Глава 2
────༺༻────
После пышных похорон юной герцогини, Юнги отгородился от общества, уйдя в себя и свои раздумья. Слова Лесси заставили его подумать о многом: что чувствует его сердце, почему он так холоден даже с собственными детьми. Юнги не помнил, чтобы его сердце билось сильнее обычного, чтобы его затапливало с ног до головы любовной негой или сшибала страсть, напрочь снеся голову. Он много раз видел любовь других, чувствовал влюблённость своей покойной жены; видел, как порой бывают одержимы страстью люди, как могут быть по-глупому счастливы влюблённые. Ничего из этого он никогда не испытывал, ни к кому, никогда. Юнги был растерян и одинок. И чувствовал укоры совести из-за того, что не горевал по утерянной супруге, хотя окружающие восприняли его отчуждённость за глубокую скорбь. Спасение он находил в занятиях по фехтованию, выплескивая нерастраченные силы и не думая ни о чём. Дни проходили размеренно и спокойно. Мины отказались от посещений на время траура и никого не принимали в поместье. Огромный дворец пустовал. Вечерами, когда было особенно одиноко, Юнги приходил к детям. После смерти Лесси, госпожа Соён полностью посвятила себя внукам, перевезла их к себе в покои. Майкл — старший мальчик Юнги, больше тянулся к деду, был тихим и немногословным. Юнги смотрел на него и поражался, как же он похож на него, — от покойной Лесси не было ни чёрточки. А Джорджи был копией бабушки. Уже сейчас, будучи ещё грудным младенцем, в нём проглядывались характерные черты внешности Соён. Но, даже время, проведённое с детьми, не приносило успокоения душе Юнги. Он не был к ним безразличен, он был к ним холоден, как и к остальным. Его беспокоила их судьба, их будущее, безопасность, но не стремился быть ласковыми с ними и проявлять хоть какую-то нежность и отцовскую любовь. Хотя сам никогда не был обделён родительской любовью и вниманием. Он не находил удовольствия ни в чтении книг, ни в конных прогулках, а фехтование больше стало походить на механические выпады и удары, а не изящные, отточенные движения. Юнги терял интерес ко всему, терял интерес к жизни.
*
Наверное, всё-таки небеса любили Юнги, и послали ему спасение от душевного одиночества в лице невероятно яркого, улыбчивого и чересчур активного Чон Хосока. Впервые, когда Юнги увидел его, он был очень удивлён, как человек может быть счастлив просто так, только лишь от того, что просто живёт, дышит, просыпается по утрам и засыпает со спокойной душой. Хосок — полная противоположность Юнги, они были как небо и земля. Но, несмотря на все противоречия, они стали самыми лучшими друзьями на всю жизнь. Чон Хосок приехал в Англию тем же годом, когда у Юнги родился младший сын. Он был принцем крови правящей династии в Корее, и приходился племянником императору. Будучи старшим сыном в семье, Хосоки определили на дипломатическую службу, хотя родной отец не считал это хорошей идеей — слишком весёлый дипломат был из Хосока. Однако Чон оказался очень проницательным и тактичным человеком, тонко разбирающийся в человеческой сущности, умеющий подбирать нужные слова к месту и ко времени. Чон был приятным на внешность: темноволосый и темноглазый, с модно подстриженными короткими волосами, острыми чертами лица. Его потрясающая улыбка так притягивала людей, что невольно окружающие сами улыбались в ответ.
*
Через два месяца траура отец и сын Мин были приглашены в Лондон, на приём в посольство в честь корейской делегации. Среди всей толпы корейских дипломатов, одетых в национальные ханбоки и с длинными, заплетёнными в косы волосами, Хосок выделялся европейским нарядом — расшитый серебряными нитями камзол, панталоны и высокие кожаные сапоги, а тёмные волосы, переливающиеся лёгкой рыжиной, были аккуратно уложены. Молодые люди разговорились сразу, сначала ни о чём: о погоде, о новостях, о впечатлении о стране. Юнги был удивлён, как ему спокойно при общении с ним, как легко ему даются слова ни о чём. Он не помнил, когда так много разговаривал, не помнил, тянулся ли так по-дружески хоть к кому-то. Нет, такого не было. Хосок стал его другом сразу и навсегда. Молодые люди провели несколько дней в столице королевства, а затем Юнги пригласил друга в поместье на всю осень, на что Хосоки с удовольствием согласился.
────༺༻────
На земельных угодьях, оставшихся после смерти Лесси в качестве приданого, герцог Эссекский приказал разбить большой фруктовый сад и построить небольшой охотничий домик на берегу полноводной реки, в живописнейшем месте недалеко от опушки леса. Сад должен был расцвести и начать плодоносить к десятилетию Минхо — такова была задумка Мин Юнджина. В поместье был прекрасный декоративный парк, выстроенный в традиционном английском стиле, с множеством редких цветов, пышными кустами, стройными елями, подстриженными газонами, уютными беседками и шумными фонтанами. Госпожа герцогиня много времени проводила в парке вместе с внуками, наслаждаясь умиротворенностью и тишиной искусно созданного ландшафта. Но герцог мечтал о саде, поэтому уделил его воздвижению всё своё внимание и время. Молодые люди по приезде в поместье, сразу оказались в радушных объятиях герцогини. Госпожа Соён оказала королевский приём Его Высочеству Чон Хосоку, расположив его в лучших покоях дворца и дав званый обед в честь гостя. Юнги познакомил его со своими сыновьями, от которых Хосок пришёл в безудержный восторг: прыгал вокруг них, хватал в объятия, не удержался и расцеловал младшего в щёчки.
— Я мечтаю о детях, мой друг, — признался Хосок, — и надумываю поработать над этим в самое ближайшее время, — хитро улыбался принц.
— Только не начинай с моих служанок, — серьёзно произнёс Юнги, чем вызвал приступ смеха у Хосока, что, согнувшись пополам, пытался похлопать друга по плечу. И, впервые за долгое время, Юнги громко рассмеялся, пожав ему плечо в дружеском жесте. Юнги и Хосок много времени проводили на конных прогулках, познакомившись, наверное, со всеми уголками обширного поместья, посетили находящийся вблизи ремесленный городок, где обедали и выпивали в тавернах, заглядывали в кузницы и мастерские ремесленников, порой находя очень интересные для себя вещицы. Или друзья неспешно прогуливались, любуясь скромной красотой природы. Вечера проходили за разговорами и бокалами отменного вина, и к ним порой присоединялся старший Мин.
Хосок много рассказывал о своей родине, описывал её красоту, о традициях родной культуры, об императорском дворце и о своей семье. Оказалось, что у Хосока есть младший брат, которому сейчас тринадцать лет, и он учится в престижной финансовой школе в столице. Он с теплотой рассказывал о нём, и хотел обязательно свозить его в Европу, показать другие страны. Но также приглашал Минов к себе в Корею, на историческую родину. Герцог, уже родившийся подданным британской короны и считающий себя настоящим если не англичанином, то европейцем, просто загорелся этой идеей — посетить Корею и обязательно с внуками. С каждым днём, проведённым с новым другом, Юнги чувствовал, что жизнь возвращается к нему, пусть не во всей красе, со всеми страстями и красками, но приносящая умиротворение. Хосок тонко чувствовал своего друга, и прекрасно понимал, что ему нужно, лучше, чем сам Юнги. И он пообещал себе, что постарается стать для Юнги поддержкой и опорой. В один из дней Мин старший предложил друзьям посетить воздвигающийся сад и посмотреть строительство охотничьего домика. Выдвинулись на следующий же день с целой кавалькадой слуг, обозами продовольствия и прочими вещами для удобства господ. Хосок неприлично ржал над всей этой суматохой, откровенно удивляясь, зачем всё это. Когда достигли местности, слуги приступили к установке шатров для господ и подготовке трапезы, а молодые люди верхом на превосходных лошадях проехали к саду. Вокруг кипела работа: телеги с юными деревцами разъезжали по полю, работники прорывали каналы с водой для орошения, иные с лопатами и ручными буравами готовили лунки, другие прикапывали саженцы. Все работали не покладая рук, в поте лица, но здесь не чувствовалось никакого напряжения — трудились легко, с удовольствием, порой, кое-где, слышалось весёлое пение. Завидев господ, работники приостанавливали свой труд, снимая шапки и низко кланялись. Хосок пришёл в восторг от увиденного. Он мигом спешился, приглашая Юнги присоединится, и начал проходить между рядов, попутно расспрашивая работников о саженцах, о плодородности земли, да о чём угодно. И всё улыбался, смеялся. Юнги сначала скептически отнёсся ко всему этому, но быстро заразился настроением друга. А когда Хосок, скинув камзол, выхватил лопату у одного из парней, Юнги услышал:
— Эй, Ваша Светлость, засучивай рукава и бери лопату! — он округлил глаза, но почему-то беспрекословно подчинился, действительно сняв нарядный суконный сюртук, и засучил рукава. Ему тут же преподнесли лопату. Юнги ни разу в жизни не копал и ничего подобного тому инструменту, что у него был в руках, не держал. Но он копал так, как будто всю жизнь этим занимался, под одобрительные возгласы крестьян и яркий, заразительный смех Хосока. Юнги и сам не заметил, как втянулся в процесс, как раздавал нужные указания, как сам прикапывал саженцы. И повсюду ловил, может немного удивлённые, но одобрительные взгляды и искренние улыбки. Юнги как будто слышал чужой голос, не свой, когда разговаривал с главным садоводом, с работниками рядом, с мальчишкой, что подбежал к нему с горящими глазами, и сам себе поражался. Он не замечал, когда вдруг Хосок затихал и внимательно посматривал на него, как глаза его друга светились умиротворением, а на лице появлялась спокойная улыбка. К вечеру за ужином Юнги не сдержался и искренне от всего сердца поблагодарил друга, хотя и сам не совсем понимал за что.
— Я рад, нет, я счастлив, что ты, мой друг, появился в моей жизни! Знаю, я не самый простой человек. Я скуп на эмоции и мне порой просто в тягость чужое общество. Но твоя дружба очень значима для меня. Прошу, прости меня заранее за всё: за ворчливость, за угрюмость, за лень. Прошу — будь со мной честным всегда. Будь в моей жизни и жизни моих детей! — эти слова давались Юнги нелегко, но он попытался открыться перед другом, обнажить малую часть своей души. Он хотел быть честным и с другом, и с самим собой, хотел стать ему братом, и Юнги пронёс эту крепкую мужскую дружбу через всю жизнь. Хосок был растроган до слёз. Юнги удивлялся, каким же чувствительным был его друг и не скрывал своих эмоций.
— Я отдам тебе свою последнюю рубашку, — всхлипывал Хосок, — разделю с тобой последнюю плошку с рисом, отдам последний глоток воды! — Юнги вдруг счастливо рассмеялся, утягивая его в крепкие объятия.
────༺༻────
На следующий день друзья поехали к строящемуся охотничьему домику, который находился лишь в часе езды от сада, поэтому отправились налегке. То чувство, которое охватило Юнги при взгляде на дом, он не смог объяснить себе сам. И ещё долгие годы, когда он позднее посещал этот домик, всё думал — почему же ему так легко здесь, почему сердце сжималось, когда он находился тут, словно в предвкушении чего-то. Единственное слово, которое всплыло в его голове при виде этого домика, было «счастье». Лишь спустя годы, Юнги действительно примет здесь своё счастье, что останется в его сердце необъятной любовью. Повинуясь велению души, Юнги попросил друга заночевать здесь, хотя ни одна из комнат не была достроена. А Хосок и рад был. Они устроили ночлег прямо на сеновале возле строящейся конюшни, отправив лошадей в стойло и расстелив дорожные плащи на душистом свежем сене. Друзья ещё долго говорили о разном и уснули спокойным безмятежным сном. А ночью Юнги приснились золотые волосы и золотые глаза...