — и мужчина затих, закрывая глаза. — Что мне делать? Хочу видеть его... — и теперь Юнги сам цеплялся за руки друга, поднимая на него взгляд полный выступившей влаги. — Чем я заслужил этот шанс? Как мне пережить это?

— Ну... видимо заслужил, — слегка улыбнулся капитан. — Видимо... ты так любишь его, что небеса всё же решили сжалиться над тобой. Только не ломись к нему ночью, подожди до утра. Завтра я тоже приеду в посольство и всё обсудим. Договорились? — и получив утвердительный кивок, наконец-то отпустил плечи мужчины, но напоследок всё ещё уточнил: — Я ведь могу надеяться на твоё благоразумие?

Юнги снова кивнул — это всё, на что пока был способен ошалевший от счастья мужчина. Намджун ушёл, грохоча подбитой подошвой морских сапог, а сердце герцога грохотало ему в такт, усиливаясь всё сильнее, пока не сорвалось на бешеный ритм, заглушая всё вокруг, так что в глазах потемнело, и голова разрывалась от мысли — он скоро увидит любимого!

Сколько он просидел в одиночестве со своими мыслями — он не помнит. Но запомнил, что у него ни разу не возникло ни одного сомнения, желания спрятаться, лишь невозможное нетерпение увидеть его, услышать голос. В проёме двери мелькнула чёрная макушка сына — он стоял там всё это время. Сердце мальчика чувствовало — капитан пришёл сюда не просто так. Едва он увидел из окна его статную фигуру, тихо спустился и припал двери гостиной. Да, он подслушивал! Мальчик признался себе, что проявил крайнюю степень невоспитанности, но ничего не мог с собой поделать. И едва он услышал имя того, о ком думал, не переставая, всё это время, маленькое сердечко подскочило к горлу, трепеща от волнения. И сейчас он смотрел на своего отца, что застыл статуей в кресле, на его пылающее лицо. Он видел, как отец стремительно вскочил, направляясь к нему, и теперь застыл он, не смея пошевелиться. Он чувствует, как обхватили его руки, заглядывая в глаза, а потом обняли порывисто, и хриплый голос отца затекал в уши самыми желанными словами на свете:

— Я привезу его! Привезу в наш дом! И мы его больше не отпустим! Никогда-никогда! Жди нас...

────༺༻────

— Юнги? Ваша Светлость, Вы чего... нас так пугаете? — Тэхёну хотелось смеяться, но сдержался. — Ночь на дворе, все же спят!

— Видимо, Намджун поговорил с тобой. Но, для начала — здравствуй, Юнги! Рад видеть тебя!

— Да... здравствуй, Чонгук. Давно не виделись. И тебе здравствуй, Тэхён! Я могу... увидеть его? — голос мужчины дрогнул, как и он сам, утирая талый снег с подбородка. Волосы под капюшоном стали влажными. Высокие сапоги потемнели от снега, длинный плащ с мехом норки, весь пропитан влагой, а некогда пышный воротник, зализанными комьями прилип к кожаной ткани.

— Ты... скакал на лошади?! Ночью?! По такому снегу?! Юнги, ты с ума сошёл!

Боковая дверь с шумом распахнулась.

— Тэхён, что случи... лось... — юноша застыл.

Все замерли, даже дышать перестали. Весь мир замер. Снег застыл в полёте. Огонь осел в тишине. Только сердце грохотало, когда глаза увидели его, и руки, что нервно сжимали края ханбока поверх тонкой, ночной рубашки, задрожали. Он сделал шаг назад, когда мужчина шагнул порывисто навстречу. Чимин посмотрел на замершего друга, что побледнел от волнения, на Чонгука, что нервно скривил губы, и снова посмотрел на мужчину, что застыл на полпути. Чимин повёл плечами от охватившего его неуютного молчания и опустил взгляд, медленно стягивая края одеяния, словно хотел спрятаться в нём. Он странно посмотрел на двери, из которых вышел, двинулся к ним чуть боком, потом медленно ушёл, исчезая в них и плотно закрывая за собой.

Долгие секунды тишины, где трое не знали, что сказать, как посмотреть. На Юнги, что полночи скакал как безумный, одержимый лишь одним желанием — увидеть, нахлынуло такое отчаяние, от того что почувствовал, как он не нужен ему. Чего он ожидал? Что Чимин бросится ему на шею, скажет, как тосковал, как любил? И всё, что он себе воображал, пока пробирался сквозь снежную бурю, рассеялось дымом. Он готов был рассмеяться — над самим собой, над своей трусливой любовью, над своей жалкой жизнью!

— Юнги? Иди к нему... прошу. Не представляешь как он ждал тебя! Иди... — Тэхён чуть не плакал, и он дрожал, как от холода.

Мужчина слабо потряс головой, не соглашаясь, и даже повернулся боком, словно собрался уходить.

— Юнги! Сейчас или никогда! Уйдёшь сейчас, точно потеряешь навсегда! — голос Чонгука был твёрже стали, а взгляд полон решимости. — Иди к нему и ни о чём не думай, кроме как любишь его!

Тэхён сложил ладони перед собой, словно в молитве, и плакал, сам не зная от чего. Его разрывало от этого момента, когда эти два невероятно любящих друг друга человека, посмотрели друг на друга после долгой разлуки.

Юнги шёл к двери и не чувствовал своих ног, не чувствовал опоры под собой. Кто-то стянул с него мокрый плащ, и он ощутил тёплую ладонь на плече, что сжала подбадривающее. Руку обожгло от прикосновения к двери, что легко поддалась его напору, а глаза наполнились образом юноши, что стоял тонкой статуей у окна. Огонь камина чуть трещал, мягко пылая и согревая. Снег, словно пушистое серебро, плыл за прозрачным стеклом, и было так светло, несмотря на глубокую ночь. И мягкая тишина обволакивала их, словно просила их стать ближе, сделать ещё шаг, протянуть руку... Волосы! Как же он не заметил?! Такие длинные, до середины спины! Он вырос, стал почти такого же роста как и он сам. Такой тонкий — ещё больше похудел. Как изменился его маленький, его любимый!

— Чимин... — голос пронёсся сквозь эту тишину и юноша вздрогнул.

Он стоял спиной к двери, но всем своим существом чувствовал его — каждый его шаг к нему, каждый его вздох. Чувствовал его взгляд, что обжёг его, едва он взглянул на него. Голос разорвал сердце, и слёзы ещё сильнее полились из глаз. Он плакал с тех пор, как зашёл сюда, и ждал его, до боли в горле ждал.

— Чимин... — совсем близко, совсем рядом, и пальцы впились в подоконник, ища опоры. Он почувствовал руки мужчины на своих предплечьях и сжался сильнее. Чувствовал его дыхание в своих волосах и весь покрылся мурашками. И не было больше сил, его разрывало, он рассыпался на части, на невозможные осколки, стремительно разворачиваясь в его руках и впиваясь пальцами в ткань рубашки, лбом прижимаясь к его груди.

— Не хочу, не хочу, не хочу! — шептал юноша и Юнги весь сжался, замерев. — Не хочу скрывать, что люблю тебя! — и поднял своё лицо, полное слёз.

Мужчина не дышал, и сердце его, вмиг рухнувшее в ноги, не билось. Лишь судорожный всхлип любимого, плачущего в его руках, привёл его в себя.

— Сердце моё... мой любимый! Чимин! — и руки с силой прижали его к груди, а с губ горячо шепталось, не переставая: — Люблю, люблю, люблю...

Они цеплялись друг за друга, вжались с силой, делились ритмом сердца, дрожью тела, судорогой дыхания. Лишь когда губы, мокрые от слёз, стали слишком близки друг к другу, юноша выдохнул:

— Я люблю тебя, Юнги! Но второй раз... снова я не смогу, я не выдержу. Поэтому, если только из жалости, или из-за чувства вины... не нужно, прошу тебя...

Его лицо обхватили большими и горячими ладонями, на него смотрели такие же заплаканные глаза.

— Маленький мой, я бесконечно виноват перед тобой. Но я сам не смогу понять всю глубину моей любви к тебе, ибо люблю тебя бесконечно, безгранично, люблю... — и мужчина коснулся губ любимого, совсем невесомо, совсем легко, лишь замершее дыхание говорило об этом.

Мягкий звук поцелуя и судорожного дыхания осел в тишине, и юноша беспомощно льнул к мужчине. Его подхватили на руки, прижимая трепетно, мягко касаясь губами скул, виска, а юноша сам подставил лицо под поцелуи, затихая в плаче. Юнги медленно развернулся с любимым на руках и пошёл к дверям, распахивая их толчком ноги. Чимин прятал лицо в изгибе шеи мужчины и сильнее прижимался.

Едва Тэхён увидел выходящего мужчину с юношей на руках, слёзы снова начали течь по его лицу. Он лишь указал рукой на лестницу, ведущую вверх, ибо говорить от кома в горле он не мог. Он видел совсем лёгкие поцелуи, видел сжатые пальцы, слышал тихий шёпот мужчины, что нёс любимого наверх, и мог лишь беспомощно всхлипывать от счастья, от облегчения, от восторга. Тёплые ладони обхватили его за плечи и родной голос сказал мягко:

— Я же говорил — придёт, сгребёт в объятия и унесёт...

Чонгук и сам был растроган и чувство вины, что грузом давило на сердце, спало, принося невыразимый покой и счастье, а главное — надежду, что всё будет хорошо.

— Я так счастлив, Чонгук... так счастлив! Столько времени, столько слёз и боли... и вот так вот... просто! Им нужно было только посмотреть друг другу в глаза! О, Гукк~и, не представляешь, какое облегчение у меня на сердце! Я люблю тебя, мой милый демон! — и снова завёлся плачем, утыкаясь лбом в плечо любимого.

— Не плачь, любовь моя! Всё хорошо... дальше всё будет только хорошо... — шептал на ухо ему принц, а потом улыбнулся хитро. — Сейчас я тоже унесу тебя, и буду утешать, укачивая так плавно, мягко и сильно!

Тэхён охнул сквозь слёзы, когда его подхватили на руки, и легко побил кулаком в грудь принцу, но всё же улыбнулся, краснея всё больше.

— Ты неисправим, Чон Чонгук! Но... мне нравится твоё предложение. Неси меня, мой принц...

*

Но лишь их тела коснулись мягкой постели, они заключили друг друга в объятия, и замерли, осознавая, какой волшебный момент они пережили, какое счастье только что видели! Их тихий поцелуй был столь робким, так не похожим на их предыдущие, словно боялись спугнуть тишину... тишину любви! Да! У любви есть тишина, и она столь же важна как признание, как принятие, как обретение, как страсть! Тишина... что способна рассказать гораздо больше любых слов! Что способна подарить наслаждение трепетнее любой эйфории! Способна связать узами, крепче свадебных клятв! И в этой тишине любви сейчас утопали два сердца, что наконец-то обрели друг друга.

Светлые волосы были рассыпаны на подушке и юноша постепенно закрывал глаза. Его пальчики в чёрных волосах мужчины, что покоился на его груди. А сильные руки мужчины обнимали его плечи. Чимин прижимал его к своему сердцу — только так он мог успокоиться. Едва глаза слипались, он легко вздрогнул, распахивая их, и пальцы сильнее сжали мужчину.

— Тихо, мой маленький... Я не исчезну, не уйду никогда, не оставлю больше, — он слегка приподнялся над ним, пальцами поглаживая лицо, трепетно убирая прядку со лба и нежно поцеловал в висок. И всё же взгляд потянулся к его губам, столь восхитительным и желанным, но он боялся припасть к ним в глубоком поцелуе — не заслужил!

— Поцелуй меня, Юнги... — совсем тихая просьба любимого заставила поднять горящий взгляд, и сердце начало с ума сходить, то замирая, то срываясь на бешеный ритм, то падая в бездну. И всё же, он склонился к раскрывающимся для него губам.

Глухой стон мужчины утонул между ними, едва губы почувствовали влагу и вкус любимого, и он впился сильнее. Поцелуй, что был посреди океана, где ветер и закатное солнце благословили его, а чёрная вода уносила их в любовь. Поцелуй, что был среди синих огней Молочного моря, а страсть разжигала красный огонь в крови. Поцелуй, что был в сладостном стоне эйфории, а алый шёлк под ними рвался от силы страсти. Их каждый поцелуй, что осел в сердце сладким воспоминанием. Но ни один из них не сравнился с этим — поцелуем прощения, поцелуем надежды! За окном было так же темно, и снег мягкими хлопьями оседал на землю. Он замуровывал оконные проёмы, застревая между рамок, будто хотел удержать влюблённых в своём плену. Темнота мягко окутывала, тишина нежно обволакивала, лишь огонь в камине пылал, даря тепло. И юноше стало тепло, впервые за долгое время, так, что разлившись негой по венам, она заставляла разомлеть в руках любимого.

— Юнги... я люблю тебя, больше жизни... — и глаза слиплись, позволяя юноше упасть в мягкую темноту.

Что может сказать бесконечно любящий мужчина? Как ему выразить всю глубину своего чувства? Как остановить слёзы, что текли по впалым щекам? Горечь снова пыталась затопить его чувством вины, но он прогнал его — больше никогда мужчина не произнесёт ни в мыслях, ни губами, что не достоин его, что не заслуживает его любви. Он клялся себе в этом! Чимин любил его, несмотря ни на что, любил вопреки всему! И эту любовь, как величайшую награду, как смысл всей своей жизни, он принял и пронесёт через все годы, что отведены ему небесами!

— И я люблю тебя, сердце моё, — тихо ответил мужчина, ложась рядом с ним, так же легко касаясь кончиками пальцев волос любимого. — Спи, мой ангел, а завтра я отвезу тебя домой...

────༺༻────

Тихий стук в дверь разбудил мужчину, и он спросонья, не сразу заметил лицо Тэхёна, просунувшееся через створки. Он счастливо улыбнулся, смотря на них, и тихо сказал, чтобы не разбудить Чимина:

— Намджун приехал. Можешь спуститься?

Мужчина кивнул легко, и Ким исчез за дверью. Юнги посмотрел на прекрасного юношу, что так же спал сладко. Вчера они уснули прямо в одежде, и светловолосая макушка лежала на предплечье мужчины, уткнувшись лицом в грудь. Он разрывался между желанием разбудить любимого поцелуями и дать ему ещё поспать. И всё же он поддался первому порыву, медленно осыпая нежными поцелуями всё лицо.

— Чимин, — шёпотом звал его мужчина, и сердце его замирало от вида дрожащих ресниц и раскрывшихся в выдохе губ. Он спрятал своё лицо в изгибе шеи любимого и позвал так же тихо: — Чимин...

Юнги чувствует, как скользят руки юноши по его плечам, как обхватывают поперёк спины. Чувствует, как легко вздымается его грудь в глубоком вздохе и понимает, что сейчас он откроет глаза, а пропустить это чудо невозможно. И вот — сначала приоткрылся один мутный глаз, потом другой, а затем оба закрываются, чуть жмурясь. А губы всё так же расслабленно приоткрыты, и не прильнуть к ним в поцелуе выше его сил. Теперь на него смотрят более осознанным взглядом, а руки сжимают чуть сильнее.

— Доброе утро, мой маленький, — хрипит мужчина, прижимаясь носом к щеке любимого. — Прости, что разбудил тебя, но я просто не мог уйти не поцеловав тебя.

Чимин чувствует, как улыбается его мужчина, и его самого разрывает от счастья, хотя в сознании до сих пор не умещается то, что они снова вместе, снова рядом, и в это утро его разбудили нежные поцелуи Юнги.

— Доброе, мой любимый! Это самое прекрасное утро рядом с тобой, — и сам до сих пор не верит, что снова просыпается рядом с ним.

Мужчина чуть нависает над ним, пальцами снова перебирая светлые прядки, легко целуя в уголок губ.

— Меня ждет Намджун внизу. Я пойду к нему, а ты поспи еще, — шепчет мужчина, но видит, как слабо мотает головой любовь всей его жизни и улыбается полусонно, раскидывая руки над собой.

— Безумно хочу к детям! Отвези меня к ним, Юнги! Я умру, когда обниму их! — шепчет он тихо, и слёзы начинают скапливаться в уголках глаз. Но юноша чувствует, что умрёт раньше, потому что видит улыбку своего мужчины — широкую, сладкую, счастливую!

— Они ждут тебя, сердце моё! — и накрывает своими широкими ладонями, нежные пальчики любимого, притягивая их к губам. — Мы поедем вместе, ты увидишь их уже сегодня!

Юноша отворачивает лицо, пряча его в своих длинных волосах, чтобы не показывать слёз, и чувствует мягкий поцелуй в щёку и голос мужчины низко вибрирует у мочки уха:

— Не плачь, маленький мой и прости меня! Из-за меня ты пережил столько боли! Смогу ли я искупить хоть часть тех страданий, что ты перенёс, мой нежный?!

Чимин смотрит на него, ладонями обхватывая его лицо и шепчет горячо:

— Я благодарен тебе... за всё — и за счастье, и за боль! Всё это время было испытанием, через которое я прошёл, и с каждым днём понимал, что лишь сильнее люблю тебя! И знаешь, что осознало моё сердце?

— Что?.. — взгляд мужчины горит волнением и пальцы в волосах юноши напряглись.

— Либо только ты будешь в моей жизни, либо никого!

Теперь и у мужчины глаза наполняются влагой, и он не хочет их скрывать — они говорят обо всём: о безграничной любви, о чувстве, что через века, о нежности и преданности, о счастье, что теперь для них обрело черты любимого! Он целует его руки, жмурясь, выжимая горячие слёзы из глаз и шепчет его имя как в бреду, и слышит тихое «Не плачь...», хоть у самого юноши тоже текут слёзы.

И казалось бы — всё, они рядом, они вместе, они любят и нет ничего важнее, но угроза для юноши всё ещё была реальной, и игнорировать это было не возможно.

Когда герцог спустился в маленькую столовую, где его уже ожидал капитан, он столкнулся с его насмешливым взглядом.

— Почему я не удивлён, что застал тебя здесь утром? Я же просил тебя быть благоразумным?!

Юнги слегка застыл в нерешительности, но услышав глубокий хриплый смех друга, расслабился, а после и вовсе оказался в его объятиях.

— Я рад, Юнги! Очень рад за вас! Наконец-то я смогу сообщить своему супругу прекрасную новость! И, думаю, мне не нужно говорить, чтобы ты берёг его. Вижу, что всё осознал и понял. Я ведь прав?

— Никакая сила не заберёт его у меня! Никогда! — решительно звучат слова мужчины, и он снова видит довольную улыбку друга.

— Я верю. Но и не воспринимать всей угрозы для Чимина нельзя. Если им удастся его похитить, нам будет сложно вызволить из изолированной для всех страны.

— Я всё подготовил, Намджун. Ещё вчера отдал все распоряжения. В полдень за нами приедут. И это я его украду... у всех, навсегда!

— Удачи тебе, мой друг! — и капитан снова улыбается до ямочек на щеках.

Позднее, когда Чимин спустился к ним, и присоединился к завтраку, мужчина сообщил ему собрать вещи и готовиться к выезду.

— И ничего не бойся, сердце моё. Я всё время буду рядом, даже если меня не будет видно, — тихо прошептал герцог, сам наливая ему горячий чай и подкладывая на блюдо свежевыпеченную ароматную булочку.

За этими милым занятием их застали Тэхён и Чонгук, что немного опоздали к завтраку. Но довольное лицо принца, со всё ещё потемневшим взглядом, и слегка помятый вид Тэхёна, говорили о том, что им было довольно некогда. И снова сердце старшего замирает от нежного трепета к ним и счастье по-новой накрывает за них. Его тёплая улыбка, адресованная другу, что смущенно жевал булочку под горящим взглядом любимого, говорила, что любовь не покинет их больше... никогда. А Чимин сам улыбается смущённо-счастливо, всё ещё не веря в происходящее. Ведь буквально вчера его мир состоял из отчаяния и тоски, а сейчас искрится восторгом и надеждой!

К обеду все были готовы, вещи уложены, охрана ожидала у ворот, и волнение немного подкатывало к горлу. Но всё отпустило, едва Юнги взял его за руку и шепнул, глядя в глаза:

— Поехали домой...

Чимин лишь кивнул судорожно, от кома в горле не мог говорить, но всё же выдохнул:

— Да... домой!

И слёзы снова готовы политься, но мужчина целует мягко уголки глаз и трепетно спускается к губам и невыносимо нежно целует, обхватив ладонями лицо.

— До встречи дома, родной мой, — шепчет он тихо, а после выходит из комнаты, и лишь потом, отмерев, юноша замечает притихших друзей, что смотрели заворожённо на них и улыбается им до безумия счастливой улыбкой.

Тэхёну, Чонгуку и Чимину подали одинаковые по фасону тёмные плащи с глубоким капюшоном, скрывающие их лица. У ворот посольства их ожидали три одинаковых экипажа — большие крытые сани, что блестели чёрным лаком дерева на зимнем солнце, а сильные, мохнатоногие кони, запряжённые в них, пофыркивали в нетерпении, выпуская густой пар из ноздрей на морозном воздухе. Каждый из экипажей сопровождали шесть всадников, чьи лица тоже были скрыты высоким стоячим воротом тёплого плаща. Когда Чимин уселся в свой экипаж, то увидел двоих юношей, что сидели закутавшись в точно такие же плащи.

— Мы будем сопровождать Вас, господин, — сказал один из них, на что юноша ответил лёгким кивком.

Чуть более часа они блуждали в окрестностях города, а затем выехали на снежные просторы. Юноша понимал, что скорее всего и Тэхён и принц выехали в других направлениях, и убедился в этом, когда они остановились у небольшого пролеска, где стояли ещё три таких же экипажа.

— Господин, Ваш тот, что по центру, — сказал один из юношей. — Удачной дороги, и всего Вам доброго!

Раскланявшись, они вышли и расселись в экипажи. Так же разделились и всадники, что сопровождали их, присоединившись к другим. И снова крытые сани разъехались в разных направлениях.

Солнце стало склоняться к закату, когда в промозглом тумане появились очертания поместья, а ещё через несколько минут сани подкатились к огромному дворцу из белого камня. Величественные колонны подпирали резные портики. Огромные решётчатые окна, сияли, отражая лучи закатного солнца. Дорожки к подъезду очищены от снега, поэтому экипаж завернул во внутренний двор, где окутанный снегом дворцовый парк, застыл сказочными фигурами деревьев и кустов.

Чимин выходит из саней, ступая на дорожку ведущую к большим застеклённым дверям. Сквозь них он видит очертания людей, смотрящих на него, и сердце бешено бьётся, когда юноша замечает фигуры мальчиков. Он ускоряет шаг, когда выскочивший на холод мальчик бежит к нему. Вслед за ним выбегают гувернеры и несколько слуг.

— Минхо... — шепчет юноша и срывается на бег. — Минхо-о! — во всё горло кричит он и бежит изо всех сил.

В застывшем холодном воздухе, где белый снег скрипит под ногами бегущих друг к другу, кажется, что слышно как падает каждая снежинка, и глаза юноши, что уже полны слёз, видят как колышутся чёрные волосы, как текут прозрачные капли по щекам ребёнка, как алые губки раскрыты в плаче, и густой пар срывается от горячего дыхания.

— Минхо! — и оба падают в крепкие объятия, а потом в снег.

Чимин так сильно сжимает его, рыдая в голос, что пальцы заныли болезненно. Он приподнимается, усаживая мальчика к себе на колени, дрожащими пальцами очищает его лицо и волосы от снега. К ним уже подбегают гувернеры у которых в руках тёплый плед и плащ Минхо и накрывают ими их обоих. Они смеются и плачут одновременно, целуя друг друга куда попадут.

— Мальчик мой! Минхо! Я здесь, мой родной! Я дома! — шепчет юноша, а плачущий мальчик кивает не переставая и рыдает у него на плече. Чимин обнимает его мягко, прижимая его голову к своей груди, и видит среди всадников Юнги, что опустил свой воротник и капюшон. Его взгляд согревал сильнее огня и сердцу юноши невероятно тепло. Оно разливается по всему телу, заставляя улыбаться счастливо и снова упасть спиной в этот невероятный снег, увлекая за собой ребёнка, смеясь звонко и высоко.

— Чимин~и! — юноша оборачивается на тонкий голос. — Джинхо, крепко удерживаемый руками гувернёра, кричал и звал его, а позади него на ступенях стояла герцогиня Мин, от волнения прижимая руки к лицу.

О, бедное сердце юноши! Как тебе пережить это счастье?! Как выдержать эту невероятную сладкую боль?! Возможно ли вместить в себя столько любви своих родных?! Возможно ли вынести столько любви от родных людей?! И сейчас, лежа на этом волшебном снегу, где так тепло, Чимин понимает, что здесь его сердце останется навсегда! Они отряхиваются от снега смеясь, когда дрыгающий ногами Джинхо, был отпущен на землю, и теперь бежал к ним, падая в объятия брата и Чимина. И младший был расцелован и затискан, а сам он руками вытягивал волосы юноши, в удивлении охая и округляя глазки.

— Такие длинные?! Ты как русалка, я видел в книжке, у них такие же волосы!

— Какая ещё русалка? — слегка ворчит старший брат. — Он ангел! Самый прекрасный, который только есть!

Чимин смеётся с них, обнимая их обоих.

— Я буду тем, кем вы захотите, мои родные! — и Джинхо кричит весело: «Русалкой!», но Минхо затих сразу же, лишь тёмные глазки вспыхнули, но он промолчал, а Чимин это заметил и запомнил.

Уже в огромной и жарко натопленной гостинной, герцогиня расцеловала юношу в обе щеки, и немало удивила его, сказав:

— С возвращением, мой ангел! Мы ждали тебя с нетерпением!

У юноши слегка округлились глаза от удивления, и лёгкая улыбка коснулась лица, но он услышал шаги Юнги за спиной, а затем почувствовал его руки на плече и талии. Его прижимают к груди крепко и быстро целуют в висок, отчего Чимин охает и чуть отстраняется смущенно. Но увидев восторженные глаза детей и герцогини, немного успокаивается.

— Ты дома, сердце моё! Добро пожаловать! — голос мужчины столь низок и хриплыми волнами обволакивает юношу, волнуя его, что снова смущение накрывает его.

Мальчики утягивают его на широкую мраморную лестницу, сверкающую позолоченными перилами, обещая показать всё во дворце, познакомить со всеми, а герцогиня суетится вокруг них, приговаривая, что юноше надо отдохнуть, принять горячую ванную, отобедать в конце концов. Юнги смотрит на них — на своих детей, что буквально прыгают вокруг юноши, на свою матушку, что мягко обхватывает ладони Чимина, и вздрагивает, когда его любимый оборачивается к нему. Он видит колыхание длинных волос, мокрые от талого снега прядки на щеках, разлёт прямых бровей, сияние янтарных глаз, блеск нежных губ, линию скул, невероятные очертания овала лица — и он влюбляется! Влюбляется снова во всё это, словно впервые видит, словно впервые ощущает, словно впервые чувствует, дышит... И невероятный ритм сердца заставляет сделать шаг к нему, ещё и ещё, и сердце рвётся на части, когда делают ответный шаг. И каждый шаг друг к другу словно признание в любви! Руки тянутся к рукам, глаза отражаются в других глазах, и дыхание смешивается в поцелуе на глазах у застывших родных и всей прислуги, что охают изумленно.

— Люблю... — беспомощно выдыхает мужчина, прижимаясь лбом ко лбу любимого, и робкая улыбка счастья расцветающая на его губах, красноречивее любых слов. И имя мужчины слетает с уст юноши, как признание: — Юнги-и! — и сколько в нём невыразимой любви и невысказанной тоски!

— Я вернусь ближе к ночи. Нужно всё проверить и убедиться, что за нами не проследовали. Здесь ты в полной безопасности, сердце моё. Отдохни. Я постараюсь вернуться как можно быстрее.

Легкий кивок светловолосой головкой, нежная улыбка и шёпот у губ «Я буду ждать!», заставляют сердце мужчины замереть, сжаться и разрываться одновременно. Нежное пожатие руки и мягкий поцелуй в щёку от любимого дарят уверенность, что теперь всё будет хорошо.

Юноша вновь был утянут детьми, и до самой ночи его практически не оставляют одного. Даже когда Чимин лежал расслабленный, в белоснежной и глубокой ванне с горячей водой, к нему ворвался младший, убегая от строгих гувернёров, и вновь трогал его мокрые волосы — «Я же говорил, что русалка!» — кричал он, пока не был благополучно унесён пылающим от смущения лакеем.

Чимин был накормлен вкуснейшим ужином, и герцогиня всё предлагала составить список блюд, которые ему больше нравятся или пригласить повара корейца. А юноша улыбался и кивал отрицательно, уверяя, что ничего не нужно. Ему казалось, что он живёт в этом великолепном дворце сто лет, ужинает в этой прекрасной столовой каждый вечер и скоро должен вернуться его любимый супруг.

Во время ужина приехал Тэхён, сообщив, что герцог с младшим принцем Чоном ещё задержаться, и увидев обеспокоенный взгляд друга, поспешил уверить его, что всё хорошо, просто они хотят быть уверенными, что слежки не будет.

Ночью снова пошёл сильный снегопад. Снежинки, крупными хлопьями, падали тихо, словно танцуя под порывами ветра. Фонари горели у парадного подъезда, рассеивая красноватый свет. От снега белело в глазах, но его света не было достаточно, и ночь буквально обрубала тёмной стеной пространство. Чимин стоял у высокого окна, смотря на падающий снег, на глубокую темноту и ждал его, своего любимого, хотя ему доложили, что Его Светлость ещё не вернулся. Дверь тихо отворилась, Чимин понял это по сверкнувшей тонкой линии в отражении стекла. Сердце глухо ёкает, когда он видит двух мальчиков в длинных ночных рубашках, неуверенно переминающихся у порога. Юноша устремляется к постели, откидывая мягкое одеяло и машет руками подзывая их. И топот двух пар ног тонет в ворсе ковра, а потом, с разбега, два тонких тела падают на мягкую постель, где юноша тут же накрывает их одеялом.

— И как вы сбежали? — широко улыбаясь тихо шепчет он.

— Мы всё продумали! — так же тихо улыбается Джинхо, и ползёт ближе к юноше. — Нас не хватятся до утра. Можно мы останемся с тобой? — и оба смотрят горящими глазками.

— Мы принесли тебе кое-что, — выдыхает Минхо, словно это убедит юношу оставить их.

— Да! — выдыхает младший. — Вот... — и оба протягивают ему на раскрытых ладошках красные яблоки и шоколадные конфеты. Мгновенно перед глазами встаёт картина, как их отец протягивал ему яблоко, на песчаном берегу острова, под сиянием серебряной луны, и голос его звучит волнующе «Я выбираю любовь...», и жар накатывает на юношу.

Чимин охает в восторге, забирая вкусные «подарки», и шепчет тихо:

— Где вы их нашли?

— Мы знаем, где лежат конфеты, и ещё много чего вкусного, — со знанием дела отвечает Джинхо.

— Ты не будешь нас ругать, за то что мы взяли их без разрешения? — так же тихо шепчет старший.

— В следующий раз возьмите и меня с собой, — заговорщический отвечает юноша и закидывает конфету в рот прикрывая глаза от удовольствия.

Они умяли все конфеты и яблоки, поочерёдно откусывая их и похрумкивая ими в ночной тишине. Чимин почистил им пальчики и лица от шоколада и яблочного сока, намочив платок водой из графина, и уложил их рядом с собой, кутая одеялом. Он тихо рассказывал им как жил во дворце и как прекрасно это место. Рассказал о принцессе Суин и принце Хосоке, о самурае Симидзу и как он учил его стрелять из лука.

— Наш папа стреляет лучше! — уверенно заявил Джинхо. — Он бы тоже обучил тебя! — и получает нежную улыбку юноши в ответ.

— Я просто уверен, что ваш папа лучше! И не сомневался в этом никогда! — и Чимин целует их в лоб нежно, поглаживая их по тёмным макушкам.

Джинхо уже заснул рядом с юношей, а Минхо всё не хотел закрывать глаза, хотя юноша видел, что они у него слипаются. Он понимает — ребёнка что-то волнует.

— Минхо? Скажи мне, что с тобой, мой родной?

Мальчик мнётся, не решается, комкает пальчиками одеяло, и всё же смотрит в глаза и выдыхает:

— Ты сказал, что будешь для нас тем, кем мы захотим...

— Да, я так сказал, — тихо шепчет юноша.

— Я бы очень хотел, чтобы... ты... был моей мамой, — и смотрит такими глазами-звёздами, и пальчики замерли сжавшись в кулачок.

Сердце юноши взорвалось в тот миг от волнения и нежности, и он порывисто тянется к нему, обнимая.

— Буду! Буду, мой хороший! И для тебя, и для Джинхо! Я люблю вас безмерно!

Он укачивал его на руках, целуя в волосы и лоб, пока счастливый Минхо не уснул, прижимаясь к его груди. Юноша и сам заснул, когда Юнги, наконец, вернулся домой. Он быстро умыл лицо и руки, и стянув камзол и сапоги, пробрался в комнату любимого. И почему он не был удивлён, увидев сыновей рядом с ним на постели?! Они спали, закутавшись в одеяло, но Чимин проснулся сразу, открыв сонные глаза и протягивая ему руки, чуть присев на постели.

— Ты вернулся... прости, что не дождался тебя, — шепчет тихо, обнимая мужчину.

— Уверен, что они тебя просто уморили рассказами, — улыбается ему герцог, легко целуя в щёку. — Я могу сказать гувернёрам, чтобы их унесли в комнаты.

— Нет, не надо, пожалуйста, пусть останутся, — шепчет юноша, укладывая голову на плечо любимого. — Ляжешь с нами? — тихо и робко спрашивает он своего мужчину, легко поглаживая его спину.

— Да... — вибрация его голоса пускает мурашки по коже, и Чимин, в нетерпении, движется чуть дальше в глубь кровати, оставляя для мужчины больше места. Его обнимают со спины, прижимая к крепкой груди, легко целуют волосы, шею, плечи, и выдыхают горячо и облегчённо у загривка, уткнувшись лицом в волосы.

— Я люблю тебя, ангел мой! — тихим шёпотом доносится до юноши, и счастливая улыбка озаряет его прекрасное лицо, когда глаза слипаются от усталости и пережитого за день.

Снег всё сыпал, кружил, заметал всё вокруг, как будто пытался укрыть их, замуровать все пути, чтобы счастье, поселившееся в этом доме, не смогло уйти, а беды не смогли найти дорогу к ним.

────༺༻────

Дни потянулись чередой, наполненные покоем и тихим счастьем. Чимин жил во дворце окружённый любовью, обласканный вниманием и залюбленный мужчиной. Каждый день юноша проводил с детьми, которые практически не отлипали от него, и лишь герцогиня «спасала» его, отправляя мальчиков к учителям. Они действительно показали ему весь дворец, каждый его угол, и глаза юноши загорелись восхищением от всей красоты и величественности. Он ходил по залу картинной галереи, задрав голову, слегка путаясь в собственных ногах от изумления. С портретов на него смотрели предки герцога Эссекского, и во многих лицах он находил знакомые и любимые черты.

— Это мой отец, Мин Юнджи, первый герцог Эссекский, — шептал мужчина юноше, стоя у него за спиной, мягко обнимая за талию.

— Ты очень похож на него, Юнги. И мне кажется, не только внешне.

— Он был лучше, чем я, — горько усмехается мужчина. — Уверен, будь он на моем месте, не допустил бы тех ошибок, что совершил я. И мне очень не хватает отца — его одобряющего взгляда, его совета, просто общения с ним. Ты бы понравился ему, Чимин! — и легко целует в щеку, вызывая розовый румянец на них.

Юноша еле слышно охает, пряча взгляд от смущения — вокруг всегда слуги, лакеи, хотя Чимин уверен — на них даже не смотрят из приличия.

— Не смущайся, сердце моё. Прости, что не могу сдерживать себя, просто... я до сих пор не могу поверить, что... ты со мной, здесь, в нашем доме. И мне каждую секунду хочется прикасаться к тебе, дабы осознать, что ты не мираж и не исчезнешь!

Чимин смеётся тихо, прикрывая лицо прядью волос, но жмётся чуть ближе.

— Милорд? Вы зажимаете меня в объятиях почти каждую ночь, вот уже две недели, и я до сих пор ощущаюсь лишь как мираж? — но потом смотрит так нежно и преданно, и шепчет тихо: — Касайся меня, Юнги... Прикасайся когда хочешь и как захочешь! Я хочу этого! — и сам робко и быстро целует мужчину в губы.

Счастливая улыбка расцветает на лице герцога и его руки судорожно сжимают талию любимого. Хриплый шёпот бежит мурашками по телу «Маленький мой!» и дыхание обжигает шею. Издали доносятся звонкие голоса детей и Юнги стонет обреченно, утыкаясь лбом в плечо любимого.

— О-о, они ищут тебя! Как мне спрятать тебя от них, любовь моя?! Я не могу побыть с тобой наедине ни днём, ни ночью! Мои собственные сыновья украдут тебя сейчас от меня!

А юноша смеётся громко, практически сгибаясь пополам, цепляясь за плечи мужчины и может только еле выговорить «Юнги-и!». А мальчики уже вбегают в залу и застывают в нерешительности, увидев отца. Чимин тянется к уху мужчины и шепчет:

— Ночью я буду весь твой, а сейчас меня ждут наши дети, — и оставив лёгкий поцелуй на скуле, уходит к подпрыгивающим в нетерпении детям. А замерший мужчина, прикрыв глаза, умирает от шёпота любимого, что растекается по венам огнём, а после, смотрит в след отдаляющейся плавной и грациозной походке. Они ещё ни разу не были близки, с тех пор как Чимин приехал в поместье. Герцог сам себе удивляется, понимая, что от его напористости и необузданной страсти сейчас мало что осталось, хотя желание обладать всё так же сильно, но теперь больше трепета и нежного волнения. И мужчина больше не хочет быть столь несдержанным и грубым. Он ждёт... ждёт когда любимый сам поманит его, сам захочет ласки и страстных поцелуев. И быть может сегодня ночью...

────༺༻────

Всю неделю шла подготовка к рождественскому празднику, которое герцогиня Мин Соён проводила ежегодно для всех детей герцогства. А для жителей близлежащего городка праздник проходил на главной площади. Городские увеселения готовились под руководством мэра городка и покровительством герцога Эссекского. На этот раз Юнги взял с собой старшего сына, и юноша в десятый раз приглаживал костюм мальчика, поправлял галстук, укладывал волосы прядку к прядке и всё бросал чуть взволнованный взгляд на его отца, на что получал нежный и уверенный взгляд мужчины. Наконец, после тёплых объятий и поцелуев, оба мужчины благополучно откатили на крытых санях в город, а Чимин остался с младшим готовиться к празднику.

Огромную, мохнато-зеленую ель нарядили ещё накануне, и теперь она стояла и искрила драгоценными игрушками из дутого стекла, позолоченных шишек, карамельных палочек, пышных бантов из алого и зелёного шёлка и источала непередаваемый хвойный аромат влажного дерева и смолы. К этому волшебному аромату примешивался запах очищенных апельсинов. Это было особое угощение для детей — экзотический сладкий фрукт из далёкой империи Цинь.

Ближе к обеду стали съезжаться гости. Один за другим, экипажи буквально высыпали из своих недр толпы детишек и их восторженные голоса заполнили весь огромный зал дворца. Чимин был рядом с герцогиней, держа за руку Джинхо, что на правах хозяина и титулованного графа Вестминского, приветствовал гостей наравне с бабушкой. Детей развлекали приглашённые артисты, увлекая их в хороводы и забавные игры, а после их ждали ломившиеся от праздничной еды, столы. Чимин успевал везде и всюду, следил за тем, чтобы ни один ребёнок не скучал в стороне, не был забыт в игре, был накормлен и получил свой рождественский подарок. Джинхо старался выглядеть серьёзным и солидным — отец оставил его за старшего и он не мог подвести. Но его глазки зажглись озорными огоньками при виде танцующих и подпрыгивающих в игре детей, ибо сам хотел так же носиться по залу вокруг ёлки. И в ту же минуту он был утянут Чимином в общий шум и гам, в самый круговорот веселья и продержался там до самого вечера.

Зимнее солнце уже садилось, когда счастливых и довольных детей, прижимающих к себе подарки крепко, развозили сани, скрипя полозьями на морозном снегу. Их звонкий смех был слышен ещё долго, а юноша буквально валился с ног. Джинхо заснул мгновенно, когда его, искупанного и одетого ночную сорочку, уложил спать Чимин. Он легко коснулся поцелуем чистого лба ребёнка, приглаживая его тёмные волосики, а мыслями юноша далеко и волнение накрывает всё больше и больше — отец и сын до сих пор не вернулись. Он долго бродил по комнате, заламывая пальцы от волнения, но потом спустился в гостиную, смотря в широкие решетчатые окна. Уже так темно и снег снова кружит белым кружевом всё сильнее. Герцогиня спустилась к нему, успокаивая, что с ними всё хорошо и просто задерживаются в городе. А сердце юноши сжимается, а после бьётся бешено, когда слышит звук подъезжающей повозки. Юнги вносит бессознательного сына на руках и юноша с глухим криком бросается к ним.

— Он просто спит! С ним ничего не случилось, — мужчина смотрит на застывшего в ужасе любимого и повторяет ещё раз: — Он просто спит!

Герцог передал сына на руки гувернёру, хоть Чимин и потянулся за ним.

— Сердце моё, о нём позаботятся, не волнуйся, — и мужчина протягивает к нему руки для объятий. Но юноша решительно убирает его руки, смотря осуждающим взглядом, полным невыплаканной влаги и уходит вслед на герцогиней и гувернёром, несущим Минхо на руках.

— Чимин, ангел мой, отдохни, прошу тебя! Я лично прослежу за моим внуком, — герцогиня мягко сжимает руку юноши.

— Нет. Позвольте, я останусь, — юноша непреклонен.

И только когда сонный Минхо был раздет, умыт и уложен в мягкую постель, сердце юноши немного успокоилось. Немного — потому что осознал, как обидел своего мужчину, оставив его одного в пустой гостиной и отвергнув его объятия. Он мягко поцеловал крепко спящего мальчика в высокий, чистый лоб и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. И тут же сталкивается с горящим и виноватым взглядом Юнги, что всё это время стоял под дверью.

— Юнги! — горячо выдыхает юноша, падая к нему объятия.

— Прости меня, мой маленький! Я не хотел... прости!

— Ты прости меня! Это я такой глупый, напридумывал себе... всякое, — юноша смотрит в глаза любимому и гладит его по щекам.

— Нас попросили остаться, посмотреть на фейерверк... Я не смог отказать им. Прости, что заставил волноваться.

— Идём, любимый. Ты устал и надо отдохнуть. Я скажу, чтобы принесли ужин в твою комнату, — всё так же поглаживал его лицо юноша и улыбался легко.

Мужчина мотнул головой отрицательно, так же слабо улыбаясь:

— Нас накормили на празднике, наверное, на всю последующую неделю. Столько пирогов я не пробовал за всю свою жизнь, — мужчина улыбается ещё шире, обвивая талию любимого. — Идём, любовь моя... — и утягивает юношу дальше, к дверям своих покоев.

Комната встретила их глубокой синевой бархата, которыми были отделаны стены. Высокий, лепной потолок, строгие, правильные линии, мягкий ворс на дубовом паркете. Огромная кровать с таким же синим, широким балдахином и белоснежная, мягкая постель, уже разложенная и манящая приглушённым светом. Огонь в камине слегка искрил от свеже подброшенных поленьев, источая легкий аромат и сердце юноши забилось волнительно, в предвкушении. Он смущённо отводит взгляд от постели, чувствуя горячие руки мужчины на теле и шёпот затекает в уши сладкой патокой:

— Маленький мой, будь моим этой ночью! Я так тоскую по тебе!

Почему-то юноша заволновался ещё сильнее и вместо смущения, его накрывает лёгкая паника. Он ничего не ответил, не обнял в ответ, лишь сильнее сжал пальцами руки мужчины

— Останься... умоляю! Я просто обниму тебя, не буду просить о большем! Останься со мной!

— Х-хорошо...

Мужчина медленно снимал его одежду, стягивая мягкий кашемировый жилет песочного цвета, расстёгивая каждую перламутровую пуговку на белой шёлковой рубашке, распутывая белые ленты на рукавах, вынимая каждый крючок из петлиц на темных панталонах, потягивая вниз шерстяные чёрные чулки, пока юноша не остался в одной тонкой нижней рубашке. Он подхватил его на руки и понёс к постели, а глаза его горят желанием и руки прижимают сильнее.

— Я так мечтал об этом, сердце моё! — шепчет мужчина. — Мечтал, что понесу тебя на руках к нашей постели, где я буду любить тебя!

Он чувствует, как слегка напрягся его любимый и спешит успокоить его шепча так же нежно:

— Любить тебя, во все последующие наши дни и ночи, — и мягко укладывает на разобранную постель. — А сейчас поспи, ангел мой, — и накрывает его одеялом.

Он отходит, поцеловав руки любимого, и сам не спеша стягивает одежду. Он чувствует, что юноша смотрит на него, но когда мужчина вскинул на него свой взгляд, Чимин отвернулся, сильнее зарываясь в одеяло. Юнги подбросил полено в пылающий огонь камина, понимая, что сам пылает и скрыть свое возбуждение ему вряд ли удастся. Он задерживается у камина ненадолго, замерев в своих раздумьях, но тихий голос позвал его. Мужчина тут же откликается, ложась рядом, шелестя хлопком одеяла и смотрит горящим взглядом. На него тоже смотрят, затаившись, всё так же кутаясь в пушистое покрывало. Мужчина протягивает руку, касаясь лица юноши, мягко проводя по скулам и шепчет тихо:

— Я пригласил Тэхёна и Чонгука к нам. Подумал, что тебе не хватает общества друга, — и видит, как заискрились глаза юноши, как божественные губы раскрываются в радостном выдохе.

— Да! — и одновременно пытается кивать головой на подушке.

— Они поживут у нас до приезда Хосока. Он написал, что приедет в начале весны. Ещё Чонгук сообщил, что слежка, около здания посольства, больше не ведётся, — так же спокойно шепчет мужчина. — И на дорогах, и в округе не замечено подозрительных людей, а дворец под самой надёжной охраной. С тобой всё будет хорошо, мой маленький! Не бойся ничего!

— Не боюсь! Рядом с тобой ничего не боюсь! И спасибо тебе... за всё! — так же тихо шепчет юноша.

Мужчина затих, опуская взгляд, но всё же продолжает и лёгкая горечь появляется в хриплом голосе:

— Наверное нужно сказать спасибо тому, другому мужчине, из-за которого тебе пришлось покинуть свой дом, свою семью, — он смотрит на любимого глазами полными тоски. — Я признаюсь, Чимин — я никогда не решился бы приехать в Корею, вернуться к тебе. И если бы не это обстоятельство, возможно, мы бы никогда и не встретились больше. Прости меня за это...

— Прощаю. Тогда и я тебе признаюсь — я не хотел плыть сюда, сопротивлялся этому что есть силы. Куда угодно, только не туда, где ты! Принц Хосок убедил всех, меня даже не слушали. Так что — да, если бы не тот, другой мужчина, мы бы не встретились! Прости меня за это...

— Мне незачем тебя прощать, — после некоторой паузы, выдавил из себя мужчина, опустив взгляд в подушку, но тут же чувствует тепло нежной ладони на щеке и слышит тихий шёпот:

— Я люблю тебя, Юнги! И мой дом здесь! Вы моя семья! — юноша движется чуть ближе, позволяя обнять себя и укладывает голову на плечо мужчины. Снова нежный голос плывёт в тишине: — И это не князь Симидзу привёл меня к тебе — это судьба снова нас свела, наша любовь потянула нас друг к другу. Наши жизни, наверное, не возможны друг без друга, — юноша улыбается, пряча лицо на груди мужчины и чувствует, как его сжимают сильнее.

— Я поцелую тебя, маленький мой... — и тихий смех вибрирует по груди мужчины, волнуя сердце счастьем.

— Целуй, Юнги! — и прекрасное лицо, залитое мягким светом свечи, поднимается над грудью мужчины.

Лёгкий нажим, грациозный перекат и Чимин лежит на спине, а над ним дрожит мужчина, что склоняется к губам. Его принимают мягко, упругими губами отвечают, дают понять, что его поцелуй желаем. И мужчина целует, и не один раз — отрывается на доли секунды, снова нежно припадает к уголку, сцеловывает каждую половинку, раздвигает их своими губами, проникает языком сталкиваясь с горячей влажностью маленького языка, тревожит его, цепляет, вызывая на ответный танец. Снова отрывается, проглатывая невероятный вкус любви, даёт вздохнуть горячий воздух между ними и припадает теперь к другому уголку. Снова между ними сладкий сок поцелуя, и теперь оба хотят испить его одновременно тянутся, сплетая языки, смыкая жадно губы. И звук столь желанного поцелуя так восхитительно звенит в тишине, утопая в синем бархате балдахина. Только глухой стон мужчины говорит о том, что эта ночь только начинается для них...

Юноша даже не почувствовал, когда его колени раздвинулись широко и меж них лежал Юнги, упираясь сильным возбуждением в пах. Мужчина, дрожал и плавно потирался о желанное тело, целуя не переставая. Но теперь поцелуи короче и сухие, горячие губы пытаются дотянуться до всего — мягко осыпая лицо, шею, плечи. Пальцы теряются в длинных волосах, скользя в них нежно, но всё же тянутся вниз, к коленям, подхватывая их под бёдрами, прижимая к животу любимого. Мужчина тянет чуть подрагивающими пальцами тонкую рубашку на юноше вверх, скидывая ее через голову. Он даёт свободу собственным бёдрам, что медленно раздвигаются, опираясь на колени, делая скольжение пахом ещё более шире и крепче. Мужчине кажется, что он рискует, чуть приподнявшись над дрожащим телом, будто его отвергнут, как только почувствуют пустоту, но Юнги невыносимо хочется припасть губами к груди любимого, облизать соски, всосать в рот как можно больше сладкой кожи, языком теребить розовую бусинку и он проделывает всё это, не отказывая себе в желании. А дальше его губы опаляют нежную кожу живота, язык ныряет в ямочку пупка, зубы совсем легко зажимают самое чувствительное место над линией лобка. И совсем скоро он доберётся до самого сладкого — крепкого возбуждения юноши, которого он уже касается своим подбородком. Сначала он потрётся щекой, подует горячо, проглотит целиком, так, чтобы любимый весь затрясся и выгнулся дугой в протяжном стоне, вцепится в его волосы от эйфории, а потом пальцы потянутся...

Чувство, что что-то не так настигает мужчину, когда губы горячим дыханием обжигают выпирающую тазовую косточку любимого. Юнги застыл на несколько долгих секунд и понимает — он не слышит сладких стонов, не чувствует боли от впившихся в спину ноготков, не ощущает крепких бёдер, оплетающих его поясницу. Он медленно поднимает взгляд, и сердце, бешено бьющееся от жара страсти, падает вниз, когда видит, как одна рука юноши комкает простынь, сжимая её в кулак, а другая зажимает рот сильно, не смея даже выдохнуть громко. Пальцы на ногах поджаты, колени дрожат и раздвинуты широко, как их и расставил мужчина. Но самое страшное для Юнги — это лицо любимого, искривленное так, словно над ним совершают не акт любви, а насилия. Мужчину прошибает словно молнией, когда осознаёт, что больше делает любимому плохо, чем хорошо. Он непонимающе приподнимается на локтях, дрожа теперь от страха, чем от желания, лихорадочным взглядом смотря на любимого.

— Чимин? — зовёт он его срывающимся от волнения голосом, но дрожащий под ним юноша не сразу открывает глаза. — Чимин, посмотри на меня, прошу, — и тянет в сторону руку юноши зажимающее его рот.

Он видит как распахиваются лихорадочно горящие глаза, как руки трясутся и на щеках жар страсти горит. Испарина выступила на висках, и грудь вздымается, когда юноша глотает губами воздух.

— Чимин? Ч-что не так? Что с тобой? — голос срывается окончательно и мужчина может лишь хрипеть. — Я... я противен тебе? Ты больше... не хочешь моей любви?

Юноша начинает дышать медленнее и затуманенный от страсти взгляд, становится осознанным.

— Х-хочу... — выдыхает юноша, — очень хочу! Юнги?

Мужчина сглатывает ком в горле, чуть тянется вперёд, целует нежно у сердца и шепчет, утыкаясь ему в шею:

— Чего ты боишься, сердце моё? Почему не откликаешься на мои ласки, любимый? — и так же мягко целует шею.

Чимин сжимается, пытается сомкнуть колени и как-то неуклюже кладет руки на спину мужчины, но всё так же молчит, чуть отвернув голову. Юнги обхватывает ладонью его лицо медленно поворачивая к себе и смотрит выжидающе, взглядом просит об откровении. Но юноша всё так же прячет глаза, когда шепчет, дрожащим голосом:

— Ты сказал... когда-то, что я слишком очевиден в страсти, и что... мои стоны очень... красноречивы, — лицо бедного юноши пылает от жара стыда. — Я решил, что тебе... не нравится когда... так.

Мужчина не дышит, замирает, кровь стынет в жилах, вспоминая, когда говорил такие слова, а вспомнив — хочет умереть. Он вспомнил слова, брошенные в порыве отчаянной ревности перед Чонгуком, унижая тем самым своего любимого. Вспомнил, как указывал об оставленных отметинах, как рассказывал об предпочтениях юноши в страсти, как попрекал его же стонами под ним. Утробный крик отчаяния глушится ещё в горле, когда мужчина, откидываясь на спину, закрывает своё лицо руками. Юноша дрожа натягивает на себя откинутое одеяло, но его обхватывают сильные руки вместе с ним.

— Прости, прости, прости... Прости меня, Чимин! Я не...

— Если ты сейчас скажешь, что не достоин меня и моей любви, я встану и уйду из этого дворца навсегда! — голос юноши твёрже стали и в подтверждение слов, он брыкает руками и ногами, отпихивая и мужчину и одеяло. Чимин стремительно соскакивает с постели, хватая свою рубашку и на ходу оборачивая её вокруг бёдер. Но его буквально валят на пол, набрасываясь со спины.

— Нет! — крик мужчины звучит оглушительно и горячее, голое тело, прижимавшееся к юноше, дрожит как в лихорадке. — Нет... не уходи, прошу! — но юноша всё ещё пытался высвободиться из крепкой хватки.

— Отпусти меня, Юнги! Хватит, оставь меня! Я не хочу, не хочу... — он отпихивает мужчину, но обессилено садится перед ним, хватаясь за его руки и слёзы выступают на глазах. — Почему? Почему, Юнги? Скажи мне, почему ты так боишься своей любви ко мне? Почему не веришь в свои собственные чувства? Почему мне всё время кажется, что ты ищешь... ищешь любого повода, чтобы усомниться в силе твоей любви ко мне и каждый раз пытаешься доказать, что ты не достоин моей любви, — юноша отворачивает лицо, когда первые слезинки скатываются по щекам, но всё так же не отпускает его рук, лишь сильнее сжимает их. — Почему каждый, кто любил меня, любили во мне всё что угодно, но не меня самого? Дино, что воздвигнул мне алтарь и молился на меня, света белого не давая видеть. Чонгук, что целовал мне ноги и душил своей любовью. Тэхён, что ради меня готов был убить человека. Альбрехт, что боялся дышать в мою сторону, но сам задушил свою любовь ко мне, решив, что не достоин меня. Сан даже моего имени не говорил, лишь Небесным ангелом называл. Почему? Почему вы все видите во мне божество, ангела, небесного духа, и не видите просто человека из плоти и крови, который хочет любви... и счастья?

Юнги перестаёт дрожать, слыша всё это. Он замирает ошеломленно, осознавая, что его любимый прав. И когда слышит имена других мужчин, сникает ещё больше. Но крохотная надежда не оставляла его, потому что Чимин всё ещё держал за руки. А потом его руки тянутся выше к предплечьям, к шее, обхватывают лицо и смотрит невозможным взглядом, весь сияя и переливаясь золотом в пламени огня камина.

— Я люблю тебя, Юнги! Всё в тебе люблю — то как ты смеёшься, как ворчишь, как хмуришься и улыбаешься. Люблю когда рядом и когда далеко. Люблю тебя неуверенным и смелым, нежным и страстным. Люблю до самой маленькой реснички и крохотной родинки на щеке, — юноша жмётся чуть ближе и смотрит прямо в глаза мужчине, что уже поддёрнуты влагой и выдыхает жарко: — Поэтому, сними меня с пьедестала на который поставил, и люби! Люби не скрывая жажды своего чувства ко мне, ибо я тоже не хочу скрывать!

Мужчина ничего не сказал, лишь притянул к себе на колени, крепко обхватив за талию и прижимает к себе столь трепетно. Его обнимают, утыкаясь лицом в шею и несколько долгих секунд нежной тишины, проходят в золотом свете пылающего камина и сладких прикосновений, водопада волос на лице и плечах, когда пальцами обласкан каждый позвонок, пересчитано каждое тонкое ребро. Юноша падает спиной на мягкий ворс ковра, утягивая мужчину на себя, прижимая его голову к своей груди и ласкает тихо маленькими ладошками. Мужчина растекается на нём, сам медленно поглаживает округлые плечи и грудь, целует невесомо ключицы. Но потом подхватывает крепко и переворачивается, укладывая любимого на себя. И теперь горячие ладони скользят по спине вниз, к восхитительным ягодицам, накрывая их и сжимая. Лёгкий стон сорвался с губ юноши, которые покрывали короткими поцелуями шею мужчины. Его снова перекатывают на спину и целуют глубоко, обхватывая ладонями лицо. А потом его любят — невыразимо трепетно, до слёз нежно, до дрожи сладко. Юнги не торопился когда растягивал долго и тщательно. Грел дыханием масло на пальцах, обжигал поцелуями бёдра, упивался стонами любимого, ловил каждый вздох и хриплый выдох. Весь дрожал, когда входил в столь желанное нутро и умирал, видя, как его любимый желает принять его, как хочет его любви, его страсти...

Снова больно, но Чимин так хочет этой боли, так жадно принимает его, откликаясь каждым нервом, каждой клеткой. Он плачет снова, как в первый раз, но теперь это другой первый раз, когда понимает, что всё это выстрадано, выплакано и пронесено в сердце через время. Толчки столь плавные и глубокие, что юноша слегка содрогается при каждом движении бёдер. Внутри него пульсация, которую он мягко сжимает, чувствуя себя наполненным с каждым лёгким скольжением. Он зовёт мужчину его именем, молит любить его сильнее, крепче и всегда. И ему не отказывают, сжимают сильнее, входят судорожно, хрипом отзываясь на каждый толчок, глушат крики влажным поцелуем. Но мужчина сам кричит имя любимого, когда страсть становится невыносимой, когда взрывается распадаясь на атомы. Он падает на грудь юноши, дрожа и задыхаясь от экстаза, и его сжимают так сильно внутри, что не может сдержать ещё одного громкого стона.

Мужчина немного приходит в себя, когда чувствует, что его легко укачивают, прижимая к груди, шепча нежные слова тихо. Юнги приподнимается над ним, хоть по телу ещё идут слабые импульсы пережитой эйфории и целует жадно, делая их послеоргазменную слабость ещё более сладкой.

Едва его голова коснулась мягкой подушки, Чимин засыпает, а мужчина ещё долго вытирает его, кутая в пушистое одеяло. Он медленно ласкает пальцами дивное лицо, невесомо касается поцелуями и всё же шепчет уже спящему любимому:

— Прости... но ты всегда будешь для меня сияющей звездой, нежным ангелом, золотым божеством! Навсегда! — и оставив поцелуй на губах, засыпает рядом.

────༺༻────

Утро мягко будит мужчину, что полностью раскинулся на постели. Его сильное, молодое тело с перекатами крепких мышц под смуглой кожей, ещё не остыло от сонной неги. Но едва пробудившийся организм, уже требует другого тепла, другой неги. Он протягивает руку, но не находит источника столь нужного ему внимания, лишь остывшие простыни, которые ночью буквально горели от жара их тел. Полусонный мозг получает импульсы беспокойства от нервных окончаний пальцев, но глаза выхватывают желанный образ и сердце бьётся счастливо.

Тэхён стоял у маленького окна, смотря сквозь заиндевелые стекла на падающий снег. Он обдаёт горячим дыханием стекло, трёт пальчиком подтаявший иней, делает обзор шире и улыбается чему-то. Каштан кудрей мягко падает на плечи, точёный профиль на фоне мягкого света окна невозможно красив. Он кутается в широкое покрывало, что стащил со спящего любимого — пусть помёрзнет! Это месть за прошедшую ночь, за то, что не давал укрыться этим самым одеялом, отметая его прочь. «Я буду твоим одеялом!» — шептал принц, накрывая его своим горячим телом, и Тэхён снова улыбается своим воспоминаниям, отмечая, что любимый, отчасти, справился — согрел его лучше любого одеяла! Шорох простыней и тихий скрип деревянной кровати, и Тэхён понимает, что объект его смущённого румянца не только проснулся, но и идёт к нему. И его руки сами собой распахивают одеяло, приглашая его в свой тёплый кокон, когда он видит, как вся эта грациозная мужская красота идёт к нему, абсолютно обнажённой.

— Не покидай меня больше по утрам, Тэхён~и! Мне так хотелось проснуться в твоих тёплых объятиях, получить твой сладкий поцелуй. Мне так хочется наказать тебя за то, что лишил меня... одеяла, — казалось бы хриплый смех не должен был напрягать Тэхёна, но руки принца, обхватившие его бедные ягодицы, добавили много волнения.

— Чонгук, ты просто... неутомим, — мягко начал юноша, но чувствуя нарастающий жар ладоней любимого, отметает всю вежливость. — Ты чёртов неугомонный кролик! Не хватило прошедшей ночи?! Да ты всю душу из меня вытрахал, мелкий засранец! И вообще, твоя неделя сверху закончилась неделю назад! — но смех принца становится лишь громче, а захват рук лишь сильнее.

— Обними меня, Тэхён~и, и давай отметим окончание этой недели! Закрепим, так сказать! — и пальцы впиваются в упругие ягодицы, приподнимая его над полом, и изумлённо охающий от такой наглости юноша, оказывается заваленный на небольшую кровать, прямо завёрнутый в это самое злосчастное одеяло.

Деревянная спинка кровати, в которую вцепился Тэхён, равномерно быстро постукивала по стене, в такт уверенным движениям бёдер Чонгука, а сам юноша изнывал от жара губ и рук любимого. Нет никаких сил и желания сопротивляться этому урагану страсти под именем Чон Чонгук. Он шепчет имя как в бреду, горит как в лихорадке и испарина выступает на всём теле, словно за окном жаркое летнее солнце, а не зимняя вьюга. Чонгук зарывается лицом в его волосы и крепко обхватывает колени любимого, впиваясь пальцами, когда делает последние, глубокие толчки. «Тэхён! Малыш!» — глухо хрипит в волосы принц, а у юноши глаза округляются ошеломлённо, когда он приходит в себя после пережитого оргазма.

— К-какой я тебе к чёрту малыш? Имей совесть Чон Чонгук, и проявляй уважение к старшим!

Принц снова хрипит в смехе, всё ещё переводя сбитое дыхание, обхватывая ладонями лицо любимого, прижимаясь лбом:

— Самый красивый малыш! Самый любимый! Я люблю тебя, Тэхён!

Ну что на это может ответить бедное влюблённое сердце?! Только:

— И я тебя люблю, Чонгук~и! Очень люблю!

Его прижимают к влажному крепкому телу трепетно и накрывают, наконец-то, одеялом. И Тэхён улыбается беспомощно счастливо, нет не одеялу — любви! Самому прекрасному чувству, что есть на земле!

*

К вечеру Тэхён самозабвенно обнимал своего прекрасного друга, отметив про себя, как тот слегка болезненно поморщился, когда садился рядом с ним на мягкую кушетку — значит любовь расцвела с новой силой! И юноша улыбался широко, озорно подмигивая розовеющему другу. Юнги вился вокруг любимого, не оставляя его ни на минуту. Касался, как ему казалось, незаметно его руки, мягко обвивал талию, целовал украдкой в шею. Шептал тихо на ушко, чтоб другие не слышали, как будто звал на тайное свидание. А Чимин тихо охал, невероятно красиво смущаясь, чуть нервно сцепляя пальчики меж собой. Тэхён не мог им налюбоваться — так блестели глаза и губы юноши, так дышало негой всё его естество. Мягкая бледность лица, возможно от любовной усталости, и плавность в движениях, даже некая аккуратность, говорили о том, что прошедшая ночь была полна любви и страсти. Даже дети поняли и приняли первенство отца, осознав, что Чимина теперь они не получат так вольготно, как раньше. Поэтому тихо сидели за столом, сияя счастливыми глазками в ожидании, когда юноша поманит их к себе или отец разрешит уединиться с ним в игровой или тренировочной комнате.

— Я уложу детей, — ласково обратился к герцогу юноша, поднимаясь вслед за мальчиками. — С твоего позволения, Юнги, — и накрывает мягко руку мужчины.

— Да, конечно, — тут же целует его руку и смотрит горящими глазами. — Но, прошу, не задерживайся. Я хотел кое-что обсудить со всеми вами, — и видя взволнованный взгляд, спешит добавить: — Ничего серьёзного или страшного. Я жду тебя.

Едва закрылась дверь за ними, послышались звонкие, детские голоса, наперебой что-то говорящие юноше и Юнги ухмыляется нежно — мальчики постараются удержать его любимого всеми способами.

— Юнги? Пока Чимин отсутствует — слежки нет, по крайней мере той явной, которая была, — Чонгук говорит спокойно, но видно, что что-то его волнует. — Однако, я чувствую — за нами наблюдает кто-то, всё время. Даже в твоём доме, у меня ощущение, что кто-то из слуг подглядывает и подслушивает. Хотя, это просто ощущения. Привык, наверное, что за нами всё время следят, — чуть усмехается принц.

— Не думаю, — серьёзно говорит герцог. — Потому что я тоже это чувствую — за нами действительно следят. Но я кое-что хочу сделать, — Юнги замолкает, выдерживая вопросительные взгляды двух молодых людей, но продолжает: — Выведу Чимина в свет, вместе со мной. Я представлю его королеве, объявлю о нашей помолвке, представлю всему высшему обществу Англии.

— Что?! — Тэхён привстает медленно, хоть и простреливает в пояснице ноющая боль. — Ты хочешь показать всему миру где находится Чимин?! Преподнести его на блюдечке?!

— Нет, — за герцога отвечает Чонгук и тоже ухмыляется хитро. — Ты хочешь показать тому мужчине, что Чимин с тобой! Что он твой! И ты его не отдашь!

— Именно, — мужчина улыбается широко и кивает одобряюще принцу. — И не просто показать, что он мой, а сделать его официально моим. По моей просьбе Чимину сделали английский паспорт, и в гражданский актах уезда, он записан, как мой родственник. У Чимина есть свой дом в Лондоне, который я приобрёл для него, и так же я отписал на его имя две небольшие деревеньки на западе герцогства. То есть Чимин не просто гражданин Великобритании, а землевладелец, на счету у которого довольно солидный капитал. И если, вдруг, Паке Чимин окажется насильно лишён свободы и перемещён в другую страну, у меня будут все права на дипломатическое и политическое вмешательство. Королева никогда не допустит этого — чтобы свободного гражданина её страны удерживали силой. Она терпеть не может режим сёгуната. Считает их узурпаторами при живом императоре Японии.

— Браво, Юнги, — Чонгук чуть не хлопает в ладоши.

— Но прежде, — голос герцога твёрже стали, — тот мужчина, должен отобрать его у меня, а это может случится только через мой труп.

— Ой, не каркай, Юнги! — Тэхён чуть морщится от услышанного. — Князь Симидзу лучший стрелок из лука Японии... и Кореи. Я точно об этом знаю, от Чимина. Князь обучал его лично, — и замолкает увидев огонь в глазах герцога, но Тэхён не Тэхён, если не съязвит и не поиздевается над влюблённым мужчиной. — А так же держаться в седле и управлять лошадью. Князь ему породистого скакуна подарил.

— А мех барса?! Тэхён, ты видел шкуру снежного барса, что князь преподнёс Чимину? Симидзу подстрелил это прекрасного животное на охоте, лично, — принц с хитрой улыбкой присоединяется к проказе любимого.

— О нет, жаль не пришлось. Но гобелен периода Цинь Шихуанди — это просто произведение искусства. Так же как и гравюры Мино Усаби — они бесценны! Я молчу...

— Вы что... при меня будете восхвалять этого мужчину?! Запомните, оба — ни один мужчина, кто бы он ни был и чтобы не дарил Чимину, не будет рядом с ним, пока он сам не решит по-другому. Даже в этом случае, сначала он поборется со мной за его сердце и руку, и только потом... Нет! Не будет никакого потом! Никогда! — голос хрипит безапелляционно, и взгляд словно свинец тяжёл и холоден. — Я не отдам его никому!

Тэхён улыбается спокойно, откидываясь на спинку дивана, ощущая гладкость великолепного шёлка обивки под рукой, а на сердце — покой и счастье. Теперь он знает — Чимин в надёжных руках, и повторения той глупой и трагичной истории с их расставанием, больше не будет.

Чимин словно плывёт, когда входит в ярко освещённую комнату малой гостиной, и сразу же направляется с своему мужчине, что ждёт его с протянутыми руками. Они обнимаются, с лёгким стоном, с нежной улыбкой, словно не виделись несколько дней, а не минут.

— Уснули, — тихо выдыхает юноша. — Как ты вы тут без меня? Всё хорошо?

— Да, любовь моя, всё хорошо, не волнуйся ни о чём, — нежно хрипит мужчина.

— Ты хотел что-то обсудить? Что случилось?

— На следующей неделе...королевский приём в Букингемском дворце. По долгу титула я должен там присутствовать и... хочу взять тебя с собой — представить Её Величеству, — мужчина видит, как округляются глаза юноши, но всё же добавляет: — Затем рождественский бал, который проходит в Олмэксе. Там мне быть не обязательно, но я хотел бы... отвезти тебя туда. Хотел, чтобы ты развеялся немного, — а юноша заметно бледнеет и мужчина продолжает уже не так уверенно: — Потом, мы поедем в Ковент-Гарден, на представление королевской оперы. Это великолепное место, Чимин. Я бы очень хотел... чтобы ты побывал там.

Юноша взволнованно смотрит на Тэхёна и переводит такой же взгляд на Юнги, нервно теребя серебряное колечко на пальце.

— Ничего не бойся, любимый. Никто и близко к тебе не подойдёт. Я приму все меры безопасности, — мужчина мягко обхватывает его руки, смотря с безграничной любовью.

— Я не боюсь, — сразу отвечает юноша, но так же смотрит с беспокойством на друга и тихо продолжает: — Просто... мне нечего надеть!

────༺༻────

Крытые сани скользят легко по скрипуче-морозному снегу. Внутри мягкая обивка, низкая решётчатая жаровня для ног полная горячих углей, пушистый мех на коленях юноши, но теплее всего от рук мужчины, что обнимают трепетно, прижимая к груди. Следом за ними едут Тэхён и Чонгук, в других санях — даже здесь мужчина хочет быть наедине с любимым, побыть эти несколько часов в уютной тишине, легко целуя губы и щёки юноши, грея его пальчики дыханием и шепча совсем тихо признания и оды его красоте. А потом улыбаться с его смущения, прижимаясь носом к его волосам и зажимать в объятиях от переизбытка чувств.

Чимин и рад отдаваться этим сильным рукам, но небольшое волнение за детей присутствовало, ибо герцог наотрез отказался взять их с собой, пообещав только, что их привезут к концу недели, а потом он отвезёт их на рождественскую ярмарку. Юнги усмехается, вспомнив, какими глазами смотрели на него дети — нет, не жалостливо, не тоскливо, а с вызовом и решительно, мол, битва проиграна, а война нет. Но мужчина ликовал — Чимин будет только его целую неделю!

Въезжая в окрестности Лондона, юноша морщится — ему однозначно не нравится этот город. Но когда стали приближаться к центру, на широкие площади и ровные улицы, сплошь застроенные богатыми домами, Чимин с любопытством стал посматривать в окно. Дом герцога — белокаменный, сверкающий стёклами высоких окон, с широким подъездом и высокими колонами, очень понравился юноше — его восторженная улыбка говорила об этом. Едва они вошли, слуги и лакеи, выстроившиеся в ряд для встречи хозяина, сразу поняли, что Чимин особый гость, когда герцог собственноручно снял с него тёплый дорожный плащ, с мехом куницы, и отдал дворецкому, а потом под руку отвёл его в их общую спальню. Хотя для Чонгука и Тэхёна велел приготовить отдельные комнаты.

Через несколько часов прибыла лучшая модистка Лондона, с десятком помощниц и огромным количеством рулонов ткани. Едва она взглянула на юношу, осмотрев его бегло в несколько секунд, выложила перед ним три отреза — небесно-голубой бархат, изумрудный атлас и чёрный шёлк, на что восторженно-восхищенный юноша тут же согласился. В рекордные четыре дня бархатный камзол, для встречи с королевой, был готов. И мужчина шмелём вился вокруг Чимина, как вокруг цветка, сходя с ума от всей этой красоты. Хотелось оставить всё, наплевать на весь церемониал, отнести на руках любимого в спальню, спрятать ото всех и любить до потери сознания. Бархат невероятно шёл юноше. Он был словно ангел с небес в ореоле светлых волос, что мягкими волнами струились по спине. Вышитые серебряными и розовыми нитями вензеля и узоры, серебряные пуговицы и петлицы, нежнейшие розовые и голубые цветы на белом жилете под камзолом. Такие же бархатные панталоны и белоснежные туфли с серебряными пряжками. Нежнее образа невозможно было подобрать и сам юноша весь светился изнутри. Юнги так и хотелось протянуть руки, зажать всю эту красоту в объятии, губами провести по линиям совершенного лица, пальцами стянуть волосы, зарыться в них, да только строгий взгляд модистки, что победно скрестила руки на груди, понимая, что создала шедевр и угрожающий взгляд Тэхёна, что приложил руку к образу друга, сдерживали мужчину. И ему пришлось уговаривать самого себя, что ночь будет скоро.

— Ты не наденешь свои драгоценности, любимый? — мягко спросил герцог, увидев хоть и красивые, но простые серебряные серьги и колечки без драгоценных камней.

Чимин слегка сник, опустив свой взгляд:

— У меня их нет, — всё же прямо ответил юноша, смотря на мужчину. — Я их сжёг!..

Герцог чуть вздрогнул, тут же вспомнив свой сон — огонь камина лезущий на стены, изумруды горящие в нём, Чимин смывающий сажу с себя. Он всё понял — из-за кого был этот пожар и из-за чего были сожжены драгоценности — из-за него! Он ничего не сказал, лишь нежно сжал руку юноши, а после — поцеловал ладони.

Экипаж с фамильным гербом в шестёрке великолепных лошадей, четвёркой лакеев одетых в ливреи и в париках, несколькими всадниками сопровождения и четырьмя пассажирами внутри, катился по чищенной мостовой в сторону резиденции королевы. Чимин был спокоен, сидя рядом с Юнги, который держал его за руку в белой перчатке из мягкой замши. Чонгук заметно нервничал, чуть покусывая губы. Тэхён с любопытством всё разглядывал.

— Боже! Что за уродство?! — тихо воскликнул он, увидев очертания беломраморного дворца Букингема. — Почему королева выбрала своим домом это страшное место? — и все, кроме герцога, уставились в окна, всматриваясь в суровые линии королевского дворца.

— Дворец был приобретён дедом Её Величества, королём Георгом III у герцога Бэкингемского. Все пристройки, переходы и флигели были построены при её отце и по его желанию обставлены. Думаю, королева выбрала его именно поэтому. К тому же, бывшая резиденция в Сент-Джеймсе королевскую семью больше не устраивала.

— Ещё бы, простите меня, — Тэхён не унимался. — Девять детей, куда столько?!

У принца странно напряглись желваки и глаза так красиво округлились:

— От одного мужчины? — неверяще спрашивает принц.

— Представь! От одного и того же! От мужа! — Тэхён язвительно улыбается.

— Я хочу пожать руку этому мужчине! — решительно кивает принц.

Юнги тихо смеётся с них, чуть сильнее прижимая юношу к себе.

— Принц-консорт Альберт Саксен-Кобург-Готский будет присутствовать на приёме, так же как и дети. Вы их увидите.

Глухие беломраморные стены дворца и башни, словно бойницы, с плоской крышей вскоре сменились более оживлёнными очертаниями и сияющими переливами портиков главного парадного подъезда. Они проехали через раскрытые, огромные, кованые ворота с червлёным гербом династии Виндзор и выехали на плац внутреннего двора внушительных размеров. Карета сделала достаточно широкий круг вокруг огромной лужайки, давая возможность пассажирам рассмотреть дворец, и подкатила к парадной лестнице, освещённой факелами.

Такого количества людей Чимин не видел нигде! Такого блеска, сияния, изыска и красоты он нигде не встречал! От обилия драгоценностей на женщинах слепило глаза! От цвета шелков, бархата, атласа, органзы рябило перед глазами! Но он не чувствовал себя потерянным, ошеломлённым или неуверенным. Рядом с Юнги он чувствовал себя спокойным и защищённым. Мужчина мягко сжимал его руку и дарил нежную улыбку каждый раз, смотря на него, а делал он это всё время. Смущение первых минут спало и юноша мягко и уверенно ступал рядом с герцогом, восхищаясь и уважая его за смелость — показать всему миру, что с ним его любимый человек. И Чимин не мог подвести своего любимого, он приложит всё своё умение и усилие, но докажет, что достоин быть рядом со столь великолепным мужчиной.

— Боже, я чувствую запах плесени! — сокрушался идущий позади него Тэхён, отчего Чимин чуть не прыснул со смеху, очаровательно прикрывая рот ладонью.

— Какая плесень, Тэхён~и? У меня нос заложило от запаха духов! — принц косит взгляд на любимого.

— Здесь сыро, как в подвале нашего дома в Париже. Я однозначно не понимаю этих англичан — всё так узко, низко, холодно! — тихо причитал Ким, поднимаясь вместе с остальными по действительно узковатой лестнице и попадая в полумрак небольшого коридора, полностью отделанного дубовыми панелями. Но потом они сразу заходят в огромную, сияющую, светлую залу, с высокими лепными потолками, узкими, стрельчатыми окнами от пола до потолка, сверкающими, хрустальными люстрами.

— О! Надо же, умеют всё-таки эти англичанишки что-то строить! Не плохо, — удивлённо шепчет Тэхён, но увидев осуждающий взгляд друга, сдаётся. — Ладно, хорошо. Очень хорошо!

С полчаса герцог здоровался и раскланивался со знакомыми и немногими друзьями, поочерёдно представляя им своих сопровождающих. Но Юнги стал замечать, что к ним стало подходить слишком много людей, даже те, кто был лишь мельком знаком с ним. Барышни и девицы на выданье смотрели на них, сбившись в стайки и шушукались меж собой. Молодые люди откровенно разглядывали его и Чимина. Даже великовозрастные матроны и матери семейств с любопытством поглядывали на них, медленно обмахиваясь веерами. Действительно, они все четверо выделялись из всей толпы гостей, особенностью черт, но Чимин более всех. Эти скулы и эти губы — предмет обсуждения всех присутствовавших на приёме. Невозможно было не заметить, пройти мимо, игнорировать эти глаза, эти волосы. Взгляды всех без исключения цеплялись за этот тонкий стан, за крохотные пальчики, стройные ноги. А те кто близко лицезрел столь дивное создание и слышал нежный, высокий голос, ещё долго ходили в мурашках от впечатления.

Главный церемониймейстер возвестил о прибытии королевы и все поспешили занять свои места в соответствии с рангом и титулом. Юнги утянул юношу с собой, сказав принцу и Тэхёну, что им нужно стоять в рядах иностранных послов, а сам герцог встал в ряд наиболее приближённых к тронному креслу, в которую, кроме Эссекского, входили ещё шесть самых родовитых и богатых семейств Англии.

Все склонились в поклоне, когда Её Высочество проплывала мимо гостей в сопровождении супруга и старшего сына — принца Альберта Эдварда. Чимин очень старался посмотреть на королеву незаметно, но монаршая правительница сама посмотрела на юношу, чуть удивлённо сдвинув брови. Чимин не испугался, не вздрогнул, а лишь легко улыбнулся и опустил глаза. Когда королева и её супруг заняли свои места, а позади матери встал наследный принц, началась сама церемония, где главный распорядитель громко объявлял титул и имя обладателя этого титула, постукивая посохом по паркету.

После объявления дворянских домов Бэнксов и Форсов, самых древних родов Англии и Уэльса, объявляют герцога Эссекса. Чимин счастливо розовеет, когда видит склонённого перед королевской четой мужчину, обтянутого чёрным бархатом и серебряной геральдической лентой через плечо. Чёрные волосы, мягко вьются вокруг бледного лица. Чуть розовые губы колышутся, произнося слова приветствия и юноша застывает взглядом на них, вспоминая их сухость, жар, влажность, вкус... слишком волнующие мурашки заставили его опомниться и он, как сквозь вату слышит голос королевы.

— Безмерны рады Вам, герцог Мин, ибо напоминаете Нам, покойного Вашего батюшку. Да пребудет его душа в раю.

«Аминь» — практически хором пронеслось по залу.

— Покойный Эссекский сослужил немалую службу Британской Короне и вырастил Вас — достойного наследника, — королева не скупилась на похвалы, но цепко смотрела на герцога, и не давая мужчине слова вставить, тут же заявляет: — Представьте Нам своего спутника, милорд.

— Благодарю Вас, Ваше Величество, — и мужчина оборачивается к Чимину, слегка наклонив голову и протягивая руку.

Хоть Чимин и стоял близко, ему показалось, что он идет через весь зал, ибо в этот момент на него смотрели абсолютно все без исключения. Едва он встал рядом с Юнги, королева вцепилась в него взглядом, буквально сканируя с ног до головы.

— Мой протеже, господин Паке Чимин.

— Ваше Величество, счастлив быть представленным Вам, — и юноша склоняется в почтительном реверансе.

Он смотрит с легкой улыбкой, без смущения и подобострастия и светится от счастья, от того, что стоит рядом со своим любимым, посреди огромного зала, на глазах у сотен людей и сердце вздрагивает сладко, почувствовав, как мизинец Юнги легко обхватил его пальчик.

— Подойди к Нам, дивное дитя. Хотим рассмотреть тебя ближе, — чуть щурится королева.

Чимин повинуется, лёгкой походкой направляясь к трону. Он тоже рассматривает королеву. Ей где-то за сорок, но выглядит старше своих лет из-за частых родов и бремени правления. Полное, грузное тело, тяжелые, обвисшие щёки. Сухие черты лица, густые изломленные брови, губы в форме бантиков, прямой длинный нос и глаза... глаза сильной женщины... и матери. Она мать не только девятерых детей, но всей нации. От размера алмазов на шее и в ушах королевы, у юноши слегка округляются глаза. В противовес этим невероятным кускам драгоценного камня, изящная, лёгкая в ажуре исполнения, маленькая корона на голове, поверх кружевного чепца, молочного цвета. Он снова почтительно склоняется перед супругами, краем глаза отметив, как розовеет бледное лицо наследного принца.

— Посмотри, дражайший супруг наш, Альберт. Ты видел столь совершенную линию бровей? А посмотри пропорции губ, столь эстетично полные! — совсем тихо говорила королева супругу, на что монарший супруг согласно кивал. — Желаем видеть Вас, господин Паке рядом во время званного обеда. У нас к Вам некоторые вопросы, — и жестом руки отпускает его, а главный дворецкий делает пометку в записи. — Это Ваш родственник, милорд Мин? — королева вновь обращается к мужчине в чёрном бархате.

— Будущий... Ваше Величество! — с лёгким поклоном отвечает мужчина, ловя настороженный взгляд не только королевы, но и Чимина.

Ещё с полчаса идёт неспешная церемония, во время которой, Чимин успел словить несколько огненных взглядов и от женщин, и от мужчин. Он интуитивно жался к Юнги, скорее из желания показать, что принадлежит этому мужчине, нежели из-за страха, и всё также сжимал его мизинец, пряча под пышным кружевом манжета. Когда они проходили по малому залу для приёмов, юноша почувствовал себя немного неуютно — снова все смотрят и теперь даже не скрывают, что обсуждают именно его. Дежавю накрыло юношу — он вспомнил, как Дино привёз его в императорский театр, полный таких же богатых и нарядных людей, что шептались вокруг, смотрели змеями, «Золотой мальчик... князь Чхве...»и шёпот, шёпот вокруг как шипение. И сейчас, он вылавливает из общего тихого гула жесткое «любовник...», от чего чуть вздрагивает, опуская взгляд. Он чувствует руку мужчины, что полностью обхватила его ладонь, чувствует его нежный взгляд, его дыхание, его любовь. «Любимый!» — слышит он достаточно громко сказанное, и тут же волной проносится по залу подхваченное слово, что чуть ли не до обморока доводит впечатлительных девиц. Они так же проходят по сияющему залу, когда перед ними возникает лакей, застывая в поклоне.

— Милостивого господина приглашают на приватную беседу с Её Высочеством, наследной принцессой Алисой, герцогиней Гессенской.

Юноша слегка напрягся и посмотрел на герцога неуверенно.

— Иди, любовь моя, — и подносит его ладонь к губам, нежно целуя, где-то слышится приглушённый девичий визг. — Ничего не бойся. Один твой взгляд, и я уведу тебя отсюда.

— Королева пожелала видеть нас за обедом, — с улыбкой напоминает юноша, всё ещё не отнимая руки, и даже больше, позволяет себе мягко провести пальцем по подбородку мужчины. — И я ничего не боюсь... рядом с тобой!

Он идёт за лакеем к стрельчатому проёму окна, где сидела принцесса Алиса, в окружении таких же юный фрейлин, как и она сама. Девушка была одного возраста, что и юноша, и была очень похожа на своего отца — принца-консорта Альберта. Чимин поклонился учтиво, приветствуя принцессу. Лёгкое движение пальчиками в ажурных перчатках, и для юноши ставят стул, обитый синим шёлком и его приглашают сесть. Он немного удивлён, но принимает приглашение, усаживаясь напротив принцессы. Его обступают ещё плотнее. Девичий щебет не затихает, но юноша мало его понимает, поскольку фрейлины принцессы были в основном австрийками и немками, хоть и говорили на английском.

*немецкий

«О мой бог! Он невероятно прекрасен!

— Его лицо совершенно!

— Я хочу такие же волосы!

— Вы видели... видели, как герцог смотрел на него? О, боже! Я хочу чтобы и на меня так же смотрели!

— Это невероятно романтично!

Принцесса легко поводит веером и девушки затихают, но смотрят на юношу сияющими глазами.

— Господин Паке, составьте нам компанию на время. Мои фрейлины сгорают от любопытства — у Вас французская фамилия, а имя такое... необычное — Чии-миин, — нараспев произносит принцесса и улыбается ему широко.

Юноша вспомнил свою прекрасную госпожу — принцессу Суин и то как она училась произносить его имя «Чим Ин... Чимиин... Чимин~и!», вспомнил её яркий, живой смех, её улыбку и сердце наполняется теплотой.

— Расскажите нам, откуда у Вас такое необычное имя? — выжидающе смотрит принцесса и глаза её горят любопытством.

— Так назвала меня моя мама, — начинает юноша с улыбкой, понимая, что пока любопытство девушек не будет исчерпано, его не отпустят. И действительно, девушки не унимались до тех пор, пока не вытянули из юноши практически всю историю его жизни.

Юнги не сводил с любимого глаз, любуясь его совершенными чертами, его нежной улыбкой, его божественными губами и не заметил, как подошел Тэхён.

— «Будущий родственник»? Ты это серьёзно сказал, Юнги? — спрашивает он тихо. — Собираешься делать ему предложение? Снова?

— Завтра же! — скорый ответ герцога даже не удивил Кима, но всё же не может удержаться от беспокойного вопроса:

— Может подождёшь немного, Юнги? В прошлый раз спешка ни к чему хорошему не привела.

— Ждать чего? Чтобы пришёл ещё один принц и отнял его у меня снова? — и Юнги застывает, а вслед за ним и Тэхён, когда видят буквальное подтверждение его слов.

Чимин рассказывал с улыбкой, порой подшучивал и смеялся с девушками и принцесса была непринуждённо весела с ним. Он чувствовал себя легко в окружении юных прелестниц, пока не услышал глубокий и серьёзный голос мужчины за спиной.

— Милая сестрица находит общество господина Паке забавным? Позвольте и мне присоединиться к вам, милые барышни, — и перед юношей предстал наследный принц Альберт Эдвард.

Чимин вскакивает поспешно, кланяясь, отчего волосы волной рассыпаются по плечам, длинными прядями оставаясь лежать на груди. Принц заметно напрягся, юноша замер под его взглядом, но мурашки табунами пошли по телу, когда он буквально кожей почувствовал, как напрягся Юнги. Он ловит его потемневший взгляд и улыбается ему легко, говоря глазами, что с ним всё будет хорошо.

— Не позволим, дорогой братец. Господин Паке только наш! Да, девушки? — на что тут же раздаются весёлые смешки и поддакивания принцессе.

— Ну что ж вы такие жестокие, девушки, — наигранно сокрушался принц. — Уверен, матушка заберёт всё Ваше внимание за обедом, а мы будем лишены Вашего общества. Но может... — принц умолкает, как будто обдумывает в голове что-то, хотя давно всё продумал, едва увидел эти губы. — Господин Паке будет присутствовать на рождественском балу в Олмэксе? Приглашаю Вас на собрание Великой масонской ложи, чьим мастером я имею честь быть.

Чимин ошеломлённо выдыхает, слегка округляя губы в изумлении, и видит как расширяются зрачки в голубых глазах принца. Что он должен ему ответить? Он ни за что туда не пойдёт, но как отказать наследному принцу?!

— Ваше Высочество? — голос мужчины прозвучавший рядом, как спасение и самая желанная музыка для юноши, а Чимин напрягся. Девушки стихли вмиг, смотрят то на герцога, то на принца.

— Милорд Эссекский? — и казалось напряжение между мужчинами можно трогать руками. Слышится глухой писк одной из фрейлин.

— Надеюсь, Её Высочество простит нас, и Вы в полной мере удовлетворили свое любопытство, потому что мы уходим, — заявляет мужчина, игнорируя принца. Теперь затихли абсолютно все, даже лакеи с подносами прохладительных напитков застыли.

— Вы примите моё приглашение, господин Паке? — Альберт в свою очередь игнорирует Юнги, и смотрит выжидающе.

— Нет, Ваше Высочество. Но благодарю за любезность, — юноша кланяется почтительно обоим монаршим особам и уходит, практически под руку с герцогом.

*

Обед прошёл тихо, если не считать настойчивых расспросов королевы, обо всём, что касалось юноши. А когда узнала, что его покровителями являлась семья Ким в Париже, охнула чуть удивленно, высчитывая в уме, сколько британская казна задолжала господину Себастиану.

— Желаем видеть нашего крестника, милорд Мин, — безапелляционно заявляет герцогу. — И младшего отпрыска приводите. Надеемся, Ваш протеже сопроводит детей на приёме, — и это тоже прозвучало как заявление, а не вопрос.

Чимин лишь нежно сжал пальцы мужчины под столом, слегка улыбаясь ему, обещая глазами ночь полную любви, и Юнги смог лишь прохрипеть в ответ:

— Непременно, Ваше Величество...

Полумрак кареты скрыл четверых, что были вымотаны и опустошены длительным приёмом и излишним вниманием. Чимин прижимался к груди своего мужчины, почти засыпая, и сердце замирало от ожидания любви и страсти.

Горячая вода смыла всю суматошность этого дня, мягкое полотенце прикрыло стройное тело, а белоснежная перина приняла в свои объятия усталого юношу. Но больше сна хотелось сильных рук, жарких губ, дыхания по коже. Чимин с каждым разом убеждался, что мужчина невероятно нежен и терпелив с ним, хоть и дрожит от возбуждения. И этот трепет сильного мужчины, приводил его в восторг. Засыпая обессиленным на груди Юнги, он улыбается своему счастью, обнимая любимого в ответ — его мужчина, лучший мужчина на свете!

────༺༻────

Юнги исчез с утра, оставив юношу одного в постели, лишь нежная белая роза лежала рядом с ним на подушке. Никто не знал где герцог, вернее никто, кроме Тэхёна, потому что его тоже не было. За завтраком Чимину принесли корзину белых роз, через час ещё букет... и ещё, и в течении дня весь дом наполнился тонким нежным ароматом белых роз — разных сортов и видов: пышных в полном цвету, едва раскрывшихся в бутоне, мелких как звёздочки, огромных как пионы, высоких на тонком стебле — просто огромное количество цветов! Юноша знал — их присылал Юнги, хотя ни записок, ни писем не было. И улыбка не сходила с дивного лица, пальцы пробегали по нежным бутонам, губы целовали белые лепестки и аромат кружил голову. Почему-то юноша не волновался о любимом, хотя почти вечер. Но когда вернулся Тэхён, бледный, уставший, раздражённый, то выпалил на идущего ему навстречу юношу:

— Твой мужчина — сумасшедший! И я умываю руки! Я пытался сдержать его как мог, но он словно с цепи сорвался! Так что, Чимин~и, прости... — Тэхён вздыхает глубоко, руками обхватывая плечи друга, смотря ему прямо в глаза, и выдыхает. — Юнги самый лучший мужчина, которого могла тебе подарить судьба! Лучший!.. — и уходит с загадочным видом.

Теперь юноша места себе не находил, кружа по комнате, полной белых цветов, нервно поглядывая в быстро темнеющее окно. Когда подкатил знакомый экипаж, он выдохнул облегченно, но снова заволновался, когда заметил слишком много суетящихся людей вокруг мужчины. Сердце бьётся в такт быстрым шагам, что всё ближе к юноше, и ворвавшийся в комнату герцог, сразу направляется к любимому и окатывает его холодным воздухом с улицы.

— Прости, — улыбается он. — Я холодный. Обниму как только согрею руки... — но ему не дали договорить, сразу кидаются на шею и шепчут: «Я волновался, любимый мой!»

Краем глаза юноша видит слуг, что вошли вслед за мужчиной внося маленькие коробочки разных размеров и футляры из кожи и бархата и одним, солидных размеров, ящичком из красного дерева, сияющий лакированной поверхностью. Юнги застыл с вытянутыми руками, но всё же обнимает крепко и его целуют в холодную щёку.

— Прости меня, мой маленький... — и зарывается носом в светлые, густые волосы.

— Прощу, как только примешь горячую ванную и поужинаешь, — хитрит юноша.

— Только вместе с тобой, мой драгоценный, — так же хитро улыбается мужчина.

— Х-хорошо, — розовеет смущением Чимин, хотя казалось бы за столько нежных и страстных ночей, это чувство должно было отступить. Но юноша всё так же робел перед ласками, но вовремя страсти раскрывался до конца, потому что любил всем своим существом.

— Я подойду чуть позднее, иди сначала ты. И спасибо за цветы, Юнги. Они прекрасны! Я счастлив от такого трогательного выражения любви и внимания.

*

Тело мужчины благодарно откликается и расслабляется в ароматной воде и глаза закрываются от наслаждения, когда он слышит нежный голос:

— Не открывай глаза. Я раздет. Не смотри, пожалуйста, — на что мужчина улыбается довольно, но послушно не распахивает взгляд. Лишь когда вода зашумела и его ног коснулись ступни юноши, он открывает глаза и замирает, увидев любимого. Округлые коленки торчали из-под воды, чуть опущенные плечи мерцали шёлком кожи, тонкие ключицы манили, словно просили, чтобы их покрыли поцелуями. Открытая шея, острая линия подбородка, собранные на макушке волосы и роза, воткнутая над правым ухом. Мягкие, короткие прядки облепляли лицо. Глаза сияли глубоким янтарём, чуть прикрытые длинными ресницами, губы подрагивали в нетерпении, в ожидании поцелуев. Руки мужчины под водой тянутся, обхватывая щиколотки, поднимаясь вверх, скользя по гладкой коже голени, обхватывая колени.

— Иди ко мне, — хрипит мужчина, протягивая руки. Юноша тут же отзывается, тянется, устраиваясь на груди любимого, обнимая его плечи. Его целуют сразу глубоко и влажно, волнуя всё нутро. Руки в горячей воде оглаживают тело, сжимая бока, сминая нежно ягодицы. Но мужчина прерывает поцелуй, не позволяя себе распаляться сильнее — не здесь, не сейчас. Сначала он сделает, что задумал, и лишь потом позволит страсти захватить себя. Чимин поворачивается спиной, устраиваясь между разведённых ног мужчины и откидывается затылком ему на плечо, открывая шею для поцелуев, обхватывает руки любимого поверх них. Они наслаждаются тёплой водой, наслаждаются друг другом, делясь короткими поцелуями и тихими стонами. Чимин снова заставил Юнги закрыть глаза, когда выходил из воды, на что мужчина смеясь всё же согласился. В спальне стоял поднос со вкусным ужином для них, но они даже не посмотрели на него, направляясь сразу к кровати. Юнги сбросил одеяло на пол, разметал мягкие подушки по комнате, лишь гладко натянутая простыня мерцала в пламени свечей, и Чимин с удивлением обнаружил, что это был шёлк молочно-золотистого цвета.

— Чимин? Хочу, чтобы ты увидел кое-что, — шепнул мужчина на ушко притихшему юноше и усаживает его на постель, мягко надавив на плечи.

Перед юношей возник ящичек из красного дерева, блеснувший лакированной поверхностью, но когда Юнги раскрыл его, Чимин задыхается, давится воздухом, глаза распахиваются ошеломлённо — невероятной красоты изумруды засияли в пламени свечи. Он зажимает ладонями рот, боясь вскрикнуть, и глазами бегает от одного украшения к другому. Юнги взял в руки перстень с россыпью камней — самый крупный из всех колец и надел его на большой палец правой руки и целует эту руку. Затем так же берёт крохотное колечко с изумрудом округлой формы и одевает на мизинец левой руки, так же целует нежную ладошку.

— Ю-юнги... Как?! Зачем?! Я не...

— Всё для тебя, мой драгоценный! Я выбрал каждую из них только для тебя. Ни у кого больше не будет таких украшений, лишь у тебя, любовь моя!.. — шепчет мужчина, заглядывая в ошеломленные глаза, не переставая целовать ладонь. Свободной рукой тянет из ящика браслет, где каждый лепесток цветка, каждый листик выполнен из сияющих изумрудов и оплетает запястье любимого. Чимин не дышит от восхищения, он то бледнеет, то заливается краской смущения и всё же выдавливает из себя:

— Спасибо... но не нужно было столько. Я не знаю... куда столько носить...

— Я готов подарить тебе все ценности мира, всё самое прекрасное, что есть на земле. Но ни одно из этих украшений не сравнится с твоей красотой, ибо ты и есть вся красота мира, Чимин!

— Мне нужен только один подарок, Юнги — твоя любовь!

— Она и так принадлежит тебе, навсегда! — мужчина ласкает его лицо пальцами. — Идем со мной... — хрипло шепчет он, смотря потемневшим взглядом и тянет юношу за собой. Он срывает с него полотенце и усаживает абсолютно обнажённого перед туалетным столиком. Юноша лишь тихо охнул, когда горячие руки мужчины коснулись его плеч и стали подниматься к шее обхватывая её. Он оставляет на ней огненный поцелуй, а руками тянется к шкатулке из белой кожи, вынимая оттуда переливающийся драгоценными звёздами бриллиантовое ожерелье.

— Хочу одеть его тебе, — обессиленно хрипит мужчина, за спиной юноши, и сразу же зажимает им тонкую шею, целуя выступающий позвонок.

Юноша трогает дрожащими пальцами ожерелье — три ряда идеально прозрачных бриллиантов, квадратной огранки, гибкими линиями мягко легли вокруг шеи поверх ключиц и сияли голубыми бликами и прозрачными лучами.

— Оно прекрасно, Юнги... — восторженно выдохнул юноша, замирая, увидев в зеркале глаза мужчины, пылающие чёрным огнём и мурашки бегут по обнажённой коже.

— Да... прекрасно... — хрипит мужчина, ведя кончиками пальцев по шее и плечам любимого, и говорил он не об ожерелье.

Рука герцога тянется к новой шкатулке и такой же бриллиантовый браслет оплетает запястье юноши, дополняя его трепетным поцелуем. Пустые коробки летят на пол, когда открывается следующая, обитая бархатом, и перстень с чёрным бриллиантом оказывается на среднем пальце правой руки вместе с прикосновением губ мужчины. Затем, золотое ожерелье, с огромным чёрным алмазом в виде капли, ложится между ключиц, так же как и нежный поцелуй мужчины. Кольцо с синим сапфиром мягко надевается на безымянный палец левой руки, жемчуг переливается сизым перламутром на мизинчике правой ладошки. Массивный золотой браслет с вкраплениями чёрного камня, ложится рядом с изумрудами на запястье. Мужчина уже не сдерживается — осыпает поцелуями всего юношу, развернув его к себе. Он снова тянет длинную золотую цепь, но одевает не на шею, а на талию охающего в изумлении юношу, и припадает губами к коже живота, целуя влажно и опаляя дыханием. Он поднимет ногу любимого, стопой ставя на своё плечо и оплетает щиколотку изящным золотым браслетом. Ладони мужчины горячо скользят по голени и бедру и он упивается тихими стонами любимого. Мужчина резко разворачивает дрожащего юношу к зеркалу, и Чимин цепляется пальцами за край столика. Герцог отходит и не чувствующий больше теплоты его тела юноша, чуть съеживается, но Юнги возвращается быстро, обхватывая руками сзади и ставит перед ним футляр, обитый бархатом.

— Открой его, любимый, — голос мужчины вибрирует, хрипит, словно внутри тихо рычит зверь, и губы смыкаются на мочке уха.

Чимин послушно открывает его и снова задыхается, когда видит бриллиантовые серьги на чёрной подкладке шёлка. Три крупных бриллианта, ровной квадратной огранки, свисали вниз, заканчиваясь сияющей каплей алмазной звезды.

— Наденешь их?.. Для меня?.. Прошу...

Пальцы юноши подрагивали и поэтому сразу не получалось их вдеть, а поцелуи мужчины за ушком не помогали никак, лишь сильнее волновали. Юнги снова сходит с ума — он вынимает чёрный цветок из волос, тянет шпильку, распускает золотистый водопад, пальцами зарываясь и обхватывая голову юноши. Тянет пряди, пропуская их меж пальцев, раскладывает их по плечам, груди, спине... целует волосы. Чимин больше не сдерживает вздохов и стонов, отдаётся рукам любимого, ждёт когда его отнесут на постель и будут любить. Но есть кое-что, что мужчина хочет сделать. Когда из резной шкатулки слоновой кости, мужчина достаёт тиару, выполненную в виде тонкой ветви, где каждый листик это невероятной глубины изумруды, а каждый цветок прозрачнейшие бриллианты, и юноша через зеркало видит, как эта красота погружается в его волосы, он начинает плакать. Юноша умирает, задыхается, плачет смотря на себя в зеркало. Мужчина тянет ближе свечи и бриллианты на юноше сияют, отражаясь в зеркале, слепя глаза. Чимин опускает взгляд, роняя слёзы на свои обнаженные колени, но большие ладони мужчины обхватывают его голову.

— Посмотри... посмотри на себя, любовь моя! И скажи мне, кого ты там видишь?

— Человека, которого безумно любят! — юноша рыдает, но говорит сквозь слёзы. — Которого боготворят!

— Да! Да, мой драгоценный! — мужчина зарывается лицом в светлые пряди, обхватывая его всего руками и хрипит в волосы. — Ты божество, которому я поклоняюсь и буду молиться до конца моих дней! — и смотрит через зеркало в глаза любимого, что притих и испуганно шепчет:

— Это богохульство, Юнги... не надо!

— Никто и никто не переубедит меня в том, что ты не ангел, что ты не прекрасный небесный дух. Для меня ты всё! Звезда, что сияет ярче солнца! Моя сила и моя слабость! Моя любовь, моя жизнь! Весь смысл в тебе одном, Чимин!

— Юнги-и! Я люб-лю тебя! — всхлипывающего юношу сгребают в объятия, уносят к постели и раскладывают на шёлке. Ларец из красного дерева отодвинут в сторону, и руки мужчины натягивают простынь со скрежетом. Он сдерживается изо всех сил, пытаясь не наброситься сразу и любуется концентрацией красоты, что лежит сейчас под ним — эти волосы рассыпанные по шёлку с мерцающими бриллиантами утонувшими в них; эти пальчики усыпанные драгоценными кольцами, кроме одного безымянного... на правой руке; по золотистой коже, бриллианты растекаются сияющими каплями. Золотая капелька застёжки маняще блестит в ямочке пупка. Мужчина пальцем отодвигает её и целует волнующе выемку, чувствуя, как содрогается от возбуждения юноша под ним.

— Возьми меня... сейчас... сразу! — голос такой хрипло-сладкий, патокой растекается по венам, лишает последних остатков разума. Он поднимает дрожащие колени юноши, кладёт одну ногу себе на плечо, сгибая другую прижимает к его животу, ладонью размазывает на своём члене обильно выделяющуюся от перевозбуждения смазку и пристраивается, направляя головку. Он входит медленно, с силой надавливая, хрипя и мыча от уже подступающего оргазма, понимая, что не выдержит. В глазах темнеет, и белые пятна рассыпаются спектром, давя на виски. Он вошёл полностью и замер, дыша тяжело, и невыносимая пульсация требует движения, трения. Первый толчок короткий, почти не выходя, но высокий стон юноши, говорит, что и он на пределе. Пальцы в перстнях комкают простынь, сжимают, натягивая её. Спина выгнута, напряженные плечи упираются в матрас. Ещё толчок — более размашистый, сильный, глубокий — и уже крик срывается в сумрак комнаты. От него импульсы текут по телу, немеют пальцы, голова запрокидывается назад и воздух из лёгких выходит хрипом. Дрожащие руки уже не держат, но юноша под ним шире раздвигает ноги и обхватывает его плечи, приподнимаясь. Юнги обхватывает ладонью его затылок, сам склоняется к нему, опираясь на локоть. Оба стонут от соприкосновения их горячих тел и теперь глаза в глаза, дыхание на губах... Плавный толчок, затем ещё... и ещё, и внутри мужчины взрывается атом, цепной реакцией разносясь в крови, сжимая все внутренности, скручивая жгутом. И когда волна жара достигает паха, выстреливая спермой во влажное нутро, сердце мужчины останавливается, чувствуя, что любимый взрывается одновременно с ним.

Сколько жара сейчас между ними, сколько влажности, липкости, что кожа мерцает россыпью бриллиантов. Пальцы мужчины тянут влажные прятки с губ любимого, что сегодня были им так мало зацелованы, и он будет это исправлять... прямо сейчас. Он никогда не насытится ими, не напьётся их сока. Эти губы его погибель — ради них он продаст дьяволу душу! Он их боготворит, но сейчас терзает их безбожно — мнёт и кусает, тянет зубами, лижет языком широко, трётся щекой и лишь потом проникает — глубоко, жадно, сочно... Его разрывает от желания провести по ним своим членом, чтобы лишь горячее дыхание опаляло головку и пухлые губы едва смыкались на нём. Но просить о таком своего ангела он не смеет. И всё же... мужчина несмело подтягивается, усаживаясь широко разведёнными коленями на груди юноши. Чимин распахивает глаза, тут же попадая в плен чёрного огня его взгляда, видя некую робость. Пальцы в перстнях мягко ложатся на крепкие бёдра мужчины, скользя вверх, чуть нажимает, толкая к себе и призывно раскрывает губы. Юнги подтягивается ещё ближе и его налитый кровью член колышется и сочится, когда он тянется пахом к его губам. Глаза юноши полыхнули звёздами, дыхание срывается жаром. Указательный пальчик цепляет созвездие бриллиантов на своей груди и обматывает член мужчины. Обхватывает его, сверкнув драгоценными камнями колец, и наклоняя вниз к своим губам.

Чувствительность юноши сводит с ума, когда проведя головкой по раскрытым губам, он тут же высовывает розовый язычок, и слизывает солоноватый сок смазки, чуть задевая горячий член. Распробовав вкус, язык теперь широко облизывает головку и первые импульсы судороги поднимаются по телу мужчины. Чуть приподняв подбородок, юноша обхватывает губами головку плотно и сосёт упоительно чуть постанывая. Он выпячивает губы, когда ссасывает свою же собственную слюну с побелевшего от возбуждения пика, легко обхватывает поперек, чуть склонив голову в сторону, дает посмотреть, как член мужчины смотрится меж его раскрытых губ. От сияния драгоценных камней, что отбрасывают блики на восхитительно прекрасное лицо, хочется прикрыть глаза, но мужчина боится даже моргнуть — это больше, чем он хотел, больше, чем мог вообразить! Это невозможная красота страсти!

— Чимин! — голос столь низок, что слышится хриплым рычанием. — Чимин~и! — стонет мужчина, когда головка члена снова чувствует упругость губ, что блестят от выступающей из урертры белёсоватой влаги. — Мой прекрасный! Мой сладкий! Я всё для тебя сделаю! Всё, что только захочешь!

— Хочу тебя, Юнги! — выдыхает юноша прямо на дёргающийся член перед собой, так, что бриллиантовое ожерелье, обёрнутое вокруг него, натягивается. — Хочу видеть тебя под собой... сейчас! — и пальчиком освобождает из драгоценного плена мужское достоинство.

Мужчина спиной чувствует прохладу шёлка, и теперь он комкает простынь, когда Чимин насаживается на его член, сам направляя его в себя, зажимая в кулаке. Дивное лицо слегка кривится и шипение сквозь зубы в ночной тишине, ибо больно, даже после страстного, но короткого, обладания. Он поводит плечами, стряхивает волосы на одну сторону через плечо на грудь и приподнимается над мужчиной, сияя всей своей невозможной красотой. Он в золоте с ног до головы, в блеске камней в ушах, на шее, на пальцах. Изумруды в волосах горят зелёным пламенем. Но даже сияние алмаза меж ключиц, не сравнится с блеском глаз юноши. Он смело движет бёдрами, выгнув спину, выпячивая восхитительные ягодицы, и словно порхает верхом на нём. Страсть не даёт и шанса почувствовать земное притяжение, лишь притяжение сердца любимого, когда лишь движение бедер, единственное движение, что существует для них сейчас. Когда лишь сила трения кожи о кожи, единственная сила, что способна их удержать. Талия в оправе золотой цепи, сжимается сильными руками, но юноша тянет их своими ладошками вниз, к бедрам и ягодицам — он хочет чувствовать руки своего мужчины именно там. Волосы снова непослушно рассыпаются по спине и плечам, лишь тиара удерживает их на макушке. Руки в сияющих переливах браслетов тянутся к лицу любимого, пальцы зарываются в волосы, а губы тянутся к губам. Чимин целует сквозь стон ни на мгновение не прекращая насаживаться, тянет волосы мужчины, сильнее зарываясь в них, скулит ему в шею, уткнувшись туда носом.

— Я так хочу... так хочу... тебя! Всегда!

— Я весь твой, мой маленький! Как захочешь... когда захочешь! — голос хрипит и вибрирует, а пальцы сильнее сжимают бёдра и его снова целуют, шепчут у самых губ горячо «Мой... любимый».

Юнги снова сходит с ума, обхватывает юношу крепко и переворачивает на спину:

— Чимин! Любимый мой, выходи за меня! Сегодня! Сейчас! — и начинает вбиваться в дрожащее под ним тело. Он обхватывает лицо ладонями, смотрит как заламываются брови от сладкой эйфории, как раскрываются губы в хрипе, как дрожат ресницы. Мужчина прижимается лбом и снова шепчет на ушко: — Любимый мой, будь моим!

Несколько долгих секунд, несколько глубоких вздохов и ресницы дрожат, распахиваясь. Взгляд, с поволокой страсти, начинает фокусироваться. Чимин смотрит непонимающе, и видит, что мужчина снимает со своего мизинца кольцо (как он не заметил его до сих пор?!) и берёт бережно руку юноши. Кольцо переливается золотыми лучами кристалла жёлтого бриллианта в оправе из прозрачных каратов этого же камня, когда Юнги надевает его на безымянный пальчик и целует ладонь.

— Выходи за меня, Чимин! Будь моим мужем! До конца моих дней ты будешь единственной любовью в моей жизни!

Глаза юноши расширяются. Он смотрит на своего мужчину, что весь в испарине страсти, с прилипшими ко влажному лбу прядями чёрных волос, с огнём в глазах, розовыми от поцелуев губами и бледность его кожи покрывает лёгкий румянец от пережитой любовной схватки. И Чимин, в очередной раз, убеждается — его мужчина самый прекрасный мужчина на земле, самый любящий и заботливый, и что только с ним его ждёт счастье и покой сердца. Губы раскрываются в выдохе, пальчики обхватывают лицо любимого. Жёлтый бриллиант полыхает искрами, затмевая сияние всех других камней. Янтарные глаза смотрят невероятно нежно, но всё же...

— Нет... я не выйду за тебя...

────༺༻────