Эпизод 60
— Я слишком драматизировала, — оправдывалась я перед Лоренцо, будучи зажатой им в самый тёмный угол «Велатуры».
— Принимаю. Но если у тебя какие-то психологические проблемы, мы...
— Всё в порядке, Капоне, правда! Не обращай внимания...
После спектакля тем же вечером, Лоренцо сказал, что из меня никудышная Бетси. То, что играла я, слишком расходилось с его видением персонажа.
— Как так вышло, что ты стала невидимкой?! — отчитывал меня Лоренцо. — Я потерял тебя! Такого никогда не случалось... Венера, как?!
Порка не была прелюдной. Никто кроме Лоренцо не осмелился и не имел права обвинять меня в недостатках.
— В моём театре тебе не спрятаться за заученным текстом, ты либо погрузилась в спектакль, либо бултыхаешь на поверхности как мусор. Почему я должен объяснять основы?
— Не должен.
— Я уволю тебя, если продолжишь стоять в стороне.
Его глаза сверкали льдом, и не приходилось сомневаться, что с тем же хладнокровием он может обрубить любые связи между нами.
— И будешь прав, — я соглашалась, и в качестве примирения приглашала его разделить со мной ужин.
Я делала это не ради его подкупа или соблазнения, но не без выгоды. Заключалась она в том, что компания Лоренцо меня отрезвляла. В этом безусловно была доля мазахизма, но я была в ситуации, когда приходилось хвататься за любой крючок.
— Так что у тебя, рабочее выгорание? — спрашивал он почти сразу, едва мы сошли с крыльца «Велатуры». — Я как руководитель должен знать.
Я рассказала правду, хотя и могла соврать. Кто вообще такой был Лоренцо? Я была знакома с ним лишь полгода, не добилась от него ни одного признака привязанности, кроме тех, которые требовались для поддержания дальнейшего сотрудничества. Единственным моим достижением стало то, что я могла называть его Капоне без последующей неодобрительной реакции: эту кличку употребляли только завсегдатаи «Велатуры» — основной костяк труппы. Я же ещё считалась «свежим мясом».
— Последний месяц я всю себя вкладывала в личную жизнь, и на театр не осталось сил.
Признавая свой промах, я дрожала как лист. Со стороны, вероятно, казалось, что Лоренцо мой младший брат, но, Боже, как я его боялась в тот момент. И он просто хмыкнул. С тем же безучастным лицом, с каким он слушал сейчас мои оправдания, он читал меню в ближайшей забегаловке.
— Ты не выглядишь счастливой, удовлетворённой... здоровой. Уверена, что в твою личную жизнь вообще стоит инвестировать?
— То, что ты сейчас говоришь — очень грубо.
— Нет, не пойми неправильно, внешне ты ещё прекрасна. Но я всё про то же, про психическое здоровье.
— То есть, я сумасшедшая?
— Я не пытаюсь оскорбить тебя. Между психическим здоровьем и психическим заболеванием есть разница.
Я проглотила ком, пытаясь не поддаться истерии. В конечном итоге, Лоренцо был прав.
— Думала о психологе?
— Он не нужен. Я влюбилась, и всё. Тут, наверное, не надо объяснять, каково это.
— Почва уходит из-под ног, — скупо отвечал Лоренцо и поджимал губы.
Сложно было сказать, говорил ли он это по собственному опыту или только цитировал клише поведения влюблённого персонажа. Он заказал пасту с гребешками и теперь с отвращением поднимал серых червей в сливочном соусе — выбранное нами кафе было не самого высшего эшелона.
— Платишь ты, — предупреждал Лоренцо.
— Почему?..
— Ты пригласила меня сюда. Это во-первых. Во-вторых, я ещё злюсь на тот кусок помоев, что ты выдавила из себя в спектакле. Воспринимай, как штраф за блеклую игру.
— Вообще-то сначала, выдают жёлтую карточку...
— Вообще-то, более отвратительного оправдания бездарному перфомансу я ещё не слышал. Ты подвела людей и теперь заявляешь, что всё потому, что ты просто была слишком счастлива в личной жизни. Могла бы соврать про месячные. В любом случае, я не собираюсь делать тебе поблажек. Либо берёшься за голову, либо нам с тобой не по пути.
— Это газлайтинг, — выдавила я, парализованная суровым взглядом Лоренцо.
Он поморщился непонимающе, но не стал раскрывать: из-за того, что он не был знаком с этим понятием, или искренне считал, что в его словах нет ничего уничижительного до болезненной степени. Собственно, а не за этим ли я пригласила его сегодня?
— Воспринимай как хочешь. Обиделась на меня?
— По правде говоря, да. Потому что ты не умеешь смягчать удары, хлещешь и хлещешь, как эта мамаша Бенсоньи...
— Марго?
— Марго. Она тоже говорила, что я бездарность.
— Ты — нет. Это выступление — да.
— Но если оно плохое, то и я никчёмная. Выступление — это воплощение меня.
— Да в этом-то и проблема, Венера, что тебя, как раз, в нём не было! Я об этом говорю!
После быстрой перепалки мы оба отдышались, не мигая уставившись друг на друга.
— Я сама злюсь на себя.
— Хорошо, если у тебя действительно есть угрызения. Значит, ты действительно понимаешь насколько важен каждый участник труппы для общего дела. Это же... это как оркестр, понимаешь? Лажает один, и всю симфонию невозможно слушать.
— Точное сравнение, Капоне.
— Первое, что пришло в голову. Мне, честно сказать, не слишком... эм... мне не слишком хочется расставаться с тобой по такой глупой причине.
— Ты сейчас говоришь, как мужчина или как руководитель?
— Как руководитель, разумеется.
Разумеется, как я могла подумать иначе.
— Так... я и правда не бездарность?
Лоренцо закатил глаза, и резко поднялся из-за стола.
— Конечно, нет. Хватит об этом. И мне давно уже надо идти. Счёт на тебе.
После ухода Лоренцо, я некоторое время ещё сидела в оцепенении, будто слепой котёнок, который несмотря на широко распахнутые глаза мало что видел. Я позвонила Марте, но та не ответила — наверное, была занята детьми. Андреа я не писала с самого утра — лишь узнала, нормально ли он устроился в Берлине, — и после отчитываний от Лоренцо, соблазнять себя лишний раз не хотелось.
Но долго сдерживать себя не смогла, и в качестве уступки написала Маре, художнице-постановщику из Берлина.
💬 Привет
💬 Уже начали досъемки?
💬 Как всё прошло?
💬 Привет!
💬 Какие досъёмки?