Ариэлла

Прослушал Карим, ничего не ответил,

Но грусть в глазах брата все же заметил.

Слишком хорошо брата он знает,

Просто так ничего не предпринимает.

А тут, вдруг, с караваном идти решил

И ни с кем ничего не обсудил.

Разговор задушевный не получился,

Озабоченный Карим удалился,

Оставив Икрама в раздумье стоять,

А сам отправился оповестить мать.

Войдя в дом, решил Ариэлу навестить

и о здоровье ее расспросить.

Подойдя к комнате, он остановился,

Голос матери доносился.

Решительно, твердо голос звучал,

Карим ухом к двери припал.

«Я вижу, ты еще не совсем здорова,

Но работать уже готова.

Со здоровьем не надо шутить

С работой лучше повременить.

Тебе нужно больше отдыхать,

Время подходит, скоро рожать.

Я забочусь о тебе, тебя я ценю

И, конечно, люблю, как дочку свою.

Но волнуют меня мои сыновья,

Сдается, что оба влюбились в тебя.

А этого я допустить не могу

И тебя быть разумною прошу.

Для них ты сестра и только сестра,

Это слово мое и воля моя.

Ты знаешь, могу быть в решенье тверда,

От своего не отступлю никогда.

И как дальше сложится жизнь твоя,

Будет зависеть лишь от тебя.

Душой и сердцем я к тебе прикипела

И мне жаль тебя, столько претерпела.

Знаю, поймешь матери сердца томленье

И примешь правильное решенье».

Все понял теперь Карим:

«Так вот что происходит с ним!»

Встревожило Карима все, что услышал,

Подумать было о чем, и во двор он вышел.

Что делать и как же теперь быть?

Может Икрама предупредить?

И как разговор об Ариэле начать,

Придется и о своих чувствах сказать?

Трудно Кариму, но нужно решиться

И брату своему всему открыться.

Икрама он за работой застал,

Из дерева новый арчак строгал.

Карим подошел к нему, рядом присел

И только речь свою начать хотел,

Как к нему обратился Икрам:

«Знаешь, Карим, порученье тебе дам.

Когда закончишь свои дела,

Сделаешь две подушки для седла.

Старые слишком загрязнились,

Местами даже прохудились».

Пообещал Карим подушки сшить,

а сейчас нужно им поговорить.

Икрам отложил все, к брату подсел:

«Что ж, говори, коль других нет дел!»

Сбивчиво начал Карим свой рассказ,

О том, что только услышал сейчас.

Как мать Ариэлу наставляла

И разумной быть ей предлагала.

И что Икрам влюблен, он тоже знает,

Да только брата не понимает,

Зачем свои чувства нужно,

Мало ли что думает мать.

Икрам побледнел, вскочил,

Повернулся к брату и проговорил:

«Молчал, потому, что стыдился,

Я впервые в жизни влюбился.

Влюбился в ту, что презирал,

Которой отомстить я обещал.

Влюбился в женщину, что любит мой брат.

Скажи, разве в этом я виноват?

Пытался я чувство свое прогнать,

Но мысли о ней не могу прогнать».

Карим слушает брата, молчит,

А в сердце, словно, заноза саднит.

Как любит он брата своего

И как хорошо понимает его.

Он, Карим, ведь тоже страдает

И чувства брата разделяет.

Как же им теперь быть,

Как смогут любовь свою поделить?

Разве можно так рядом жить,

Кому-то придется отступить.

Может Икрам уже отступился,

Коль с караваном идти решился?

Неужто ради брата, вот вопрос,

Свою любовь он в жертву принес?

Что же смогу сделать я для него,

Для брата любимого своего?

С благодарностью смотрит на брата Карим,

Оставлю и я дом свой и пойду с ним.

И обратился он к брату своему:

»Икрам, дорогой, с тобой я пойду,

Мы оба не в силах ее забыть,

Не лучше ль подальше от дома быть.

Время залечит все наши раны.

Отправимся с тобой мы в дальние страны

И чем дольше мы будем в пути,

Тем легче забыть все, перенести.

Не можем с тобою мы состязаться,

Кому из нас она может достаться».

Икрам слушал брата, не перебивал,

Есть доля истины в том, что сказал.

Негоже братьям состязаться,

Тем более из-за женщины ругаться.

Только нашей любви также мало,

Она ж своих чувств не показала.

Возможно, и не думает ни оком,

Живет только памятью о муже своем.

Ведь от него ребенка ждет и

От безысходности в доме нашем живет.

Живет тихо, чтоб ее не замечали,

А взгляд ее полон тоски и печали.

Подошел Икрам к брату, его обнял,

«Спасибо, брат, тебе, - ему сказал. –

Я благодарен за откровенность твою,

Теперь и ты знаешь боль мою.

Не думал, что так смогу влюбиться,

Да и на твоем пути не хотел становиться.

Трудно было мне во всем признаться,

Вот и решил я со всеми расстаться.

Скажи, Ариэла о твоих чувствах знает

И также взаимностью отвечает?»

«Нет, - ответил Карим, потупив глаза. –

Теперь и не узнает о них никогда.

Я сделал свой выбор, иду с тобой

И только лишь так обрету я покой».

«Возможно, и прав ты, - Икрам ответил,

Но тревогу в глазах брата все же заметил. –

Нам сейчас лучше вместе держаться

И в любви к Ариэле ни к чему признаваться.

Мы и мать успокоить должны,

Показать, что любящие мы сыны.

Еще неизвестно как все сложится,

А на Ариэле может отразиться.

Мне бы очень не хотелось, чтобы сейчас,

Были проблемы у нее из-за нас».

Задумался Карим: »А, ведь прав брат во всем,

Как то не думал он раньше о том,

Как все может на Ариэле сказаться,

Нельзя ей сейчас никак волноваться».

Вспомнил он и матери тон,

Не предвещал ничего хорошего он.

Должно быть Ариэла сейчас страдает

И как поступить ей тоже не знает.

И не виновата она в том,

что каждый из братьев в нее влюблен.

Ариэлу нужно сей час поддержать,

Только с чего же им начать?

Возможно, выход найдет Икрам

И с матерь поговорит сам.

Мать всегда прислушивалась к нему

Решенья принимать доверяла ему.

На предложенье ответил Икрам:

«Конечно, поговорить мог бы и сам,

Но лучше к матери пойти вдвоем

И поведать ей обо всем.

Трудный нам предстоит разговор,

Для нее он будет, как приговор.

Ты же знаешь, как мать нас ждала

И что выплакала все глаза.

Решенье наше ей удар нанесет,

Не знаю, как она все это переживет».

Застали мать они одну

под развесистой яблоней в саду.

Плод за плодом она срывала

И сыновей своих не замечала.

Движенья ее плавны, легки,

Но нет в них больше той быстроты.

Часто останавливается, руки трет,

Вытирает струящийся по лицу пот.

Видят сыновья, мать очень устала,

Хотя и яблок в корзине мало.

Не статною женщиной пред ними предстала,

Она ведь совсем старушечкой стала.

Не замечали они, как мать постарела,

Занят был каждый своим делом.

Казалась им, мать будет всегда молодой.

И как же больно ее видеть такой!

Они подошли к ней, помочь предложили,

А ее под тень отдохнуть усадили.

Окончив работу, к ней подошли,

Рядом с ней сели, разговор завели.

«Совсем себя, мама, ты не бережешь

И отдыха себе ты не даешь, -

Упрекнул ее ласково Карим, -

Здоровьем нужно заняться своим.

Ты не так уже молода,

Чтобы работой изнурять себя».

Икрам взял руки ее, к губам прижал,

Затем нежно за плечи обнял:

«Мама, родная, - сказал он любя, -

Мы очень волнуемся за тебя.