Эпизод 40
Возвращаться в Милан было тяжко. Снова выезд из Бергамо, снова Адда — здравствуй, Рубикон! — и снова квартира. Другая, без железнодорожных путей за окном, с работающим лифтом. Без комода в прихожей и призрака Андреа, следующего за мной из одного угла в другой.
Сменить обстановку было хорошей идеей — я поблагодарила Марту — однако помимо материального груза в новую квартиру я перевезла груз психологический, оставить который новым съёмщикам было невозможно. Да и как-то не по-человечески. Поэтому, для лучшей кармы, своё старое жилище я покидала с улыбкой, вспоминая все те бесконечно счастливые моменты, с которыми оно было связано. Несомненно, среди этих воспоминаний был и Андреа. И сколь бы я не хотела оставить его там, запереть за дверью и отдать навсегда ключи, он просочился и в новую обстановку.
Здесь были плафоны, похожие на те, что висели над кухонным столом в его квартире. Я понимала внутренне, что это лишь отголосок, возможно, даже фантазия. Я могла видеть то, чего нет, и вспоминать то, чего не было. Мне жутко захотелось поехать к Андреа, проверить, действительно ли наши плафоны так уж похожи. Чем не причина? «Здравствуй, мой бывший возлюбленный! О, ты не один! Нет-нет, не вставайте с кровати! Не утруждайтесь! Я лишь посмотрю на твою лампочку и уйду», — представляла я. И, хотя событие это не произошло и не могло произойти ни в коем случае, я покраснела, будто он и впрямь выставил меня за порог из-за этой нелепой шутки.
Новый интерьер мне опротивел за первые часы после возвращения. В Бергамо, у родителей, я слишком часто думала об Андреа, чтобы сейчас спокойно лицезреть этот чёртов плафон. Несмотря на погоду — изнурённое октябрьское солнце лило на город рассеянный и усыпляющий свет, превращая весь окружающий мир в застиранную тряпку — я отправилась по магазинам за новым светильником. Цокот моих каблуков по тротуару казалось был единственным ритмом — слабым сердцебиением города. Милан пребывал в коме — или лучше сказать, осеннем анабиозе? Люди и машины проползали как сонные мухи поодаль, будто отделённые от меня стеклом.
По пути я поймала несколько взглядов, пронзительных и с чётко очерченной эмоцией — неожиданной посреди пелены расплывчатых силуэтов. «Любуются мной, Венерой», — подумала я устало. И тут же себя одёрнула: если мне опостылели восхищённые взгляды, я явно выбрала не ту профессию.
Кстати, о ней. Еле теплящийся настрой перемен совсем угас. «А ведь действительно, хорошее время посетить «Велатуру», так ведь?», — спросила я себя, посмеиваясь над собственной глупостью. Остановилась посреди внезапно обретшего голос трафика. Слепящее солнце застило глаза, как плеснутая в них кислота.
Репетиций не назначали уже больше месяца, и все догадывались, что Лоренцо окончательно увлекся побочным проектом. Впрочем, я не особо вникала в переписку в чате, даже в тот единственный день, когда ошибочно предположила, что смогу взять себя в руки.
Лоренцо отвечал с задержкой. Я уже стояла в дверях магазина, рассматривая вздымающиеся по обе стороны от меня полки с товарами для дома. Предположила даже, что смогу сегодня справиться с их хаотичностью без тошноты. Но сделав лишний шаг, я почувствовала соль в горле. Так ли мне хотелось расставаться с этой незримой связью между моим домом и домом Андреа?
— Через полчаса заеду в офис, — сообщил мне Лоренцо.
Я тут же выбежала прочь, хотя это можно было посчитать фальш-стартом — до театра было не более десяти минут ходьбы.
Быстрый ритм каблуков. Резкая остановка, чтобы купить пару кофе: себе — американо, он подходил сегодняшнему дню и мог ненавязчиво его подстегнуть. Заказ Лоренцо умещался в три строки сообщения, которое я просто показала баристе.