Глава 6
========== Глава 6 ==========
Комментарий к Глава 6
https://vk.com/wall593337655_108
────༺༻────
Уже два дня Юнги живёт в охотничьем домике. Это его тихий уголок, то место, где он может быть абсолютно самим собой. Место, где ему не надо постоянно кланяться, держать спину и лицо, говорить о вещах, которые его на самом деле не интересуют, да и вообще — здесь нет людей, только один слуга, совмещающий в своем лице и повара и конюха.
Фраки и камзолы заменяются суконными легкими плащами, шёлковые рубашки с рюшами простыми льняными и, никакие панталоны — только свободные, удобные штаны. А о таком, как галстуки, булавки, ленты, пуговицы — он забывает напрочь.
Сейчас уже середина весны — буйство красок, зелени, обновление природы идёт полным ходом, и Юнги мечтает сам обновиться: сбросить весь груз эмоций, что терзали его уже полгода, как жухлую листву; очиститься от грязи Лондона, как от мерзкой снежной слякоти, и выдохнуть, наконец, горький и слащавый дым салонов, где он пытался забыться.
Полгода прошло с того проклятого бала, полгода терзаний, сомнений, срывов и того, что Юнги не хочет вспоминать.
Тогда, на балу, он наделал много шума. Долго ещё девицы пылали праведным гневом, что герцог выбрал не добропорядочную, скромную, воспитанную в христианской вере, красивую англичанку, а непонятно какую дикарку, нехристь, шарлатанку, ведьму. Как только не называли того несчастного юношу, кому достался белый цветок, что, кстати, остался лежать на полу в огромном зале.
Мало кто из присутствующих понял, что перед ними танцевал юноша, а не девушка. Но это нисколько не облегчало терзаний самого Юнги, что буквально грыз самого себя за слепоту. Он плохо помнил, что дальше было, но навсегда запомнил, чем всё закончилось. Хосок потом всё рассказал ему. Рассказал, как импресарио всей восточной труппы, тот самый мужчинка восточной внешности в европейском костюме, приказал играть зажигательные мотивы. Поведал, как гурии закружились в обжигающих взгляд танцах, тем самым под шумок увёл «девушку» в синем, опасаясь, что дамы растерзают «её» тут же. Рассказал, как сам увёл полуобморочного Юнги в кабинет отца и долго приводил его в себя. Юнги помнит их разговор — где уж тут забыть, когда твой единственный друг ворчит над тобой, как воспитывающая мамаша, чей сыночек испачкался в грязи.
— Юнги, как... Как этого можно было не заметить?! Да я сразу понял, что это не девушка! Ты вообще на фигуру смотрел? Куда ты вообще смотрел? — Хосок ходил из угла в угол, широко размахивая руками, порой даже подпрыгивая от эмоций (ну в точь мамаша), и продолжал свою тираду — Ни рожи её...тьфу ты, ЕГО не видно. Груди нет, бёдра с мой мизинец, костлявая! Тьфу ты, чёрт, костлявый! Ноги тросточки! Да перед тобой руками машут — нельзя, не надо — а ты цветок суёшь!
Юнги молчал, ему нечего было сказать, и не хотелось говорить, даже с Хосоком. Ну как ему можно было сказать о том, что эта, точнее этот танцовщик так зажёг его кровь, так распалил его. Как рассказать о том, что каждый взмах его руки, каждое дивное движение бёдер отдавалось жаром в чреслах, что он был как заворожённый. Но Юнги только беспомощно смотрел на друга, и смог только вымолвить:
— Прости...
Хосок тогда вздохнул как-то обречённо, взглянул — мол, что с тобой делать, дитя нерадивое, — улыбнулся и сел рядом с ним.
— Юнги... ты прости меня. Я просто испугался. Я заметил, что это юноша и боюсь, что некоторые тоже заметили. Мне безразлично на кого у тебя там, в штанах реагирует. Клянусь, я бы сам её, — да что ж такое, чёрт! — его подложил бы в тёпленькую постель. Но мы с тобой в обществе, друг, где любое отклонение это клеймо, на твою семью в первую очередь, на твоих сыновей.
Юнги снова молчал, но каждое слово друга отпечатывалось на подкорке мозга калёными буквами — он позор собственной семьи! Герцог чувствует, как подступает тошнота, горечью оседая на языке. Заметив, что Юнги сильно побледнел, Хосок тормошит его:
— У меня есть план, мой друг, и я займусь этим немедленно. И продолжу воплощать его все последующие дни до моего отъезда. А сейчас, Ваша Светлость, соберитесь, умойте лицо, сожмите волю в кулак и спускайтесь к ужину — нас ждёт бушующая толпа юных девиц, которых надо как-то успокоить, — и улыбка Хосока стала похожа на застывшую маску.
Во время ужина, Хосок подходил к одной группе гостей, шутливо вклиниваясь в разговор, то к другой кучке офицеров и дам, перебрасываясь новостями, затем к третьему кругу пожилых леди и джентльменов. Стоило ему только кинуть в водоворот разговоров несколько слов о том, что на востоке много колдунов, про магию заговора, а среди приглашенных артистов могут быть таковые, то уже к концу ужина все гости были уверены, что несчастный герцог точно попал под чары колдовства и пострадал временным помутнением разума. Ничем другим столь странный выбор герцога они не объясняли, а к концу бала и вовсе мужчины сочувственно похлопывали Юнги по спине, а дамы жалостливо вздыхали, называя герцога «жертвой» восточной магии.
Сейчас, сидя на берегу небольшой речушки, у охотничьего домика, Юнги с улыбкой вспоминал своего друга, который уже два месяца как уехал к себе на родину. Его дипломатическая миссия подошла к концу, и он должен был предстать перед своим дядюшкой императором с отчётами о достигнутых договоренностях.
Но до своего отъезда Хосок успел натворить дел и проверить на прочность нервы Юнги, объявив «интенсивную терапию» для друга.
────༺༻────
Через два дня после бала, друзья уехали в Лондон, заселившись в столичном особняке Минов — шикарном двухэтажном доме из белого камня, с колонами, портиками и огромной застеклённой террасой под зимний сад.
Едва друзья перевели дух после четырёхчасовой поездки, Хосок велел снова запрягать экипаж, и они выехали в неизвестном для Юнги направлении. Вернее место не было неизвестным, только немного неожиданным.
Кто не знал бульвар «Жёлтой бабочки»? О нём знали все мужчины города. Здесь находился самый знаменитый публичный дом Джошуа Бейла — в прошлом работорговца, ныне поставщика элитных «ночных бабочек» всех цветов и на любой вкус. Стоя перед дверьми в салон, Юнги, смотря нечитаемым взглядом на принца, прохрипел сквозь зубы:
— Ты думаешь, это хорошая идея?
— Клин клином Юнги! Зайдём? Я всё равно не отступлю. Мы выпьем, расслабимся и повеселимся, — настороженно весёлым голосом сообщил принц.
Хозяин салона встретил их, как давних друзей, и как оказалось, с принцем они были знакомы достаточно близко:
— Господа! Господа, какой приятный сюрприз! Лучшие джентльмены Англии у меня в гостях! — улыбаясь во все тридцать два зуба, с распростёртыми объятиями встретил их Джошуа. Это был довольно высокий и крепкий мужчина в возрасте, полжизни проведший в море, и наживший немалый капитал на контрабанде. К концу жизни он осел в столице, открыв самый известный публичный дом в Англии.
— Джошуа, сегодня всё внимание моему другу, — хлопнув Юнги по спине, сказал принц, — надеюсь, не подведёшь!
И под зычный хохот хозяина, друзья окунаются в искрящиеся огни и оглушающие мелодии салона.
Буквально через два часа, после зажигающего канкана на сцене в исполнении кабаре, после двух бутылок отменного вина и недвусмысленных намеков — приглашений от подсаживающихся юных прелестниц, Юнги оказался в красной комнате, обитой бархатом, на огромной королевской кровати в объятиях красивой, черноволосой и худощавой девушки.
Несмотря на юный возраст, девушка оказалась более чем опытной и проделывала с мужчиной такое, что ему даже не снилось. Она стонала, кричала от наслаждения под ним, скакала на нём как сумасшедшая, раззадоривая и распаляя его сильнее, а Юнги, за столько времени воздержания, изливался в неё долго и густо. Конечно, находясь под воздействием алкоголя, эмоции слегка притупились, но ощущения стали острее, а отсутствие пышных форм нравилось Юнги.
Уже спящего герцога экипаж отвозил в особняк по полуночным улицам города. Хосок безмерно довольный собой, с пьяной улыбочкой поглаживая свои ладони, шептал себе под нос:
— Клин клином, дружище! Клин клином...
Утром Юнги чувствовал себя великолепно — тело было таким лёгким, будто он ощущал некую невесомость, голова ясная, настроение приподнятое. Увидев такие результаты ночного рандеву, Хосок решил не откладывать следующий визит в салон Джошуа, и, как говорится — «ковать железо, пока горячо». И снова, вечером экипаж увёз их уже в знакомом направлении.
Неделю друзья каждый вечер проводили в «Жёлтой бабочке». Неделю Юнги каждую ночь проводил с новой «жрицей любви». Позы становились всё откровеннее, ласки ненасытнее, а сам процесс более жёстким. Но Юнги был доволен. Ему даже стало казаться, что его влечение к мужчинам было ошибочным убеждением, что его тело сыграло с ним злую шутку от долгого физического воздержания. До одного вечера...
Джошуа, как знаток своего дела, успел узнать вкусы герцога и всегда отправлял к нему девушек одного типажа — худощавых, которых другие назвали бы «плоской как доска», темноволосых, с виду скромниц, но горячих в постели. Как хозяин салона, он был внимателен к своим гостям, следил за каждым их жестом, ловил их взгляды, отмечал вкусы. И однажды он заметил горящий взгляд герцога на одного юношу в его салоне. «Избранные» клиенты знали о том, что Джошуа держал в салоне юношей для «необычных» посетителей. И чутьё хозяина борделя подсказывало ему, что герцог тоже из любителей.
Юнги увидел его в один из вечеров — изящный юноша с бледным лицом и тонкими кистями рук, сидел в бархатном кресле, закинув нога на ногу, призывно прогнув спину и опираясь на подлокотники. Весь его облик как будто был списан с живописного полотна: тонкие черты лица, слегка длинноватый нос и немного оттопыренные уши, блестящие, вьющиеся волосы каштанового цвета и ясные голубые глаза. В нём удивительно сочетались изящество и налёт юношеской наивности. Юнги это заворожило. Он весь вечер наблюдал за ним, не в силах отвести глаз. Юнги был пьян, и атмосфера похоти и доступности в салоне тоже влияли на него. Хосока, который раз уже за вечер уединившегося с очередной бабочкой, рядом не было. Незнакомый юноша, поймав его взгляд, легко ему улыбнулся. Он то грациозно откидывался на спинку кресла, сжимая ножку бокала с вином, то вновь призывно напрягал спину, поглядывая из-под ободка бокала. Юнги от такого неприкрытого флирта повело. Он прижал к себе щебечущую рядом девушку, оглаживая её бёдра, глаз не сводя с юноши, кусал её за шею, опрокидывал её, весело хохочущую, к себе на колени, всё ещё прожигая взглядом юношу. Затем встал решительно и потащил, заливающуюся смехом и кидающуюся ему на шею девушку, в комнату для утех.
Юнги представлял перед собой лицо голубоглазого юноши, когда сажал на колени девушку между своих ног. Ощущал мягкость каштановых волос девушки, когда вцепившись в них пальцами, заставлял приоткрыть рот и набрать нужный ему темп. Бредил, как на лицо юноши брызжет его семя, как тот облизывает его слегка опавшее достоинство, заставляя вновь его восстать. Затем рывком ставит его к стене, заставляя прогнуть спину и сильно выпятить зад, овладевая им, вцепив пальцы в худенькие бёдра, сразу ускоряясь. С губ Юнги срывались хрипы. Как сквозь вату он слышал стоны девушки, но размытым взглядом видел мужскую спину. Девушка не выдерживала бешеного темпа герцога, колени подкашивались, и она начинала съезжать по стене. Юнги, не выходя из неё, опустился вместе с ней на колени и продолжал таранить её тело, всё ещё представляя под собой юношу с голубыми глазами. Он кусал её плечи, толчки становились резкими, глубокими, рваными. Мощный рывок — и Юнги с утробным рыком кончил глубоко в ней, сотрясаясь от оргазма. Девушка отползла от тяжело дышащего мужчины, пытающегося прийти в себя после любовной схватки. Она еле поплелась в уборную, приводить себя в порядок, а Юнги, медленно обретая сознание, начинал трястись от понимания, что испытал сильнейший оргазм от того, что представлял юношу под собой. Он лежал на полу, всё ещё тяжело дыша, раскинув руки и ноги, со спущенными брюками, пригвождённый вспыхнувшей в сознании мыслью, что он был порочен, и ничего с этим он не сделает. Один взгляд на молодое юношеское тело заставляло терять контроль и в тысячу раз острее воспринимать чувственные ласки. Он или примет это, или покончит с собой.
Окончательно придя в себя, Юнги поправил одежду и вышел в общий зал, где уже его ждал Хосок с неизменной улыбкой. Увидев посеревшее лицо друга, Хосок вскочил встревожившись.
— Юнги! Что случилось? Как ты, друг? Тебе плохо?
— Уходим, Хосок, я не могу больше, — голос герцога звучал хрипло и устало. Хосок был встревожен не на шутку.
За спиной друга, Юнги вновь увидел незнакомого юношу, что тоже вскочил, завидев его. Он застыл немного в нерешительности, смотря на него, но потом стал направляться к ним.
— Уходим, сейчас же! — Юнги схватил шатающегося друга под локоть и повёл к выходу. Джошуа тут же выскочил перед ними:
— Куда Вы, господа? Вечер только начинается. Для Вас, Ваша Светлость, было приготовлено особое заманчивое предложение. Уверен, оно бы Вам понравилось! Ваша Светлость, ну куда Вы? — прыгал вокруг них хозяин салона до самого выхода, и не скажешь, что ему за шестьдесят лет. — И для Вас, Ваше Высочество, такая конфетка припасена, просто муа! — продолжал Джошуа, не оставляя попыток остановить их. Но Юнги, как непоколебимый крейсер проходил сквозь толпу гостей, таща за собой на буксире принца. Хосок был довольно нетрезв, но ещё как-то пытался раскланяться с хозяином, в то время как герцог вообще не смотрел на пожилого мужчину.
Наконец двери салона за спиной. Юнги судорожно дышал, глубоко глотая воздух, как будто до этого находился под водой, не имея возможности дышать. Хосок нетрезво, но очень обеспокоенно цеплялся за него, осматривая лицо, прощупывая предплечья — не ранен ли? Чего только в нетрезвую голову может прийти?! Наконец подали экипаж, и друзья буквально ввалились в него. Хосок орал, чтобы гнали, что есть мочь, не останавливаясь.
— Юнги? Я сейчас очень пьян и мало что смогу понять. Но завтра мы всё решим, мы всё обсудим. Что бы ни случилось, не думай ни о чём. Завтра, Юнги, ты слышишь?
Юнги поднял свои красные больные глаза, что даже в сумраке экипажа горели отчаянным огнём:
— Я хотел переспать с ним, хотел видеть его под собой, сделать с ним то, что делал с той девушкой. Я очень этого хотел... — ломанным голосом ошарашил Юнги.
В тишине послышался обречённый вздох принца:
— Завтра, мой друг. Всё завтра. Поспи сейчас.
Разговор у друзей случился ближе к обеду, благополучно проспав всё утро. Юнги рассказал про юношу, про флирт, про свои эротические фантазии, когда был с девушкой, и про то, что юноша хотел подойти к нему, а он буквально сбежал. Но мысли о самоубийстве не озвучил.
Хосок слушал внимательно и серьёзно, молчал несколько минут, не глядя на него. Юнги уже приготовился услышать прощальную речь о том, что с таким неправильным другом ему не по пути, и нужно забыть о дружбе, но то, что он услышал, заставило его и рыдать, и смеяться одновременно.
— Юнги... — осторожно начал принц, — может не надо думать об этом, как о пороке? Может... Я имею в виду, может, стоит принять это? — ещё тише проговорил он. Но увидев затаившего дыхание Юнги, продолжает решительно: — Ты абсолютно нормальный мужчина. Ты жил супружеской жизнью, у тебя родились здоровые дети. И, как я убедился за последние дни, можешь получать физическое удовольствие с девушками. А то, что тебя иногда тянет на прелестных мальчиков, это как своего рода особенность твоя... — как-то виновато скривив лицо, протараторил Хосок. — Ты можешь жить с женщинами, даже жениться снова. А для редкого удовольствия иметь мальчика, — внимательно смотря на реакцию друга, продолжал принц. Но увидев побледневшее лицо Юнги, вскочил и ещё решительнее, повышая голос, продолжил: — Я могу привести десятки примеров мужского сожительства, даже любви между мужчинами, если хочешь знать. Чего стоит легенда о любви Ахиллеса к Патроклу, за смерть которого он жестоко отомстил троянцам, убив Гектора и предав город огню. А великий Александр Македонский завоеватель умер, не пережив смерть любимого Гефестиона, — восторженно пылал речью принц. — И в наши дни есть такие отношения между мужчинами...
— Боже! О чём ты говоришь, Хосок? Какая любовь? Я не хочу это слышать, — закрывая лицо ладонями, простонал Юнги. — Как я могу принять такое Хосоки~и, как я детям в глаза смотреть буду? Что скажет отец, узнав о таком? Нет, ни за что!
— Юнги, послушай, ведь это не ты хочешь лечь под кого-то, ты ведь хочешь подложить под себя...
— О-о-о! Какая разница, Хосок?! Я больше не могу, я больше не хочу. И в этот салон я ни ногой!
— Как скажешь, дружище. Отдохни немного, — успокоившись, Хосок присел снова и велел подать чай. — Я уезжаю через месяц, Юнги, и, наверное, вряд ли смогу посетить Англию ближайшие полгода. Проведём это время с пользой. Мы можем посетить посольство, ты сможешь через наши дипломатические каналы укрепить торговые связи. Можешь заключить новые сделки. И я бы хотел посетить твоих родителей перед отъездом, — невесело заключил Хосок.
Услышав такую новость, Юнги пришёл в уныние и не скрывал огорчения.
— Так скоро? Нельзя продлить визит? Может, останешься до конца весны? Весной будет бал дебютанток, тебе бы понравилось... — слабо улыбнувшись, предложил герцог.
У Хосока аж глаза загорелись:
— Дебютантки?! Ох, дружище, нельзя, к сожалению. Я должен предстать перед императором, хоть он мой родной дядюшка. Но прежде всего я его подчинённый, а потом племянник, — отзеркалив улыбку Юнги, ответил принц.
Принесли ароматный чай, смягчённый молоком, в изящных фарфоровых чашках, хотя Хосок предпочёл бы вина, несмотря на то, что сейчас полдень — всё-таки голова после вчерашнего немного ещё побаливала. Но, после недельной попойки нужен отдых.
— Юнги! — ещё раз решил рискнуть Хосок. — И всё-таки, я прошу, подумай над тем, что я сказал. Попытайся принять это. Попытайся принять себя такого... — увидев вновь нахмуренного друга, немного замолк, но решительно оставив чашку и выставив руку перед собой, продолжил: — Ты мучаешься, мой друг, и я это вижу. Это сломает тебя, если будешь сопротивляться. Ты не сможешь жить в гармонии с самим собой. Тебе нужно отпускать себя, хотя бы иногда. Просто попробуй. Если будет хуже, если решишь, что это было ошибкой... Я тебе такую красотку найду, такую девушку приведу для тебя — вмиг забудешь о всех парнях!
Хриплый смех Юнги стал меняться рыданиями, и через секунду он уже сотрясался от собственной слабости, сложив руки на коленях, как ребёнок. Подскочивший Хосок ничего не говорил, лишь сжал руки успокаивающе и дал ему выплакаться до конца. Он смотрел, как плачет этот сильный и гордый мужчина, его друг, как ломается от бессилия внутри, как мучается от невозможности принять решение: быть или быть — вот в чём вопрос! О, как ты был прав, Шекспир! Принять, и тем самым наступить на своё мужское эго, на свою гордость, но быть удовлетворённым и умиротворённым; или не принять, сохранив честь и достоинство, мужское лицо, и всю жизнь мучиться от слабости перед искушением. Хосок молился всем известным ему небесным силам, чтобы они помогли его близкому человеку обрести душевный покой и найти правильный путь.
────༺༻────
Пять дней в охотничьем домике. Пять дней тишины, покоя и полного согласия с самим собой. Юнги действительно выдыхал усталость и тревоги, день за днём исцеляясь духовно, приводя свои мысли и своё тело в порядок. Днём Юнги косил свежую зеленую траву для корма лошадей, строил парапет у речки. Охотиться в это время года нельзя, и Юнги рыбачил с раннего утра, запасаясь червями и хлебным мякишем. Посмотришь со стороны, и кажется, не герцог вовсе, а зажиточный крестьянин какой-то.
Юнги ездил к саду, в посадке которого сам принимал непосредственное участие, и что был сейчас в полном цвету и дурманил цветочным ароматом. Сад совсем молодой, но новые побеги обещали первый, небольшой урожай. Он снова вспомнил о Хосоке: о его заразительном смехе, больше похожем на конский гогот, чем на человеческий смех; о его лучистых глазах, что искрились всегда добротой. Это место тоже связано с ним. Была бы его воля, он остался бы здесь жить до конца своих дней. Но это невозможно: обязанности, должности, ответственность перед родителями и перед сыновьями. Да к тому же он был слишком ещё молод, чтобы становиться отшельником. Лишь недавно ему исполнилось двадцать четыре года. За все годы, Юнги получал много подарков на дни рождения: ценных и не очень, трогательные, душевные, но подарок от Хосока был самым запоминающимся.
После их разговора, Юнги действительно «отдыхал», целых два дня. На третий день, вечером, Юнги велел готовить карету и попросил Хосока сопровождать его в салон Бейла.
Все эти дни, он думал о голубоглазом незнакомце, не переставая. Пытался понять, что влечёт к нему: лишь физическое желание или что-то ещё? А ещё он обдумывал слова друга: и те, что он слышал от него во дворце дома о том, что «отклонение как клеймо», и о тех из последнего разговора о том, чтобы «попробовать и принять». И вот, весь последний день, эти слова крутились в его голове, не переставая, как шипение змея-искусителя: «попробуй... прими...попробуй». И он решился!
Хосок, видя метания друга, тактично не подходил к нему, не вызывал на новый разговор, давая другу возможность самому решать. И новость о том, что они вечером едут в «Желтую бабочку», воспринял с настороженностью. Он даже не спрашивал зачем, вернее за кем едут — за девушкой или за юношей. Единственное, спросил:
— Ты уверен?
— Да. Мне надо проверить, а возможно — попробовать и принять — ответил Юнги, не смея смотреть другу в лицо. Хосок еще больше насторожился.
Как только они зашли в салон, взгляд Юнги тут же выхватил голубоглазого юношу, что так же сидел в глубоком кресле, с поникшим взглядом, в окружении достаточно солидных мужчин. Едва завидев вошедшего герцога, юноша заметно встрепенулся, ответил на его взгляд, робко улыбнувшись.
Неизменно веселый господин Бейл, обняв за плечи двух друзей, лично провёл их к столику, обещая им все радости мира. По-прежнему танцевали на сцене полуголые девицы. Канкан, как всегда, срывал овации. Разносили вино и шампанское такие же полуголые официантки.
Друзья мало пили, больше нервно смотрели в бокалы. Практически не разговаривали, да и девушки их сегодня не интересовали совсем. Юнги был в замешательстве, таким нерешительным он себя не чувствовал давно. Да, он пришёл сюда, и на что-то вроде даже решился, но как сел в кресло, так и застыл истуканом с нахмуренным взглядом и нервно сцепленными пальцами. Хосок твёрдо решил не вмешиваться, а отдать всю ситуацию в руки самого Юнги: не отговаривать, но и не подталкивать. Он настороженно наблюдал.
Ситуацию разрешил сам хозяин салона. Джошуа подошел к ним, как всегда ослепительно улыбаясь, в окружении щебечущих девушек и выставил перед собой донельзя смущённого юношу.
— Господа, знакомьтесь. Это Чарли, мой племянничек. Приехал погостить к дядюшке, а мне всё некогда развлекать бедного юношу. Работа, знаете ли... — так правдоподобно сокрушался Бейл.
— Добрый вечер, господа, — смущённо, но немного радостно пролепетал юноша.
Хосок тут же подскочил, с довольной лыбой во всё лицо:
— Чон Хосок, — и протянул руку, обхватывая пальцы юноши и потряхивая без остановки. Чарли посмотрел на него, улыбаясь сияющей улыбкой. — А это мой друг, Мин Юнги, герцог Эссекский, — и Чарли перевёл нежный голубой взгляд на сидящего напротив мужчину.
— Чарли Дейзил, — тихо, с лёгким волнением сказал юноша и протянул руку.
Юнги молчал как последний идиот, но взял протянутую руку и почувствовал мягкость и хрупкость пальцев. Через пожатие ему передался трепет юноши, и он слегка сжал его ладонь.
— Вот и славно, господа! Вот и славно! Прошу Вас, уважьте старого Джошуа, развлеките моего племянничка разговорами, — довольный ситуацией, сияющий хозяин «Бабочки», посадил Чарли напротив герцога. — Уверен, у Вашего Высочества есть пара интересных историй, — не унимался Джошуа, обращаясь к Хосоку. — Да и Вы, Ваша Светлость блеснёте рассказом о вашей охоте? Мы все тут наслышаны, знаете ли! Говорят, это было феноменально!
Многозначительно улыбнувшись и зыркнув глазами на юношу, Бейл удалился. Хосок тут же взял инициативу в свои руки. Если бы Юнги оставили наедине с юношей, то знакомство было бы загублено сразу же. И Юнги, в который раз, вознёс благодарственную молитву небесам за своего друга.
В течение получаса, Юнги узнал о Чарли всё: от места рождения до любимых цветов. И всё это происходило так легко, естественно, как будто его друг был знаком с Чарли всю жизнь. Да и сам юноша откликался с большой охотой, смущённо улыбаясь, волнительно поглядывая на герцога.
Как оказалось, Чарли родился во Франции, на берегу лазурного моря, в небольшом портовом городке, и действительно приходился дальним родственником Джошуа. Ему было девятнадцать лет, и он был студентом, учился в Лондонской академии искусств на художника. А поскольку собственного жилья не имел, ютился у Бейла, вот только как он расплачивался за жильё и еду, умолчал. Нет, сам Бейл не трогал юношу, но охотно подкладывал его под богатых клиентов, требующих «особых» услуг. За такие услуги ставка была гораздо больше, поэтому Чарли мог жить вполне сносно и оплачивать учебу в академии.
Принц и художник говорили без умолка, а Юнги не проронил и двух слов, лишь «да» или «нет», в основном лишь хмыкая и качая головой. Но когда юноша, глубоко вдохнув и направив волнующий взгляд на Юнги, спросил:
— Ваша Светлость? Что за история с охотой? К сожалению, я не слышал о ней, хотя весь Лондон об этом говорит. Интересно узнать об этом от самого героя, — Юнги напрягся.
— Ну-у... я заколол кабана, — выпалил он и снова замер. Хосок с застывшей улыбкой смотрит на друга. — Эм...заколол кинжалом, — продолжил герцог.
Но тут, азартная душа принца не выдержала, и во всех подробностях и красочно описал всю сцену охоты. Восторгу Чарли не было предела. Его реакция была такой трогательной — он восторженно хлопал в ладоши, выкрикивая: «Правда?!», «Неужели? Прямо на спину?», и так смотрел на герцога, что у Юнги сердце начинало биться сильнее.
— Хосок, я думаю нам пора... — поднялся Юнги.
— Так скоро? — юноша был явно огорчён и смотрел то на одного, то на другого с надеждой.
Хосок тоже поднялся, с улыбкой смотря на Чарли.
— Да. Нам пора, — ответил он.
Друзья, пожелав доброй ночи, попрощались с новым знакомым, раскланявшись.
— Вы ещё придёте? — взволнованный голос прозвучал за спиной герцога, и Юнги понял, что этот вопрос для него. Он несколько секунд молча смотрел ему в глаза.
— Приду, — ответил он за себя и заметил, как судорожно задышал юноша, и как заискрились его голубые глаза.
Он думал об этом всю ночь, так и не заснув. «Попробовать...принять...посмотреть один раз» — крутилось у него в голове. И Чарли его притягивал, очень. Этим вечером он не был пьян, поэтому пелена похоти не застилала глаза, но, однозначно, если Юнги решился бы на важный шаг, то только с ним. Юнги заметил — Чарли был нежным и трепетным юношей, и скорее всего, очень ласковым и, наверное, с ним было бы легко, словно с девушкой. Боже! О чём он думал?! Это точно не будет как с девушкой! Одна мысль о близости с юношей кидало его в дрожь, кровь начинала бежать в венах быстрее, а сердце начинало стучать в горле от волнения.
Под утро Юнги всё-таки заснул, но снилось ему странное: девушка с распущенными золотыми волосами, сидела у огня вполоборота к нему. А в ушке поблескивала серёжка с зелёным камнем. Когда она повернулась к нему, такой яркий свет от её лица исходил, что всё затмило. Он не знал, что думать о самом сне. Блондинки ему не нравились. А зелёный камень — изумруд, наверное, — решил он. Но к чему был этот сон, он не мог понять.
Ещё три вечера Юнги провёл в компании Чарли. Они мило беседовали, вернее Чарли говорил с ним: о пейзаже, о живописи, об искусстве и даже о балете. Юнги было приятно его общество, он нравился ему внешне, и его тянуло к нему. Чарли заглядывал ему в глаза, соблазнял грациозной осанкой, говорил глубоким волнующим голосом, а один раз коснулся его бедра, запустив импульсы молнии по телу мужчины. Но Юнги не решался. Он прекрасно понимал, кем здесь является Чарли, и что, скорее всего, он будет не первым его мужчиной. Их встречи, по негласному указу Бейла, всегда вуалировали девушки, подсаживающиеся к ним, щебеча с ними во время беседы, но попыток увести их комнаты для утех не предпринимали. Бейл за ними следил пристально.
В один из дней Юнги прекратил посещать салон, резко. Ничего не объяснял даже Хосоку. Он мало разговаривал, никуда не выезжал и почти не выходил из комнаты. Хосок всё ещё придерживался нейтральной позиции, но настороженно наблюдал за другом, искренне за него волнуясь. Он пару раз посещал салон один, и встретил побледневшего и удручённого Чарли, что волнующимся голосом спросил о здоровье герцога, не решаясь на что-то более личное.
Когда Хосок передал другу, что Чарли справлялся о нём, то заметил, как Юнги, всегда спокойный и отчуждённый, заволновался и спрятал сжимающиеся в кулак руки в карманы, отворачивая краснеющее лицо.
— Боюсь, юноша влюбился в тебя, дружище. И, по-моему, тоскует по тебе сильно, — серьёзно отметил Хосок.
Юнги вновь промолчал. Наверное, это тянулось бы бесконечно, если бы не Хосок. Как всегда.
Тот день был днём рождения Юнги. С самого утра на него сыпались поздравления и подарки, начиная от прислуги, заканчивая родственниками и друзьями. Сначала был званый обед, на который приехал отец Юнги, и были приглашены друзья семьи. Затем ужин в старейшем и престижнейшем клубе Лондона «Сток Сити», устроенном Хосоком. А потом шумной пьяной компанией именинник и его немногочисленные друзья, во главе с «тамадой» Чон Хосоком, врывается в «Жёлтую бабочку», буквально на руках занося Юнги.
Юнги был не похож сам на себя: веселился, шутил, обнимался с друзьями, прослезился за тостом Хосока, громко подпевал певичке на сцене, его даже пытались утянуть в канкан, чем вызвал бурю аплодисментов. Сам хозяин салона, буквально сияющий от довольства, подсаживал к ним лучших девушек и угощал шампанским именинника. Заговорщически подмигнул герцогу, прошептал, что его ждёт «особая пташка», приглашая его в комнату для уединений. Едва зайдя в салон, Юнги бегло осмотрелся, пытаясь найти Чарли, но его нигде не было. Не появился он и вечером. И Юнги отпустил ситуацию, отпустил самого себя, купаясь во внимании друзей и красивых девушек. Кульминацией вечеринки друзей, стали проводы именинника в комнату для утех, под всеобщее улюлюканье и похабные шуточки. Юнги отнекивался, мол, он же не жених перед первой брачной ночью — не впервой, как говорится. У самых дверей, Хосок серьёзно посмотрел на него и сказал:
— Это мой подарок, Юнги. Я надеюсь, тебе понравится, — и с улыбкой затолкнул его за дверь.
────༺༻────
Юнги всё ещё слышал за дверью смех и звуки канкана, когда в сумраке комнаты на кровати увидел Чарли, что поджав под себя босые ноги, сидел, опираясь на изголовье. Едва завидев герцога, он подскочил с горящими глазами, и, тряхнув каштановыми кудрями, кинулся навстречу к нему. Но остановился перед ним за несколько шагов, нерешительно сжав руки, и с неподдельным волнением смотря на него. На нём была лишь тонкая белоснежная рубашка, расстегнутая до пупка и мягкие панталоны нежно-голубого цвета. Его глаза лихорадочно блестели, губы были приоткрыты в ожидании, в нетерпении.
— Я так тосковал по тебе, — сразу сказал юноша, — так скучал. Не могу смотреть ни на кого кроме тебя! — голос его практически срывался, его буквально трясло от волнения, и Юнги чувствовал, что Чарли сдерживает себя, чтобы не кинуться на шею.
Юнги молчал. Но тоже смотрел блестящими глазами, хотя Чарли не понимал, от чего они блестят — от алкоголя или от волнения. Но, как оказалось, Юнги тоже скучал, и молча сделал шаг навстречу. Хватило лишь этого шага, чтобы Чарли буквально прыгнул на него, обхватывая руками поперёк спины, прижимаясь всем телом, ластясь и обжигая дыханием.
— Юнги! — буквально стонет он. — Я схожу с ума по тебе! Я всё сделаю сам. Ни о чём не думай. Я сделаю тебе очень хорошо, — шептал юноша, пытаясь руками обнять всего его целиком сразу.
Наконец Юнги заговорил, отстраняя от себя юношу и смотря ему в глаза:
— Ну, уж нет. Сегодня ты в моей власти, полностью! И я сделаю с тобой всё то, о чём я мечтал, всё то, что я представлял, глядя на тебя. Ты ответишь за мои мучения. И наказание твоё закончится нескоро... — прохрипел он, обхватывая его лицо руками, не позволяя юноше отводить взгляд. А Чарли плавился от этих слов, прикрыв глаза, учащённо дышал, и хрипел в губы:
— Д-да, да!
Юнги подтолкнул его к кровати, стаскивая с него одежду. Они завалились на постель и первый обжигающий поцелуй-укус в шею, от которого Чарли томно простонал, выгибаясь и прижимаясь бёдрами.
Юнги упивался, кусал, целовал каждый сантиметр нежной гладкой кожи. Руки потянули панталоны вниз, оголяя трепещущие бёдра, полностью вставший налитый член, худые безволосые ноги. Юнги трогал его везде, мял, щипал, переворачивал на живот, страстно сжимал ягодицы, кусал плечи, осыпал поцелуями всю спину. Он как будто не знал к чему прикасаться первым, и, как оголодавший, пытался охватить всё сразу. Постепенно Юнги пришёл в себя, и первая волна дикой необузданности спала, уступив место чувственному сексуальному голоду. Он всё ещё был одет...
— Раздень меня... — глубоким голосом, мягко приказал он, так, что у Чарли мурашки побежали по коже.
— Да, мой герцог...
Они сели на кровать. Костюм мужчины был скинут, пока они шли к постели, и теперь валялся на полу. Пальцы Чарли откололи булавки на галстуке, развязали узел, перетянули шёлк через плечо. Трепетно одергивали каждую пуговицу на рубашке, оголяя мощный, крепкий торс. Губы юноши немедленно припали к шее мужчины, оставляя влажные следы, спустились по груди, целовали у сердца, склоняясь позже к прессу живота. Перед Юнги открывался великолепный вид на прогнутую спину юноши и аппетитные полушария мягких ягодиц. Он провёл по его спине горячими ладонями, вызывая новую волну чувственного опьянения. И тот факт, что обнажённый Чарли, с налитым, дёргающимся от нетерпения членом, сидел перед ним, всё ещё одетым, добавлял ещё больше остроты.
Внизу, в салоне, всё ещё гремела музыка, слышались взрывы смеха, а здесь в комнате, переплетались тихие стоны двух мужчин. Стаскивая панталоны, Чарли провёл губами по багровому от возбуждения члену Юнги, переходя на внутреннюю сторону бёдер, колени и щиколотки. Наконец, когда последние чулки были стянуты, и полностью обнаженный Юнги сел на кровать, поджав колени, Юнги приказал:
— Повернись спиной и сядь на него, — взглядом указывая на своё достоинство. Чарли просто застонал от нетерпения. Он быстро повернулся, расставив широко свои колени и садясь на его ноги, руками раздвигая ягодицы, но остановился:
— Юнги, постой, так тебе будет легче... — он тут же потянул руку под кровать, доставая маленькую бутыль, и вылил на ладонь немного ароматного масла.
Ладонь нежно скользила по члену Юнги, что стоял колом. Мужчина слегка дёрнулся от его движений, облизнул пересохшие губы, а когда Чарли поласкал пальцем головку, несдержанно простонал. Он рывком перевернул юношу, крепко хватая его за талию. Одной рукой направил свой член в сторону нутра, приставляя к нему головку. Юнги дал себе несколько секунд полюбоваться этой картиной — трепещущее, сморщенное колечко мышц, нежно-коричневого цвета, буквально «дышащее» в нетерпении, блестящее от масла, и его багровый пик у самого входа. Юнги чувствовал то, что не чувствовал никогда — дикое накатывающее возбуждение, лишающее напрочь разума.
Первый толчок — Юнги простонал в голос, тело его сотряслось. Он боялся, что кончит прямо сейчас. Едва сдерживая себя, толкался дальше — член вошёл наполовину, и снова стон. Юнги не мог оторвать взгляд от того, что он делал; от того, как его огромный, налитый кровью член исчезал между белых, мягких половинок; от того, как дырочка плотно обхватывает его, став натянутой и гладкой.
Медленно, стиснув зубы, Юнги вошёл полностью и кончил сразу же. Он буквально крикнул от наслаждения. Ни одна девушка не давала ему таких ощущений: дикой узости, обволакивающей бархатности и просто сводящей с ума пульсации внутри. Хоть он и кончил, но возбуждение не опало. Он вытащил свой член, посмотрел, как из нутра Чарли течёт его семя вперемешку с маслом. Вошёл снова сразу и до основания, с рыком натягивая его на себя и раздвигая его колени шире. Обхватил его под животом, крепко прижав бёдра. Чарли сидел на нём, сжав зубы, свесив голову, слегка опустив плечи и вцепившись в нижнее изголовье кровати побелевшими пальцами. Юнги не видел его слёз, стекающих по щекам, не слышал его болезненных стонов. Юнги полностью был сосредоточен на своих ощущениях, на своём желании.
Он начал двигаться в нём короткими глубокими толчками, почти не выходя из него, издавая хриплые выдохи с каждым ударом. Сильнее прижал тело юноши к себе, и сам, прогнувшись, прижал голову к его спине, кусал рёбра, когда снова кончает в него. Минута, чтобы отдышаться, все еще находясь внутри него. Затем он медленно вытянул колени и опустился на подушки, не давая Чарли соскочить с себя:
— Двигайся, — приказал он.
Чарли, всё так же сидя спиной к нему, удобно расставил колени вдоль вытянутых ног мужчины и начал медленно подниматься и опускаться на его член. Снова заворожённый открывшейся картиной, Юнги полностью отдался своим ощущениям. Чарли двигался одними бёдрами, его ягодицы с шумом опустились на его чресла. Юнги видел, как поджатые яички юноши хлопали по его собственным набухшим яйцам, и ему это дико нравилось. Движения юноши стали более резкими, быстрыми. Юнги слышал, как практически выл от наслаждения юноша; видел, как блестели капли пота, стекающие по спине, и как взмокли волосы на его затылке.
— Юнги-и! — выкрик юноши разнёсся по комнате, и Юнги почувствовал горячую струю на своих коленях. Но сам он ещё не кончил.
Осторожно сняв всё ещё содрогающегося в экстазе юношу с себя, уложил его на спину рядом с собой. Приподнялся над ним, подтягивая его колени к его же животу. Рывком вошёл в него. Чарли кончил ещё раз, сильно содрогнувшись, вцепившись пальцами в простыню, и до хруста выгнул спину. Юнги тут же набрал бешеный темп, вбивая хрупкого юношу безжалостно в матрас. Только сейчас Юнги заметил заплаканное лицо юноши, искажённое маской удовольствия. Из приоткрытых губ срывались тихие стоны, глаза были прикрыты. Движения мужчины стали более размашистыми, резкими; голова Чарли начала метаться по подушке из стороны в сторону; губы, как в бреду, что-то шептали, и в конце — снова перешли в сладкий протяжный вой. Юнги хрипел и рычал, до синяков сжимая его под коленями:
— Посмотри на меня! — крикнул он.
Чарли распахнул свои глубокие, голубые глаза, и взглянул в омут чёрных глаз герцога, признаваясь самому себе, что тонет в них, и хочет утонуть навсегда. Он сотрясся от толчков Юнги, не отрываясь, посмотрел ему в глаза, цеплялся пальцами ему в предплечья, чувствуя подступающую очередную эйфорию. И снова кончил со сладким протяжным криком.
Юнги замер, чувствуя, как содрогнулось тело юноши под ним, как стенки ануса сократились, буквально «выдаивали» член Юнги. Эти ощущения в сотни раз были острее и глубже, и он, толкнувшись в последний раз, кончил глубоко в него, с хриплым ломающимся стоном. Он всё еще не насытился, но дал им передышку в несколько минут.
— Юнги? В уборной я приготовил небольшую ванную. Я могу ополоснуть тебя, если хочешь... — сиплый, но нежный шёпот в темноте.
— Да. Хорошо... — ровным голосом ответил мужчина.
Они прошли в небольшую и чистую уборную, где была очень маленькая ванная. Там можно было купаться только сидя. Чарли мягко усадил Юнги туда, взяв в руки кувшин с тёплой водой, тонкой струйкой выливая ему на плечи.
— А ты? — спросил Юнги. — Садись ко мне на колени. Вместе сделаем это.
Чарли с радостью прыгнул к герцогу, слегка прижимаясь. Снова взял кувшин, полил на него, а водные брызги полетели и на него тоже, и он счастливо засмеялся. Его ладонь под потоком тёплой воды гладила и ласкала тело мужчины, опускаясь к его всё ещё возбуждённому достоинству и тщательно обмывая его. Лицо Чарли стало сосредоточенным, он погрузился в свои мысли ненадолго, облизывая губы, смотрел на член мужчины. Ванная была слишком мала, чтобы осуществить его желание — нагнуться к столь манящему достоинству, но, поймав ухмыляющийся взгляд мужчины, услышал:
— У нас вся ночь впереди. Ты получишь своё. А теперь повернись ко мне спиной, — не терпящим возражения голосом сказал Юнги.
В узкой ванне сделать это было нелегко, но Чарли был достаточно худым и гибким, и быстро повернулся. Юнги взял второй кувшин и стал выливать прямо на голову юноше. Вода практически остыла, и Чарли вздрогнул от прикосновения прохладной воды к горячей коже. Теперь Юнги смеялся тихим голосом, горячей ладонью оглаживая юношу. Из-за контраста температур юноша содрогнулся и почувствовал, как медленно и верно возбуждался. А когда Чарли почувствовал пальцы мужчины у своей дырочки, задрожал сильнее и судорожный стон слетел с губ.
Юнги всё ещё медленно лил воду и вводил палец внутрь, обводя пальцем бархатные стенки, нежно массируя припухлое от их любовных игр, отверстие. Он услышал участившиеся стоны и снова шёпот:
— Добавь ещё один, прошу...
Юнги, удивлённо вскинул бровями, но добавил, уже двумя пальцами массируя и скользя внутрь. Он увидел, как задрожали колени юноши, и слышал, как стоны стали громче, а губы шептали его имя. Но Юнги убрал пальцы, закончив купание:
— Мы не будем делать этого здесь. Вернёмся в комнату, — снова командовал мужчина.
Мокрый и дрожащий юноша, на подкашивающихся ногах, встал, хватаясь за полотенце. Наспех просушившись, оба шатаясь от возбуждения, вернулись в комнату, но до кровати не дошли. Юнги припечатал его к стене, укусив за плечо больно, подхватил под колени, заставляя обвить себя ногами за поясницу. Чарли почувствовал, как твёрдый, словно камень, член Юнги, упёрся прямо между его ягодиц, и чуть съехал вниз по стенке, сам насаживаясь. Мужчина крепко обхватил его бёдра, рывком входя в трепещущее бархатистое нутро, и снова сходил с ума от узости. Юнги твёрдо стоял на ногах, сильно и быстро двигал бёдрами, вколачивая юношу в стену. Чарли был лёгким, почти невесомым, и держать его было несложно. Он сам цеплялся за мужчину, откидывая голову назад, облизывая пересохшие губы и шепча имя герцога. Но снова кончить ему не дали. Юнги скинул его ноги с себя, развернул его, почти невменяемого, лицом к стене, заставляя сильно прогнуться в спине. Расставил широко его ноги, руками раздвигая ягодицы, снова вошёл до основания и трахал, пока от оргазма у них обоих ноги не подкосились.
Сколько длился этот безумный марафон, Юнги и сам не знал, но помнил первые лучи солнца в окне, когда почти бессознательный Чарли кончил всухую под ним, в который раз. Он больше не мог стонать, даже пошевелиться не мог, но из последних сил, грязный и мокрый, прижался к его боку, прошептал одними губами его имя и провалился в темноту.
Юнги смотрел на него — измученного, искусанного, весь в синяках и отметинах от слишком сильных хваток его рук. Он был удовлетворён и спокоен, и был в некоторой степени благодарен юноше, что смог выдержать его всю эту ночь. А вспомнив, что он подарок Хосока — ухмыльнулся, подумав, что надо и его поблагодарить.
О своих ощущениях и чувствах он ещё подумает, попозже. А сейчас он чувствовал эйфорию, лёгкость и полное умиротворение. Он ни на минуту не задумывался над тем, что провёл ночь с мужчиной, что под ним стонали мужским голосом, что кончал он глубоко в мужское нутро. Он думал над тем, что эта ночь, наверное, была лучшей в его жизни, и что он сможет провести много таких ночей. С Чарли?
Юнги ещё раз посмотрел на юношу, вспоминая его отзывчивость, гибкость, покорность и нежность. Да, однозначно он был доволен им, и, скорее всего, заберёт отсюда для себя. Чарли сразу сказал ему, что не мог смотреть на других, снова заставляя ухмыльнуться мужчину наивности юноши.
Ещё долго Юнги думал о том, как легко принял свою порочность, как просто поддался искушению попробовать, нужен был только один шаг! Ох, Хосок~и, дружище! Вот только кто он для него теперь — ангел-хранитель или демон-искуситель? Юнги не знал, но был уверен, что он его самый верный и лучший друг.
В особняк он вернулся рано утром. Хосок ещё спал. Приказав наполнить ванную, отмокал там час. Несмотря на то, что всю ночь занимался сексом, он не чувствовал усталости и сонливости. Адреналин всё ещё бурлил в нём. Но понимая, что нужно отдохнуть, лёг и спал без сновидений.
────༺༻────
На пятый день одиночества в домике, прискакал посыльный из дворца Минов, и привёз письмо от Хосока. Родители не стали дожидаться возвращения Юнги и отправили корреспонденцию к нему сразу, зная их сильную дружбу. Юнги, только что вернувшийся с прогулки, расседлывал своего жеребца, когда ему вручили письмо. Он прилёг прямо на сеновал, распечатав письмо.
«Мой дорогой, бесценный друг, Мин Юнги!
Видят боги, как я скучаю по тебе, мой дорогой друг! Но я счастлив от встречи с семьёй, и это скрашивает моё одиночество. Надеюсь ты и твоя семья в здравии. Расцелуй Майкла и Джорджи в обе щёчки от меня, хотя Майкл уже большой — он наверное не позволит себя целовать...».
Юнги читал строки, и улыбка не сходила с его лица. Он как будто слышал резкий и звонкий голос друга, его громкий смех. Хосок описал всю дорогу: красоту моря, закатов и рассветов в нём, непередаваемое очарование родного берега, свою радость от встречи с семьёй, с братом, да так красиво и складно, что Юнги зачитался. Воображение подкидывало живые картинки описанных в письме сцен. «Дружище, да тебе в писатели надо!» — думал про себя Юнги, усмехаясь.
»...Ты не представляешь, что учудил мой маленький братец! Представь, друг, ему тринадцать лет, а влюбился не на шутку в какую-то невообразимую красотку. Та была так хороша, что на неё глаз положил один князь, не последний человек при дворе дядюшки, между прочим. Говорят, что князь просто с ума сходил от неё, и, похитив, заточил в своём замке. Представляешь — князь-дракон! А мой братец оказался принцем! (хотя он и есть принц)...».
Юнги показалось, что по-настоящему слышал заразительный смех Хосока, больше похожий на ржание, заканчивающийся судорожной икотой, и сам начал смеяться.
»...И знаешь, что сделал мой маленький братик — бухнулся на колени перед нашим дядюшкой с мольбой защитить красавицу сиротку, да к тому, как оказалось — иностранной поданной, француженкой! Князя-дракона поставили на колени перед императорским судом, а красавицу вызволили. Вот, что любовь делает, дружище! Я возгордился поступком брата, он растёт благородным, мужественным человеком с любящим сердцем. Я был так рад за него, дружище. Но, к сожалению, его красавицу забрали то ли родители, то ли опекуны, и вывезли на родину. Мне пришлось долго говорить с братом, успокаивать его, хотя после этой истории прошло несколько месяцев. Я уверен, если она его судьба, то они встретятся ещё обязательно.
Насчёт князя похитителя, точно не интересовался, но сказали, что кончил он плохо. Впору ещё раз воскликнуть — вот, что любовь делает, дружище! Как сильно может полюбить человек, как глубоко может потонуть в своём чувстве, чтобы решиться на отчаянный шаг — похищение! Как остра бывает первая любовь, заставляющая ломать все преграды на пути к ней, и, понимая свою собственную беспомощность, перешагнуть через гордость и просить помощи у более могущественного человека.
Такие сильные чувства, как у брата, меня ещё не обуревали, и, насколько я помню, и тебя тоже. Но я бы хотел влюбиться, полюбить по-настоящему, чтобы на всю жизнь, чтобы семья и дети... И очень хочу, чтобы и ты полюбил, мой друг, чтобы был счастлив...»
Юнги откинулся на душистую траву, сжимая в руках письмо, а в голове вертелось: «Вот, что любовь делает!..». Хосок был прав, Юнги никогда не любил, и думал — а нужна ли ему любовь сейчас, вообще? У него была жена, которая родила ему прекрасных сыновей, с которой он прожил почти пять лет во взаимном уважении. У него есть Чарли — нежный и податливый любовник, с которым ему хорошо и удобно. И жизнь его больше не напоминала качели из сомнений, страхов и угрызений совести. Он прислушался к совету друга и принял себя, таким, каким он есть. И это оказалось самым верным решением — он был спокоен и уравновешен. Так, что нет, не нужна была ему любовь. По крайней мере, сейчас.
Посмотрев ещё раз на письмо, он вспомнил, как они с Хосоком заночевали здесь, прямо на сеновале. И, почему-то, перед глазами всплыл сон, что впервые привиделось здесь — золотые длинные волосы и глаза прозрачно-янтарного цвета, в невероятно длинных, чёрных ресницах. Юнги улыбнулся своим мыслям — неужели эта та девушка, которая снилась ему ещё в Лондоне, с изумрудной серёжкой?! Почему блондинка приходит к нему во сне? Может это его судьба? Юнги ещё шире улыбнулся. «Судьба, так судьба!..» — решил он. Отныне, он не будет противиться её воле, примет её решение, каким бы оно ни было. И если его судьба златовласая девушка — то так тому и быть!
Находясь в своих раздумьях, Юнги не заметил, как опустилось закатное солнце, как спустились полуночные сумерки, и как сам стал проваливаться в сон. И пусть наутро он будет объяснять себе, что это случайность, совпадение или самовнушение, наконец, но ночью ему снова приснилась она — девушка стояла на корабле, лицом к удаляющемуся берегу, и у неё в золотых волосах были розовые лепестки цветов, и море было розовым...