По велению сердца

────༺༻────

Мины появились в Центральной Европе давно. Ещё в 17 веке, в период «открытия» Востока европейцами, Мин Ёнджи — купец средней руки, заключив договор с представителем Ост-Индийской компании на поставку редких азиатских товаров, будь то ткани, специи, декоративные цветы и ювелирные украшения, стал одним из первых на Корейском полуострове поставщиком европейских товаров. Его сын, Мин Сёнджун, приумножив состояние отца, стал прямым поставщиком европейских диковинок в императорский дворец, а к концу жизни — приближённым к самому императору. А уже его сын получил дворянский титул, приумножил состояние деда в десять раз и стал родоначальником дворянской династии Мин. В течении двух сотен лет разросшийся род Минов имел представительства в крупнейших городах Европы, но самое большое представительство торговой компании Минов находилось в Англии, имея солидный пакет акций Ост-Индийской компании, позднее влившуюся в гигантскую торговую корпорацию «Вест-Индийской компании».

────༺༻────

В период правления благословенной королевы Виктории, Мин Юнджин за особые заслуги в развитии торгово-экономических связей между Великобританией и странами Южной Азии, получил титул герцога Эссекского и обширное поместье Эссекс, а также жалованную грамоту на дворянские привилегии. Единственный сын Юнджина — Юнги, уже с рождения являлся одним из самых завидных женихов Англии, с жадностью рассматриваемый многими дворянскими домами, полными незамужних девиц. Правда изначально, чопорные дворянские семьи относились к Мину с неким лёгким презрением: для дворян занятие торговлей было зазорным делом и считали Минов торгашами, но очень богатыми торгашами. А после английского титула и привилегий, а также протекции самой королевы, Мины стали самыми желанными гостями в любом доме. Породниться с герцогом Мин Эссекским желали многие и желательно с младенчества. В этом преуспел граф Венсмистерс, заключив брачный договор между четырёхлетним Юнги и его годовалой дочерью Элеонор Лесси, в приданное которой предлагалось земельные угодья и немалая сумма денег золотом.

────༺༻────

Мин Юнги — наследный герцог Эссекский, воспитывался в лучших традициях английского дворянства: свободно говорил на французском, испанском, китайском и его родном языке — корейском. Блестяще фехтовал, ему не было равных в стрельбе из лука, гарцевал на гнедом арабском скакуне, как принц. Его экзотическая внешность притягивала взоры: невероятно белая кожа, ровная, гладкая, тонкая; тёмные завораживающие глаза, чей лисий разрез приводил в трепет милых девиц и, уж чего греха таить, многих юношей. Волосы, цвета вороного крыла, обрамляли лицо, слегка удлиненные, что на затылке собирались в хвост, перевязанные лентой, а мягкие пряди до скул зачёсывал пальцами назад. Стройный, мужественный, красивый, но... слишком спокойный, холодный и отстранённый. Многие упрекали юного герцога в гордыне и честолюбии, принимая холодность за презрительность к другим. И только самые близкие знали, какой Юнги добросердечный и мягкий, с ранимой душой. Он спокойно относился к брачному договору, понимая, что родной отец никогда ничего не будет делать в ущерб чувств единственного сына, и если бы Юнги, повзрослев, был против женитьбы на Элеонор Лесси Венсмистерс, отец расторг бы договор. Однако Юнги всегда правильно расставлял приоритеты, и глупо было терять выгоду в виде обширных земельных угодий. Всё-таки цепкая хватка и торговая жилка далёкого предка была в крови Минов. Юнги музицировал на клавесине и фортепьяно, прекрасно танцевал, обладал талантом ораторского искусства, а искусству обольщения научился быстрее, чем ходить. Стоило только маленькому Юнги поджать губки и округлить глазки как все служанки и гувернантки наперебой носились вокруг малыша, и Юнги получал всё, что хотел. С возрастом его желание манипуляции людьми только усиливалась, но теперь он не надувал губки, а растягивал их в сладкой улыбке, обнажая дёсны. Но если юный герцог был чем-то недоволен, его улыбка превращалась в оскал, а потемневший взгляд не сулил ничего хорошего. Порой Юнги приводил в трепет впечатлительных девиц своей ухмылкой, а важных дворян ставил в ступор, прижимая растянутые губы к зубам и слегка выпячивая подбородок, скептически поглядывая, а окружающие гадали, что же они сделали не так. Однозначно — Юнги никого не оставлял равнодушным к своей персоне. Девятнадцатилетний Мин Юнги произвёл неизгладимое впечатление на пятнадцатилетнюю Лесси, и та влюбилась без оглядки. Элеонор Лесси была очень миловидной девочкой с длинными, чёрными волосами, нежными, карими глазами, чистой кожей и хрупкой фигурой. Юнги не был в неё влюблен, но ухаживал за своей невестой согласно традициям и выказывал ей всяческое уважение. Вскоре было объявлено о помолвке и назначена дата свадьбы на шестнадцатилетние Лесси.

────༺༻────

Свадьба была поистине королевской. Многочисленные гости, пребывая в завистливом восторге от роскоши дворца Минов, вкушали диковинные яства, привезённые из разных концов света, танцевали в огромном, сверкающей белизной и позолотой зале, под звуки музыки в исполнении королевского оркестра. Фейерверк в честь молодожёнов надолго остался в памяти местных жителей, как нечто волшебное и завораживающее. В качестве свадебного подарка Юнги получил от отца личный быстроходный корабль, стоявший в устье Темзы и ожидающий молодожёнов для свадебного путешествия. Чета Минов посетила Лиссабон, Монреаль, Салоники и Александрию, и через четыре месяца вернулась в Англию. К тому времени Лесси была уже беременна первенцем.

────༺༻────

Своего первого внука герцог Мин Юнджин взял на руки уже через полгода и дал ему имя Минхо, а второе имя было традиционно английским — Майкл. Своей невестке герцог подарил колье с редчайшим розовым бриллиантом, но с условием, что оно останется среди фамильных драгоценностей Минов. А своему первому внуку необычайно богато украшенную шпагу, которая отныне становилась семейной реликвией династии. В честь рождения наследника для жителей герцогства был устроен праздник с угощениями, танцами и приглашёнными бродячими артистами и трубадурами. А в самом поместье Минов был устроен бал, куда приехала сама королева Виктория, тем самым подтверждая свою протекцию и даря своё благословение малышу Минхо. Всё в семействе Минов текло гладко и мирно. После рождения сына Юнги не поменялся — он был так же холодно-вежлив с супругой, оказывал ей всяческое уважение и регулярно исполнял свои супружеские обязанности, чем милая Лесси была непременно довольна. Между ними не было страсти, даже намека на влюблённость, но было взаимное уважение и привязанность. Многочисленные подружки и сёстры Лесси не давали скучать юной герцогине, веселясь на девичниках и баллах. Да и Юнги никогда не был затворником — проводил время с редкими друзьями на охоте, ещё реже — за играми в карты. Порой устраивали «рыцарские турниры», фехтуя на шпагах и стреляя из лука. Отец не сильно загружал Юнги делами, но вводил сына в курс дел. Юнги всегда знал, сколько у них кораблей загружаются в порту, сколько находятся в плавании, знал всех компаньонов и следил за поставщиками. Ему это нравилось.

────༺༻────

Юнги всегда был лакомым кусочком для женщин, порой даже замужние солидные дамы пытались завлечь его. Что уж скрывать, в высшем обществе не считалось зазорным иметь любовниц или любовников, даже полагалось по статусу, но молодой герцог был холоден и любовные интриги его не прельщали. Лесси была благочестивой и верной супругой, хоть и казалась слегка взбалмошной и капризной, но ей было только восемнадцать лет, и жизнь её была приятной и красивой. Через четыре года у четы Мин родился второй сын, получивший имя Джинхо — Джордж и титул графа Вестминского. Радости старого герцога не было предела, а мама Юнги — уважаемая госпожа Соён, тихо плакала от счастья и шептала на ушко Лесси, чтобы в следующий раз обязательно родила внучку. Лесси, обессиленная после родов, счастливо улыбалась, тихо кивая головой обещая выполнить просьбу свекрови. Но это обещание Лесси не смогла исполнить. Через два часа после родов открылось сильное кровотечение. Лесси быстро теряла силы. Ни помощь акушерок, ни быстро привезённые из Лондона врачи не смогли её спасти — кровотечение оказалось и внутренним, воспаленная матка быстро инфицировалась, из-за чего к вечеру второго дня у Лесси началась лихорадка. Юнги не отходил ни на шаг, стойко стоял у двери пока врачи пытались прижечь кровотечение, держал её руку, пока она горела в бреду и лихорадке. Новорождённый Джинхо был очень тих и не плакал, как будто понимал, что его маме сейчас очень плохо. Бабушка не отходила от малыша, безмолвно плача, в то время как Минхо был на руках у деда. Через пять дней, на короткое время, Лесси пришла в сознание и попросила принести ей детей. Она тихо благословила их, поцеловав в щёки, и сказала, что уходит спокойно, потому что знает — о них будут заботиться, как ни о ком другом. Затем, оставшись наедине с мужем, Лесси не сдержала слёз. Она благодарила его пусть не за любовь, но за заботу и уважение, и пожелала ему встретить любовь — настоящую, сильную, глубокую. Просила не отказываться от этого чувства, кем бы ни оказался его любимый человек и жить по велению сердца. Ночью герцогиня Элеонор Лесси Мин Эссекская умерла, не приходя в сознание. Поместье Минов погрузилось в глубокий траур...

────༺༻────

Чимин был красив. Божественно красив. Его отец — Кристиан Паке был французом, с золотистыми, вьющимися волосами и пронзительными, зелёными глазами. Он являлся капитаном торгового корабля и служил в компании принадлежащей банкирам Ким в Париже. Кимы давали ссуды для мелких компаний занимающихся морской торговлей и Паке, воспользовавшись одной из таких займов, снарядил собственный корабль и отплыл на Корейский полуостров. Здесь он встретил свою судьбу в лице тихой и нежной кореянки Сунми. Она полюбилась ему сразу — длинные, прямые, чёрные волосы, блестящие карие глазки и нежные, пухлые, розовые губки на белом лице. А главное, она покорила его своей скромностью и покорностью. Паке по горло был сыт развязными и капризными парижанками, какими они являлись в большинстве. Сунми стала его женой, и вскоре, у них родился сын Чимин. Малыш с младенчества отличался внешностью — у него были светло-золотистые волосы, как у отца, и невероятно карие, словно прозрачный янтарь глаза, как у матери. От матери же достались и пухлые губки, и длинные, чёрные ресницы, и точёный овал лица. Семейство Паке обосновалось в портовом городе Пусан, где был открыт филиал банкирского дома Кимов, и Кристиан имел в собственности уже три торговых корабля. Когда Чимину исполнилось пять лет, «золотого» мальчика, а именно так называли его окружающие, отдали в первую европейскую школу в городе, открытую при христианском приходе. Он был всеобщим любимчиком, каждый из окружающих Чимина людей старался потискать его, ущипнуть за пухлые щёчки, искусать маленькие пальчики, схватить за короткие ножки и подбрасывать в воздух, вызывая у малыша счастливый и звонкий смех. Да и сам Чимин был ласковым и послушным ребёнком, которого родители любили до безумия. Тихие, семейные вечера в ожидании отца семейства из очередного торгового путешествия, проходили за чтением книг и рисованием. А когда устраивали шумный праздник в честь удачного путешествия, Чимин становился «звездой» вечера, стоя на табурете, тянул веселые песенки на французском своим тонким, высоким голосом.

────༺༻────

В год, когда Чимину исполнилось двенадцать лет, в Пусан приехал старший из сыновей Кимов — Сокджин, которому уже было двадцать. Несмотря на разницу в возрасте они быстро сдружились. Оба были в чем-то схожи и внешне, и характерами. Мягкие черты лица, идеальные пропорции, нежные карие глаза, пухлые губы, длинные каштановые волосы и мягкая улыбка. Сокджина покорила прилежность и кроткий нрав мальчика, так непохожего на его собственного младшего брата Техёна, которого он оставил в Париже. Техён был тот ещё чертёнок, но Сокджин вспоминал о нём с тоской. Обещал обязательно познакомить их друг с другом, уверенный в их дружбе, благо и Чимин, и Техён были одного возраста. А пока Сокджин стал старшим братом для Чимина, а тот уважительно называл его «хёном». Сокджин умилялся с лица Чимина, когда его пухлые губки округлялись, протяжно выговаривая «Хёо-он», и ласково трепал его золотистую макушку. Через год случилась непоправимая беда. Отец Чимина погиб в море, во время страшного шторма. Затонули два его корабля, что сцепившись мачтами, ушли на дно вместе с грузом. Большинство моряков из команды пропало в море. Лишь один из кораблей уцелел и небольшая часть команды Кристиана Паке. Обезумевшая от горя Сунми, плохо понимала, что происходит, лишь судорожно прижимала своего сына к себе, словно боялась лишиться и его. Всю организацию по улаживанию последствий от потери взял на себя Сокджин. Он предложил Сунми продать уцелевший корабль и груз, и тем самым выплатить страховку семьям погибших моряков. Затем уговорил Сунми и Чимина переехать в особняк Кимов, понимая, что одинокой женщине с маленьким мальчиком отнюдь не безопасно жить одним. Он окружил заботой и вниманием и госпожу Паке, и Чимина, ставшего ему таким родным. Добился выплаты страховки за потерянные корабли и груз через суд, представив доказательства катастрофы и свидетельства очевидцев, а полученные деньги определил на дальнейшее обучение Чимина. Чимин, тяжело переживавший потерю отца, стал ещё ближе матери, волнуясь за неё. Он был невероятно внимателен и ласков с ней. Пытался утешить её, отвлечь от горя. Ради неё он старался ещё больше стать успешным в учёбе. Учил вместе с ней французский — родной язык его отца, а затем Сокджин предложил выучить и английский, поскольку очень хотел привлечь Чимина к семейному бизнесу Кимов. Но все усилия были напрасными — Сунми тихо угасала, хоть и цеплялась за сына, как за последнюю надежду. Через два года после катастрофы Сунми умерла, оставив Чимина круглым сиротой. Сокджин сразу оформил опеку над мальчиком. Горе Чимина было безутешным, и нескончаемый поток слёз грозил иссушить хрупкое тельце юноши. Сокджин носился с ним как родная мать, сам переживал глубокую скорбь искренне. Он вывозил Чимина к морю, знакомил с судоходным делом, водил на деловые встречи, а дома никогда не оставлял его одного — вокруг него всегда были служанки, лакеи, гувернёры. Весёлый и яркий мальчик Чимин стал тихим, молчаливым, с потускневшим взглядом юношей. Пережив потерю родителей, Чимин через всю жизнь пронёс боль утраты, и как бы его не любили и не заботились о нём близкие друзья, юноша всегда ощущал душевную пустоту. Сокджин понимая, что одним домашним обучением невозможно стать банкиром, уговорил Чимина поступить в финансовую школу в Сеуле, которую открыл один из высокопоставленных чиновников. Обучение там длилось три года, а за это время Сокджин намеревался подготовить преемника — представителя филиала в Пусане, и уехать в Париж к семье, забрав Чимина. Как ему ни было тяжело расставаться со своим подопечным, Сокджин, скрепя сердцем, похлопотал о зачислении Чимина в финансовую школу, оплатил его проживание в пансионе при школе и приобрел всё необходимое для комфортного обучения мальчика.

*

В Сеуле пятнадцатилетний Чимин произвёл фурор. Если в родном Пусане все привыкли к внешности «золотого» мальчика, вызывая лишь умиление, то повзрослевший и вытянувшийся Чимин воспринимался как диво дивное со своими длинными, доходившими ему до плеч, золотыми волосами, гладкой и чистой кожей, с лёгким отливом золотистого загара. Своими пухлыми губами, словно наливной персик, привлекающий взоры и нежно-карими глазами с зелёными вкраплениями, обрамленные невероятно пушистыми, длинными ресницами, юноша напоминал ангела. В общей массе окружающих его черноволосых и черноглазых людей, в основном корейцев, редко китайцев или японцев, Чимин выделялся значительно. И не только «золотой» внешностью, но и утончённостью — высокие скулы, острый овал лица, изящный тонкий носик, высокий чистый лоб, тонкая шея. Чимин хоть и был юношей, но стройное тело его выделялось мягкими округлыми формами: покатые нежные плечи, изящные запястья, тонкая талия и упругие бёдра. О внешности Чимина говорили так много, что порой забывали какой он старательный и успешный ученик. А ведь Чимин превосходил своими знаниями многих учеников из дворянских семей, коих в финансовой школе было немало. Его познания в астрономии, математике, географии, физике были превосходными, к тому же он знал два иностранных языка. Благодаря Сокджину он получил хорошие познания в истории, нумизматике, банковском деле. Но в большинстве случаев на него просто глазели одноклассники и, порой, сами преподаватели, пытаясь стать ближе к «золотому» мальчику. Более наглые просили разрешения дотронуться до его локонов, которые Чимин перевязывал в хвост, а совсем отчаянные просили подарить прядь волос. Занятия проходили весь день, совмещая теоретические лекции и практические занятия по составлению банковских договоров и займовых векселей. Так же ученики изучали мировую историю международных отношений и делопроизводство, что на выпуске позволяло получить должность банкиров, секретарей и, нередко, дипломатов. Чимин регулярно отсылал письма Сокджину и безумно тосковал по нему — человеку, ставшему ему таким родным, заменившим отца и мать. Тихий и скромный юноша не стремился заводить друзей среди одноклассников, но, в то же время, его не считали зазнавшимся мальчиком. Все замечали его грустный взгляд и скромно опущенную голову.

*

Через неделю с начала обучения, на своей кровати в комнате, Чимин обнаружил белый листок, где на корейском языке было написано: «Ты самое прекрасное создание, что создал Бог на земле!». Он был крайне удивлён, ведь девочек среди них не было, это была школа исключительно для юношей, даже среди преподавателей не было женщин. Решив, что это чья-то шутка, Чимин решил не придавать значения записке и оставил в тумбочке. На следующий день, после занятий он нашёл цветок белоснежной камелии и записку: «Ни один цветок мира не сравнится с твоей красотой!». Чимин был в недоумении, кто-то смеётся над ним! Разве мальчикам дарят цветы?! Он не знал, что думать, и решил оставить всё без внимания.— «Тому, кто шутит, — подумал он, — скоро надоест и перестанет». Однако, на протяжении всей недели, каждый день после занятий, он обнаруживал у себя то цветок, то сладость, и, неизменно, с записками. Чимин незаметно разглядывал учеников в классе и гнал от себя мысли, что этот поклонник не один из почтенных учителей-аджосси. Но незаметно разглядывать не получалось — Чимин и так всегда находился под любопытными взглядами окружающих. Какими только эпитетами не награждал его тайный поклонник, а то, что это был мальчик, сомнений никаких не было — в школе даже не пахло девочкой.— «Ты затмеваешь солнце днём и лунный свет ночью!»— «Ты услада для моих глаз, твой голос — музыка для моих ушей, ты радость моей жизни!»— «Если бы ты только знал, как бьётся моё сердце при виде тебя!» — и с каждым разом признания становились всё ярче и откровенней. В первые дни Чимину даже было страшно возвращаться в комнату и обнаружить там новую записку, но затем смирился. Он понял, что это не шутка, и что тот, кто пишет их, берёт слова из самого сердца. А подарки заставили его задуматься. Не так просто проносить их в чужие комнаты, значит, такое могут сделать только слуги господ, а прислуга в школе имелась только у принцев крови и княжеских сыновей приближенных к императорской семье. А сладости и цветы были отнюдь не дешёвыми, чего стоил один только голландский белоснежный тюльпан или диковинный шоколад. Но, в любом случае, Чимин не смог бы ответить на эти чувства — он не хотел их. А записки, вызывавшие у него недоумение, потом страх и раздражение, навевали только жалость к пылко влюблённому поклоннику. В конце второй недели Чимин обнаружил у себя в комнате лукошко нежнейших, спелых китайских персиков, так любимых им, уложенными веточками душистого лемонграсса, и записку: «Ты пахнешь, как они!». И тогда Чимин решил на следующий день написать письмо с просьбой прекратить присылать ему записки, обязательно поблагодарив поклонника за подарки, но указав, что не сможет ответить взаимностью. С таким решением Чимин ложился спать, но выполнить свою задумку он не смог, ибо на следующий день начался один из самых мучительных периодов в его жизни...