часть 46-50
Какое доброе сердце в тебе.
Приходишь на помощь в любой беде.
И коль дорога тебе девушка эта,
Не жди от нас никакого ответа.
Пусть она в доме нашем живет
И спокойно ребеночка ждет.
Мы не будем ей досаждать,
Не винить, не упрекать.
И не прогоним ее мы прочь,
Коль теперь она твоя дочь.
Со временем воцарится в доме покой.
Может и станет она нам сестрой».
От слов этих мать облегченно вздохнула
И к себе сынов притянула.
Будто камень с души упал,
Покатился куда - то и пропал.
Светлой улыбкой лицо озарилось,
Как хорошо, что все так разрешилось.
Карим счастлив, довольный сидит,
Икрам же тяжелым взглядом глядит.
Хоть всей душой и жаль ему мать,
Но разве может он ей обещать,
Что изменит свое отношение к той,
Что должен назвать своей сестрой.
Затея эта не по нраву ему
И, видно, только ему одному.
Ни слова о том он не сказал,
Лишь всю дорогу до дома молчал.
И мысли теснились в его голове,
Как дальше держать ему гнев свой в узде.
Ведь матери слово закон для него,
Но в толк он никак не возьмет одного;
Зачем же, зачем так мать поступила,
Согласья детей своих не спросила.
А разве плохо жилось им втроем?
И радость и беды - все нипочем.
Друг друга любили и уважали,
Ни словом, ни делом не обижали.
Что же случилось с столь дружной семьей?
Икрам потрясен, он сам не свой.
Виновницей смуты всей стала она,
За все за это заплатит сполна.
Так думал Икрам, в нем злоба кипела,
Хотел бы он сразу взяться за дело.
Но как поступить, чтобы мать не обидеть
И слез на лице ее милом не видеть?
Сам говорит себе: »Хитрее будь,
Но намеренье свое не забудь.
Придет тот день, пробьет тот час,
Тогда уж не спрошу я вас.
Все станет так, как я хочу
и чужестранке этой отомщу».
К дому они подошли не спеша,
Навстречу служанка Гаада,
Двери пред ними она отворила
Гостей желанных в дом впустила.
В доме Ариэла их встречает
Улыбкой доброй привечает.
Уселись гости, с ними мать,
Гаада и Ариэла стали блюда подавать.
Лепешки и рыба, мясное жаркое,
И нежная курочка. Блаженство какое!
Овощи разные, напитки, вино,
Не едали братья такого давно.
Абрикосы, миндаль, плоды хурмы
Ломится стол от обилья еды.
За трапезу братья, молча, взялись,
Наконец - то мечты их сбылись;
Вот так мирно сидеть за столом
Вместе с матерью, втроем.
И вроде не было тех трудных дней,
Когда мечтали о встрече с ней.
Вот снова в доме своем родном
И солнце закатное за окном,
Знакомый благовоний запах пряный
Такой приятный и желанный.
И мать с ними рядышком сидит
Восхищенным взором на них глядит.
Здесь пахнет уютом и теплом
Не хочется думать ни о чем.
С наслажденьем гости ели, пили,
Разговоров не заводили.
В комнате рядом Ариэла и Гаада
Ожидают, позовут их когда.
Нужно еще чай и сладости подавать,
Нельзя же гостям дорогим долго ждать.
Гаада ожидает, побледнела чуть – чуть
Так хочется ей на Карима взглянуть.
Сердце девушки бьется сильней,
Думает ли милый сейчас о ней?
А у Ариэлы тревога не проходит
И только на грустные мысли наводит.
Не может она это чувство прогнать,
хоть и уверяла ее в обратном мать.
Сегодня, так думала она,
Возможно, решится ее судьба.
Наконец – то их позвала мать,
Пора и сладости, чай подавать.
Спохватились Ариэла и Гаада
несут подносы, потупив глаза.
Гости чашки с чаем берут
рядом сладости кладут.
Затем девушек с ног до головы оглядели
И знаком остаться им велели.
Обе смущенные стоят,
А юноши не отводят от них взгляд.
«Обе девушки так хороши,
Просто услада для души.
Да только лишь служанка одна,
Другая и вовсе не нужна». –
Так думал Икрам, глядя на них
И не стыдился мыслей он своих.
Карим же, брат его, наоборот
Сидел, раскрыв глаза и рот.
Ах, как же обе хороши!
Он изумился от души.
Хоть и служанка Гаада,
А стать какая, а глаза!
В такую впору и влюбиться,
Но можно ли на ней жениться?
Вторая тоже всем взяла;
Глаза миндаль, кожа бела.
Румянец яркий на щеках горит,
Улыбка белоснежная влечет, манит.
Прядь, черных, вьющихся волос видна
И вся она так грациозна, и стройна.
От Ариэлы глаз не может оторвать,
Но вот вопрос, что скажет на то мать?
Должна ему ведь стать сестрой,
А потерял он свой покой.
К тому ж еще, хоть и молода,
Ребенка ждет и уже вдова.
Как отнесется к тому брат?
Конечно, он не будет рад.
И не поддержит и не поймет,
Скорей всего наоборот
И будет только ругань с ним.
Так рассуждал бедный Карим.
Мать за сыновьями наблюдала,
Пытливые взгляды на них бросала.
Видит в них перемену она.
Не уже ль виновата она сама?
Или случилось что с ними в пути,
Иль тропку к их сердцу не может найти?
Другой встречу с ними она представляла,
Такого вот поворота не ожидала.
Думала, будут вместе с сестрой
Жить одной дружной большой семьей.
Да, видно, она все ж поторопилась,
Ситуация трудная в доме сложилась.
Взгляд холодный Икрама ее пугает,
Никогда Ариэлу он не признает.
И сможет ли она ей помочь,
Убедить сына, чтоб признал ее дочь.
Волнует ее очень так же Карим,
Не видела его никогда таким.
Его глаза лучатся, сияют,
Искорки страсти в них сверкают,
И смотрит влюблено на Ариэлу,
До Гаады ему нет и дела.
А Гаада так ему под стать,
О такой невесте для сына можно только мечтать.
Трудолюбива девушка и добра,
А как любит Карима она!
И ничего, что семья бедна,
Зато ведь из знатного рода она.
Тем временем гости свой чай допили,
Мать и женщин поблагодарили.
Тут же Ариэла и Гаада
быстро убрали все со стола.
Сыновья уж хотели подняться,
Но мать попросила их остаться:
«Теперь можно и повеселиться,
Пеньем и танцами насладиться.
Помните, как танцевала Гаада,
Ею вы любовались всегда.
Пусть же она здесь и сейчас
Снова свой танец станцует для вас».
От такой похвалы Гаада расцвела
И легким шагом танцевать пошла.
Сначала плавно по кругу прошлась,
Затем гибкой змейкою извилась,
Затем, словно вихрь ее подхватил
И в танце стремительном закружил.
Как прекрасна в танце она!
Ей похвала Карима нужна.
За танец чудесный благодарен он ей,
но мысли его сейчас не о ней.
Танцем служанки Икрам наслаждался
И, видно, очень довольным остался.
На девушку он смотрел с восхищеньем,
Чем и вызвал ее смущенье.
Мать служанку поблагодарила
И место рядом с нею занять попросила.
Затем к Ариэле она подошла
По матерински ее обняла.
«Дорогая моя Ариэла,
Я хочу, чтоб ты для нас пела.
Пусть услышат мои сыновья,
Как прекрасна песнь твоя».
