По велению сердца

========== Глава 13 ==========

Комментарий к Глава 13

https://vk.com/wall593337655_178

https://vk.com/wall593337655_180

https://vk.com/wall593337655_181

"Молочное море" https://vk.com/wall593337655_179

────༺༻────

Скалистые берега империи возникли перед ними слишком быстро, слишком неожиданно — так думал Юнги. Ему было бесконечно мало — мало времени, мало места, мало поцелуев и объятий, мало Чимина... После той ночи, мужчина словно сошёл с ума — он преследовал юношу везде и всюду. Не было спасения от его сильных тисков, от страстных поцелуев, от укусов в шею и ключицы. Юнги как маньяк, зажимал юношу, что испуганно-влюблённо смотрел на него во всех углах. Шептал в темноте столь страстно и пылко слова любви, слова страсти, что бедный юноша весь день то краснел, то бледнел, вспоминая, что, как и где сделает с ним его мужчина. Его накрыло обжигающей волной нежной страсти, от которой не было спасения. Чимин так беспомощно смотрел на Намджуна, что своим строгим взглядом пытался хоть как-то образумить влюблённых, но тщетно! И капитан в сотый раз жалел, что на корабле нет его мужа — с ними справился бы только Сокджин! Вечерами, их отправляли в разные каюты, под строгим контролем Кёнсу и Намджуна. Но даже так влюблённые умудрялись урвать поцелуй, прикоснуться нежно, шепнуть о силе их чувств... Корабль сносило в сторону от шквала их страсти, от неприкрытого обожания друг друга, так что капитан беспомощно опускал руки на штурвал.

Единственные, перед кем дрожал от смущения юноша — это герцогиня Соён и сыновья Юнги. Юнги открыто признался матери о своих чувствах к юноше, и заявил, что его намерения относительно Чимина более чем серьёзные. Только с детьми он немного трусил — он откровенно боялся! Если бы его сыновья не приняли Чимина как его возлюбленного — это было бы катастрофой — Юнги ни за что не смог бы сделать выбор между ними! Но дети приняли, даже больше, чем он сам!

Чимин расцвёл невообразимой красотой — к его нежному и мягкому началу добавились искры страсти и огонь желания. Глаза, что раньше смущённо смотрели нежным взглядом, теперь горели томным огнём, сшибая с ног мужчину. Каждый взмах руки, каждый поворот головы, каждое плавное движение отдавало негой и кошачьей грацией. Он манил своего мужчину всем своим существом, притягивал как магнитом. Только Юнги и не нужно было приманивать — он давно в его плену, в его полной власти! Если бы мужчина знал, что ему будет так сладко и больно одновременно от безграничного чувства, то сам бы переплыл океан, чтобы найти своего любимого! Он тонул раз за разом в юноше — тонул в золоте волос, золоте глаз, в бархате кожи, сладости губ... Каждый тёплый вечер они провожали закат в океане, обнимаясь трепетно, целуясь сладко, и, казалось, этому не будет конца!

В один из вечеров, Намджун долго о чём-то переговаривался с Юнги и перешёптывался с Кёнсу. А после ужина, они подозрительно исчезли. Чимин читал детям перед сном сказку на французском, когда к ним зашёл герцог. Он терпеливо подождал, пока юноша пожелает им приятных сновидений, и вывел его под руку на палубу, где их уже ждали капитан и его помощник. Паруса были убраны, и корабль мягко покачивался на волнах, шелестя тихо брезентовой тканью. Луна, тонким полумесяцем, но так же близко, светила мягким серебром, отсвечивая голубоватым светом. У палубы стояли Намджун и Кёнсу, улыбаясь подошедшим заговорщически.

— Юнги! Уже скоро, надо поторапливаться!

Намджун отходит в сторону, и Чимин видит качающуюся на вантах шлюпку. Он смотрит недоуменно:

— Нас прогоняют с корабля? — смеётся юноша.

— Отправляют на необычное явление. Я толком не знаю, на какое именно, — тихо ответил Юнги, но продолжил шёпотом: — Они дают нам возможность побыть вдвоём, любимый!

Он ведёт юношу к шлюпке, помогая усесться, и сам тянется, но его останавливает Кёнсу:

— Милорд? Я понимаю, мы не совсем ладим, вернее не ладили. Но Чимин — мой брат и единственный родной мне человек. И сегодня я его доверяю Вам. Я вижу, как Вы его любите, вижу, как он любит Вас, и это прекрасно! Просто... я надеюсь на Ваше... терпение и благоразумие!

Юнги смотрит впервые на него с улыбкой и пожимает плечо:

— Спасибо! Для меня это важно!

— Юнги, всё, медлить нельзя! — Намджун нетерпелив.

Герцог садится в шлюпку, и их медленно опускают оба мужчины, крутя ручной брашпиль. Затем, привязанную канатами шлюпку отпускают в плавание, всё дальше и дальше от корабля.

— Нас точно выгнали с корабля, Юнги, — смеётся юноша. — Наверное, не могли уже нас терпеть! — и обнимает, смеясь, мужчину.

— Это всё Намджун! Он всё устроил для нас. И Кёнсу тоже! Клянусь, я сам не знаю, что нас ждёт, но Намджун объяснил, что это просто волшебство — не меньше!

Вдали чернели высокие скалы, где-то совсем близко родной берег юноши, и не позднее завтрашнего вечера, они прибудут в Пусан. Что их ждёт там? Как они будут вести себя на людях? Как поведёт себя Юнги? Вдруг он изменится, вновь оказавшись в обществе дворян и аристократов? Вдруг забудет о нём? Если снова посчитает свои чувства постыдными? Юноша испугался собственных мыслей и интуитивно сжал сильнее в объятиях мужчину. Тот почувствовал изменения сразу:

- Чтобы это ни было, забудь сейчас же! Потому что это не так! Я люблю тебя, и ничто на свете этого не изменит!

Юноша был изумлён, насколько тонко Юнги чувствовал его, что понял всё без слов!

— Юнги? Как ты...

— У тебя всё на прекрасном личике написано, любимый, — хлопнул пальцем по носу мужчина. — Я знаю, ты боишься! Но я боюсь больше, Чимин, — прошептал мужчина, смотря ему прямо в глаза, и видя удивлённый взгляд, он продолжил: — Боюсь... что ты исчезнешь! Оставишь меня! Поймёшь, какой я, и не захочешь любить тебя. Я слишком ревную тебя, Чимин! Делаю тебе плохо, больно... и сам страдаю от этого чёрного чувства. И боюсь, что когда-нибудь, эта ревность уничтожит меня, заставить сделать то, что я не хочу... и ты бросишь меня...

— Ю-юнги?! Как ты мог подумать такое? Я не оставлю тебя, никогда! Только если сам оттолкнёшь...

— Ну, уж этого точно не будет, — ухмылялся мужчина, чуть отстраняясь и заглядывая в глаза. — Скорее море вспыхнет синим пламенем, чем я оставлю тебя, — и широко улыбнулся.

Юноша отстранился и посмотрел хитрым взглядом:

— Юнги? По-моему нас обманули, — широко улыбнулся юноша. — Нас просто выкинули с корабля. Наверное, мы их достали своими вечными объятиями, вздохами и поцелуями по углам. Сейчас обрубят канаты, и унесёт нас с тобой в открытый океан, пока не прибьёт к какому-нибудь необитаемому островку...

Мужчина смеялся хрипло:

— Не хочу на остров. Хочу домой... к нам домой, Чимин! Где мы будем жить и любить друг друга до конца наших дней! — мужчина увидел, как расширились глаза юноши восторженно, как засияли ещё ярче, как раскрылись в удивлённом выдохе губы, и сам обхватил прекрасное лицо ладонями: — Я безумно этого хочу, Чимин! Хочу привести тебя в свой дом, чтобы ты стал хозяином в моём поместье, воспитывал со мной моих сыновей — наших сыновей, Чимин! И я любил бы тебя на мягкой белой постели, каждую ночь! Хочу состариться с тобой! И, желательно, умереть в один день!

— Юнги?! Ты... ты хочешь сделать мне предложение? — улыбка расширилась на дивном лице юноши до самих ушей. — Ты хочешь жениться на мне? — юноша почти смеялся, прикрыв рот ладошкой, а глаза стали тёмными щёлочками.

— Ну-у... у меня нет кольца... с собой, — улыбнулся мужчина, так же расслабленно лежа под ним, но потом посмотрел серьёзно и выдохнул горячо: — Да! Да, Чимин! Я очень хочу, чтобы ты стал моим супругом!

Чимин замер, убирая руки с лица, и смотрел испуганно, словно не веря, но с сияющими глазами полными любви и нежности. Юнги приподнялся, вновь усаживаясь в шлюпке. Одной рукой он обхватил ладони юноши и поднёс одну к своему сердцу, другую — к губам, и поцеловал трепетно. Шептал так проникновенно, так нежно, смотря своими чёрными омутами:

— Паке Чимин!.. Я предлагаю тебе свою руку и сердце! А твои официально буду просить у Сокджина!.. Мой драгоценный, мой золотой, мой любимый... выходи за меня!

Мужчина слышал, как стучало сердце юноши, видел, как побледнело прекрасное лицо. И им уже не до смеха, не до шутки! Юнги сделал ему предложение, показывая глубину и серьёзность своего чувства. Он ждал ответа... жадным взглядом смотрел, не дышал, так же тепло держал руки юноши у сердца. И вдруг, всё вокруг запылало синим цветом! Невозможной красоты синие огни поднимались из толщи воды, оседая на поверхности как цветы, как звёзды! Это было столь волшебно, столь невероятно красиво, что юноша лишь изумлённо оглядывался, не понимая, что происходит. Он смотрел на мужчину непонимающе:

— Юнги?!

Мужчина сам был изумлён, и смотрел так же вокруг, непонимающим взглядом. Синие огни были повсюду. Они расцветали на поверхности снова и снова. Плавали по волнам, расплывались и снова собирались в бутоны. Чимин смотрел на темнеющие скалы в дали — концентрация синих огней там была наибольшая, казалось, весь берег горел синим огнём. Даже луна стала отсвечивать синим серебром. Юноша опустил руку в воду, зачерпнул синие всполохи, что тут же потекли меж пальцев. Он ещё раз попытался удержать в ладони искры синего пламени, но как только он поднял воду, огонь угасал, становясь чёрной водой.

— Что это, Юнги? Это невероятно красиво! Всевышний, я никогда не видел ничего подобного!

— Намджун сказал, что это называется «Молочным морем»{?}["Молочное море" - невероятное явление природы в Индийском океане, связанное с годичным циклом "цветения" планктона в толще воды.], — неуверенно отозвался мужчина, так же оглядываясь вокруг. — Сказал, что такое бывает лишь в Индийском океане, и то, лишь раз в году, — тихо завершил мужчина, смотря на юношу. Сердце больно отдавалось в груди, дыхание спёрло и губы поджимались от обиды — Чимин не ответил, не сказал «Да»!

— Чимин?..

— О, Всевышний! Юнги, посмотри только! Словно огонь! Как красиво, Юнги!

— Да. Красиво... Но ты красивее!

Юноша, улыбаясь, охнул, обхватывая лицо ладонями. А потом кинулся на шею мужчины:

— Я так счастлив, Юнги! Спасибо тебе! О, как же красиво!

— Это не я... это Намджун... и твой брат, — как-то тихо и обречённо ответил мужчина. А в сердце чёрной змеёй понималась ревность — к Намджуну, к Кёнсу, к кому угодно! К этому океану, к этим синим огням! Мужчина пытался сопротивляться, не дать себя ей оплести, смотрел на любимого и понимал, что прекраснее него нет никого, знал, что он его любит! Но всё равно сердце сжималось сильнее — он не ответил «Да»!

Вокруг них творилось нечто невообразимое, восхитительное, столь прекрасное — дивное явление природы среди океана! Это действительно было волшебно, как и обещал Намджун! Да только мужчина в шлюпке всё темнел, всё сильнее сжимал пальцы в кулаке. Он ненавидел этот синий огонь, он ненавидел этот океан, что украл внимание его любимого, и ничего с собой поделать не мог. Он любил до умопомрачения и не готов был делить любимого ни с кем, даже с сыновьями, даже с его близкими! Он был болен Чимином!

А юноша был столь восхищён происходящим вокруг, так был поглощён синими огнями, что не заметил красного пламени в глазах мужчины. Он обнял его нежно, прижимаясь к груди, оглаживая медленно его спину и полностью утопал в волшебстве момента:

— Я люблю тебя, Юнги! И я хочу быть твоим... навсегда! Я согласен, Юнги! Я выйду за тебя, любимый... Хочу жить в твоём доме, с детьми и твоей матерью! Хочу любить тебя... и чтобы ты... любил меня, — юноша приподнялся, заглядывая в тёмные глаза мужчины, и шепнул горячо, прижимаясь к щеке: — Любил меня на мягкой постели... каждую ночь, любимый!

Юнги со стоном отчаяния опрокинул юношу на дно шлюпки и обнял так сильно, так крепко сжимал, и хрипел, прикрыв глаза, зарываясь в шею юноши:

— Чим-ин!.. Любовь моя! Я схожу с ума! Прости меня! Я только что ревновал тебя к этому океану, к этим проклятым огням... я просто больной...

— Что-о?! О, Всевышний, Юнги! — юноша смеялся легко, обнимая ещё сильнее. — К океану меня ещё никто не ревновал! Ты первый!

— А многие тебя ревновали? — вопрос прозвучал сдавленно, настороженно.

— Да... — оба замерли, и юноша слегка отвернул лицо.

К чему скрывать, ведь и так понятно, что у Чимина было много поклонников. А ревновать к призракам, гиблое дело — от них не избавиться!

— Юнги, умоляю — не надо ревновать! Это чувство, которое убивает самое прекрасное, что может быть между любящими. Ревность способна убить и нежность, и любовь. Я знаю, о чём говорю, Юнги, — мягко шептал юноша. — Из-за неё я потерял одного прекрасного друга и чуть было не лишился другого. Прошу тебя, любимый, не омрачай наше чувство ревностью! Помни — ты мой первый и единственный!

От услышанного у мужчины огнём прошла волна счастья по всему телу, разрывая его на атомы, превращая в пепел. Он навис над юношей, приподнявшись на руках и смотрел таким глубоким взглядом с улыбкой на губах.

— Первый и единственный... — вновь выдохнул юноша. — Ты моя первая любовь, Юнги!

Мужчина весь дрожал над ним, и дыхание судорогой в горле застревало. В мозгу взрывались глупые фейерверки неуверенности и ревности, исчезая напрочь. И мужчины молились, чтобы эти тяжёлые чувства не появлялись снова никогда. Ведь он был первым, кого любило это прекрасное божество, и единственным, кого желал этот восхитительный юноша!

— И хочу, чтобы ты оставался им до конца моих дней! — слова, что слетали с желанных губ, попадают в самое сердце, и мужчина ничего не мог поделать с собой.

Юнги кусал губы от бессилия, отворачивал лицо, скрывая свою слабость, да только юноша обхватил его ладонями и осыпал горячими поцелуями, собирая ими каждую слезинку, жался к щеке. И тут его просто пригвоздили ко дну шлюпки, и впились таким страстным поцелуем в губы, что юноше осталось только ошеломлённо охнуть в поцелуй. И сам отвечал ему жадно, прижимаясь трепетно. И кажется, что одежда сгорит на них от жара их тел. Ноги переплелись нетерпеливо и бёдра вжались, скользя по паху юноши. Да только мужчина понимал, что дно шлюпки не то место, где должна пройти их первая ночь любви. Он заставил себя оторваться от юноши и попытался прийти в себя, уткнувшись лицом в грудь любимого. Юнги смотрел на лежащего под ним юношу, что дышал судорожно с лихорадочным румянцем на скулах, глотая воздух зацелованными губами — и он был прекрасен, он был восхитителен! Чимин открыл медленно веки с трепещущими длинными ресницами, посмотрел затуманенным от желания взглядом. Чимин умирал от смущения, но он желал этого мужчину, хотел прикоснуться к его обнажённой коже, почувствовать его всего, дотронуться до его сердца поцелуем... Но как признаться? Как показать, что желал большего? И Чимин решился — медленно обхватил руку мужчины и кладёт под задравшуюся от объятий рубашку, на горячую кожу живота, а сам потянулся к шее мужчины, обжигая дыханием и целуя влажно в выемку ключиц. Он услышал сдавленный стон мужчины — значит, он делал всё правильно! Да только тут же его руки отодвинули и прижали к груди юноши:

— Не здесь, мой золотой... Мне... очень тяжело... сдерживать себя. Но я обещал твоему брату... что буду... терпелив.

— О, Юнги! Прости... я больше так не буду! Ох, мне нет оправдания, я веду себя неподобающе, — смущённо выдохнул юноша, пряча лицо ладонями, и услышал хриплый, ломающийся смех. Чимин взглянул сквозь пальцы на мужчину, что счастливо смеялся.

— Не смейся, Юнги! Я соблазнял тебя, склоняя к непристойности! О, Всевышний! — юноша готов был провалиться через дно шлюпки на глубину синего океана от стыда.

— Не смущайся, мой маленький! Посмотри на меня, — нежно шептал мужчина, отодвигая пальчики от прекрасного лица. — Я безумно хочу быть соблазнённым тобой и вытворять с тобой все непристойности, о которых я мечтаю с тех пор как увидел тебя, любимый!

— Ох, Юнги! Нам лучше вернуться на корабль, иначе умру со стыда сейчас. Пожалуйста...

Юнги рывком поднял на флагштоке сигнальный знак, и через несколько секунд канаты натянулись, приближая шлюпку к кораблю. Мужчина бережно притянул к себе юношу и начал приводить его в порядок: приглаживал золотистые прядки, заправлял рубашку аккуратно, оглаживал одежду и лицо. Только, что делать с возбуждённым огнем в глазах, лихорадочным румянцем на скулах и зацелованными припухшими губами, он не знал.

Чимин сидел у него на бёдрах, сжав колени, невинно опустив глаза, да только под веками полыхал огонь... огонь страсти, что не собирался затухать. Когда шлюпку уже подтягивали по вантам, юноша резко поцеловал мужчину в губы, прижался порывисто крепко, но тут же отпустил, отсаживаясь назад. Едва прикрепили ялик к борту, он выпрыгнул из него, пряча от всех свой взгляд, поблагодарил и пожелал всем доброй ночи. Чимин убежал, кинув короткий томный взгляд на мужчину.

По другую сторону палубы стоял Чарли. С тех пор, как Чимин узнал об отношениях с Юнги, они поговорили, но разговор получился немного натянутым — Чарли заметно нервничал, а Чимин не мог скрыть ревность. Пусть он и решил для себя, что не будет винить юношу ни в чём, но всё же он ревновал. И в этот момент, видя его на палубе, снова накатывало на него непонятная ненависть — ревность, хотя Чимин прекрасно понимает, что Чарли ждёт Кёнсу, а вовсе не Юнги!

В каюте Чимин буквально сорвал с себя одежду, пытаясь охладиться. Пошёл в уборную, и там облился прохладной водой с головы до ног, и даже не вытирался, так пылает его кожа, так невыносимо хочется... холодных ладоней мужчины! Он упал на постель. Ни сна, ни усталости он не чувствовал. Юноша скомкал одеяло ногами, подушка ощущалась словно камень под ним, а покрывало липло к телу, раздражая ещё больше. Он ворочался на постели, ни одна поза для сна не приносило облегчения. Чимин был готов выть в голос от бессилия и от дикого желания. Он мечтал о Юнги, мечтал о его руках, о его губах и не было спасения от мыслей в голове о его прикосновениях. Чёрной молнией снова вспыхивали мысли о Чарли. Боже, как он ревновал! Как его разрывало, стоило только представить, как Юнги целовал Чарли, и не только в губы, как касался его... О, дьявол! Впервые юноша обратился к повелителю Преисподней! И дьявол услышал отчаянный вопль юноши, посылая ему своего самого умелого демона. Он уселся на плечо юноши, шептал ему на ушко «Иди к нему... заставь забыть о Чарли! Заставь забыть о всех других!.. Иди... он ждёт тебя... ждёт в свои объятия! Подари ему такой поцелуй, что лишит его разума и заставит видеть только тебя! Иди!..». Где-то на задворках сознания беспомощно пищал ангел, пытаясь устыдить. Но он быстро сдался перед мощным натиском страсти. Чимин решился. Он рывком сорвал покрывало с постели, кутаясь в него по плечи, и открыл дверь каюты.

Мужчина не спал... не мог уснуть. Он долго ходил по каюте пытаясь перебороть дикое желание пойти к нему, постучать в дверь, выманить, поцеловать, прижать к себе... Потом всё-таки лёг, медленно стягивая с себя одежду прямо на постели. Ладонь мужчины до сих пор горела от прикосновения к коже любимого, губы помнили вкус любимого — сладкий, мягкий. Тело мужчины отзывалось на каждое воспоминание импульсом, тягучей болью, оседающей внизу живота. Он посмотрел на другую половину постели, провёл по ней рукой, представляя любимого рядом с собой, и желание стало просто невыносимым.

На стене появился косой проблеск от приоткрытой двери, что тут же исчез. Юнги почувствовал его присутствие, его дыхание. Он обернулся и увидел ангела, что застыл нерешительно в шаге от двери, кутаясь в белом покрывале. Обнажённые плечи мерцали в пламени свечи, волосы рассыпались по плечам мягкими прядями, переливались тёмным золотом, пухлые губы выделялись нежным блеском. Только вот закушенная нижняя губа говорила о нерешительности, о сомнении. Но ангел поднял свой взгляд на мужчину, и Юнги уже не знал, кто был перед ним — небожитель или искуситель из недр ада. Только мужчина забыл обо всём, когда юноша опустил покрывало, что мягким шелестом легло волной к ногам прекрасного ангела... всё-таки ангела... по-другому быть не могло! Он перешагнул белое «одеяние» и подошёл к присевшему на постели мужчине.

Юнги снова забыл, как дышать, забыл, где находится и как его зовут... потому что абсолютное совершенство шло к нему в объятия. Каким он был тонким, каким плавным, мягким! Мужчина сходил с ума, увидев изгибы талии и бёдер, разворот плеч, стройность ног, изящество линий гибких мышц, что перекатывались под мерцающим золотистым загаром кожей. Он словно плыл к нему, мягко ложась прямо в протянутые руки. Всё ещё не веря, Юнги прижал обнажённое тело к себе, выдыхая с тихим стоном:

— Чимин! Ангел мой! Ты пришёл ко мне...

Он тут же подхватил его под коленями и переложил к себе на постель, мягко опуская голову на подушку. Руки переплелись, тянулись к лицам, обхватывая ладонями трепетно. Глаза горели ярче звёзд на тёмном небе, губы требовали прикосновений и поцелуя. Юнги склонился медленно, касаясь божественных губ, что раскрылись ему навстречу. Языки переплелись во влажном танце, зубы кусали нежно мягкие половинки, что тут же зализывались языком. Звуки поцелуев, как сладкая музыка. И казалось, упоению не будет конца, только в глазах начало темнеть от нехватки кислорода. Юноша беспомощно прислонился к плечу любимого. Стягивая покрывало с бёдер мужчины, он лёг на него полностью, накрывая его собой; гладил медленно бледную кожу, ластился щекой к груди, к плечам, обжигая дыханием ключицы; смыкал влажно губы на шее, тянулся к овалу лица, шепча страстно-нежно:

— Юнги-и! Любимый мой!..

Юноша раздвинул свои колени, седлая мужчину, и приподнялся на нем, позволяя увидеть себя, а сам смотрел невозможным горящим взглядом. Ладони мужчины тянулись от живота наверх к бутонам округлой груди, ласкали бусины нежных сосков. С губ юноши сорвался стон, что, запрокинув голову назад, отдавался во власть рук любимого. В порыве невероятной чувственности, он слегка съехал с бёдер мужчины, накрывая упругой ягодицей пах, чувствуя горячий, крепкий член между половинок. Тут же он услышал стон мужчины, почувствовал, как впились его пальцы ему в рёбра. Чимин повторил лёгкое скольжение, снова срывая стон и хрип. Он заметил, как мужчина откинул голову в наслаждении, почувствовал, как пальцы сжимали его талию, в желании задать движение, задать темп, и Чимин покорился ему. Он сам повторял тягучее движение, слегка приподнимаясь и опускаясь. Юнги сильнее обхватил за талию, впиваясь до синяков, и прохрипел сквозь сжатые зубы судорожно:

— Чи-мин... остановись... так... — и снова хриплый стон.

— Нет... — такой же хриплый ответ.

— Это... безумно трудно...нельзя... — мужчина с рыком сбросил юношу с себя, опрокидывая на спину, сам нависая, весь содрогаясь от бесконечного желания.

Чимин тут же обхватил его коленями, сжимая пальцами предплечья, и шепнул:

— Хочу тебя, любимый! Хочу, чтобы ты любил меня прямо сейчас... только меня... никого больше! Чтобы ты забыл о... другом! — и потянулся к шее, обнимая отчаянно.

Юнги ошеломлённо распахнул глаза, слегка отодвигая от себя юношу.

— Маленький мой, ты ревнуешь?.. К Чарли?..

Услышав имя другого, юноша зажмурился сильно, словно испил горький напиток, и отвернул лицо в сторону. Но снова вернул блестящий от выступившей влаги взгляд на мужчину и выдохнул:

— Да... ревную! И ничего не могу с этим поделать! Я ревную его к тебе! Не могу выбросить из головы, что ты... целовал его... любил его... — и первые капли потекли по щекам, а беспомощный всхлип сорвался с губ.

— Любимый мой! Чимин! Ты не представляешь, насколько далеко то, что было между мной и Чарли и то, что есть сейчас между нами, ангел мой! — он нежно огладил скулы юноши, утирая слёзы, наклонился и поцеловал мягко в уголки губ, глаз, в виски, в носик — успокаивал, шепча: — Никогда моё сердце не заходилось в сладком ритме, как рядом с тобой, любовь моя! Никогда не трепетало от нежности, только к тебе, ангел мой! Никогда, слышишь, любимый, никогда я никого не любил — только тебя, Чимин! Только тебя!

Мужчина был в отчаянии — его любимый ревновал к тому, чего и не было никогда — к несуществовавшей любви. И был только один способ показать, что настоящие чувства это те, что рядом с ним. Он наклонился вниз, прижимаясь горячим поцелуем к животу юноши. Тут же по каюте пронёсся громкий стон, а пылающая кожа содрогнулась под губами.

— Юнги! — пальцы нырнули в чёрные волосы, а тело выгнулось навстречу губам мужчины.

Юнги вновь целовал, лизал влажно кожу вокруг пупка. Спустился ниже, подбородком задевая возбуждение юноши, и тут же потёрся щекой о него. Чимин распахнул глаза широко и подавился воздухом, почувствовав дыхание мужчины там. Он сильнее сжал пальцы в волосах, делая больно Юнги, и выдохнул ошеломленно:

— О... не надо... прошу! Я умру со стыда! Юнги!..

Мужчина поднял голову и посмотрел ему в глаза. Чимин содрогнулся и замер от картины, что сводило его с ума — розовые губы любимого у самой головки его возбуждённого до побеления члена. И он увидел, как эти губы целовали его возбуждение, отчего ошеломляющий стон громко сорвался с губ. Чимин зажал рот рукой, осознавая, что он слишком громкий, и попытался прийти в себя. Но всё полетело к чертям, когда он почувствовал горячую и влажную полость рта мужчины. Юноша аж приподнялся ошеломлённо, но тут же откинулся назад обессиленно, сжимая пальцами покрывало. Он захлебывался, стонал и дрожал. Он горел пламенем стыда, от того, что ему было безумно хорошо, невыносимо хорошо. Снова посмотрел, не мог взгляда оторвать от тёмной макушки, что меж его раздвинутых коленей двигалась в медленном ритме. Мужчина почувствовал его взгляд и поднял глаза... Волна острого удовольствия, граничащая с болью, прошибло юношу от затылка до пят, когда он увидел своё возбуждение меж губ мужчины, когда вновь почувствовал, как горячий язык лижет его внутри, когда щёки мужчины втянулись, вытягивая член юноши и выпуская его влажно изо рта.

Чимин смотрел на это, не отрывая взгляд, задыхаясь от наслаждения и шока. Он весь дрожал, чувствуя, как вся концентрация чувств скапливалась внизу живота, словно горячий вулкан, готовый к извержению, и его трясло, когда Юнги выпустил изо рта струйку слюны на побелевшую головку его члена. Мужчина не спускал с него глаз, следил за каждой эмоцией, ловил каждый вздох. Он знал — это был первый раз юноши, и ему мало было нужно для того, чтобы дойти до эйфории. Поэтому, он хотел до скрипа меж ребер поймать этот момент наивысшей точки удовольствия и поцеловать нежно в губы. Хотел ощутить его трепет, его вибрацию. Он не отрывал горящего взгляда, когда начинал подниматься к лицу юноши, целуя мягко и невесомо восхитительное тело под ним. Грудь юноши вздымалась в судорожном дыхании. Он медленно, под натиском губ надвигающегося мужчины, откинулся на спину, цепляясь пальцами за скомканное покрывало. Юноша полностью был распластан под ним. Юнги повернулся на бок, лицом к любимому и, обхватив одной рукой его затылок, прижал к себе. Широкой ладонью другой руки тут же накрыл стоящий колом член юноши, размазывая каплю слюны мягкими движениями.

— О, Юнги! Нет... прошу! Я не смогу смотреть тебе... в лицо завтра... прошу... пощади!

— Маленький мой! — горячо прошептал мужчина, прижимаясь сильнее, нежно ведя носом по горящей щеке юноши. Он так трепетно прижимал к себе любимого, словно величайшую драгоценность и одновременно ласкал сильно и крепко, плотно сомкнув пальцы. — Люблю тебя, сладкий мой!.. Самый сладкий!.. — и поцеловал невесомо в раскрытые губы, с которых слетали глубокие нежные стоны.

— Юнги-и... — словно в бреду, шептал юноша.

Он обхватил запястье руки, что ласкает его внизу, но не пытался остановить, а наоборот — сжал сильнее, цеплялся, словно боялся, что наслаждение прекратится. Юнги прижимал его за плечи сильнее одной рукой, целовал шею, проводя языком по линии подбородка, кусал мочку уха — хотел, чтобы его любимому было так хорошо, так тягуче-сладко, чтобы навсегда запомнил их первую ночь.

— Чимин! Ты прекрасен, сердце моё! Мой!.. Только мой!

Мужчина чувствовал, как было напряжено тело юноши, как стоны граничили с криками, а рука, что сжимала его запястье, впивалась ногтями в руку.

— Я умру сейчас, Юнги! О, боги!

Он выгнулся, сам легко толкаясь в ладонь, а тело начало сводить судорогой. Мужчина почувствовал этот момент и сжал его сильнее под рёбрами, прижимая к себе — последние сильные движения пальцами...

— Юнги-и!..

... и поцелуй, до безумия трепетный, щемящий сквозь оргазм, накрыл юношу с головой, доводя его до безумного наслаждения. Он излился себе на живот, пачкая руку мужчины. Тело, что секунду назад сжималось в напряжении, теперь расплылось на атомы, растеклось золотым мёдом в руках мужчины. Его всё ещё целовали, но теперь мягко, невесомо. Юнги расцеловывал всё лицо, нежно ведя носом по линиям скул, шепча тихо:

— Мой нежный... мой сладкий... мой любимый...

Рука у паха поглаживала бёдра, успокаивала, ласкала опадающее возбуждение. Он всё так же прижимал его к себе, пока юноша приходил в себя. Юнги смотрел на прекрасное лицо с совершенными чертами и сам себе безумно завидовал. Мужчина улыбнулся счастливо, всё так же прижимаясь крепко. Он словил трепет ресниц, что медленно приподнялись, открывая нежный взгляд янтарных глаз, увидел, как зацелованные губы сомкнулись, и юноша сглотнул. Он только что возродился... умер и возродился... и первое, что хочет увидеть воскресший из огня Чимин — это глаза любимого, глаза своего мужчины! Тело всё ещё не слушалось, голова была такой лёгкой, что сама запрокинулась, когда Юнги чуть приподнял его над постелью, подкладывая мягкую подушку. Мужчина ладонями расправил покрывало под ним. Краем чистой простыни накрыл живот юноши, мягко стирая струи белесого семени. И все его движения, вся его забота, так трогали сердце юноши, что он заплакал тихо, беззвучно.

— Что ты, сердце моё? Не плачь, мой нежный! Разве тебе не было хорошо сейчас? Чимин?

— Мне было очень хорошо, Юнги! — слова хриплые, тихие, словно юноша не разговаривал долго. — Мне было безумно хорошо, любимый мой! Я люблю тебя! — и потянулся за объятием. Его тут же обхватили, утягивая на себя.

Чимин понемногу приходил в себя, и за нежными объятиями чувствовал упирающееся в бедро возбуждение Юнги. Он вновь умирал от стыда, но зажмурился сильно и резко накрыл ладошкой член мужчины. Он распахнул один глаз, когда услышал хриплый смех Юнги:

— Что ты задумал, маленький мой? А ну, посмотри на меня!

Чимин распахнул и второй глаз, и увидел широкую сладкую улыбку на лице мужчины.

— Х-хочу... чтобы и тебе было так же хорошо, как мне было! — выпалил юноша и ладонь не убирал, а сжал ещё сильнее.

Мужчина напрягся от пронзившей его острой неги, но мягко обхватил запястье юноши и притянул к себе на грудь.

— Нет, Чимин... не сегодня.

Но юноша его не слышал. Резко опрокинул мужчину, и снова оседлал его бёдра. На этот раз он точно знал, как обхватить его коленями, чтобы схватить в плен его достоинство. Но мало этого — юноша прижал руки мужчины к постели над головой, и Юнги осталось только ошеломлённо охнуть, удивлённо смотря на любимого:

— Чимин?

Юноша словно пришёл в себя. Он пискнул, прижимая кулаки к губам, потом закрыл ладонями лицо, но с бёдер мужчины не слез. Юнги замер. Его просто вело, его размазало от этой картины — Чимин, сидящий на нём в столь откровенной позе и стыдливо закрывающий пылающее лицо. Руки мужчины потянулись к крепким бёдрам и вверх. Пальцы обхватили ягодицы, столь упругие и восхитительно мягкие одновременно. Юноша медленно опустил руки с лица и посмотрел восторженно. Нежные ладони скользили по горячей коже мужчины вверх к груди, и сам Чимин наклонился, опускаясь слегка. Он прогнул спину, сильнее выпячивая ягодицы, совсем тихо постанывая от ласки мужчины. Прижался щекой к груди мужчины, целовал у сердца, чувствуя его бешеный ритм. Пальчиками оглаживал плечи и грудь Юнги, что млел от нежных ласк. Но тут юношу резко перевернули на спину, крепко прижимая к себе. А юноша и сам этого хотел — лежать под крепким горячим телом любимого, прижатым к поверхности. И глаза его восторженно загорелись, колени раздвинулись шире, пальцы снова скомкали простынь... «Да!.. Люби меня!..» — кричало всё его существо. Пусть он пылал красным пламенем от смущения, но юноша безумно хотел ласки своего мужчины, однако, тут же впал в отчаяние, когда услышал:

— Я не буду делать этого с тобой, маленький... Тебе будет больно... и... у меня нет ничего, что может облегчить боль...

Чимин выдохнул медленно, отворачивая лицо — он умирал от стыда! Он сам пришёл к нему, сам лёг в его объятия, сам требует ласки... он непристойный, неприличный в своей жадности к любви! Он соблазнил мужчину, который не может дать ему того, что он хочет, склонил к полному безобразию! Он отвратителен самому себе! Юноша грыз себя изнутри и не видел отчаяния мужчины, что дрожал над ним! Юнги умирал... в тысячный раз за эту ночь... от безысходности, что не может любить и ласкать, не может отпустить свою страсть, не сделав больно. Он даже палец не сможет протолкнуть, не то что войти в него, не разорвав. Он с горестным стоном опустил голову на грудь юноши. Маленькие пальчики тут же нырнули в его волосы, поглаживая нежно.

— Прости меня, любимый... — нежный шепот юноши заставил приподнять голову. — Я... я ужасен! Ты презираешь меня?

— Что-о? Посмотри на меня, сердце моё! — Юнги обхватил пылающее лицо юноши, поворачивая к себе, и увидел всё отчаяние мира на лице.

— Я ужасен, Юнги! Я не могу оправдать себя ничем! Просто... я люблю тебя сильно! Прости... — он сделал попытку отстраниться от мужчины.

Его ухватили в такие сильные тиски рук, что дыхание спёрло. Мужчина дышал судорожно и взволнованно посмотрел:

— Чимин! Посмотри на меня! Не прячься от меня, любовь моя! Нет!

Но тонкое и гибкое тело выскользнуло из рук и прыгнуло с постели вниз, устремляясь к выходу. На бегу он схватил лежащее на полу белое покрывало и, прижимая его к себе, молнией унёсся из комнаты. И вот спасительная дверь, которую так крепко захлопнул за собой юноша, повернув до упора ключ. Он осел вниз безвольным телом, дрожа в страхе от того, что он сделал — пошёл к мужчине и требовал от него ласку, сам соблазнял в самом непристойном виде! Как он посмотрит в лицо Юнги? Как он посмотрит в лицо Сокджина? Как он посмотрит на самого себя в зеркало?

— Чимин! — голос за дверью дрожал волнением. — Чимин... открой... прошу! Маленький мой, открой мне!

Юноша отполз от двери, словно за ней стоял архангел, что пришёл по его душу. О, нет! Никогда! Он не сможет даже взглянуть на него! Нет!

— Чимин~и, любимый мой... открой... прошу тебя! Всё не так! Черт!.. Открой!

Юноша и слова не смог вымолвить, спазмом свело горло, а слёзы горячими каплями покатились по щекам. И всё же он сделал судорожный вздох, обхватил руками колени, сильнее зарываясь в покрывало.

— Уходи... — совсем тихо, но потом чуть громче: — Уходи... я не могу...

— Открой сейчас же, иначе, я выломаю эту чёртову дверь! — голос мужчины прогремел по всему отсеку. — Чимин!

— Ты разбудишь детей! — в отчаянии кричал юноша, но тут же услышал звук треска ломающегося дерева, и мужчина ворвался в комнату. Юнги упал перед ним на колени, сгрёб его в объятия, прижал к себе, весь дрожа.

— Маленький мой!.. Ты такой ребёнок... такой невинный...

— Я невинный? Юнги, я соблазнил тебя! Я... О, Всевышний! — юноша в отчаянии заламывал руки. — Я требовал от тебя, чтобы ты...

— Что случилось? — в проёме стояла мощная фигура капитана, что дышал взволнованно. — Юнги? Что ты здесь делаешь?

Оба смотрели на него огромными глазами. Чимин пискнул, с головой зарываясь в покрывало, а оттуда завопил:

— Не смотри на меня, хён! Отвернись...

Намджун судорожно и нервно отвернулся и продолжил громко спрашивать:

— Так, что случилось? Юнги, почему ты без рубашки? Почему дверь выломана? Чёрт... меня Сокджин повесит на моём же собственном корабле!

Юнги подошёл к капитану, сжимая ему плечо:

— Намджун, прошу... дай нам поговорить. Это важно сейчас...

— А почему полуголыми? Или это тоже важно? — капитан не обернулся, всё ещё смущаясь юноши.

— Так получилось. Намджун, прошу...

Капитан промолчал несколько секунд, всё не решаясь:

— Чимин? Ты в порядке?

— Да... — тонкий писк из-под покрывала.

— Ладно... Но если что — кричи! Я буду рядом!

Юноша сдавленно засмеялся, понимая, что скорее Юнги должен кричать, если что.

— Юнги, прошу будь внимателен, — совсем тихо добавил капитан, — ... и... надень рубашку.

Намджун прикрыл за собой дверь, хотя замок безнадежно сорван. Чимин чувствовал, как его подняли на руки, прижимая к крепкой груди, и понесли к постели. Он чувствовал мягкость и тепло, слышал шорох покрывала, и понял, что его буквально выкапывали руками из белой простыни.

— Любовь моя, посмотри на меня... — Чимин с огромным трудом разлепил глаза и тонул в бескрайнем океане любви и нежности. — Я хочу кое-что сказать тебе, сердце моё... — и мягкий поцелуй в щеку заставил трепетать сердца у обоих. — Мне кажется... я видел тебя во сне, Чимин! — юноша распахнул глаза и замер, смотря на мужчину. — У тебя были длинные волосы, — улыбнулся мужчина, пальцами теребя прядку волос юноши.

— Да... — выдохнул юноша, всё ещё не сводя глаз.

— Это было так красиво! Твои волосы рассыпались по плечам, струились по спине, сияли в пламени огня, — Юнги наклонился медленно и поцеловал волосы, а юноша, зажмурившись сильно, поклялся себе, что больше никогда и волосинки не сострижёт ни за что. — У тебя в ушке мерцала серёжка с изумрудом... Она так подходила тебе... и это тоже было прекрасно! — прошептал нежно мужчина у самого уха, волнительно целуя мочку.

Дрожь прошла по телу юноши от голоса мужчины, от мягкости его губ.

— Потом, я видел тебя на корабле... Ты уплывал от берега, любовь моя, — так же шепнул мужчина тихо, словно завораживал своим голосом, и нежно огладил скулу тыльной стороной ладони. — В твоих волосах были лепестки цветов... нежно-розовые, — и снова мягко поцеловал скулу, — ... и море было восхитительно розовое. И ты, как ангел, стоял посреди розового облака!

Чимин давился воздухом, сильнее распахивая глаза:

— Да!.. — только и смог произнести ошеломлённый юноша.

Как это возможно? Как такое может быть, чтобы через время и расстояние чувствовать, видеть и понимать — это твоя судьба!

— Но самое первое, — шепнул мужчина у самых губ, — я видел твои глаза, ангел мой! И навсегда пропал в них, — мягко наклоняя ладонями лицо юноши к себе, он поцеловал прикрытые веки, чувствуя трепещущие реснички под губами. — Ты моя судьба, Чимин! Моя любовь! А теперь и мой жених, — улыбнулся Юнги, смотря своими чёрными омутами на невозможно прекрасного юношу. — И ты можешь делать со мной всё, что захочешь, когда захочешь, как захочешь! Я весь твой... навсегда! — и неотвратимо приблизился к раскрытым мягким губам.

Поцелуй, как бесконечная нежность и страсть, как трепет из самой глубины сердца, довёл до слёз, сильными волнами пуская по телу импульсы возбуждения. Юноша выпутал руки из белого покрывала, обхватил лицо любимого, но очень старался быть терпеливым, хоть вновь дрожал от желания. Он разорвал поцелуй, прислоняя голову к плечу мужчины, и попытался успокоиться, сжимаясь весь, и ладонью слегка отодвинул мужчину от себя.

— Чимин? Прошу... иди ко мне, сердце моё!

И юноша не выдержал — потянулся порывисто, всхлипнул тихо, обнял отчаянно.

— Я люблю тебя, Юнги! Люблю!..

— Ангел мой... мой золотой... — шёпот до хрипа глубокий, до мурашек нежный, до слёз такой родной. — Люблю тебя!..

Юноша не помнил, как покрывало исчезло, и его пылающее тело было прижато к мужчине. Помнил лишь огонь губ, что осыпали нежными поцелуями его всего. Помнил обжигающее дыхание, когда немного больно кусали ключицы. Помнил бесконечные ласки широких ладоней, которым он отдавался без остатка.

— Повернись ко мне спиной, мой хороший... да, так, — Юнги одобрительно прошептал на ухо и поцеловал в выемку за ним. — Прижмись ко мне, мой сладкий... — и руки мужчины сами обхватили его рёбра, горячо ведя по груди, поглаживая соски.

Юноша задыхался, когда чувствовал горячий и крепкий член мужчины, упирающийся ему в ягодицы. Его трясло от возбуждения, он умирал от рук любимого, что ласкали его грудь, и судорожно стонал, когда одна ладонь потянулась к его бедру, обхватывая его с внутренней стороны.

— Приподними свою ножку... да... Ты такой послушный мальчик, мой золотой!.. Самый лучший... — голос мужчины сводил с ума, лишал воли, запуская табуны мурашек по коже.

Чимин чувствовал, как влажный член скользнул меж его ягодиц, а мужчина чуть сдвинулся вниз, прижимаясь лбом к его лопаткам.

— Сомкни колени, любовь моя, — мужчина позади него дрожал, сильнее упирался лбом в спину, пальцами впивался в рёбра, дышал прерывисто. Юноша послушно сжал бёдра и чуть согнул колени, чтобы мужчина смог ещё теснее прижаться к нему. — Чи-мин!.. — хрипнул мужчина и сделал первый толчок.

От неожиданности, юноша ошеломленно выдохнул, но тут же прижался сильнее и выгнул спину, упираясь ягодицами в пах мужчины. Одной рукой он крепко сжал покрывало, чтобы не сдвинуться ни на дюйм от мужчины, а другой обхватил его за бедро, воодушевляя любимого на ещё большие толчки. Мужчина не срывался — его движения были лениво-медленные, но сильные и глубокие, и каждый раз, скользя меж упругих бедер, головка члена упиралась в мошонку юноши, волнуя всё нутро, выбивая стон. Он чувствовал сквозь затуманенное сознание, как вздрагивал его любимый, слышал сладкие стоны и тихие всхлипывания, чувствовал, как он прижимался к нему сильнее, как хотел его. То, что он испытывал рядом с ним нельзя было назвать просто наслаждением — это любовь, какая может быть только между половинами одной целой, это невероятное единение тела... сердца... души... судьбы...

— Чи-мин! — такой горячий шёпот коснулся ушей юноши, что сердце упало в бездну, срываясь в невероятный полёт. — Мой Чимин! Мой любимый!

Юнги обхватил колено юноши, сгибая сильнее, ускоряясь в темпе, но движения стали судорожные, сильные. С губ мужчины сорвались хрипы на грани стонов. И его ладонь мгновенно накрыла возбуждение юноши. Чимин задыхался, захлебывался очередным стоном. Вновь обхватил запястье мужчины. Рука двигалась в такт его толчкам, отчего юноша сорвался уже на протяжный стон, который бывает лишь тогда, когда наслаждение становится столь длительное и глубокое. Последние толчки — и юноша сладко крикнул, уткнувшись лицом в покрывало. Его трясло крупной дрожью, он весь был в испарине. Его перевернули на спину и прижали к влажной мужской груди, обхватили за плечи, потянулись к пояснице. Целовали в лоб трепетно, опустились к скулам, щекам, подбородку. Зарывались носом в шею, всё так же судорожно сжимая. Чимин чувствовал, как было липко и мокро меж бёдер, как была влажна его кожа живота, и весь он сам был содрогающимся и мокрым.

Юнги убрал влажные пряди со лба любимого, посмотрел, как было восхитительно красиво его лицо после оргазма, и умирал с этой красоты в тысячный раз! Он был так красив, что страшно было коснуться! Но всё же он поцеловал алые приоткрытые губы — глубоко и нежно. А когда увидел, как потемневший от страсти взгляд вновь стал прозрачно-золотым — умер в тысяча первый раз! Чимин почти провалился в темноту глубокого и спокойного сна, когда он, из последних сил зацепился за плечи любимого и прошептал, смотря бесконечно влюблённым взглядом:

— Я видел тебя в своем сне, Юнги!.. Ты снился мне той ночью в Александрии... твои глаза, любимый... твой взгляд, что прожигал мне душу! Это был ты, любовь моя... — и веки сомкнулись на прекрасном лице, а голова юноши мягко легла на плечо мужчины.

Сердце мужчины сжалось в тот же миг, и тут же разорвалось от невыносимого счастья! Внутри всё скручивало в невероятных завихрениях трепещущих крыльев и лепестков. О, как прекрасно любить! Как прекрасно быть любимым! Юнги ощущал себя чёртовой бабочкой, что нашла самый прекрасный, самый сладкий, самый благоухающий цветок! Чимин спал в его объятиях, а мужчина ласкал его лицо самыми кончиками пальцев и шептал слова любви. Он не уйдет ни за что! Не оставит его одного встречать их первый рассвет после ночи любви, пусть его дважды по два раза задушат и Намджун, и Кёнсу! Он разбудит его поцелуями с первыми лучами солнца, шепнёт тихо в самое ушко слова признания, слова благодарности за восхитительную ночь! А потом зацелует, заласкает так, чтобы он кончил ещё раз и снова обмяк в его руках...

Солнце сверкало золотым светом над горизонтом, когда мужчина ушёл из каюты любимого, оставив трепетный поцелуй на влажном от любовной испарины лбу юноши. Такой чистый золотой рассвет бывает только здесь — в Индийском океане! Такая любовь — сильная, глубокая, нежная — только с ним... с Чимином!

────༺༻────

Они вновь встретились только вечером, когда корабль пришвартовался у пристани в Пусане. Чимина просто колотило от волнения: от встречи с Юнги, от встречи с Сокджином. Что он скажет? Как посмотрит? Вдруг будет холоден на людях, будто ничего и не было? А ведь было невероятно страстно, нежно, трепетно до самой глубины души! Но все сомнения исчезли в тот миг, когда Юнги прижал его к себе с глухим стоном, обнимая, словно скучал сотню лет.

Они сходили с корабля все вместе — Юнги держал за руку юношу, Минхо шёл рядом с Чимином, а рядом с мужчиной был Джинхо. Корабль Кимов встал на пристани раньше них, поэтому Сокджин и Тэхён ожидали их на берегу. Чимин очень спешил к хёну и другу, но всё равно боялся Сокджина. Впереди них, стрелой помчался Джинхо с криками: «Субин!.. Субин~и!..». Он не дал белокурому мальчику спрятаться за спиной у папы, как схватил его, визжащего и вопящего, в крепкие объятия, волнительно шепча: «Я так скучал...». Гувернёры с трудом его отлепили от Субина, что тут же попросился на руки к дедушке. Сокджин смотрел на них так остро, проницательно, будто пытался насквозь просмотреть, и взгляд не сулил ничего хорошего. Юнги немного задвинул Чимина за свою спину, также смотря на Кима, и тем самым дал понять, что не отдаст!

— Отойди от моего ребёнка, господин Мин Юнги... — сурового сказал Джин, — ... и дай мне обнять его, — с улыбкой закончил мужчина.

Чимин тут же кинулся в объятия хёна, что крепко сжал его.

— Хён! Я так счастлив! Так счастлив! — сипел ему в грудь юноша.

— Вижу, — мягко гладил его по голове Джин, — и я счастлив за тебя! Ты такой красивый, мой мальчик! Ты светишься! От любви? — заглянул ему в глаза. Юноша смущённо смотрел вниз, улыбаясь, и всё равно, не мог скрыть своего счастья, но чувствуя дрожь юноши, успокаивающе погладил: — Дома поговорим... — и толкнул Чимина в объятия Тэхёна.

— Милорд? Не соизволите ли погостить у нас в особняке, пока мы находимся здесь? Буду рад принять Вас с семьей у нас! — немного официально обратился Сокджин к Юнги.

— У нас забронирована гостиница... и я... хотел забрать Чимина с собой...

— О нет, хватит Юнги! Или у меня, или нигде! Больше я его не отпущу с тобой!

— Миледи? — все почтительно склонились перед герцогиней.

— Юнги, поезжай к ним. Я заберу детей. Мы поживём в гостинице. Не волнуйся о нас.

Так и решено было сделать. Чимин зацеловал детей, обещая им прийти утром, мечтая так же зацеловать их отца, но к его большому сожалению, они не смогли больше встретиться за этот вечер.

Намджун также пригласил адмирала и его сына к ним в особняк, и сразу несколько экипажей заехало в высокие ворота дома Кимов. Весь вечер, пока все гости были размещены, весь багаж доставлен и разложен, стоял шум и гам, а к ночи всё улеглось. Ужин был доставлен в комнаты, поскольку все довольно сильно устали и сил на официальное переодевание и длительный ужин со сменой блюд не было.

Чимин не видел Юнги от самой пристани и тосковал немыслимо. Хотя, казалось бы, всего лишь несколько часов не виделись, а чуть ли ни хотелось плакать от тоски. Он не спеша принял ванную, умаслил себя с головы до ног после солёного ветра моря. Чуть поклевал ужин — есть не хотелось совершенно, а хотелось Юнги! Сокджин разместил их в разных крыльях дома так, что даже случайно пересечься они не могли. Юноша уже затушил свечи и собирался ложиться, когда услышал совсем тихий стук в дверь. Он стремительно открыл её, надеясь увидеть родное лицо, но за дверью стоял, широко улыбаясь, Тэхён:

— Знаю, ты не меня хотел увидеть, — с такой же улыбкой сказал юноша.

— Ну что ты, Тэхён~и... Я рад тебя видеть... — немного понуро отвечал Чимин.

— Ээ-нет! Не меня, а его! — и за локоть выставил перед собой мужчину.

— Юнги! — юноша буквально умирал с этим именем, падая в его объятия, и его тут же сжали, ставшие уже такими родными, руки мужчины.

— У вас час, голубки... и ни минутой больше! — говорил Тэхён строгим голосом, но с таким лукавым взглядом, поигрывая бровями.

Юнги кинул на него такой беспомощно-счастливый взгляд, легко кивая головой в знак благодарности, что у юноши сердце ёкнуло от счастья за них — прижавшихся друг к другу с такой силой и нежностью, и сам понимал, что вряд ли у него самого будет вот так. И от этого стало немного больно. Но всё же он улыбнулся им снова и ушёл в темноту коридора.

— Я так тосковал по тебе, маленький мой, — шептал мужчина горячо, ласково проводя руками по дрожащему телу юноши. — Я умираю, когда долго не вижу тебя, любовь моя!

Чимин прижимался сильнее, цеплялся со стоном, обхватывая плечи мужчины, показывая, как он тосковал, как он любит, но боялся вновь показаться нетерпеливым. И всё, что он мог, это лишь выдохнуть беспомощно:

— Юнги-и...

Его подхватили на руки и понесли к пышным перинам белоснежной постели, в которых они утопали, как в облаке. Как трудно сдерживать себя от ласки, что неизбежно приведёт к огню между ними. Как сложно не целовать страстно, понимая, что поцелуй станет искрой к огню любви и страсти! А соблазн так велик! Да только мужчина понимал, что поддавшись страсти, он перечеркнёт доверие Тэхёна, что сам, без слов, привёл его к любимому, поняв его невыразимую тоску; потеряет доверие Намджуна и Сокджина, что позволили им остаться вдвоём в одном доме! И всё что оставалось Юнги — это прижать любимого к себе крепко и нежно и не позволить распаляться юноше самому, потому что, если его любимый снова потребует любить его — мужчину ничто не остановит! Но Чимин будто сам чувствовал, что нельзя, и поэтому лишь мягко прижался к его груди, сжимая пальчиками рубашку, накрывая их обоих пушистым одеялом. И было так тепло им, так уютно, что нежные поглаживания по телу лишь успокаивали, убаюкивали, вводя в трепет. Юноша слышал, как билось сердце мужчины, понимая, что его собственное билось так же — в унисон, как одно!

— Я люблю тебя, Чимин! — услышал тихий шёпот юноша.

Чимин потянулся выше, к шее мужчины, и уткнулся ему туда, щекоча дыханием и поцелуем. Юнги притянул его лицо ближе, захотел поцелуя — и поцеловал... мягко и невесомо, ещё раз... и еще... и еще... С судорожным выдохом отвернулся, утыкаясь лицом в подушку, понимая, что может сорваться. Он чувствовал, как Чимин взял его руку и поднёс к своей груди, показывая, как стучало его сердце, как волновалось рядом с ним, как любило... Они легли рядом, смотря друг на друга, переплетая пальцы, обжигая взглядом, дыханием выдавая своё волнение.

— Юнги... я хочу отвести тебя в дом моих родителей. В мой родной дом! — тихо сказал юноша. — Там я был счастлив и хочу познакомить тебя с ним... Хочу рассказать, какими были мои родители! Ты пойдёшь со мной?

— Да, — такой же тихий ответ, волнующий сердце юноши, — я пойду с тобой! Если хочешь, мы можем пожить там...

— С детьми! — нетерпеливый ответ юноши заставил мужчину хрипло засмеяться.

— Хорошо. С детьми... — улыбка не сходила с лица мужчины, но потом он посмотрел внимательно и сказал, чуть волнуясь. — Завтра я поговорю с Сокджином. Я буду просить твоей руки.

Глаза юноши вспыхнули радостным волнением, и губы раскрылись в судорожном выдохе. Мужчина почувствовал, как сжались пальчики юноши у него в ладони, как сжался сам юноша, и тихо накрыл ладонью пылающую щеку любимого:

— Ты не передумал, любовь моя? — Юнги попытался улыбнуться, но волновался сильно.

— Нет... я хочу быть твоим, Юнги! Больше всего на свете!

— Будешь, мой нежный... мой прекрасный... Я сделаю для этого всё! — тихо сказал мужчина, нежно лаская пальцами лицо юноши. — Пойду на любое условие твоего опекуна, соглашусь на любое его требование — лишь бы забрать тебя с собой!

Чимин запищал радостно, зарываясь в одеяло, и пылал розовым цветом.

— О, Юнги! Хён не будет против, я уверен, — счастливо ответил он, и кажется, что им двоим больше ничего и не нужно было! Только этот момент, только это счастье, сейчас, здесь, на этой мягкой перине, смотря друг другу в глаза... только любовь!

О, если бы Судьба решила, что — «Всё! Здесь и сейчас!». Если бы Жизнь сказала — «Да, действительно всё!». Но Судьба так же продолжала плести свои нити и завязывать узлы, крепко переплетать линии и выводить новый узор. А Жизнь ставила новое препятствие, новое испытание. Испытание, что несло в себе проверку на доверие, на веру в силу чувства! И только Счастье, что живёт одним моментом — здесь и сейчас — смотрело на них, накрывало их с головой, кутало обоих в свой кокон, и самое главное — дарило надежду, что «здесь и сейчас» станет «повсюду и навсегда»!

Тэхён дал им больше, чем один час. Когда он тихо открыл дверь и увидел эту картину истинной любви и безграничной заботы, сердце его сжалось в непонятной тревоге — если что-то или кто-то захочет помешать! Он зажмурился, когда увидел, как золотистая макушка покоилась на груди тёмноволосого, как сильные руки обвили стан юноши, а крохотные пальчики сжали ткань рубашки мужчины. Чимин спал — глубоко и сладко, лишь еле заметно трепетали реснички и с нежных губ срывались тихие вздохи. Юнги не мог заснуть рядом с ним, наверное никогда и не сможет... потому что невозможно... Невозможно оторвать взгляд, невозможно не любоваться, жадно впитывая всю красоту, всё совершенство! Спящий Чимин — это магия красоты! И мужчину, на мгновение, накрыла странная неуверенность — что если Чимин посмотрит на другого? Что если он улыбнётся тепло другому? Захочет поцеловать другого? Полюбит другого...

Юнги медленно и бережно перевернул любимого на спину, придерживая голову, словно ребёнка. Тихо поцеловал в лоб, и всё же не смог удержаться — невесомо коснулся поцелуем в губы. Глупое и странное желание сорвалось с губ мужчины — «Не люби никого, кроме меня, Чимин! Прошу!». Он убрал прядку с лица, понимая, что вёл себя, как идиот — оттягивал время, чтобы не уходить! Хотя они встретятся утром, они в одном доме, они почти помолвлены, а нет сил уйти! Тэхён ждал терпеливо, не торопил, даже не выказывал никакого недовольства, когда мужчина поцеловал Чимина. И Юнги был благодарен ему бесконечно.

— Юнги? — тихо обратился к нему юноша. — Я... я действительно счастлив, что он встретил тебя, что вы нашли друг друга. Он мне больше, чем просто друг, чур не ревновать! — пытался отшутиться Тэхён. — Он — моя родственная душа! Я чувствую его как никто. И именно поэтому я чувствую, как он любит тебя! Прошу, Юнги, береги его, не отпускай! Ты же видишь какой он: прекрасный, жадный до любви, искренний в своих чувствах! Просто держи его крепко!

— Не отпущу!.. Только...

— Никаких «только», Юнги! Никогда не сомневайся в своём чувстве, тем более в его любви к тебе! Доверяй ему, а главное — себе.

— Да. Спасибо тебе!

Широкая улыбка расцвела на лице юноши, и Тэхён тут же стал таким же, как и всегда.

— Идите спать, Ваша Светлость. Завтра ответственный день, а у Вас даже помолвочного кольца нет, — и видя округлившиеся глаза мужчины, добавил, размахивая руками: — Ну рассказал мне всё Чимин~и! И про лодку среди синих огней, и про предложение руки и сердца, и про... — у мужчины аж дыхание сперло и он закашлял, не дав юноше договорить. — Ну-ну... Ваша Светлость, какой Вы слабый на нервы! Отдышитесь... вот так! И спокойной ночи! — откровенно смеялся юноша, оставляя бледного мужчину у дверей.

*

Проснулись все почему-то ближе к обеду. И едва Юнги спустился в гостиную, чтобы найти Сокджина, глазам своим не поверил — перед ним, в красно-чёрном традиционном ханбоке, стоял принц Чон Хосок. Он с минуту стоял как вкопанный, не понимая, реальность или нет, но когда увидел улыбку и услышал смех, поверил — перед ним был его друг!

— Неужели я так изменился, Юнги? Это же я! Ну?

Юнги почти кричал, кидаясь в объятия друга, и оба вели себя абсолютно не так, как было положено принцу крови и титулованному дворянину, похлопывая друг друга по спине и крепко обнимаясь.

— Как ты здесь оказался? Как ты вообще узнал, что я в империи? — широко улыбался мужчина, так же крепко сжимая плечо друга.

— С вами плыл военный линкор. Вы были как целая эскадра, и вести о вас передавались быстро. О вашем приближении нам сообщили во дворце ещё три дня назад. Утром я был в гостинице. Видел госпожу герцогиню в полном здравии и детей тоже. Я был очень рад увидеть их вновь. Но только... Минхо мне кое-что сказал, — Хосок посмотрел внимательно на друга. — Скажи, Юнги, что за ангел с тобой? Это из-за него ты здесь?

— Да... — и улыбка, полная счастья, расплылась на лице герцога.

— Юнги? Ты... влюблён? — почти прошептал принц, слегка наклонив голову в неверии.

А улыбка Юнги готова была растрескаться на его лице, и глаза блестели словно тысячи звёзд в них. Он порывисто зацепился за плечи друга и выдохнул почти отчаянно, жмурясь:

— Безумно, — и потряс головой, словно сам не верит в то, что сказал, но потом посмотрел прямо в глаза: — Я люблю его больше жизни! Дышать без него не могу, Хосок!

— Друг? Мне так трудно поверить в то, что я сейчас слышу, но... это... просто великолепно! Я счастлив, что ты счастлив! Кто он? Где он? Познакомь нас немедленно!

— Познакомлю... познакомлю обязательно! Само провидение послало тебя ко мне! Я собираюсь просить его руки! Прошу тебя быть моим шафером!

— Что-о? — изумлению Хосока не было предела. — О, боги! Почему я всё пропустил? Почему я этого не видел? О, святые небеса! Я бы всё отдал, чтобы увидеть, как ты встретил его, как полюбил! Ты должен всё мне рассказать! В самых подробных подробностях! И да, Юнги — я согласен! Я буду свидетелем на помолвке и шафером на свадьбе! Я вообще тебя не узнаю, Юнги? Ты — и женишься... на юноше! О, боги! — Хосока невозможно было остановить, и герцог громко и счастливо смеялся, когда в гостиную судорожно поправляя удавку галстук, вбежал Намджун.

— Мне доложили, что нас посетила монаршая особа — принц! А у нас во дворе пол армии Кореи! Это столь неожиданно! Ваше Высочество, добро пожаловать! — и капитан склонился в глубоком поклоне перед Хосоком.

Принц засмеялся так громко и заразительно, смотря то на одного, то на другого:

— Это моя охрана... Прошу прощения за неудобства!

— Намджун, это мой друг — племянник императора, принц крови — Чон Хосок! А это тоже мой друг — капитан Ким Намджун! — и отвернулся к Хосоку, зыркая глазами. — Тот самый!

У Хосока аж дыхание сперло и глаза округлились, даже больше чем тогда, на том балу, когда он увидел восточных красавиц.

— Святые небеса! Юнги! Почему я не был с вами на корабле? Какая к чёрту свадьба, когда тут такое! Как ты его нашёл? Как переманил к себе? — тараторил принц без умолку, а Намджун стоял как вкопанный, не понимая ничего, и пришёл в себя, когда увидел протянутую руку принца. — Позвольте пожать Вам руку, капитан! — лыбился во всё лицо принц и тряс сжавшую его ладонь без остановки.

— Благодарю за оказанную честь, Ваше Высочество! Ещё раз добро пожаловать, чувствуйте себя как дома! К сожалению, мой супруг не может сейчас спуститься — наш сын с утра немного приболел...

— Что Вы говорите? Я надеюсь, с ним ничего серьёзного? Со мной личный лекарь, и, если позволите, он осмотрит его.

— Благодарю, Ваше Высочество. Сейчас с ними лекарь господина Кима Себастиана — моего тестя, но думаю лишним не будет показаться и другому врачу. И да, Ваше Высочество — прошу Вас остаться на обед, не отказывайте.

— Непременно. Благодарю Вас за гостеприимство!

Намджун удалился отдавать распоряжения, а лекарь поднялся к Сокджину. Друзья сидели в гостиной, когда тихо вошёл Чимин — весь в синем, сияющий, прекрасный, аж слепило глаз и дух перехватывало! Сегодня Юнги будет просить его руки — он должен выглядеть просто великолепно, и юноша приложил все свои усилия, чтобы его мужчина запомнил этот день навсегда. Он надел шёлковый ханбок глубокого синего цвета, с широким чёрным поясом и такими же лентами на рукавах, но не надел нижней рубашки, оставив шею открытой. Мягкие чёрные шаровары под полами ханбока и замшевые сандали делали его походку мягкой и грациозной. Он украсил себя жемчужинами на пальчиках и золотыми нитями в ушах. Волосы, что за время путешествия отросли до плеч, лежали прямыми блестящими прядками. Чимин очень старался выглядеть красиво, и это у него более чем получилось.

Юнги, что сидел спиной к юноше, увидел, как восхищённо распахнулись глаза друга, и как он вскочил быстро, поправляя ханбок. И Юнги обернулся. Сердце его застучало так, что было слышно всем в доме, понимая — так стучит сердце невыносимо влюблённого человека, так стучит сердце Мин Юнги. На глаза мужчины набежала влага с предательским блеском, и он судорожно сглатывает — здравствуй смерть тысяча вторая! Когда-нибудь его сердце точно остановится от этой красоты, и вернет его к жизни только поцелуй любимого!

— Милорд? — немного неуверенно спросил юноша, не решаясь подойти, и не зная как вести себя при незнакомом человеке.

— Это он... — не вопрос, а утверждение от друга, заставило кивнуть мужчину, выдыхая.

— Да-а... — но потом он немного пришёл в себя и сказал мягко: — Чимин~и, любовь моя, подойди к нам...

И юноша плыл к ним, шелестя синим шёлком, немного нервно сжимая ладони перед собой — его назвали «любимым» в присутствии чужого мужчины!

— Это мой лучший друг, Его Высочество принц Чон Хосок...

— Юнги, умоляю без официоза. Какой я тебе принц?! Хосок, — и протянул руку к юноше. Но тот склонился быстро и с испуганным вздохом.

— Ваше Высочество! Для меня честь быть представленным Вам!

— А для меня честь — знать Вас, прекрасный юноша, — улыбнулся принц.

— Хосок! Это Чимин — мой возлюбленный! Человек с котором я собираюсь связать свою жизнь! — трепетно, почти прошептал мужчина.

— Ох, Юнги... не надо, — юноша смущённо ухватился ладонями за щёки, чувствуя, как они начали пылать, и смеялся счастливо и тихо.

Юноша присел рядом с любимым и оживлённо беседовал с принцем, а Юнги глаз не мог отвести от Чимина. Он впервые видел его в ханбоке. И с этого момента желал видеть любимого именно в этом наряде. Он так неприкрыто любовался им, что не слышал, о чём говорили его друг и возлюбленный. Чуть позже, к ним присоединились Сокджин и Намджун, и Хосок был покорён красотой Джина, восхищён гармоничностью этой прекрасной пары. Узнав о том, что Субин приболел, Чимин поднялся к нему, волнуясь за него. А Юнги понял — вот он момент! Он встал, обратив на себя внимание всех, откашлялся, опустив голову, но тут же повернулся к Джину, практически пугая его своим видом. Хосок встал рядом с ним, и супругам тоже пришлось вскочить — нельзя сидеть, когда принц крови стоит перед ними. Он поддерживающе сжал локоть герцогу и кивнул легко, с улыбкой. Сокджина это пугало ещё больше.

— Господин Ким! Позвольте мне выразить мою глубочайшую и искреннюю любовь к Вашему подопечному, и как у официального опекуна Паке Чимина, прошу у Вас смиренно его руки! И Вашего благословения на наш брак!

У Джина подкосились ноги, и он упал обратно в кресло, ошеломлённо охая и прикрывая рот ладонями. Он беспомощно посмотрел на мужа, что начал улыбаться широко, переводя взгляд то на супруга, то на герцога. Юнги ждал. И он более чем нервничал. А Сокджин всё молчит, лишь смотрит как-то странно и волнительно.

— Господин Ким? — тихо обратился Хосок. — Со своей стороны, я ручаюсь за благонадежность своего друга! Я уверен, Его Светлость сможет позаботиться о Вашем подопечном, как никто другой.

— Не в этом дело... — как-то обречённо и тихо сказал Джин. — Мы поговорим наедине, Юнги. Прошу извинить нас, — и стремительно направился к кабинету, дав понять, чтобы мужчина шёл за ним.

И Юнги шёл, смиренно, не проронив и слова. В голове молнией проносилась мысль — если ему откажут, он просто украдёт Чимина! Но всё же он надеялся на согласие.

— Юнги! Я не доверяю тебе! — сразу в лоб сказал Сокджин, но смотрел извиняющимся взглядом. — Но ещё больше я не доверяю Чимину! Прости... я ни в чём не уверен! Просто я вижу, что вы оба безумно влюблены. Это у вас впервые... и ваши чувства столь явны, столь неприкрыты...

— И столь же глубоки, уверяю тебя! — горячо перебил мужчина.

— Не сомневаюсь, Юнги. Но... вы буквально вспыхнули, как спички от безумства. И я знаю, что вы не можете устоять перед страстью, вы оба горите! Только боюсь — не перегорите ли? Я прошу тебя, Юнги — не торопись! — и видя, как потемнел мужчина, добавил поспешно: — Я дам согласие на помолвку! Но свадьба будет через полтора года, когда Чимину исполнится двадцать один! Только так, Юнги! — и выжидающе посмотрел на мужчину.

Юнги молчал. Желваки ходили под скулами, пальцы на руке нервно сжимались и разжимались, и голова наклонилась в сторону от Сокджина — видно было, каких усилий ему стоило сейчас спокойно стоять перед Кимом. В голове набатом било: «Я не доверяю Чимину... перегорите как спички...». Ему настолько было страшно от услышанного, что мужчина не осознавал — ему дали согласие, Сокджин согласился дать своё благословение!

— Юнги? — Джин посмотрел взволнованно. — Вот увидишь, так будет лучше. Я буду надеяться на то, что ошибаюсь, и ваши чувства действительно глубоки и серьёзны.

Последняя попытка мужчины, как отчаяние — он просил, и готов был просить тысячу раз!

— Отдай мне его, Сокджин! Я увезу его... с собой, с моей семьей! Я буду заботиться о нём как о величайшей драгоценности мира! Потому что для меня он и есть величайшая ценность! Прошу... Джин!

— Ты его просто спрячешь за семью замками, не давая ему и света белого увидеть! И залюбишь его до смерти, как «синяя борода». Ты собственник, Юнги! И ревнивец тот ещё! Я тебя знаю. Поэтому... борись со своими демонами, милорд! И если я буду уверен, что ты не задушишь моего ребёнка своей любовью, вы поженитесь раньше. А пока — всё, разговор окончен. Мы отпразднуем вашу помолвку сегодня вечером, — и с этими словами он вышел из кабинета.

Темнота вокруг мужчины. Он не видел ничего. Темнота была внутри него. Он не чувствовал ничего, кроме болезненного чувства сомнения. Сомнения не в себе или в своих чувствах, а в чувствах юноши к себе. А слово «перегорите» мигало в сознании, как вспышка...

— Юнги? — тихий голос, как нежная музыка, и мужчина пришёл в себя, протягивая свои руки к любимому.

— Мой драгоценный... — мужчина улыбнулся, обнимая его.

— Что сказал хён, Юнги? Я побоялся спросить его...

— Он дал своё согласие, любимый, — смотря на юношу, мягко шепнул мужчина. — Мы поженимся! Но... только когда тебе исполнится двадцать один. Таково его условие.

— Ты согласился? Ты будешь ждать меня столько времени? — голос юноши становился всё тише и тише от отчаяния, и глаза блестели взволнованно.

— Я готов ждать тебя вечность и ещё столько же! Сегодня официально объявят о нашей помолвке.

— О, Всевышний! Я волнуюсь... я боюсь Юнги!

— Чего ты боишься, мой драгоценный? — целовал его руки мужчина.

— Как наш союз воспримут в обществе, Юнги? Боюсь, не навредит ли тебе это? Не навредит ли детям?

— Ни о чём не волнуйся, любовь моя! У меня достаточно сил, чтобы защитить тебя и детей! Ничто не помешает нашему счастью! — мужчина говорил уверенно, но прекрасно понимал, что некоторые связи будут потеряны, а некоторые договора расторгнуты. Но потеря даже нескольких выгодных сделок, не сравнится с потерей Чимина! Мужчина готов потерять всё, но не юношу! — Чимин! Ради тебя... ради тебя одного, я готов бороться со всем миром! С каждым, кто хоть раз не так посмотрит на тебя, обидит тебя хоть одним словом! Я пойду против всех и вся, лишь бы ты любил меня, лишь бы был нужен тебе!

— Нужен! Нужен, мой любимый! Бесконечно нужен! Я люблю тебя, Юнги! — так же проникновенно отвечает юноша.

И его поцеловали так напористо, так жадно, что юношу сносило шквалом страсти прямо к стене, к которой он оказался прижат крепким телом мужчины. И лишь неодобрительное цоканье Тэхёна заставило их прийти в себя. Но рядом с ним оказался и Кёнсу, что буквально сверлил их взглядом, но всё же улыбнулся одобрительно. Они первыми поздравили их с помолвкой и искренне обняли обоих, с пожеланиями пронести свои чувства через года. Чимин был растроган и чуть ли не плакал, обнимая брата. Он действительно был счастлив!

Когда они вышли к друзьям, их уже поздравляли все, поднимая за них бокалы с шампанским, и Чимин окончательно расплакался, тут же попадая в тёплые объятия Сокджина, у которого тоже глаза стояли на мокром месте. После обеда Юнги с Хосоком и Намджуном отправились на пристань и в офис Кимов. К ним присоединились отец и сын Леннокс — их линкор должен был уплыть обратно в родные воды Ла-Манша. Но вечером все были приглашены на приём в честь помолвки. Дом Кимов заполонили модистки и ювелиры. Чимин очень хотел выбрать для Юнги перстень с изумрудом — его любимым камнем, и такой нашёлся. Восхитительное кольцо из белого золота с огромным массивным камнем и гравировкой по бокам — Чимин был доволен! Наряд ему подобрал Сокджин, но оба согласились, что это будет традиционный ханбок.

Во всей этой суматохе подготовки к приёму и званому ужину, среди бесконечных примерок и выбора украшений, Чимин заметил, как к нему тихо зашёл Чарли. Он хотел поздравить Чимина и был искренне рад за него, но юноша ничего не мог с собой поделать — он всё так же ревновал! Они обменивались общими, ничего незначащими фразами, и понимали — былой дружбы между ними больше не будет. И от этого было больно, им обоим! И всё же юноша решился на разговор и расставить все точки над «i».

— Чарли! Мне больно это говорить, но... мы не будем с тобой друзьями. Больше не будем! Я не могу смотреть на тебя и каждый раз представлять, как ты... был с ним, — и юноша отчаянно закрыл лицо руками от бессилия и стыда, что не может скрыть свою ревность. — Прости. Это разрывает меня! Думать каждый раз... как ты стонал под ним, как принимал его ласки... я не могу...

— Я знаю... Но и ты должен понимать — моей вины здесь нет. Я встретил Юнги задолго до тебя. И был его любовником до того, как он узнал о тебе! — Чарли смолк, видя, как перекосилось от боли лицо юноши, но продолжил: — Если тебя это хоть как-то утешит, знай — Юнги никогда не любил меня! Никогда он не дарил мне ласку, никогда не целовал сам. Это я его целовал, я выпрашивал ласку, потому что я любил его! — Чарли замолк, отворачивая лицо, и слёзы покатились из нежных глаз по его щекам. — Я никогда не находил отклика в его сердце, и моя любовь сошла на нет. Я не имел права открыто любить его, не мог выказывать публично свои чувства — за это меня наказывали игнорированием и пренебрежением. А тебя он любит, Чимин! И сегодня вечером объявит всему миру, что ты его будущий супруг! Так кто к кому должен ревновать? Прощай Чимин! Будь счастлив!

— Чарли! Постой! Мне действительно жаль... и... приходи на нашу помолвку. Я буду рад видеть тебя рядом с братом.

Чарли засмеялся сквозь высыхающие слёзы как-то обречённо:

— Ну уж нет! Вряд ли я смогу смотреть на то, как он надевает тебе кольцо на палец, ведь я сам так глупо мечтал об этом, — горько улыбнулся юноша, — хотя... оно у меня уже есть! — на сей раз Чарли улыбнулся уже тепло и счастливо и посмотрел на Чимина открыто. Он вытянул серебряную цепочку из-под рубашки, на которую было нанизано кольцо с гравировкой. И Чимин знал это кольцо — оно принадлежало Кёнсу. Юноша с изумлённым вздохом потянулся к цепочке и проговорил:

— Когда? Когда он обручил тебя? Почему я этого не знаю? Почему скрыли?

— Ещё на корабле... после того, как мы уплыли с острова. Той же ночью он сделал мне предложение...

— Что-о? О, Всевышний! Я убью вас обоих! Когда свадьба? Вы лишили меня вашей помолвки, хотите лишить и свадебной церемонии? — юноша прыгал от радости, подбрасывая шелка, в которые его пытались закутать. — Я хочу знать все подробности, немедленно!

— Я не согласился, Чимин...

Юноша затих мгновенно, смотря изумленно на Чарли, и смог лишь выдохнуть:

— Почему?

Чарли снова упрятал взгляд и горькую улыбку:

— Ну, подумай сам, Чимин. Ты бы пожелал своему брату в супруги бывшую шлюху, содержанку?

— Замолчи! Не смей говорить так! Я бы пожелал своему брату в супруги того, кого он любит! А Кёнсу любит тебя! Когда ты наконец забудешь о своем прошлом и перестанешь себя терзать за это!

— Ты только что сам напомнил мне о моём прошлом, сказав, что дружба между нами невозможна, — беззлобно и тихо ответил юноша, но увидев, как сник Чимин, добавил с лёгкой улыбкой: — Если ты когда нибудь решишь, что мы можем стать чуть больше, чем просто знакомые, я буду очень рад... Завтра мы переезжаем. Кёнсу выбрал для нас дом на побережье, и мы останемся жить здесь. Он не будет больше работать на Юнги. Так что мы, наверное, не увидимся ещё долго. Поэтому, теперь точно прощай, Чимин!

— Нет! До встречи! Я буду навещать вас с братом и не оставлю вас ни за что! Прости меня, Чарли!.. — они простились, но горький осадок остался на душе у обоих.

*

Вечером все приглашённые прибыли в особняк Кимов. Юнги привёз с собой детей и свою матушку. Мужчина просто светился счастьем, но госпоже Соён всё-таки было неспокойно на душе — слишком всё это быстро закрутилось! Хотя ни в коем разе не сомневалась в чувствах своего сына к Чимину. И юноша сам нравился ей безумно. Но всё же...

Мальчики такие нарядные, такие радостные, пытаясь быть послушными и воспитанными, вошли в парадную гостиную вместе с отцом. Но стоило Джинхо увидеть своего белокурого ангела, все его попытки стоять смирно и не мешать взрослым, улетучиваются, и он бежит к нему. Все приготовились к очередному визгу, но... о, чудо! Субин позволил себя обнять и не сопротивлялся. Но всё объяснялось просто — ребёнок был слаб от пока-что непонятной болезни и не сопротивлялся, хотя недовольно дул пухлые розовые губки.

Юнги ждал, в невероятном нетерпении ждал своё прекрасное златовласое счастье, свою златоглазую судьбу, свою нежную любовь! Мужчина сам не мог поверить в происходящее! Скажи ему кто-нибудь ещё два месяца назад, что он влюбится безумно и пылко пожелает быть обручённым — он бы смеялся долго и весело. Рядом стояли Хосок и Намджун, и первый заметно волновался, а второй был спокоен как скала. Но оба улыбались одобряюще и счастливо. Ким Тания и герцогиня Мин сидели в бархатных креслах, тихо переговариваясь. Кёнсу и Себастиан стояли близ ярко горящего камина, обсуждая переход помощника капитана на службу к Кимам. Ясон и Альбрехт оживлённо рассказывали что-то друг другу, порой посмеиваясь над каким-то моментом. Вошёл Тэхён, так широко и счастливо улыбаясь во всё лицо, сверкая своими глазами цвета жжёного сахара, нарядный и сверкающий драгоценностями. Он оставил двери нараспашку и так зыркнул взглядом в сторону герцога, что Юнги заволновался ещё сильнее.

Следом вошёл Сокджин, и по залу пронеслись восхищённые вздохи — за спиной Джина стоял Чимин! Но Юнги его не видел, лишь мог заметить очертания розового шёлка. Только взгляд мужчины сразу выхватил, как напрягся Кёнсу, что стоял недалеко от него, как ошеломлённо выдохнул Ясон, как судорожно вздохнул, сглатывая, Альбрехт, и даже как округлились глазки Минхо. Сокджин смотрел прямо на Юнги, немного серьёзно и напряжённо, но всё же улыбнулся мягко и отошёл в сторону.

Вся Вселенная слышала ритм сердца мужчины, когда он увидел своего любимого! Звезды померкли перед сиянием чёрных глаз влюблённого, когда он увидел своего любимого! Всю Землю накрыло невероятной волной нежности, когда мужчина увидел своего любимого! Чимин стоял посреди комнаты невероятный, невозможный, восхитительный до дрожи, до трещин в сердце. Глубокий розовый цвет шёлкового ханбока делал его настолько нереальным, воздушным, что казалось это ангел, а не человек из плоти и крови. Шёлк струился по плечам длинными рукавами, струился по бёдрам, доходя до пят. Чёрный тонкий пояс, змейкой несколько раз опоясывал тонкую талию по всей высоте. Такие же чёрные ленты обхватывали запястья до локтей, а на груди, меж распахнутого розового шёлка, выглядывал чёрный. Волосы, слегка умасленные розовым маслом, были собраны в короткий пучок на макушке жемчужными шпильками, а маленькие прядки на затылке, над лбом и висками, так живописно облепляли прекрасное лицо юноши, что Юнги забыл как дышать! Он впервые видел любимого с убранными вверх волосами, и не мог отвести взгляд от тонкой шеи, слегка выглядывающих ключиц, от невероятных огромных глаз, что были скромно опущены вниз. Но самое главное, от чего мужчина лишился последних остатков разума — это губы — невозможные, манящие, невинно-пухлые как у ребёнка, нежно-персикового цвета. И мужчину прошибло острой волной возбуждения, от понимания, что эти губы будет целовать только он! Юнги почувствовал руку Хосока на локте и услышал тихое: «Дыши!..», и лишь тогда осознал, что действительно не дышал. Он видел, как его матушка подошла к Чимину, обнимая его тепло и улыбаясь, счастливо и ласково приговаривая:

— Как же ты прекрасен, ангел мой! Я счастлива, что ты войдёшь в нашу семью, Чимин! Ничего не бойся, рядом с моим сыном ты найдёшь счастье и невероятную заботу, я уверена! Юнги? Подойди к своему жениху и возьми за руку!

— О нет, миледи! Это моя прерогатива, — улыбаясь, подошёл Себастиан. — На правах дяди, позвольте мне передать этого прекрасного юношу в руки жениха, — и забрал Чимина, немного бледного и почти не дышащего, из объятий герцогини и мягко повёл за собой к Юнги. Он передал маленькую ладошку в руку мужчины, накрывая их соединённые руки своей ладонью, и обратился ко всем присутствующим:

— Сегодня мы собрались для того, чтобы стать свидетелями радостного события — помолвки двух влюблённых сердец - Мин Юнги и Паке Чимина. Привожу вас всех и Господа Бога в свидетели о том, что данное решение является добровольным и осознанным! И пусть ваше счастье продлиться до конца ваших дней! Обменяйтесь помолвочными кольцами, дети мои!

Хосок, как свидетель герцога, поднёс бархатный футляр, где лежала звезда — не иначе! Госпожа Соён не позволила покупать новое кольцо — она отдала своё помолвочное кольцо, подаренное ей отцом Юнги. Этим она хотела показать, что принимает юношу всем сердцем, что желает этого брака между ними! И оно прекрасно подошло Чимину, что просто потерял дар речи, увидев это кольцо — две линии из холодного белого золота переплетались меж собой, как гибкие ветви цветка, усыпанная крохотными бриллиантами. А в центре, меж линий, блестел в форме звезды огромный алмаз. И он засиял на пальце юноши, переливаясь голубыми, розовыми и прозрачными бликами.

— Посмотри на меня, любовь моя... — услышал хриплый голос мужчины юноша, что до сих пор не мог поднять глаза — так накрыло его волнение и смущение. И всё же он смотрел, утопая в чёрном омуте, и видел, как его руку с кольцом поднесли к губам и поцеловали трепетно.

Тания и Соён охнули умиленно с этой трогательной картины, а Джинхо засмеялся звонко. Кёнсу, свидетель Чимина, поднёс серебряную шкатулку в котором перстень с изумрудом, и юноша, немного дрожащими руками, надел его на палец мужчины, что улыбался широко и счастливо, от понимания того, что любимый подарил ему кольцо с камнем, которое сам носит не снимая на большом пальце. И все тут же восторженно зашумели и разразились аплодисментами. А двое влюблённых смотрели лишь друг на друга, и глаза юноши расширились ещё больше, когда услышал тихое: «Я поцелую тебя, маленький мой!..». Чимин лишь слабо замотал головой, когда понял, что мужчина наклоняется всё ближе и ближе... И вдруг Хосок выскочил вперёд закрывая их спиной, и Намджуна потащил за собой, ставя его рядом, как большой щит, и практически кричал, привлекая всё внимание на себя:

— Дамы и господа! Прошу минуточку вашего внимания! Ровно через неделю приглашаю вас всех, кто находится в этой комнате, на мою свадьбу, что состоится в нашей родовой резиденции Кёнбоккун!

И снова восторженный гул, поздравления, теперь уже в адрес принца. Хосок заметил Кёнсу, что судорожно встал рядом с ним, опуская шокированный взгляд в пол, а потом услышал тихий стон и звук нежного поцелуя за спиной. Намджун всё же не выдержал — кашлянул в кулак громко и чуть в обморок не упал, когда услышал голос своего мужа:

— Джунн~и? Что он там делает с моим ребёнком?

— Ничего, — голос бравого, сильного, мужественного капитана прозвучал как-то тонко и слабо. О, Сокджин! Если бы ты знал, что Юнги делал с твоим «ребёнком» на корабле, и что желал бы сделать сегодня ночью — ты бы поседел вмиг!

Юнги целовал любимого так медленно и упоительно, как будто вокруг них никого не было, как будто они не стояли среди друзей и родных! И мужчина решил для себя — сегодня ночью он сделает Чимина своим — до конца... по-настоящему... навсегда! И весь дрожал в предвкушении, умирая от сладкой неги! Он безумно хотел юношу, хотел медленно стягивать этот розовый шёлк с восхитительного тела, распустить золотые прядки из тугого узла, целовать эти греховные губы и брать его сильно и глубоко!

Но Сокджин всё же что-то почувствовал, и за время праздничного ужина и близко не подпустил его к юноше, а к концу трапезы и вовсе попросил уехать — он его практически прогнал! Эту кошмарную ночь, когда мужчина, практически выл в подушку от бессилия и возбуждения, он не забудет никогда! Как не забудет и нежный, немного обречённый взгляд любимого, когда они прощались, понимая, что сегодня ночью не смогут обнять друг друга! И Юнги понял, каким жестоким может быть Сокджин!

*

Последующие пять дней были ещё кошмарней — они либо не могли увидеться совсем или только в присутствии Сокджина. Юнги довольно долгое время был занят на пирсе, готовя всё необходимое для обратного плавания линкора, попутно занимаясь выбором дома для семьи здесь, поскольку герцогиня всё-таки пожелала остаться в Пусане и лишь изредка наведываться в столицу. А уж тем более, разлучить детей с Чимином не представлялось возможным.

Все эти дни обитатели особняка были заняты здоровьем Субина, что слабел день ото дня: он практически перестал есть, мало двигался, предпочитая лежать на руках у папы, хотя лекари не находили никаких болезней. Сокджин сильно волновался за сына, уделял ему всё своё время, оставив все дела в банке на заместителей и Тэхёна, и старался не обременять мужа, у которого и так было много дел и в офисе Кимов, и на пирсе. Из-за слабости сына, Сокджин отказался ехать на свадьбу принца, но уговорил мужа поехать, чтобы не выказывать неуважения к монаршей особе. Тэхён и Чимин, в сопровождении Себастиана, выехали раньше на два дня, поскольку им нужно было заехать в столицу по делам банка. Остальные должны были прибыть в день самой церемонии. Но и госпожа Тания и герцогиня Соён остались в Пусане с внуками, посчитав длинную свадебную церемонию слишком трудной для детей.

Все эти дни Хосок и Юнги провели вместе, тепло общаясь друг с другом, вспоминая дни проведенные в Англии в поместье, и рассказывая, что произошло у них в жизни за этот год, что они не виделись. Хосок рассказал, что его невеста принцесса Китая — дочь императора от одной из его наложниц, и с ней он был обручён, когда ему самому было десять лет, а она сама только родилась.

— Я даже не знаю, что я с ней буду делать, Юнги?! Ей едва исполнилось шестнадцать, она сущий ребёнок! И видел я её лишь раз, когда ей было лет двенадцать, если не ошибаюсь... — сокрушался мужчина. — Ведь ты же знаешь, я очень хотел семью, чтобы и любовь, и дети. А вот теперь боюсь! Боюсь, что ничего из этого не получится, и мы будем жить как и десятки других семей, что заключили выгодный союз между династиями.

— Не нужно отчаиваться раньше времени, дружище! Сначала узнаешь ее получше, а может и влюбишься с первого взгляда, — широко улыбался герцог. — А детишек сделать проще простого! — откровенно смеялся Юнги.

— О! Тебе легко говорить. Сидишь здесь — весь влюблённый по уши, сияешь от счастья, — беззлобно ворчал принц, но всё-таки вздохнул радостно, размахивая руками. — Я до сих пор не могу поверить, Юнги! Это просто невероятно для меня... для всех, наверное! Вы нашли друг друга, и это прекрасно, мой друг! И, насколько я понял, ты мучил его долго, а он всё равно надеялся и любил! Я в восторге от вас, Юнги! Вы такие красивые! Оба! Но особенно Чимин! Мне кажется, я слышал это имя раньше. Он жил здесь в империи раньше?

— Да. До того как ему исполнилось шестнадцать, он жил здесь в Пусане, сначала с родителями, а после их смерти — с Сокджином. Я не совсем знаю, почему они уехали, Чимин не рассказывал, да и я не спрашивал. Возможно, из-за обучения в столице. Он раньше учился в финансовой школе при патронаже одного из влиятельных дворян в империи, но не смог завершить обучение, и Сокджин увёз его с собой во Францию. Он у меня француз, — улыбнулся широко мужчина. — Его отец был французским подданным, поэтому и фамилия у него — Паке!

У Юнги перед глазами прекрасное лицо любимого, а в воспоминаниях его глаза, его губы, его голос музыкой звучал в ушах. Поэтому, он не заметил, как вытянулось лицо друга, как кровь понемногу сходит с его лица и он переспросил взволнованно:

— П-паке?

— Да! Что-то не так?

Хосок улыбнулся как-то быстро, растягивая губы, и пытался спрятать впившиеся в подлокотники кресла пальцы за спиной.

— Необычно, просто...

Юнги был влюблён. Юнги был счастлив и ничего не замечал. Но Хосоку не нужно складывать дважды два, чтобы понять, кто такой Паке Чимин — «золотой мальчик», юноша из-за которого так страдал его младший брат! И он снова здесь! Он придёт к нему в поместье, и Чонгук вновь встретит его! Мысли разрывались в его голове со скоростью света. С одной стороны мысль, что его брат встретит, наконец, того по кому тосковал четыре года обрадовала невыразимо. Но тут же вспомнив, что Чимин помолвлен с Юнги, его лучшим другом, и они безумно любят друг друга, заставило принца метаться, не понимая что выбрать — отвести Чимина к брату или наоборот — спрятать юношу от него. Но взглянув на друга, решение назрело моментально.

— Юнги! Я... хотел бы, чтобы вы с Чимином поехали со мной и моей невестой в поместье Кёнхверу, сразу после церемонии, не оставаясь в императорском дворце. Погостите у меня несколько дней, отдохнете... то есть... — широко улыбнулся принц, сверкая глазами, — ... отдохнёте от Сокджина! Ну, поедем, прошу! Этот дворец просто рай на земле!

— Я только «за», но друг... мы не помешаем вам? Думаю, вы с молодой женой будете заняты и вам будет не гостей, — тоже многозначительно улыбнулся герцог.

— Нет, нисколько не помешаете. Наоборот, думаю даже вы сгладите наше с ней немного неловкое знакомство. Хотя... я действительно хочу, чтобы вы смогли побыть вдвоём. Я чувствую, что вам это нужно. Поедем?

— Хорошо!

Хосок попытался обмануть судьбу. Он сердцем понимал, что сделал правильный выбор, не давая шанса собственному брату увидеть юношу. Он знал Чонгука. Знал его характер, его жестокость и упрямство! Увидев Чимина — цель, к которой он шёл давно и отчаянно, он будет добиваться его любым путем! И его не остановят ни чувства Чимина к другому человеку, ни то что он помолвлен! Чон Чонгук — сущий демон!

────༺༻────

Солнце, в самом зените теплого весеннего дня, блестело и отражалось от темных полированных доспехов воинов, что впечатляющей шеренгой стояли вдоль сторожевой башни Чжонхен у самой границы с империей Цин. У каждого в руках развевающиеся алые знамена, и пики копий сверкают на солнце серебром.

От самых ворот расстилаются полотна красного шелка, по которым будет ступать юная принцесса, проходя через границу империи. Здесь, на чужой для нее территории, ее будет ждать новая свита, новая повозка, новая охрана. Ничего из своей прежней жизни она взять с собой не имеет права — лишь одна девушка-служанка будет сопровождать ее.

Красный шелк заканчивается прямо у ног молодого мужчины, что стоит в окружении царедворцев и высокородных дворян, в черном ханбоке с золотой вышивкой, а символы выведенные на плечах и полах золотого чонбока{?}[Чонбок - традиционный жилет, которую носили дворяне и члены императорской семьи в Корее во времена династии Чосон.] говорят о его королевском происхождении. Глаза юноши чернее ночи, кудри вьются до плеч, блестящими темными локонами. Лоб его перевязан шелковой лентой чхэк{?}[Лента "чхэк" - элемент головного убора, относящийся к ритуальным.]. Фигура его стройна и статна, и не скажешь, что юноше едва исполнилось восемнадцать лет. Чон Чонгук во главе делегации, что встречает китайскую принцессу, и будет сопровождать ее до столицы, пока он не передаст в руки своего брата — ее будущего мужа. Он внимательно смотрит на выкрашенную в красный цвет повозку, нарядно украшенную яркими лентами и цветами, запряженную в четверку крупных волов, и усмехается — долго же ехала принцесса в такой «карете», устала небось!

Над повозкой тут же раскрывают покрывало. Сопровождающие принцессу войны и царедворцы склоняются в почтительном поклоне, а несколько девушек ставят лесенку, по которой ступает, крохотными ножками в атласных туфельках, девушка. Лицо ее закрыто легкой вуалью. Наряд ее длинный и тяжелый, усыпан драгоценностями. Волосы уложены в высокую прическу и украшены золотыми шпильками и цветами.

Чонгук не видит ее лица, но уже издали замечает черные волосы, белое лицо, а сквозь вуаль сияют черные глаза. И юноша тут же теряет всякий интерес — уже давно его любимый цвет только золотой! Он не знает меры в этом цвете! Он готов окружить себя золотыми вещами, жить в золотом дворце, носить золотой шелк — а ему все мало! Потому что нет главного золота — нет золота волос, золота глаз, теплоты золотистой кожи, нежно персикового блеска губ! И нигде не может найти! Он долго тосковал по нему, много плакал от обиды и беспомощности. По мере взросления обида сменилась злостью, а злость — целью: найти, сделать своим, присвоить вопреки всем и всему и насытиться, наконец, этим золотом, втереть его в свою кожу, в свою кровь, сжимать его так, чтоб меж пальцев растеклась золотая патока! Чон Чонгук не найдет успокоения, пока он не станет принадлежать ему!

Процессия выдвигается незамедлительно — к вечеру они должны быть в столице. На всем пути их встречают люди: простые ремесленники и крестьяне, зажиточные горожане и купцы. Они кланяются в пояс принцу и осыпают закрытую повозку белыми цветами и рисом — приветствуют невесту! Чонгук едет на черном гнедом жеребце, щедро украшенном золотой сбруей, восседая как некое божество, демонстрируя свою стать и мужскую красоту. Краем уха он слышит тонкий девичий голосок из повозки, что на китайском языке обращается к принцессе: «Моя госпожа! Если Ваш будущий муж хоть издали будет похож на своего брата, Вам несказанно повезло!» — и тихий смех заглушается тяжелой тканью портьер. Юноша усмехается — он знает что красив. Знает, что им восхищаются и в него влюбляются очень многие девушки. У принца есть свой гарем, с тех пор как ему исполнилось шестнадцать, и он уже опытен в любовных утехах. Но сердце его не занято никем, лишь горьким осадком на самом дне лежит воспоминание о Чимине. И стоит лишь разбередить их, такая буря поднимается в сердце юноши, что нет спасения никому от его, казалось бы, беспричинного гнева.

Ближе к вечеру процессия торжественно въезжает в императорский дворец, через главные ворота Кванхвамун, где практически весь двор встречает невесту старшего принца. Почетный караул в парадных доспехах, покрытых лакированными бамбуковыми пластинами, с развивающимися алыми знаменами, так же склонились перед принцами, когда два брата тепло обнялись. За спиной, в сопровождении фрейлин императрицы, стояла принцесса, замершая в поклоне, перед будущим супругом. Когда Хосок посмотрел на нее, она показалась ему такой крохотной, совсем юной девочкой. Церемониймейстер громко оповещает о прибытии долгожданной гостьи, и все повторно склоняются, на этот раз перед принцессой.

— Принцесса Суин! — Хосок обращается к своей будущей супруге. — Добро пожаловать!

— Благодарю Вас, достопочтенный принц Чон! Я бесконечно радоваться наша встреча с Вами, мой будущий супруг, и Ваша императорская семья, — и принцесса позволяет себе легкую улыбку.

Хосок отмечает, насколько мила его невеста. Она очаровательна и скромна. Ее красота как нераскрывшийся нежный бутон цветка — белое, чистое личико, черные, сверкающие глаза бусинки, алые пухлые губы. На ее лице нет и тени волнения, кажется, что она даже счастлива. И принц тоже улыбается ей ласковой улыбкой, жестом приглашая во дворец на церемониальное знакомство с его семьей. В сердце Хосока зажглась надежда, что их знакомство перерастет в нежную дружбу, а может... и любовь! Может, Хосок... обязательно может!

────༺༻────

С самого утра Чимин крутился перед огромным зеркалом во весь рост. Наряд, который он выбрал для церемонии во дворце, лежал расправленный на кровати, чтобы не было ни одной мятой складки на нежном шелке. Юноша в сотый раз любовался своим нарядом — он был восхитителен! Чимин снова выбрал изумрудный ханбок. Он любит этот цвет! Он любит этот камень! И он безумно хочет, чтобы его любимый мужчина увидел его именно в них!

Чимин не видел Юнги целых два дня! Звучит смешно, и юноша сам бы посмеялся над собой, если бы не скучал как сумасшедший. Он тосковал по нему немыслимо — по его глазам, по его голосу, рукам, взглядам, поцелуям, объятиям... Юноша одергивает себя, заставляя отвлечься от мыслей о Юнги, но это не возможно — мужчина в его мыслях и днем, и ночью. И сегодня он хочет предстать перед ним во всей красе, хочет снова поразить в самое сердце! Он собирается неспешно. Волосы уложены пробором посередине прямыми мягкими прядями, и собраны на затылке в аккуратный пучок. На открытом лбу сверкает тонкая золотая нить, которая исчезает в волосах, и переплетаясь с височными прядями, крепилась к пучку высоким золотым гребнем в виде райской птицы, хвост которой был усыпан изумрудами. Как бы не тянулась рука к любимым изумрудным сережкам и изумрудному браслету, юноша их не одел — это были подарки других мужчин! Поэтому он надел свои золотые сережки-протяжки, а на пальцах оставил только помолвочное кольцо и свой изумрудный перстень. Нижнее платье из черного шелка — как дань любви к своему мужчине! Чимин знает, что Юнги снова будет в черном — теперь это тоже любимый цвет юноши! Слуга помогает ему надеть верхний ханбок — длинный, струящийся, с широким рукавами, а сам ахает и охает от восторга.

— Бог ты мой! Чимин? Это незаконно! Тебя не пустят во дворец! — голос Тэхена более чем серьезен.

— П-почему? Что не так? — юноша взволнован не на шутку.

— Да потому, что ты будешь прекраснее невесты! А так нельзя! Зачем портить праздник бедной девочке, Чимин? — теперь Тэхён улыбается широко и протягивает руки для объятий, в которые со смехом падает юноша. — Ты так прекрасен, мой ангел! Даже не верится, что на земле возможна такая красота!

— Это потому, что я люблю, Тэхён! Безумно и бесконечно люблю! — сипит юноша, уткнувшись в грудь своего друга. — Это Юнги делает меня таким красивым!

— Ну это вряд-ли, — скептично звучит голос Тэхёна. — А вот ты как раз оживляешь его немного мрачноватый вид!

— Мрачный?! — Чимин смотрит на друга шутливо-недовольно. — Ты не видел как он улыбается!

— Юнги и улыбается — эти понятия не совместимые, мой хороший. Но... довольно об этом. Нам уже пора выходить, а ты еще не до конца готов.

— Я готов...

— Ээ-э нет! Так... где бежевая сурьма? Где пудра?

— Я не хочу, Техен...

— Что значит «я не хочу»? Еще как хочешь!

Тэхён безапелляционно берет в ладони лицо юноши, и буквально пальцами накладывает косметику — мягкими мазками размазывает нежные тени на веки, большим пальцем растушевывает пудру на скулах, и при этом что-то бубнит под нос, и как художник, рассматривает лицо юноши, как картину — то приближаясь, то отдаляясь.

— А теперь приготовься! Сейчас я намажу тебе на губы такое масло, от которого будет немного щипать, как-будто тебя пчелка укусила, — шепчет Тэхён, указательным пальцем нанося на пухлые губы сладко пахнущее масло, и юноша морщится от жжения. — Но зато, твои прелестные губки будут такими восхитительно красными весь день, словно тебя твой герцог целовал без остановки целый час!

Чимин смеется тихо от такого сравнения, которое ему очень нравится — он хочет быть зацелованным Юнги... и не один час!

— Мальчики, вы готовы? — буквально влетает в комнату Себастиан. — Бог мой, Чимин! Что это за красота невозможная? Ты затмишь невесту! Но все! Едем... едем!

Чимин снова смеется — звонко, счастливо! Как же похожи друг на друга отец и сын! И все трое скрываются в самом дорогом нанятом экипаже.

────༺༻────

«Дворец лучезарного счастья»{?}[«Дворец лучезарного счастья» - именно так переводится название императорского дворца Кёнбоккун.] сиял в лучах закатного солнца, размахивая алыми и черными знаменами, утопая в буйстве цветов и лент. Гости подъезжали один за другим, согласно иерархической традиции, пышно разодетые, сверкая золотыми украшениями, важно обмахиваясь веерами. На главной площади перед дворцом раскинулся огромный шатер из алого шелка с золотыми узорами мифических драконов и огненных фениксов, а под ним размещены сиденья для главных гостей. Сам император, с семьей, сидел на широком балконе, наблюдая за церемонией. С противоположной стороны от балкона, на специальной возвышенности, находился так называемый «дом невесты», где сидели посол Китая с супругой и чиновники посольства. В самом центре, под шатром, стоял высокий ритуальный столик, покрытый синей и красной скатертью. По обе стороны от столика, на мягких циновках, сидели жених и невеста.

Суин счастливо улыбалась — ей нравилось здесь все: двор, люди, еда, одежда, сам дворец, но главное — ей очень нравится муж! Ее собственный муж! Эта церемония для нее как необычное представление, от которого иногда хотелось смеяться. Но она стойко проходила через все обряды, улыбаясь и смущаясь от пристального взгляда Хосока.

Сам жених был немало удивлён — его супруга не выглядела напуганной, растерянной или недовольной! Она мило и непосредственно улыбалась, любовно оглаживала рукава нового и непривычного наряда — видно было, что он ей нравится. Она на всё смотрела с большим интересом и любознательностью, в том числе и на него. И Хосок надеялся, что в дальнейшем это любопытство приведёт к тёплым чувствам между ними.

Чимин сидел с Тэхёном в одном из отдаленных рядов, но церемония была хорошо видна и отсюда. Юнги нигде не было видно, как и Кёнсу и Намджуна, и это удручало. Тэхён оказался прав — Чимин затмил даже невесту, затмил всех! Столько любопытных, восхищенных, настороженных, ошеломленных взглядов было устремлено на него. Сколько перешептываний, вздохов, и даже тихих стонов он слышал, пока проходил по площади, в сопровождении Тэхёна и Себастиана. А когда они заняли места, Чимин услышал краем уха знакомое «золотой мальчик», его кто-то узнал, и усмехнулся про себя — сколько воспоминаний связанно с этим прозвищем, сколько событий! И прежде всего с Чонгуком! Юноша понимает, что они находятся в императорском дворце, что Чонгук, как принц крови, возможно находится здесь. Но шанс встретить его в огромной толпе гостей, которых не меньше двух тысяч, почти невозможен. Да и все мысли юноши заняты Юнги, он не может думать ни о ком другом, и ищет его глазами повсюду. Каким-то невообразимым чудом рядом с ними оказался Кёнсу, который аж за сердце взялся, увидев Чимина.

— Слава богам! Я вас нашел! Чимин, не смей больше быть таким красивым! Это опасно! — то ли шутит, то ли всерьез говорит мужчина. — Посмотри туда, Чимин~и, — указывает он рукой в сторону дворца, — Он там... смотрит на тебя...

Юноша тут же вскидывает волнующийся взгляд туда, куда указывает рука брата... и видит его, своего любимого! Он стоит позади Хосока, почти рядом с ним и глаз с Чимина не сводит. Лицо его серьезно, но когда их взгляды пересеклись, легкая улыбка касается его губ.

— Он официально друг жениха, — сообщает Кёнсу для всех троих, — и будет сопровождать жениха и невесту после церемонии в летнюю резиденцию императора. Вместе с тобой, Чимин! — юноша взволнованно смотрит, не понимая как это. — Там вы пробудете три дня. Ты будешь входить в свиту принцессы, — как-то тихо продолжил Кёнсу, замечая, что все взгляды вокруг устремлены больше на них, чем на церемонию, и он замолкает, вставая рядом.

Чимин снова смотрит на герцога, и теперь замечает, что Юнги одет в традиционный ханбок. Он в восторге — как же ему идет струящийся черный шелк! Волосы мужчины перехвачены лентой чхека. К поясу прикреплен длинный меч и короткий кинжал. На груди пересекающиеся кожаные ремни, придерживающие широкие наплечники в виде золотых драконов. Черные пряди волос, так живописно свисают над лентой и струятся по затылку. А юноша даже не замечал, как отросли волосы мужчины, и теперь пальцы чесались ощутить их густоту, вытянуть на всю длину, оттянуть их, чтоб от боли появилась складка меж бровей любимого! Позади Юнги, юноша заметил высокую фигуру Намджуна, что тоже был одет в ханбок, но на нем были доспехи, указывающие на его принадлежность к офицерскому составу мореплавания. Ох! Если бы его мог видеть Сокджин! Его муж выглядел впечатляюще! Хоть его хён и выглядел как бог, а глаза тянулись только к Юнги, только к любимому!..

Юноша продолжал любоваться своим мужчиной, но постепенно стал ощущать прожигающий взгляд на себе. На него многие смотрели, но этот взгляд так пылал... ненавистью! Впервые Чимин ощущал на себе такую жгучую неприязнь, что он не выдерживает и поворачивает лицо. На него смотрела женщина! Ее выкрашенное белым кремом и щедро напудренное лицо, пылало гневом. Черные глаза сверкали недобрым огнем и... презрением! Пальцы, сжатые в кулак, стискивали рукава красного с золотым, богатого ханбока. Юноша не понимал, почему эта незнакомая женщина так смотрит на него, и слегка смущался от такого пристального взгляда. Чимин почувствовал, как Кёнсу сжал его локоть, и склонился к уху, шепча взволнованно:

— Чимин! Это супруга князя Чхве! Это жена Дино...

Чимина как громом оглушило, и он испугано вскидывает взгляд на нее. И видимо женщина поняла, что юноша узнал кто она, и улыбается как-то зло, высокомерно задирая подбородок, и расправляя плечи.

— Рядом с ней их старший сын. Я узнал его — это Чхве Кан!

Чимин переводит взгляд на стоящего рядом высокого юношу и вздрагивает. Перед ним словно возник призрак Дино — так был похож сын на отца! Те же черты, те же глаза, такие же чёрные длинные волосы, струящиеся на спине, только моложе! И взгляд у юноши был заинтересованный, с отблеском восторженности. Как молнией пронзили юношу воспоминания о Дино — знакомство, вечер в английском посольстве, его замок, пруд с лотосами, признание в любви... и в сердце немного отдаётся болью судьба мужчины. В ушах так явственно прозвучало хриплое «Прощай, мой рай...», а в теле дрожью отозвалось воспоминание о прикосновениях... Но юноша тут же смахивает это наваждение, лишь раз моргнув глазами, и больше не смотрит ни на женщину, ни на юношу. Взгляд снова ласкает фигуру мужчины в чёрном ханбоке с золотыми драконами — только он для него весь мир! И никто более!

Церемония идёт своим чередом. Распорядитель-чимрэ объявляет об обряде «кэбарё», и жених с невестой подходят к ритуальному столику для омовения рук. Сейчас они близко и могут смотреть друг другу в глаза.

— Суин! — заговорщически шепчет Хосок своей невесте. — Сможешь сделать кое-что для меня?

У девушки глаза зажигаются озорными огоньками:

— Я вся слушать, мой господин, — шепчет она так же тихо, опуская вторую руку в воду.

Хосок улыбается широко и ярко:

— К следующему обряду подойдет один юноша. Ты заметишь его. Он очень красивый, — Хосок чуть оглядывается по сторонам, и шепчет еще тише, — надо чтобы он попал с нами в Кёнхверу... для моего друга! — и глазами указывает на Юнги.

Принцесса широко распахивает глаза, смотря на своего жениха, потом косит взгляд на мужчину за его спиной, и хитрая улыбка расплывается на ее нежном личике.

— Да, мой господин! Он поедет с нами, обещаю!..

— Хосок... меня зовут Хосок...

— Да, Хосоки~я...

Они кланяются друг другу, и их снова усаживают по обе стороны от ритуального столика.

Распорядитель объявляет об обряде «хапкыл-ле», и родственники усаживаются ближе к церемониальному кругу. Чимин и Тэхён тоже оказываются утянутыми гостями к краю круга, когда к ним подошел придворный слуга, и сообщил с поклоном:

— Господина Паке приглашают для проведения церемонии трех чарок. Прошу Вас господин, следуйте за мной...

Чимин растерянно смотрит на друга, мол «Что мне делать?». Тэхён пожимает его руку и шепчет быстро:

— Ни о чем не волнуйся! Все будет в порядке! Мы с отцом не пропадем, и Намджун с нами будет. Иди к нему, не слушай никого, только свое сердце! Иди!

И юноша почти отворачивается, собираясь уходить, но Тэхён порывисто хватает его за локоть, и шепчет чуть волнуясь:

— Я знаю, он не обидит тебя... уверен что будет нежным и терпеливым с тобой! Но все же... если у тебя есть хоть какое-то сомнение, хоть капля недоверия... скажи сейчас! Я уведу тебя с собой! И даже императорская армия меня не остановит! — и смотрит пытливо, серьезно.

Чимин затих. Он знает, он чувствует — этой же ночью Юнги сделает его своим! А юноша сам желает этого всем своим существом! Желает принадлежать своему любимому! И поэтому он пойдет... к нему. Юноша мягко улыбается, сжимая в ответ руку друга, и взглядом дает понять, что все будет хорошо. Он отворачивается к слуге, что ждет его с поклоном и идет к церемониальному столику. Здесь его ждет Юнги, что сидит, скрестив ноги на стороне жениха. Чимина мягко усаживают рядом и теперь они могут смотреть друг на друга так близко.

Уже достаточно темно, и свет фонарей, что были зажжены ещё давно, набирает силу, рассеиваясь мягким золотым цветом. Всё вокруг них мерцает от обилия драгоценностей и дорогих шелков. В воздухе кружатся сладкие ароматы благовоний и цветов. Это священный момент последнего обряда, когда супруги испивают три ритуальные чарки соджу, настал с последними лучами заходящего солнца. А мужчина в чёрном ханбоке с золотыми драконами, умирает от сияния глаз любимого, от его улыбки...

— Здравствуй, любимый... — слышал он тихий шепот.

— Здравствуй, сердце моё... — так же шептал он.

— Я тосковал по тебе, Юнги, — сколько было нежности в голосе юноши.

— Я умираю без тебя, Чимин, — сколько было тоски и затаённой страсти в голосе мужчины.

Последнее объявление церемониймейстера, и молодоженов подводят друг к другу, тут же укладывая им в руки чарки с соджу. Они обмениваются ими меж собой, и подносят к губам. Чимре начинает нараспев возносить клятвы от имени супругов, и с первой клятвой Юнги обхватывает руку юноши сжимая нежно, переплетаясь пальцами. Юноша прячет счастливый взгляд, почти не дышит, и прекрасное лицо заливает нежный румянец, словно это его берут в мужья. Он чувствует, как пальцы любимого ласкают его ладонь, и теплая нега растекается по телу.

Вторая клятва любви высокой прекрасной песней пронеслась по вечернему небу, устремляясь в небеса, что рваными красными отблесками встречали полную луну. А мужчина преподнёс руку юноши к сердцу, пряча её за широким рукавом ханбока. Чимин зажмурился от чувства невозможной любви, охватившего его, когда он почувствовал ритм сердца любимого под пальцами, и его собственное сердце готово было выскочить из груди!

Третья клятва — апогей церемонии, словно истина мироздания, словно красная нить судьбы, как музыка любви, под гулкий бой барабанов, проносится в воздухе, и затихает резко... А юноша, что так и не распахнул глаз, чувствует губы любимого на внутренней стороне ладони, и он вздрагивает от острого наслаждения, пронзившего его насквозь. Он ошеломленно распахивает глаза, тут же попадая в черные омуты мужчины. Судорожный выдох срывается с губ, и юноша взволнованно смотрит на любимого. Он чувствует, что на них устремлены сотни любопытных глаз, а Юнги даже и не думает оставлять его руку.

— Я люблю тебя, Чимин, — говорит тихим голосом мужчина.

«Я люблю тебя!» — говорит глазами... «Я люблю тебя!» — говорит сердцем... «Я люблю тебя!» — всем своим существом! И у юноши несдержанно катится слеза из прекрасных глаз. Они так поглощены друг другом, что не хотят замечать никого — ни пылающего ненавистью взгляда княгини Чхве, ни взволнованного лица Тэхёна, ни заинтересованных глаз юной принцессы, ни застывшей на императорском балконе фигуры юноши, что вцепился руками в перила.

*

Церемония подошла к концу. Молодые отвешивали друг другу поклон, а затем повернулись к императору и сделали повторный поклон. Чонгук буквально бежал к церемониальному кругу, сдерживая себя изо всех сил. Он узнал его! Невозможно было не узнать! И то, что Чимин был здесь — во дворце, на свадьбе его брата — не иначе как чудесным проявлением небес не назовёшь! Он был почти перед ним, совсем рядом. Принц приосанился, расправил плечи, надел маску величественности и равнодушия, проходя меж рядов кланяющихся ему людей. Он был почти близко, и теперь мог видеть его глаза, его улыбку! Он стал до невозможного красив! Он был прекрасен, будто сошедшее с небес божество! Чимин... как он тосковал по нему! Все воспоминания нахлынули на принца разом — и радость, и горечь вместе, и счастье, и боль одновременно! Лишь бы дойти до него! Лишь бы не потерять его в толпе!

Громко заиграли флейты, загрохотали барабаны, возвещая об окончании церемонии. Вся процессия начинает двигаться к воротам Кёнбоккуна, где стоят крытая дорогими шелками повозка, и под узды держат великолепных породистых лошадей. Чимин неспешно шагал рядом с Юнги, когда перед ним возникла фигура юноши, что склонился перед ним в неглубоком поклоне.

— Господин Паке, — голос юноши тягучий, глубокий, взгляд пронзительный, — Или может мне называть Вас «золотой мальчик»? — улыбается юноша медленно растягивая губы.

— Ваша Светлость?

— Чимин? Что нужно этому юноше от тебя? — Юнги не понимал о чем они говорят на корейском, но чувствовал угрозу исходящую от незнакомого юноши.

— О! Господин иностранный подданный англичанин? — так же слегка высокомерно говорит незнакомец. — И он нас не понимает?! Не знаю, нужно ли мне представиться Вам? Я думаю, Вы поняли кто я. Все говорят, что я очень похож на своего отца... князя Чхве!

— Да, Вы действительно похожи... очень, — тихо отвечает юноша.

— Чимин, кто это? Я его за эти длинные патлы оттаскаю по всей площади! — угрожающе шипит мужчина.

— Юнги, это сын одного моего знакомого...

— Близкого знакомого! — на чистейшем английском отвечает Чхве, и улыбается как-то погано, сверля юношу плотоядным взглядом.

— Чьим бы сыном Вы ни были — ляжете под моими ногами истекая кровью, если ещё хоть слово скажите Чимину.

— Оу! — издевательски выгибает бровь юный князь. — А Вы не промах, господин Паке! Высоко метите! Хотя... чего еще можно ожидать, когда само воплощение красоты рядом, — как-то тихо и настороженно заканчивает юноша.

— Я предупредил! — и герцог хватается за короткий кинжал.

Тут же подскакивают несколько телохранителей Хосока, вставая между Юнги и князем, и рядом оказывается сам принц.

— Князя под стражу. Отпустить к утру. Милорд, — обращается он к Юнги, и смотрит пронзительно, предупреждающе, — мы уходим! — и добавляет совсем тихо: — Без глупостей, Юнги. Я не смогу вмешаться, если ты поднимешь руку на высокочтимого дворянина! Чимин останется без защиты! Успокойся!

— Да. Я все понял... уходим. Чимин, идем со мной!

— Нет. Он будет в свите принцессы, не с тобой, — улыбается Хосок, видя нахмуренное лицо мужчины. — Вы встретитесь уже в поместье! — заговорщически шепчет принц.

Чимин стал отходить к повозке, вставая рядом с молодыми людьми, детьми титулованных дворян, которым выпала честь сопровождать повозку невесты до поместья Кёнхверу. А в само поместье въедут только молодожены и несколько слуг.

— Господин Паке, уверяю Вас, это не последняя наша встреча. Вы еще услышите обо мне, и я сумею отомстить за своего отца! — голос молодого князя слышали все, кто стоял рядом. Он гневно сверкал глазами, когда охрана принца оттеснила его от процессии, уводя под стражу. Но Чимин его уже не слышал и не посмотрел в его сторону.

Под громкие звуки флейты и барабанов невесту, что под руку держали фрейлины императрицы, подвели к повозке. И едва она ступила своими крохотными ножками в бархатных туфельках на ступень лесенки, все склонились в глубоком поклоне. Чимин, что стоял согнувшись пополам перед принцессой, почувствовал чьи-то маленькие ручки на своей талии. Но нежные руки оказались столь сильными, что юноша и глазом не успел моргнуть, как был мгновенно утянут в повозку, а его рот был плотно закрыт женской ладошкой. Он видит перед собой девичье лицо, совсем юное и очень милое. Она прикладывает пальчик к своим губам и указывает молчать, и только потом убирает ладонь с его губ. Юноша видит как невеста вступает в повозку, и за ней плотно закрывают парчовое покрывало с широкой бахромой. Она улыбается широко, и кивает девушке, что затащила юношу в повозку, о чем-то шепчась с ней на китайском. Потом поворачивается к Чимину, обращаясь к нему на корейском с небольшим акцентом:

— Меня зовут Су Ин. Мой господин Хосоки~я сказать, чтобы забрать тебя с собой, и ты здесь. Поехать с нами.

Повозка трогается, и юноше уже ничего не остается, как мягко улыбнуться девушкам и кивнуть легко, в знак согласия.

— Рад знакомству с Вами, прекрасная госпожа, принцесса Су Ин. Меня зовут Чимин. И я поеду с Вами.

— Чим Ин... — на китайский манер произносит принцесса имя юноши, так же широко улыбаясь, — это моя нюёнги (служанка) и моя друг. Хочу чтобы ты был моя друг, Чим Ин. Ты красивый как льёнхуа (цветок лотоса).

Юноша смеется приглушенно, прикрывая рот ладонью, и кивает:

— Я согласен...

Процессия двигалась неспешно. До поместья было полчаса пути, оно было расположено буквально под боком императорского дворца. Нередко сам правитель прогуливался к нему пешком через специальную аллею, проложенному внутри резиденции. Но сегодня поместье было закрыто для всех, даже для императора. И ворота Кёнхверу откроются только через три дня, и оттуда выйдут уже официальные супруги Чон. Но сегодня, кроме молодожёнов «Дворец радостных встреч» посетят ещё двое, чьи сердца сейчас пылали от предвкушения и любовной неги, от ожидания ночи нежной страсти. Так решил Хосок. Он снова сделал подарок своему другу. Снова находился рядом с ним в судьбоносный момент. И Юнги был счастлив вдвойне — его друг ехал рядом с ним, а его любимый сидел в повозке принцессы. Мужчина слегка притормозил коня, чтобы поравняться с экипажем невесты — он хотел быть как можно ближе к любимому! Хосок тихо смеялся с него — как же был нетерпелив его друг, а сам понимал, что это у него вообще-то намечается первая брачная ночь, и волнение неожиданно накатило на него, сбивая с толку... как примет его юная жена? Но в сердце, все же теплилась надежда, что между ними будет если не любовь, то душевное тепло. И принц пристроил коня по другую сторону повозки, ближе к жене.

Чимин пальчиком отодвинул тяжёлую бахрому портьеры, чтобы одним глазком увидеть любимого. Он любовно ласкал профиль мужчины, что ехал совсем близко, и улыбался нежно. Юнги смотрел на него — резко, мгновенно опаляя взглядом, сверкая своими чёрными омутами из-под отросших тёмных волос, и многообещающая ухмылка коснулась бледных губ. У юноши сердце ёкнуло, падая вниз от это взгляда и улыбки, и он вспыхнул от жара, накатившего на него, стыдливо сжимая колени и обхватывая лицо ладонями. Девушки весело щебетали на своём родном языке, с улыбкой посматривая на юношу, и принцесса потянулась к юноше, заглядывая в глаза:

— Ты любишь его, Чим Ин? Того мужчину, как чёрный дракон?

Краснеть уже дальше было некуда, и юноша просто выдохнул:

— Да... люблю!..

Девушки визжали задушено, смешно хлопая в ладоши, и принцесса пошептала взбудоражено:

— Я смотрела нас вас во время церемонии! Вы — как сокровенный дракон Сюаньлун и его нефритовый лотос — прекрасная Лиеньсинь! Я впервые такое видела! Как в сказке!

А юноша скоро в пепел превратится от смущения, но всё равно был счастлив... безумно счастлив!

*

Процессия продолжала неспешно свой путь в свете ярких фонарей, что несли слуги на вытянутых шестах. И вскоре исчезли из вида провожающих у ворот Кёнбоккуна. Гости постепенно стали расходиться меж празднично накрытых столов с угощениями, любуясь шумными и яркими представлениями императорского театра — праздник ещё продолжался, но уже без молодожёнов. Впереди их ждал ещё грандиозный фейерверк! Все наслаждались праздником, но только один юноша так и остался стоять у ворот, в окружении телохранителей отца.

— Ваше императорское Высочество! Ваш отец требует Вас к себе! Прошу пройти с нами, — главный из императорской стражи обратился к принцу.

— Да, идём... — ответил юноша, не спуская взгляда с дороги, где исчезла повозка принцессы.

Чонгук знал, что юноша сидел там, он видел это, пока остальные стояли, опустив глаза в землю. И понимал, что его увозили в поместье, что не увидит его ещё несколько дней. Что ж... он ждал четыре года... подождет ещё четыре дня!

— Я подожду...

────༺༻────