Ариэлла

Пока усталые путники спали,

Женщины подарки свои примеряли.

Вот мать на плечи шаль намотала

И рассматривать себя стала.

В блюде зеркальном видит отраженье свое,

увиденное тронуло сердце ее.

Женщина смотрит из медной глади,

Глаза усталые, белые пряди,

Но не ушла былая краса,

Она и сейчас еще хороша.

Брови дугой, как оливы глаза,

Хоть омывает их часто слеза.

Румянец бледный на щеках играет.

Улыбка нежная лицо озаряет.

Во всем ее облике умиротворенье

И нежность, и легкая грусть, и волнение.

А рядом крутится Гаада,

Своим отраженьем довольна она.

Яркие бусы ей очень к лицу,

Девичью подчеркивают красоту.

Глаза искрятся, глаза горят.

О, если б Карим обратил свой взгляд!

Ведь сердцу ее давно он мил,

Вот только б внимание обратил.

Только Ариэла подарку не рада,

Ведь ничего от них ей не надо.

Старшего брата укоризненный взор

Был для нее как немой укор.

И снова в ней страх поселился,

Что в образ Икрама превратился.

Не будет от него ей в доме житья

И волновалась она не зря.

Недаром снились тревожные сны,

не доброе предвещали они.

Вуаль красивую в руках она вертит,

Но примерять ее не спешит.

Как же могла она подарок принять?

И не взяла бы, если б не мать,

Не могла женщину эту обидеть,

И горечь, и боль в глазах ее видеть

Видит мать, что Ариэла в смятенье

И обратилась к ней с волненьем:

«Вижу, подарку совсем ты не рада.

Прошу, успокойся, моя отрада.

Увидишь, все к лучшему обернется

Надеюсь, и радость к тебе вернется.

Надень то платье, что тебе подарила,

В нем выглядишь ты очень мило.

Смотри, как подходит к нему вуаль!

Отбрось все сомнения и печаль,

Лучше в блюдо ты посмотрись,

Видишь красавицу, ей улыбнись.

Оставь все страхи и тревогу

Надейся и помолись ты Богу.

Как я сказала, в обиду не дам

И это внушу я своим сыновьям.

Считаться придется с моим решеньем,

Набраться придется им терпенья.

Когда поближе тебя узнают,

Мненье свое о тебе поменяют.

Не огорчайся, их прости,

Привыкли, что любимы только они,

Что только о них заботится мать,

Боятся любовь мою потерять.

Лучше других сыновей своих знаю,

чувствую их и понимаю.

Дай только срок, они все поймут

И сестрой тебя назовут».

Ариэлу, так тронули эти слова,

Возможно мать во всем и права.

Захотелось ей мать обнять

И крепко - крепко к себе прижать.

Нет никого родней ей на свете,

Чем милой, доброй женщины этой.

Ради нее стерпит все лишенья,

Ради такого вот мгновенья.

Ариэла матери улыбнулась,

в зеркальную гладь блюда оглянулась,

осталась довольной своим отраженьем

и приняла такое решенье:

Чтоб ни послала ей судьба.

Придется принять ей все сполна.

Нет выбора, нет другого пути

И некуда больше ей идти.

Она не одна, теперь вдвоем

И помнить нужно о сыночке своем.

Чтоб смог здоровым он родиться,

Должна она со всем смириться.

Будет братьям угождать

Во всем матери помогать.

Как видно, на все Божья воля

И вот такая ее доля.

Вот так и стояли они втроем

И каждая думала о своем.

За думками время быстро пролетело,

вот уже и повечерело,

пора и сыновей будить

и ужином их накормить.

Женщины принялись хлопотать;

Гаада стала на стол накрывать,

Ариэла в сад побежала,

Свежий букет цветов нарвала,

А мать к беседке поспешила,

Будить сыночков своих милых.

Но к удивлению ее,

В ней не оказалось никого.

Куда ж могли они подеваться?

Мать начинает волноваться.

Весь двор обошла, у ворот постояла.

Вернулась. Вдруг голоса услыхала.

Из глубины сада сыновья ее шли

И между собой разговор вели.

Резко голос Икрама звучал,

Карим же, напротив, все больше молчал.

Гулко сердце матери забилось,

Пойти им навстречу поторопилась.

Догадалась сразу, о ком речь идет,

К чему разговор этот приведет.

Увидев мать, сыновья замолчали,

Приветливо ей рукой помахали.

Мать подошла, с укором на них посмотрела,

Под деревом вместе с нею присесть велела.

«Хотелось бы знать мне, что вас так тревожит,

Какая тяжесть вашу душу гложет.

Иль вас неприветливо встретил дом?

О чем разговор вели вы вдвоем?

Икрам, гнев в голосе слышала я твоем

И чем же, скажи мне, вызван он?» -

«Тебя не хочу обидеть, мать,

Но все - таки должен я сказать.

Не по нраву мне решенье твое

И не изменю я мненье свое.

Как ты могла чужестранку принять

И дочкой своею ее назвать?

Да, с виду она мила, хороша,

Но для нас ведь чужая душа.

Что знаешь о ней ты? Откуда она?

Зачем в доме нашем она нужна?»

- «Сын мой, постой, не горячись,

А лучше к девушке приглядись.

Не только внешне она хороша,

Чиста и прекрасна ее душа.

В ней нежности столько и доброты,

И столько душевной теплоты.

Ты знаешь, давно я о дочке мечтала.

И вот эту девушку я повстречала.

По сердцу пришлась мне, ее полюбила,

И в дом свой жить ее пригласила.

С ней дни свои я коротала

Пока возвращенья вашего ожидала.

Жаль мне ее, совсем ведь одна

И скоро матерью станет сама.

Разве могла я ее отпустить,

Зная, что жизнь ей могу погубить.

Вас часто нет дома, мне грустно одной,

А вместе легче справиться с долей такой.

К ней состраданье я питаю

И вас принять ее умоляю».

Прослушали все сыновья, перечить не стали,

Но ничего и не обещали.

«Я все вам сказала, дорогие мои

И душу открыла, и мысли свои.

Теперь черед ваш настал, примите решенье,

Надеюсь, развеете мои вы сомненья.

Ведь столько любви, сил в вас я вложила,

Не уже ль, пониманья я не заслужила.

Много лет прожила я на свете

И за решенья свои я в ответе.

В беде я всем всегда помогала

И в помощи никому еще не отказала.

Вы что же хотите, чтоб на старости лет

Нарушила данный себе я обет?

Чтоб доброе имя свое запятнала,

Лиходейкой в устах всего города стала?

Судя по всему, должна я прогнать

Женщину, что собирается матерью стать.

Не могу поверить ушам своим я,

Что так говорят мои сыновья.

А я ведь всегда гордилась вами,

Считала вас умными, добрыми сыновьями.

За вас готова была поручиться,

Верить не хочу, что могла ошибиться.

О горе мне, горе, как дальше жить!

Как сыновей мне своих вразумить!»

Сказала так женщина и замолчала,

Лишь слеза горькая по щекам побежала.

Молчанье. Лишь шелест листвы.

Понурили головы ее сыны.

Не знали мать свою они такой,

От нее исходил всегда покой.

Со всем она всегда соглашалась,

И что же теперь вдруг с нею сталось?

Глаза опустив, молчат сыновья,

Разговор, по сему, затеяли зря.

Не думали, что мать свою так огорчат

И извиниться уж каждый бы рад.

За плечи Икрам свою мать обнял

И очень нежно к себе прижал.

Карим же, виновато улыбаясь, сказал:

Прости нас мама, я всегда ведь знал,