Убитых словом добивают молчанием
Сокджин, по мнению Дилана, справляется с работой няни на троечку, потому что младшая сестренка парня — Кая — жалуется на мужчину. По словам Каи, после завтрака вместо того, чтобы смотреть мультфильмы, Джин заставил ее бегать за ним вокруг дома, не давал пить газировку, а только воду, и отказался помочь ей переодеться, заявив, что нечего было пачкаться. Дилан, который буквально валится с ног, на все молча кивает и, присев на диван, просит старшую поставить чайник.
— Я воспользовался ноутом твоей сестры, — опускается рядом Джин. — Конечно, с ее разрешения. А потом с ее же помощью составил себе резюме и разослал в пару компаний, которые знаю. Сомневаюсь, что мне вообще что-то предложат, учитывая, что я нахожусь под следствием, но надеюсь на контакты из прошлого и свои заслуги.
— Что будешь дальше делать? — спрашивает Дилан. — Если тебя не позовут твои большие боссы, куда подашься?
— Буду продолжать искать, не думаю, что работу найти невозможно, — пожимает плечами Джин. — У меня отличное образование и бэкграунд.
— Возможно, если не замахиваться на кресло президентов и топ менеджеров, а ты, я уверен, именно туда метишь, — усмехается Дилан.
— Так я не виноват, что у меня образование и опыт соответствующие, — хмурится Джин.
— Найди вакансию рабочего для начала, поработай руками, тем более, у тебя руки ого-го какие, — смутившись, отворачивается парень.
— С моим образованием лучшего университета Европы я буду, по-твоему, мешки таскать? — не понимая, смотрит на него Сокджин.
— И посуду мыть, и рыбу чистить, и копать, а что ты думал? — усмехается Дилан. — Ты в своей эре миллионера, небось, был убежден, что если получишь образование, то найдешь и работу, но в моем мире все не так. Образование не гарантирует работу, поэтому, можно и мешки таскать.
— Я найду работу, которую заслуживаю, — Сокджин знает, что в словах Дилана есть правда, но ему очень сложно ее проглотить. У Сокджина два образования, одно из которых он получил в лучшем университете Англии, не говоря о том, что за его спиной годы работы в бизнес менеджменте. Он не может даже представить себя в роли чернорабочего, и в нем одновременно бушуют два противоположных чувства — надо и хотелось бы.
— И будешь лет десять сидеть на шее брата, — качает головой Дилан. Он давно усвоил, что они из разных миров, и по большинству вопросов им к компромиссу не прийти, но его раздражает то, что оказавшись на самом дне, Джин все равно отказывается подстраиваться.
— Я не собираюсь жить за чей-то счет, и в том числе за твой. Я ждал тебя, чтобы уйти, — поднимается на ноги расстроенный его словами Джин.
— Не обижайся, а лучше пойми, что мы просто по-разному смотрим на некоторые вопросы, — хватает его за руку Дилан. — Ты не сидишь на моей шее, я просто злюсь, что ты даже не пытаешься увидеть и второй вариант.
— Думаешь, я о нем не знаю? — сплетает пальцы с его Джин. — Знаю, но в то же время сперва я сделаю все, чтобы получить то, что считаю, что заслуживаю. То, о чем ты говоришь, будет вторым вариантом. Я и не думал сидеть на твоей или на чьей-либо шее, Дилан, — мягко продолжает мужчина. — Даже при отце я жил за свой счет, за деньги, которые имел с моих проектов. Поэтому с утра я и был занят резюме.
— Ты не приспособлен к такой жизни, и я понимаю, что быстро не перестроится, но у тебя, к сожалению, времени нет, — осторожно выбирает слова Дилан. — Я хочу тебе помочь, но я не знаю, как, — он берет чашку со шкафчика и отвлекается на стук в дверь.
Дилан открывает ее и, удившись гостю, впускает внутрь Юнги.
— Сокджин, мы можем поговорить? — поздоровавшись с Диланом, спрашивает брата Юнги.
— Выйдем, не хочу сцен в чужом доме, — идет к двери Сокджин, и Юнги следует за ним.
— Я тоже не хочу сцен, и я пришел не ругаться, — догоняет его Юнги. — Я прошу тебя простить меня и пойти со мной.
— Простить за что? — останавливается у покосившегося столба во дворе Джин. — За то, что ты, зная об угрозе нашей семье, все равно попал под его чары? И что я на свободе благодаря ему?
— Это не он оплатил залог, а мой друг из Японии, — перебивает его Юнги.
— Снова сочиняешь, только я больше в твои сказки не верю, — скрещивает руки на груди Джин.
— Это чистая правда, я могу вас познакомить, — с надеждой смотрит на него младший.
— Почему Чонгук и этот японец делают тебе такие щедрые подарки? — щурится Джин. — Что вообще происходит, Юнги? Ты, оказывается, не просто гей, а мечта каждого мужчины, который тебя встретил.
— Сокджин, пожалуйста...
— Но я прав, — не останавливается старший. — Ты прекрасно скрывал ориентацию, даже девчонку какую-то выдумал, чтобы меня запутать. Ты так искусно лгал все эти годы, что я не знаю, чему мне вообще верить!
— А почему я лгал? — срывается на крик Юнги. — Ты бы понял меня? Или отец, который так отчаянно пытался слепить из меня подобие себя? Как думаешь, скажи я правду, что бы сделал отец? Убил бы. А что бы сделал ты? То же самое, что делаешь сейчас — оттолкнул бы меня, — опускает глаза. — Кто этот парень, Сокджин, почему он тебе ближе, чем я? Почему ты не можешь хоть сейчас плюнуть на все «должен» и допустить мысль о том, что я человек, и я могу ошибаться. Я ошибся с Чонгуком, но я урок усвоил.
— Прости, Юнги, — прислоняется к столбу Джин, который знает, что Юнги прав. — Я и не отталкиваю тебя, я не хочу этого, но каждый раз, когда я тебя вижу, я вижу его насмешливый оскал. Я не могу пока с этим справиться.
— Но справишься ведь? — подходит ближе Юнги. — Ты же вернешься ко мне, Джин? Ты — все, что у меня осталось. Поэтому прошу, забудь о Чонгуке, не дай ему разрушить наши отношения. Он и так уже все разрушил.
— Я по-прежнему тебя люблю, — слабо улыбается Джин. — Но сейчас я не готов, а притворяться, что у нас с тобой все в порядке, я тоже не хочу. Меня выворачивает от одной мысли, что этот мудак к тебе прикасался.
— Позволь мне хотя бы помочь тебе, — отступает Юнги, — возьми деньги, — тянется к конверту в кармане, — тут не так много, но на первое время хватит.
— Я ищу работу, — отказывается Джин. — Не найду, пойду мыть машины. Голодным я не останусь.
— У него ты, небось, их берешь, — обижается Юнги.
— Он единственный в этом мире, кто меня не предал и кто мне не лгал, — усмехается Джин и идет к дому.
Вечером того же дня Джин получает звонок на номер старшей сестры Дилана, который оставлял в резюме. Ему звонит директор компании морских перевозок, с которым Джин сотрудничал в одно время, и предлагает приехать утром на встречу. У Джина замечательное настроение, он помогает девочкам прибраться, потом под присмотром Каи готовит жареный рис с яйцом и, накрыв на стол, ждет Дилана, чтобы поделиться с ним. Дилан удивлен тому, как вкусно получилась еда, хвалит Сокджина и жадно поедает ужин. Он слушает его рассказ о завтрашней встрече, и пока Сокджин делает кофе, спрашивает его, что он туда наденет. Все хорошее настроение Сокджина моментально испаряется. Он вышел из тюрьмы в одежде, в которой его арестовали, и она давно потеряла свой приличный вид, и идти на, как он надеется, собеседование ему не в чем. Дилан доедает ужин, молча идет в другую комнату, и, вернувшись, ставит на стол коробочку с часами.
— Зачем это? — хмурится Сокджин.
— Продадим и купим тебе костюм, — садится обратно за стол Дилан. — А еще телефон, и что там тебе надо, чтобы прожить до того, как выйдешь на работу.
— Но это мой подарок, — Джин даже не пытается скрыть то, насколько его ломает идея продать его подарок. Кажется, настолько отвратительно он не чувствовал себя даже в ночь ареста.
— Подаришь мне новые, я не против, — улыбается Дилан, увидев, как сильно мужчина расстроился. — Эти я все равно собирался вернуть тебе. Мне не важны эти часы, но мне очень важно, чтобы ты выглядел завтра хорошо и получил работу, на которую рассчитываешь, — накрывает ладонью его руку, пока Джина тонет в ненависти к себе, ведь будь он чуток подозрительнее к делам отца, до этого бы не дошло. Дилану бы не пришлось продавать его подарок.
Джин, который до глубины души разочарован в себе, обходит стол, и, несмотря на то, что Кая сидит на диване с куклой, опускается на корточки перед стулом и кладет голову на колени Дилана.
— Ты чего творишь? — растерявшись, смотрит на него парень и зарывается пальцами в его волосы.
— Показываю то, что не могу выразить словами.
Джину кажется, что даже если он попробует объяснить, его никто не поймет. Он не подает вида, истинных эмоций не выражает, постоянно контролирует себя, но ему очень тяжело. Тяжело, потому что он никак не привыкнет, что у него во дворе нет ожидающих его автомобилей, он спит на диване, ест рис и на завтрак, и на ужин, и пьет растворимый кофе. У него нет такого, казалось бы, выданного ему навечно чувства стабильности, и Сокджин не знает, на что опереться. Деньги позволяли не просто покупать все, что ему было нужно, но и давали гарантию в том, что завтра у него все будет так же хорошо. Сейчас же он просто-напросто не знает, чего ему ожидать и на что рассчитывать. Сокджину тяжело быть тем, у кого нет денег. Настолько, что порой все кажется безнадежным. Ни в одном из сценариев, которые он писал для своей жизни, не было и намека на то, что когда-то он останется ни с чем. Словно это злая шутка судьбы, которая заставляет его проживать все то, что он и на дух не переносил. Легко говорить о бедности, никогда в ней не прожив. Куда легче осуждать, не будучи в том же положении. Джин шаг за шагом пробует и проживает все, от чего когда-то бежал. Проживает и понимает. Он от всего сердца благодарен Дилану и готов целовать руки, которые тот к нему протянул, но это все не отменяет факта, что он все еще отторгает мысль о том, что он нищий. А теперь еще он должен будет продать свой же подарок. Как же порой отвратительна на вкус жизнь, и, что самое страшное, ему придется это проглотить.
<center>***</center>
Уже десять утра, Намджун не отвечает на звонки, а Чимин не устает выглядывать в окно в ожидании его. Дурное предчувствие не отпускало парня еще с ночи, но он решил не паниковать и не доставать Намджуна, ведь тот опытнее, и если он сказал ему, что все решит, то так оно и будет. Сейчас же Чимин себя успокоить не может. В голове без остановки крутятся вопросы, почему Намджун не приехал, почему не отвечает на звонки, не случилось ли ужасное. От нерадужных мыслей Чимина подташнивает, и эта тошнота усиливается, стоит увидеть приехавшего в особняк Хандзо. Чимин, который обычно выбирает прятаться от него, в этот раз сам бежит к двери и, выскочив наружу, сразу идет к нему.
— Где он? — собрав всю смелость, спрашивает парень, смотря в ненавистные глаза.
— Ты так и не дождался своего деревенского принца? — кривит губы Хандзо. — А чего ты ждал от труса? Он не я, чтобы быть ради тебя готовым на все.
— Где он? — сжимает телефон в ладони Чимин, который уже готов на все и даже на то, чтобы принять свою смерть прямо в этом дворе.
— Подох твой медведь в помойной яме, — с триумфом заявляет Хандзо, наслаждается сменяющимися эмоциями на чужом лице.
— Нет, — мотает головой Чимин, который отказывается верить его словам. — Это не правда, — он убежден в этом, ведь не может быть настолько жестока к нему судьба, чтобы заставить его пережить смерть того, кто дарил ему только улыбки и радость.
— Он знал, что не стоит переходить мне дорогу, знал и не остановился, — Хандзо становится вплотную к наконец-то пропустившему его слова в свое сознание парню.
Чимин смотрит на него, но не видит. Чимина будто бы больше нет. Этот вечно улыбчивый блондин с добрыми глазами был светлым пятном в его покрытой мраком жизни. Он стал тем, кем для Чимина не смог стать самый родной человек. Его улыбка не могла погаснуть, не из-за разбитого несчастного паренька точно. Чимин впервые в жизни так искренне к кому-то привязался, и его так жестоко лишили этого света. Намджун должен был жить и радоваться жизни, ведь, как минимум, одному человеку он подарил пусть и короткое, но счастье. Чимин согласен навечно остаться в этих стенах с Хандзо, лишь бы знать, что Намджуну за их пределами ничего не угрожает. Ему не нужна свобода ценой его жизни. Чимин и правда несет только горе, и если раньше он нес его только себе самому, то в этот раз пострадал и другой человек.
— Если закончил сверлить меня тупым взглядом, возвращайся в дом и подумай о том, как снова вернуть мою благосклонность, — с издевкой тянет Хандзо. — Ты же не думаешь, что я простил тебе твою интрижку?
— Я думаю, что все кончено, — не моргает Чимин. — Ты больше и пальцем ко мне не прикоснешься, а если попробуешь, я тебя убью. Хандзо чувствует в его голосе не просто угрозу. Умом он понимает, что этот мелкий запуганный пацан ничего ему сделать не может, но это не мешает ему почувствовать резкий холодок, пробежавший по спине. В глазах Чимина тот самый блеск, который появляется у хищника за мгновенье до нападения, и Хандзо это пугает.
— Ты милый, даже когда злишься, — прочистив горло, говорит Хандзо, но Чимин вскидывает руку и изо всей силы бьет его в лицо телефоном. Намджун не только доказал Чимину, что он может чувствовать что-то, помимо страха и отчаяния. Он разбудил в нем силу, веру в то, что несмотря на условия, он все еще может бороться за себя. Намджун пришел и напомнил Чимину, что если все время бояться, то можно утонуть в этом море страха. Человеку нужно самому двигаться к берегу, а не ждать, пока его утащит на дно. Хандзо хватается за лицо и, согнувшись, рычит от боли, Чимин снова бьет, в этот раз по затылку, подряд несколько раз. Его с трудом оттаскивает от мужчины охрана, но парень не унимается. Чимин продолжает брыкаться, выкрикивает проклятия и угрозы, а Хандзо приказывает запереть его в подвале и идет за льдом.
— Ты решил вопрос? — подносит телефон к уху Хандзо, стоит оказаться в доме. — Ты должен был сделать все с первого раза! Он не выйдет из больницы, иначе ты никогда ни от кого больше не получишь работу, могу тебе это гарантировать.
<b><center>***</center></b>
— Все в нем хорошо, только паренек чрезмерно амбициозен, — Минхао благодарит Чонгука за коньяк и подносит стакан к губам. Он сидит в кабинете Чонгука, перед ним только недавно выписанный чек на крупную сумму, сам хозяин офиса стоит у окна и бесцветным взглядом смотрит на просыпающийся город.
— Амбиции ведь не зло, — поворачивается к нему Чонгук.
— Да, но они должны соответствовать возможностям, — кивает Минхао. — Этот парень носит скандальную фамилию, делает пока еще первые шаги в высокой кухне, но при этом слишком многого хочет.
— Амбиции на то и амбиции, что они не должны соответствовать возможностям, а должны отточить характер и сделать человека тем, кто их реализует, — усмехается Чонгук. — О чем он рассказывает? Чего хочет?
— Чонгук, ты хороший друг, и мы договаривались, что пока ты платишь, я вопросов не задаю, но любопытство меня терзает, поэтому скажи, почему он тебя так сильно интересует? Почему ты не поможешь ему напрямую? Что вас связывает? — спрашивает Минхао.
— Любопытство — губительно, — идет к столу Чон. — Но я скажу тебе так, у меня есть долг семье Мин, и я хочу оплатить его через него. Напрямую этот гордый Мин деньги не примет, — он лжет, но лучше так, чем рассказывать чужому человеку о том, что на самом деле связывает его и Юнги. Ни Юнги, ни Чонгуку эти сплетни не нужны.
— Понятно, — Минхао в его ответе сомневается, но не переспрашивает. — Насчет амбиций, он обмолвился пару дней назад, что мечтает попасть хотя бы на онлайн обучение в школу кулинарного искусства Escoffier и получить диплом. Я ему сразу сказал, что туда мало того, что экзамен нужно сдать, еще и связи нужны и обучение дорогое, но этот паренек заявил, что со временем добьется. Мне стало смешно, учитывая его положение, да и знания, он явно не готов к этому шагу.
— Что нужно, чтобы он был готов? — разминает шею Чонгук.
— Не понял, — недоумевает Минхао.
— Ты сказал, что он очень хочет диплом, так вот я спрашиваю, что от меня нужно, чтобы он его получил? — щурится Чонгук. — Моих связей и денег явно хватит. А насчет того, чтобы он сдал, ты подсуетись, ты же вращаешься в этих ваших шефских кругах, тебя эта часть мира на руках носит, сделай мне одолжение, пусть он все сдаст. Я в долгу не останусь.
— Это сложно, — чешет лоб Минхао, — но возможно. Может, я сам его поднатаскаю, ну и пару звонков сделаю.
— Вот и договорились.
— Был рад повидаться, — прячет чек в кармане Минхао и поднимается на ноги.
— Минхао, — у самой двери окликает его Чонгук. — Постарайся внимательно слушать его желания, любые, а потом говори мне, вместо того, чтобы называть его амбициозным.
— Буду, — кивает мужчина, — я же не думал, что ты все его желания реализовывать собираешься.
Минхао уходит, а Чонгук закуривает сигарету. Будет. Исполнит любое, потому что это минимум, что он может сделать для того, кто большего ему не позволяет.
<b><center>***</center></b>
— Боже, какой кринж, — Тэхен опускает на глаза солнечные очки и, выйдя из машины, идет к украшенному цветами бутику. Тэхен недолго искал помещение для своего бутика и в итоге остановился на бывшем двухэтажном магазине свадебных платьев. Хозяйка магазина сама шила платья на заказ на втором этаже, а на первом выставляла их на продажу. Женщина вместе с семьей переезжает в соседнюю страну, и торопилась с продажей, поэтому Тэхену удалось заполучить помещение по выгодной цене. Сегодня в семь будет открытие бутика, который называется V. Тэхен сам выбрал название своему бренду и объяснил его маме тем, что Ви — это победа, а парень отныне намерен только побеждать. На открытие он пригласил несколько инфлюэнсеров, блогеров и представителей двух журналов. Сегодня Тэхен покажет свои старые модели, которые сшил еще в США, но со временем его ассортимент разнообразится.
— Красную дорожку уберите, меня она бесит, — говорит своей помощнице Люси парень и проходит внутрь. Люси была первой, кто откликнулся на его объявление, и, пообщавшись с девушкой, Тэхен понял, что они сработаются. Люси пока все еще учится в школе дизайна, и Тэхену нравится то, как девушка готова воспользоваться любой возможностью, чтобы расширять свои знания. Остался час до прибытия гостей, он проверяет охлаждающееся в ведерках шампанское, закуски, поправляет одежду на манекенах и замечает явно отличающиеся от остальных две корзины цветов на полу. Отличаются они тем, что огромные, и в одной корзине нежно голубые гортензии, а во второй розовые пионы. Тэхен берет визитку с корзины с пионами и, прочитав, улыбается:
— Мы можем не разговаривать, но ты не можешь забыть, что если что нужно, я всегда буду за твоей спиной. Чонгук.
Тэхену безумно приятно, что несмотря на холод между ними, Чонгук не пропустил такой важный для него день. Он убирает визитку в карман и берет визитку с гортензий.
— Горжусь тобой, Тэ. Но еще больше люблю. Джей.
Тэхен так сильно зажимает визитку, что не замечает, как сминает ее. Он отсылает Люси проверить освещение, а сам скрывается в подсобке. Тэхен делает дыхательную гимнастику, которая обычно ему помогает, только с Хосоком и она неэффективна. Ему нельзя плакать, через час вся светская тусовка соберется в бутике, и он будет на каждой фотографии, но как не плакать, когда его замученное сердце из горла наружу лезет. Тэхен ведь все решил, пообещал себе, что справится, а тут получил цветы, и выращенный ночью стержень в пыль превращается. Он продолжает махать, загоняет обратно стремящиеся наружу слезы и просит себя не расклеится. Ночью, когда все закончится, и он останется прибитым к белому кафелю своей ванной, он позволит себе, обнимая колени, истошно выть и оплакивать то, что не сбылось. Сейчас нельзя. Поэтому он прячет в кармане мучающий его клочок бумаги и, нацепив маску, выходит наружу.
Открытие проходит замечательно, все хвалят парня, и ничего из его коллекции не остается, все скупают. Он пьет шампанское, позирует, улыбается, но как только взгляд за гортензии цепляется, грустнеет. По словам Люси, социальные сети пестрят видео и фотографиями с открытия, и у них уже есть пару заказов на эксклюзивные платья. К девяти приезжает и мама, обнимает парня, говорит, что гордится, у Тэхена сердце раздувается. Гости расходятся к одиннадцати, Тэхен отправляет Люси высыпаться, а сам вместе с Исабеллой пьет шампанское и обсуждает открытие.
— Сона приходила, — внезапно меняет тему Иса, которой тяжело говорить о дочери после всего случившегося.
— Не осталась? — Тэхен знает, что не осталась, никогда не оставалась, но спрашивает.
— Плакала, просила денег, ни разу о ребенке не спросила, Тэ, ни разу, — убирает взгляд женщина. — Будто бы это не ее малышка. Как так можно?
— Ты дала денег?
— Дала, но сказала, что в последний раз, — тихо отвечает женщина.
— Ты все время так говоришь, — качает головой парень.
— Мне кажется, родители с зависимыми детьми — самые несчастные, не знаю, как я все еще держусь, — накрывает ладонью рот Исабелла, которую душат слезы.
— Она ведь снова придет, — берет за руку мать Тэхен. — Снова и снова. И снова будет делать тебе больно. Это никогда не прекратится.
— Она заявила, что они уезжают в Китай, мол, у Вэя там друзья, будут бизнес делать.
— И это уже было, — горько усмехается Тэхен.
— Было, сынок, но я не могу ей отказать, — смотрит на него женщина. — Пусть мы ругаемся, и я кричу на нее, но она тоже мой ребенок. Нельзя взять и забыть это, и нельзя приказать сердцу не плакать о той, кто, несмотря ни на что, моя малышка.
— А Принцесса?
— Ее я бы и так не отдала, но она и не хотела, так что, Принцесса с нами, — разглаживаются морщинки на лице женщины, стоит подумать о внучке.
<b><center>***</center></b>
Юнги не может поверить в то, что только что услышал от Минхао. Шеф сказал ему, что Юнги стоит прямо сегодня заполнить документы и подать в одну из самых знаменитых школ кулинарного искусства. Юнги, который об этом пока только мечтал, сразу растерял всю уверенность и пытался даже отложить подачу. Но Минхао настаивает, более того, он напугал парня тем, что без диплома даже несмотря на его усилия на кухне, ему никогда не стать шефом. Образование в этой школе платное и стоит не маленьких денег, но, по словам Минхао, если его документы примут, то есть шанс, что Юнги получит грант, и платить не придется. В любом случае, попытка не пытка, поэтому Юнги решил, что попробует. Юнги вне в себя от счастья, он на перекуре визжит в трубку ничего не понимающему Трэвису, а повесив ее, с грустью осознает, что больше ему поделиться не с кем. Джин четко дал понять, что пока говорить с ним не желает. Юнги возвращается за работу, четко выполняет заказы, а вечером, прежде чем поехать домой, заходит в магазин и покупает им с Трэвисом бутылку вина. Пусть праздновать, пока по сути нечего, он еще не поступил, но Юнги все равно это сделает, ведь все победы, даже самые маленькие, нужно отмечать. Он подходит с корзиной к кассе и, подняв голову, чуть ее не роняет. По телевизору позади кассирши фотография Чонгука, которого, судя по всему, обсуждают два аналитика.
— Красавчик, да? — кассирша подмигивает парню. — Сама бы ему все голоса отдала и не только, — собирает в пакетик пачки с чипсами, которыми одержим Трэвис.
— А куда он баллотируется? — прокашлявшись, спрашивает Юнги.
— В Национальное собрание, депутатом будет, но такому и государство поручить не страшно, — мечтательно поглядывает на фото на экране женщина.
— Ага, — кивает Юнги и, расплатившись, плетется на остановку.
Все настроение моментально улетучивается. А чего Юнги ждал, что Чонгук страдает и не будет дальше никуда двигаться? Он живет своей жизнью, достигает новых высот, покоряет этот город. Юнги внезапно кажется, что все его личные достижения — мизерные, что он ничтожество, и только и знает, что по ночам шепчет его имя и мочит подушку. И тут Юнги хочется ударить себя по лицу, ведь он делает самое страшное, что может сделать человек с собой — он сравнивает себя с другими. Юнги ведь тоже двигается вперед, и пусть его шаги пока совсем крохотные, он на верном пути. Ему нужно научиться больше ценить себя и перестать все время оглядываться на того, кто изначально из другой лиги, ведь у Юнги и доли его возможностей нет.
Они ужинают с Трэвисом, распивают вино, и только Юнги ложится на диван, чтобы покопаться на страничках тех, кто эти курсы проходил, как в окно попадает свет фар.
— Принцесса сегодня придет? — удивленно спрашивает Трэвис, который уже научился распознавать автомобиль Чонгука по звуку мотора.
— Нет, но я знаю, зачем он приехал, — Юнги хватает с дивана куклу, которую девочка забыла в последнюю ночевку, и идет наружу.
Чонгук, как и всегда, стоит у калитки, выглядит куда лучше, чем на экранах. Он вообще всегда шикарно выглядит, и немного пьяному Юнги даже хочется его поцеловать.
— Держи, — протягивает ему куклу парень, и Чонгук, открыв дверцу автомобиля, кидает ее на заднее сиденье.
— Отказалась спать без нее, хотя, подозреваю, это была манипуляция, чтобы я и ее привез, но я не поддался, — усмехается Чонгук, рассматривая его раскрасневшиеся после вина щеки. Юнги такой уютный в этих растянутых штанах и футболке, в которую можно было бы поместить еще троих, такой сладкий с этими надутыми губами и блестящими от алкоголя глазами, что у Чонгука сердце щемит из-за желания прижать его к себе.
— Поддался, ты же здесь, — смешно чихает парень.
— Здесь я, потому что тебя видеть хочу, — улыбается Чонгук. — Не болей, куколка.
— Если это все, я пошел, — Юнги сразу покрывается иголками из-за слова, которое когда-то любил, а сейчас ненавидит.
— Юнги, — взяв его руку, задерживает мужчина. — У тебя все хорошо? Тебя никто не беспокоит?
— О, у меня все замечательно! — скидывает его руку парень. — Даже лучше, чем могло бы быть. Я начинаю думать, что это ты был тем, кто закрывал для меня двери. С твоим уходом моя жизнь приятно меня удивляет.
— Рад, что ты в порядке, — усмехается Чонгук, — только я никуда не уходил, я всегда буду здесь.
— Ты у нас теперь в политику метишь? — скрещивает руки на груди Юнги. — То ты стадион его именем назвать не мог, а теперь будешь политиком? Так быстро все забыли про арест твоего отца?
— Поэтому и буду, город узнал, что мой отец не виновен, и я получу то, чего жаждал, — Чонгук не реагирует на попытки его разозлить.
— Я тебя понимаю, сам планирую получить все, чего жажду, и что-то уже получил, — хмыкает Юнги. — Ты думаешь, ты один такой крутой? Хотя, ты не крутой, ты богат и властен, двери перед тобой открыты, а мои двери открывает мое трудолюбие, талант и упорство, — ему безумно сильно хочется его задеть, стереть эту ухмылку с лица, увидеть на нем разочарование. Хочется доказать ему, что пусть Юнги остался ни с чем, он восстанет из пепла. В то же время Юнги прекрасно знает, что, делая это, еще больше доказывает Чонгуку, что ему не все равно, но остановиться не может.
— Я никогда не сомневался в том, что ты многого добьешься, — спокойно отвечает Чонгук, который рад просто поговорить с ним. Это лучшая часть его дня, момент, который он ждет больше всех.
— Стань хоть президентом, зато я стану лучшим шефом страны, и, поверь, тогда точно все мои рестораны будут закрыты для тебя, — с уверенностью говорит Юнги.
— Это будет грустно, я люблю твою еду, — честно отвечает Чонгук.
— А я любил тебя, но времена меняются, — Юнги вновь переворачивает нож, который вонзил ему в грудь в тот день, после ареста. Но Юнги сделал это, смотря в его глаза, а не подло в спину. — Ты думал, я сгорю в страданиях, не смогу собраться, или что еще хуже, брошусь на твою шею, и ты станешь моим спасителем? Ты ошибался, Чонгук, у меня, может, и не хоромы, но есть дом, прекрасная работа, а теперь еще и образование, которое выбрал я сам, и которое откроет передо мной двери в мир кулинарии.
— Я ведь знаю тебя, Юнги, поэтому я никогда так не думал, но очень за тебя рад, — звучит искренним Чонгук. — Ты добьешься всего, чего пожелаешь. Меньшего я от тебя и не ожидал.
— Все, я пошел, — разворачивается довольный его ответом и собой парень.
— Спи сладко.
— Кошмарных тебе снов.
<b><center>***</center>
</b>
Чонгук, который уже устал от пресс-конференции, созванной его же помощником, маску все равно держит, ждет, когда его мама закончит встречу с представителями фонда имени отца, и отвечает на еще пару вопросов. В самый разгар пресс-конференции к нему подходит помощник и, нагнувшись, шепчет:
— В Ким Намджуна стреляли, он госпитализирован.
Чонгук моментально заканчивает пресс конференцию и, оставив помощника дожидаться маму, срывается прочь.
<b><center>***</center></b>
Хосок сидит в приемной врача, листает на телефоне фотографии с открытия бутика Тэхена, жадно рассматривает каждую, на которой есть его одержимость. Мора сидит напротив, обсуждает что-то с матерью по телефону, ждет, когда их примут. Фото Тэхена исчезает с экрана из-за входящего звонка от знакомого Хосока, и тот подносит трубку к уху.
— Не знаю, слышал ты или нет, но в Медведя стреляли, он в центральном госпитале.
Хосок сразу подскакивает на ноги и второпях натягивает на себя пиджак.
— Ты куда? Нас сейчас позовут, — обеспокоено смотрит на него Мора.
— Срочное дело.
— Ты впервые попал на прием и ты не можешь просто...
Хосок уже скрылся в лифте, а Мора швыряет журнал на пол и, опустившись на стул, снова подносит телефон к уху.
— Мама, отбой, он уехал.
<b><center>***</center></b>
Уджи, у которого после извлечения пули перебинтовано плечо и рука, от палаты босса не отходит. Его семья проводит с ним почти весь день, а ночью Уджи лично охраняет Намджуна, несмотря на возмущения врачей, которые настаивают, чтобы он лежал. Намджун уже в общей палате, он пришел в себя утром. Операция прошла успешно, и через несколько дней мужчину выпишут. Намджуна спасли годы тренировок Уджи, который, если бы не среагировал молниеносно и не оттолкнул его, то тот был бы точно мертв. Пуля жизненно важных органов не задела, а благодаря быстро приехавшей скорой сильной кровопотери удалось избежать. Парни Намджуна потеряли автомобиль нападающего, но его поиски продолжаются.
Чонгук проходит в палату друга и морщится из-за обилия розовых шаров.
— Это Алиска, дядю розовым лечит, — слабо улыбается ему Намджун.
— Ты бы предупредил, что ли, что у тебя враги остались, — нагнувшись, легонько обнимает его Чонгук и оборачивается, увидев вошедшего Хосока. Уджи тоже заходит и топчется у двери.
— Медведь, брат, ты как барби в этой палате, — обнимает его Хосок и кивает Чонгуку.
— Если бы не этот мужик, — указывает на Уджи Намджун, — чью лысину я поклялся целовать до конца своих дней, то я бы сейчас чертям Эминема зачитывал.
— Уджи хорош, — хлопает его помощника по плечу Хосок, а тот сразу краснеет.
— Так что случилось? Кто это сделал? — подтаскивает к койке стул Чонгук.
— Влюбился я, — выдыхает Намджун. — Пива не принесли?
— Ты в больнице, — укоризненно качает головой Чонгук. — Как связана твоя влюбленность и нападение?
— Ты же каждый день влюбляешься, — смеется Хосок. — Или опять тачку подогнали, и ты пропал.
— Нет, тут другое, это не тачка, это Цыпа, — мечтательно закатывает глаза Намджун.
— Что за Цыпа? — пытается понять его Чонгук.
— Вот такусенькая, — почти соединяет большой и указательный пальцы Намджун, — глазки-пуговки, волосы желтые, как у цыплят пух. Короче, не могу перестать о нем думать, даже к экзорцисту из-за своей одержимости ходил, думал, в меня бес вселился, но нет, Цыпу не изгнали. Так что, это любовь.
— Намджун, брат, я все понимаю, но у меня руки чешутся, кто это сделал? — теряет терпение Хосок под восхищенным взглядом Уджи.
— Я сам разберусь, вам не дам рисковать, — хмурится Намджун. — Я вас, пацаны, уважаю, вы, как и я, из грязи вылезли, и ваши костюмы по шесть кусков этого не изменят, но мой Цыпа — брат Хандзо.
— Так, — скрещивает руки на груди Хосок, — у меня давно дикое желание его в рамен пустить.
— Мы с Хандзо наш вопрос мирно решили, — хмурится Чонгук. — То, что он покушался на наши объекты — нормально, мы бы делали то же самое, конкуренция должна подстегивать. Но почему он напал на тебя? Ты уверен, что это он? Он обычно руки не пачкает.
— Этот киллер был явно от него, руку на отсечение даю, — серьезно говорит Намджун. — Я узнал, что Хандзо Цыпу мучает, и пригрозил ему.
— Ничего не понимаю, и голова разболелась, — Чонгук никогда не успевает за ходом мыслей Намджуна, и сейчас, в момент, когда другу явно нужна помощь, его раздражает абсолютная неспособность того ясно выражаться.
— Он держит Цыпу в плену! — злится Намджун. — Он вечно запуган, у него нет средств связи, он бросился мне под колеса. Что не понятно?
— И ты решил его вызволить и словил пулю? — массирует виски Чонгук.
— Нет, я думал, мы по-мужски договорились, — возмущается Намджун. — Он позвал меня на завтрак все обсудить, а я пулю словил до рассвета. Где тут мужское поведение?
— Ты уверен, что это он? — вновь переспрашивает Чонгук.
— Мою красотку под пресс даю, что он!
— Тогда обсуждать нечего, я с ним разберусь, а ты поправляйся, — поднимается на ноги Чонгук.
— Я сам разберусь, — вступает Хосок, — повод искал.
— Грязную работу обычно делаю я, а не вы, — мрачнеет Намджун. — И вам нельзя, я ящик смотрю, ты в политику собрался, — смотрит на Чонгука.
— Я все чисто сделаю, — не отступает Чонгук.
— Я не пущу, — пытается подняться Намджун и охает от боли. Уджи моментально оказывается рядом, поправляет его подушку и просит не делать резких движений.
— Он стрелял в моего друга. В единственного, — разминает шею Чонгук.
— Ради всего святого, я что, умер? — зло смотрит на него Хосок.
— Пацаны, вы чего, в ссоре? — щурится Намджун. — Вы охренели? — вылупив глаза, смотрит на них. — Вы же как Старски и Хатч! Как Тельма и Луиза! Как Ромео и Джульетта, ну тут я загнул. Короче, миритесь немедленно, иначе нас цунами смоет, вы знаете, я суеверный.
— Не напрягайся, мы все решим, — улыбается ему Хосок.
— Да, все решим, этот японец не в той стране разошелся, — подтверждает Чонгук. — Но сперва приставим к тебе охрану.
— Да мои все здесь, — говорит Намджун.
— И мои будут, он дело не выполнил, значит, вернется, — не отступает Чонгук.
— Уджи, ты оставайся здесь, — обращается к нему Хосок.
— Ни на шаг не отойду, — кивает мужчина.
— Спасибо, пацаны, пока я бесполезен, вытащите Цыпу, молю, — говорит Намджун. — Плевать на Хандзо, забери его, я пришлю твоей маме такую говядину, пальчики оближите. Мне фермер один бабло должен, возьму скотиной, стейков нажарите.
— Выздоравливай, на стейки и сам придешь, — усмехается Чонгук.
— Медведь и Цыпа, что за зоопарк, — бурчит Хосок, и Чонгук, не сдержавшись, смеется. Скоро в палате хохочут все и отбирают у Намджуна сигарету, которую тот стащил из кармана Хосока.
<b><center>***</center></b>
— Мы будем разговаривать, — оставляет пиджак на заднем сиденье Чонгук и закрывает дверцу автомобиля. — Ты меня понял? Просто разговаривать, — хватает за ворот кожанки метнувшегося ко входу Хосока и прижимает к автомобилю.
— Я не настроен разговаривать с тем, кто чуть не убил нашего друга! — скидывает с себя его руки разъяренный Хосок.
— Наемника еще не нашли, нам нужно все проверить, — терпеливо объясняет Чонгук.
— Найдем и уроем обоих, нечего проверять.
— Нам нельзя светиться.
— Тебе нельзя, а мне похуй, — кривит рот Хосок.
— Потому что твоя жизнь окончена? — зло спрашивает его Чонгук.
— Да, и веришь ты мне или нет, но это так, — усмехается Хосок.
— Я не хочу слышать про Тэхена, иначе мы убьем друг друга, — предупредительно качает головой Чонгук.
— Но мы вернемся к этому разговору, — первым идет к двери Хосок. Парней встречает у входа телохранитель Хандзо и провожает их в его кабинет.
— Хандзо, — первым заходит в кабинет Чонгук, а за ним идет Хосок.
— Чем обязан визиту таких высоких гостей? — поднявшись с места, приветствует мужчин Хандзо.
— Перейду сразу к делу, — Чонгук отодвигает кресло и опускается в него. Хосок так и остается стоять у окна, и Чонгук чувствует исходящую от него волнами ярость. — Слушай, как все будет дальше, — пристально смотрит на японца Чон. — Хосок поедет за твоим братом, и если Медведь прав, и тот согласен, заберет его. Ты сдашь мне того, кто стрелял в Медведя, и он сядет. Ты сам свернешь бизнес в моей стране и свалишь к себе домой.
Хандзо все больше мрачнеет с каждым следующим словом Чонгука, но не перебивает.
— Не понимаю, о какой стрельбе речь, — наконец-то подает голос Хандзо. — Насчет Медведя, с чего вы решили поверить тому, кто разрушает мою семью? Я не имею отношения к покушению на Медведя, но да, у него были мутки с моим братом, и все закончилось. Более того, Чимин его видеть не желает, а этот неотесанный деревенщина от него не отстает. Он даже умудрился проникнуть в мой дом и совратить моего брата. А вы тут обвиняете меня? — у него от злости венка на лбу вздувается. — Я знаю, кто вы, и знаю, что вы сильны, но я думал, вы, парни, за справедливость.
— Значит, все будет по-другому, — взглядом останавливает готовящегося напасть Хосока Чонгук. — Наемника мы все равно найдем, и он просто исчезнет с лица земли. Ты получишь на рассвете проверку твоих казино, подвалы которых ты сдаешь китайской мафии. Ты не просто потеряешь весь бизнес, ты сядешь по нашим законам лет на двадцать точно. Но это не все, — не дает ему открыть рот Чонгук. — Как только ты окажешься за решеткой, ты познаешь все прелести тюремного секса, но недолго, к утру того же дня ты сдохнешь.
— Ты мне угрожаешь? — шипит Хандзо и тянется к кнопке под столом.
— Я перед тобой честен, поэтому вызывать никого не стоит, мы тут только втроем, — усмехается Чонгук. — Ты ведь слышал про дело Мин Нагиля? Подумай, как так случилось, что годами так искусно ведущий бизнес наркокурьер потерял все за одну ночь.
— Это был ты? — выпаливает Хандзо и убирает руку.
— На каждую сила найдется другая — еще сильнее. Таков закон, — поднимается на ноги Чонгук. — Я не знаю, что ты делал со своим братом, и не хочу даже знать, но он ведь напуганный мальчишка, который не мог дать отпор. Медведь, которого ты не уважаешь и называешь неотесанным, верит в мужское слово. Он неисправим. Но мы не первое и не второе. Не покинешь мою страну через сорок восемь часов, и меня между тобой и Хосоком не будет. Отправим тебя домой в ящике.
— Я и подумать не мог, что у Медведя такие защитники, — с силой зажимает край стола Хандзо.
— Медведь — настоящий мужик, — отлипает от окна Хосок и с отвращением смотрит на Хандзо. — За такого, как он, не жалко, — сплевывает на пол и покидает кабинет.
<b><center>***</center></b>
Чимин не верит. Даже когда приехавший незнакомец, представившийся другом Намджуна, сажает его в ламборгини. Даже когда этот ламборгини покидает двор, на котором Чимин уже готовился увидеть свою могилу. Чимин не верит, что у его истории может счастливый конец, что пусть его спас не принц и не Дракон, это сделал Медведь, с ямочками ради которых не жалко умереть. Все эти долгие часы в подвале он плакал. Слезы — все, что осталось у Чимина, и он оплакивал своего так рано ушедшего любимого, жизнь, которую так и не смог полюбить, и будущее, которого у него уже не будет. Он плакал и придумывал, как именно он бросится на Хандзо, когда тот войдет, и как именно он попробует его убить, потому что это единственное, что он должен обязательно выполнить до того, как покинет эту жизнь. Но, оказалось, что у его истории все же есть и другой конец, и Чимин снова плачет. Только в этот раз не из-за отчаяния, а из-за просыпающегося в нем яркого чувства надежды. Ламборгини паркуется у больницы, и Чимин молит Хосока торопиться, лишь бы скорее увидеть Намджуна, убедиться, что он и правда в порядке. С секунды, как он узнал, что Намджун жив, все, чего он боялся, испарилось. Даже если сам Хандзо встанет у входа и попытается преградить ему путь, Чимин пройдет через него. Он забегает в палату первым, видит лежащего на койке мужчину и сразу бросается к нему, не замечая ни Чонгука, ни Уджи.
— Цыпа, — улыбается ему Намджун и, прижав к груди его голову, зарывается пальцами в его волосы. — Я же говорил, что заберу тебя.
— Слово Медведя, — всхлипывает Чимин и мочит его плечо.
— Он и правда на цыпленка похож, — усмехается остановившийся рядом с Чонгуком Хосок.
— Теперь и я это вижу, — соглашается Чон.
— Ты — мое пушистое желтое счастье, — утирает его слезы Намджун. — Скоро меня выпишут, я покажу тебе берлогу, повезу тебя путешествовать, сделаю, что хочешь, но ты забудешь о плохих днях.
— Просто будь рядом и не болей, и я уже о них забыл, — накрывает ладонью руку на своей щеке парень.
Чонгук слушает их и думает, что как, по сути, оказывается легко у некоторых людей счастье. Просто поехать и забрать того, кто будит в тебе жизнь, прижать к груди и обсуждать планы, которые будут реализованы вместе. И как же труднодостижимо и далеко его единственное счастье, к которому век идти и можно вообще не дойти. Хосок думает о том же, но он, в отличие от Чонгука, чувствует не только грусть, но и пробуждение. Он понимает, что жертвует не только собой и Тэхеном, но и их счастьем по отдельности. Он лишает их обоих возможности прожить жизнь, в которой ни один из них и не допустит мыслей о том, что легче съехать с моста.
Мужчины прощаются с Намджуном и Чимином, обещают еще заехать до выписки, и, оставив воссоединенных влюбленных обсуждать свое будущее, вместе с Уджи идут на выход.
<b><center>***</center></b>
— Ты ведь доволен своей работой, чего такой грустный? — Дилан убирает вещи в шкаф и проходит к дивану. Он только вернулся со смены, девочки смотрят телевизор в спальне, а Сокджин сидит, уставившись в стену. Сокджин все же получил место в компании бывшего знакомого, он возвращается домой раньше Дилана и отвечает за ужин, который, судя по чистоте на кухне, сегодня не готов.
— Доволен пока, но весь последний час думал, как разделить зарплату, чтобы на все хватило. Как вообще делят зарплаты? — Джин растерянно смотрит на парня.
— Ну, сперва сразу за жилье и коммунальные услуги откладывают, потом продукты, потом остальные нужды, в моем случае — это школа, принадлежности, фонды, — рассказывает Дилан. — Если что-то остается, можно купить себе что-то, у меня обычно не остается и не хватает даже, — кривит губы в улыбке.
— Как ты так живешь? Как успокаиваешь себя? — растерянно смотрит на него Сокджин.
— Я привык, — пожимает плечами. — Я же другого не видел, и мне нормально, а тебе понадобится время.
— За жилье мы не платим, и большую часть суммы я отдам тебе, ты сам решай, на что вам деньги нужнее. Может, купим новые стулья, эти совсем шатаются, боюсь, кто из девочек упадет и травму получит.
— Лучше плати за продукты, — предлагает Дилан. — Хотя, ты опять потащишься в дорогой супермаркет по привычке, я сам куплю.
— Я не буду работать только там, найду еще подработку, нам нужно много денег, — говорит Джин. — Я хочу купить нам новый большой дом.
— Нам? — удивленно смотрит на него Дилан.
— Я хочу, чтобы было нам, Дилан, — твердо говорит мужчина. — Ты — самое дорогое, что у меня есть.
— Нихуя себе признание, — присвистывает парень.
— Если у нас все взаимно, то позволь мне говорить «нам», — прислоняется лбом к его лбу Джин и мысленно считает его ресницы.
— Позволяю, — шепчет Дилан и прикрывает веки, когда Джин касается губами его губ. Джин, воспользовавшись тем, что ему разрешили, сразу же углубляет поцелуй. Дилан обхватывает руками его шею, горячо отвечает и, услышав шум из спальни, нехотя отстраняется.
— У тебя будет все, ты отвыкнешь от такой жизни, — с нежностью поглаживает его скулы Сокджин. — Я клянусь тебе, что сделаю все, чтобы ты больше никогда не работал ради денег. Ради удовольствия — пожалуйста.
— Не обещай то, что сложно выполнить, — кусает губу Дилан.
— Мне очень больно, что мы продаем мои подарки тебе, я, наверное, никогда себя за это не прощу, но я куплю тебе в сто раз больше, — продолжает мужчина. — Ты не знаешь другого Сокджина, ведь пусть я и вырос в достатке, но этого мало, если хочешь добиться многого. Я очень упертый, Дилан, и всегда получаю то, чего хочу, поэтому не считай мои слова просто словами.
— Ты мне и так дорог, — бурчит Дилан. — Будем жить, как можем, и все у нас будет хорошо.
— Слова любви ничего не значат, ее определяют только действия, — кладет голову на его плечо Сокджин.
— Так значит, это любовь? — у Дилана в горле от неожиданного признания пересыхает.
— Самая настоящая, — кивает Джин. — Я в тюрьме это осознал, потому что держался только благодаря мыслям о тебе и желанию тебя увидеть.
— Ладно, давай придумаем, что приготовить, — поднимается на ноги смутившийся Дилан и начинает доставать из холодильника продукты. — Завтра у тебя рабочий день, еще и слушания по делу отца, так что как поедим, спать.
— Как скажешь, — завязывает фартук Сокджин и водружает на плиту кастрюлю.
Дилан находит серию Ведьмака, на которой они остановились вчера, и включает. Сокджин, для которого удачным отдыхом считался вечер в сигарном клубе после работы или гольф с друзьями, обожает эти пару часов после трудного дня, когда они оба дома. Они готовят вместе, комментируют то, как хорош Генри Кавилл, а потом накрыв на стол, зовут девочек. Мать Дилана, как и всегда, требует еду к себе. Потом Дилан проверяет уроки сестер, а Сокджин с Каей убирают кухню. Оказалось, хороший отдых обязательно предполагает дорогих людей, и если это условие выполнено, то уже не важно, где и при каких условиях он проходит. Сокджин любит возвращаться в этот старый полупустой дом, а в особняк он возвращаться ненавидел. Такие, казалось бы, простые истины, чтобы увидеть которые нужно было пройти непростой путь. Единственное, что омрачает счастье Джина — это все еще натянутые отношения с Юнги и его пока не сбывшееся желание заработать все деньги мира. Сокджин не лжет Дилану, он доволен работой, но не зарплатой. Он продолжает присматриваться, обдумывает пару идей, на реализацию которых придется снова продать один из подарков, но в этот раз он не будет жалеть. Он хочет, чтобы Дилан и эти ставшие ему родными девочки не знали больше нужды, и постарается сделать для этого все.
<b><center>***</center></b>
— Сегодня мой личный шеф готовит мне круассан с руколой и лососем, — наводит телефон на тарелку Трэвис, мешает Юнги собирать сэндвич.
— Убери камеру, не позорь меня, круассан я купил, — ворчит Юнги, но друг продолжает снимать.
— Все идет в эфир, и они требуют показать тебя, — теперь снимает себя Трэвис.
— Перестань, — прикрывает лицо Юнги, когда Трэвис наводит на него камеру. — Пожалуйста, учтите, я просто собрал сэндвич, и не пишите, мол, сам ничего не готовил. Я это и не говорил, — рассказывает Юнги подписчикам и, оставив Трэвиса общаться с ними, идет готовиться к работе.
Вторая после браслетов одержимость Трэвиса — социальные сети. Он сливает в свой тикток все подряд, а весь последний месяц стабильно снимает все, что успевает приготовить дома Юнги. По словам парня, это увеличило его аудиторию, и людям нравится смотреть. Юнги особо и не против, чем бы дитя не тешилось. Юнги все-таки получил грант. В тот вечер, когда ему пришел ответ из школы, они с Трэвисом напились до отключки. Юнги пропустил это счастье через себя, распробовал его и понял, что готов покорять новые вершины. Каждое его достижение не просто позволяет ему обрести жаждуемое, оно его вдохновляет. Юнги чувствует себя намного увереннее, и это положительно отражается и на его работе. Трэвиса он толком уже и не видит, только утром за завтраком, потом он отрабатывает смену, сидит за ноутбуком, который купил сразу же, как получил грант, и учится ради диплома. Юнги очень много работает над собой, он почти всегда читает, а потом экспериментирует, он даже Минхао своей упертостью доводит, потому что никогда не останавливается. Недавно Юнги девять раз с нуля готовил конфи из утки, и только оставшись довольным вкусом, остановился. Более того, Юнги теперь недоволен и поставщиками продуктов Минхао и периодически сам отправляется на рыбный и овощной рынки и выбирает продукты. Минхао поражает его настойчивость, но в то же время ему нравится этот огонь в глазах парня, ведь благодаря именно ему клиентура ресторана только растет, и люди бронируют столики за полгода вперед. Юнги о Минхао не забывает, он все время пытается отплатить ему за добро, отдельно готовит для него и никогда не отказывает, если нужно поработать сверхсмены. Чонгука Юнги за прошлый месяц видел только раз, когда он привозил Принцессу. Принцесса приболела, уже три недели, как от них нет слухов. Юнги скучает по девочке, которая своим появлением в доме сразу же создает в нем атмосферу веселья, а еще он переживает за нее. Вчера он увидел ее фотографию в инстаграм Тэхена, и, убедившись, что она выздоровела, успокоился. Пусть Чонгук не приходит, зато он во всех новостях и на плакатах, которыми увешана столица. Судя по всему, он в разгаре своей компании, и забыть о себе не дает. Зато с Сокджином отношения улучшились, они по-прежнему не видятся, но брат звонит и докладывает о делах отца, а Юнги продолжает посылать им еду из ресторана и слушает потом по телефону комплименты Дилана. С последним ему удалось даже втайне от Сокджина выпить кофе на днях. Кажется, Юнги понимает, почему его брат так привязан к нему. Дилан очень простой и прямолинейный, с ним приятно общаться, он не пытается казаться тем, кем не является, а главное, он приютил Сокджина, и Юнги в его чувствах не сомневается.
Завтра вся кухня будет на Юнги, потому что вечером Минхао отправится на ужин в Плазе, куда слетелись лучшие шефы Европы. Попасть на этот закрытый ужин — мечта каждого, кто жаждет стать одним из них. Юнги такое мероприятие не светит, но он рад, что работает у того, для кого дверь туда открыта. Минхао с утра по отдельности будет встречаться с шефами, и Юнги жадно слушает его рассказы об ужинах и блюдах, спрашивает, будут ли там его любимые французские шефы и англичанин Элиот Грант, чье шоу он с запоем досматривал эти дни и не может скрыть восторг.
— Так хочешь его увидеть? — примеряет галстук в своем кабинете Минхао.
— Я его боготворю, — выпаливает Юнги. — После вас, конечно. То, как он готовит — непередаваемо. А его инновационные блюда! Я с первой же зарплаты его книгу купил!
Юнги возвращается на кухню, берется за заказы и параллельно проверяет поставки. Ресторан, как и всегда, забит, у парня даже нет времени почесать голову, он ловко маневрирует между столом и плитой, раздает указания и не забывает проверить каждое блюдо до того, как его выносят в зал. Юнги только заканчивает поливать соусом тушеную говядину, как его зовут к Минхао.
— Тут такое дело, оказалось, я могу взять с собой на ужин своего протеже, — сразу переходит к делу Минхао. — И я решил взять самого перспективного, то есть тебя. Так что, завтра к семи приезжай в Плазу. И оденься поприличнее.
Юнги кажется, что он задохнется от восторга. Он сердечно благодарит Минхао, из-за радости даже спотыкается, когда бежит на кухню, и все время смотрит на часы, мечтая уже разделить не умещающееся в нем счастье с Трэвисом. Ночью они с Трэвисом переворачивают весь его скудный гардероб и понимают, что с утра надо идти за костюмом. Юнги успевает прикупить обувь и костюм до смены, а потом вместе с покупками едет на работу, откуда и отправится на ужин.
Юнги бы с уверенностью добавил ночь в Плазе в папку одной из лучших в его жизни, если бы не один момент. Он зашел в ресторан вместе с Минхао, который представил его тем, кому Юнги поклоняется. Он много общался, задавал вопросы, пробовал еду и чувствовал счастье, которое, казалось, никогда не вернется после ухода Чонгука. Нет, любимое дело Чонгука не заменит, но оно может подарить другое, не менее яркое счастье. Когда к Юнги подошел постоянно находящийся в окружении людей знаменитый шеф Элиот Грант, то парню казалось, у него дрожат коленки. Элиоту сорок два года, он выглядит, как герой романов Джейн Остин, а готовит так, что, попробовав его еду, можно и не пытаться искать лучше. Высокий брюнет с уже пробивающейся сединой протянул парню руку, и Юнги решил, что долго ее мыть не будет. У Гранта зеленые глаза, глубокие ямочки на щеках, но главная его привлекательность — это его руки, которые, по мнению парня, создают волшебство. Полчаса они общались только вдвоем, Элиот хвалил его новшества, Юнги поглощал каждое его слово, и в конце они даже обменялись номерами. И тут хорошая часть вечера закончилась, потому что Юнги увидел стоящую в углу зала Исабеллу, общающуюся с известным французским сомелье. Она тоже его заметила и, к ужасу парня, вместе с бокалом подошла к ним с Элиотом. Последний поздоровался с женщиной и оставил их в неловкой тишине.
— Надо же, быстро ты оправился, — усмехнулась женщина, сверля парня недобрым взглядом. — Нагиль даже любви своих детей не заслужил.
— Я должен был сидеть и оплакивать результат ваших деяний? — ответил ей еле сдерживающий свою обиду Юнги. Исабелла ведь когда-то была ему как родная мать. Юнги поражается, как вчерашняя дружба и тепло уже сегодня могут превратиться во враждебность и холод. Хотя, чего ему поражаться, он все еще в себе остатки любви к ее сыну закапывает.
— Явно не ужинать в таком месте и не флиртовать с Грантом, — поднесла к красным губам бокал женщина.
— Я здесь из-за работы, — она явно хочет его задеть, посадить на место, но Юнги не стоит поддаваться на провокации.
— И какая у тебя работа? Найти нового покровителя? — Исабелла знает, что переборщила, но она на дух не выносит этого мальчишку, из-за которого ее сын никак не может вернуться в колею. Да, они с Чонгуком Юнги не обсуждают, более того, она немного побаивается говорить с ним о нем, ведь тот, стоит услышать имя парня, сразу меняется, но Исабелла — мать, и она прекрасно знает, кого видит сын, когда смотрит сквозь нее.
— Я уважаю вас несмотря ни на что, поэтому грубить вам в ответ не буду, — Юнги поставил свой бокал на стол, собираясь уходить.
— Ты даже моего сына в сети поймал, у несчастного Элиота точно шансов нет, — Исабелла уверена, что Чонгук по-прежнему с ним общается. Более того, она знает, что шеф ресторана, в котором работает Юнги, навещает Чонгука в его офисе. У нее нет доступа к счетам сына, но она не удивится, если всплывет, что Чонгук этого паренька все еще поддерживает.
— Мне жаль, что вы настолько озлоблены, что не видите другую правду, но прекращайте уже, — зло сказал ей Юнги. — От злости морщинки появляются.
— Твоей матери было бы стыдно за тебя, — рявкнула на него женщина.
— Думаю, и ваш сын от вас не в восторге.
Несмотря на нежелательную встречу, Юнги все равно вернулся домой в хорошем настроении и, усевшись на диване, начал в подробностях рассказывать Трэвису про ужин.
<b><center>***</center></b>
Исабелла видит во дворе автомобиль старшего сына и, поднявшись на террасу, не торопится заходить внутрь. Она достает из кожаного дизайнерского портсигара сигарету и, поднеся к губам, закуривает. Погода на улице, несмотря на позднее время, чудесная. Исабелла наслаждается тишиной и, докурив, заходит в дом.
— Знаешь, кого я видела на ужине? — Исабелла снимает накидку и подходит к играющему с Принцессой Чонгуку. Последний сразу понимает, о ком пойдет речь.
— Этот наглец даже не пытается скрыть, что он и кто он, он теперь нового ухажера себе нашел, — опускается на диван женщина.
— Мама, он из этой сферы, он будущий шеф, — спокойно отвечает ей Чонгук и передает девочке фломастеры.
— Ну да, поэтому он весь вечер от Элиота Гранта не отлипал, — хмыкает Иса. — Я уверена, что с ним и уехал.
— Прошу тебя не оскорблять Юнги, — голос Чонгука моментально меняется, и женщина тушуется.
— Я не оскорбляю, а рассказываю, что видела, — бурчит Иса.
Чонгук больше ничего не говорит, он передает девочку няне, чтобы ее подготовили ко сну, а сам, прихватив пиджак, идет на выход. Чонгук не видит Юнги несколько недель, и дело здесь не только в том, что он завален работой. Он не может его видеть, потому что с каждым разом ему все сложнее себя контролировать, а если он сорвется, то Юнги вообще закроется и за километр к себе не подпустит. Он давит на газ, заставляет зверя под капотом гелендвагена оглушать округу и едет по адресу, который был и является его единственной отдушиной. Он знает, что мать преувеличивает, что Юнги не тот, кто будет бросаться на шею какому-то пусть и известному повару, но ревность его все равно изводит. Чонгук ревнует его ко всему, и прямо сейчас, если Юнги не дома и он не увидит его — эта ревность спалит весь город.
— Перестань приезжать, — Юнги еще и переодеться не успел. Он с недовольным видом идет к стоящему у автомобиля мужчине и ежится из-за вечерней прохлады.
— Я однажды перестану, — Чонгук прислоняется к дверце гелендвагена и внимательно смотрит на парня. — Как прошел ужин?
— Мать, небось, все доложила, — кривит рот Юнги. — Чего же вы все так одержимы мной?
— Я не люблю отказывать себе в исполнении желания, а сегодня захотелось увидеть тебя, — делает шаг к нему мужчина, парень не двигается. — Как у тебя дела?
— Замечательно, — хмыкает Мин. — Раз уж мы ведем светскую беседу, то знай, что я живу насыщенной жизнью, много работаю и тебе советую.
— Я работаю не меньше, но о тебе не забываю, — взгляд скользит со скулы к горлу.
— Я был на ужине с самим Элиотом Грантом. Ты даже не представляешь, какое будущее меня ждет, и чего я уже добился, — Юнги перенимает эстафету, рассматривает его плечи, затянутые в серую ткань, задерживается на мощной груди, на которой когда-то находил покой.
— Я восхищаюсь тобой.
— Я делаю это не для твоего восхищения, — усмехается Юнги. — Кто знает, кем я стану. Может, стану тем, к кому ты не сможешь приезжать, когда вздумается. У меня будет дом с охраной.
— Никакие стены меня не остановят, — теперь он любуется его губами, смотрит на них и покусывает свои.
— Сейчас же останавливают, — с вызовом говорит Юнги.
— Разве? — Чонгук резко тянет его на себя и, не дав ему опомниться, впивается в губы, которые сводят его с ума. Юнги кусается, но быстро сдается, даже язык его впускает, целует так же больно, как он, а потом резко делает шаг назад.
— Я не ударю тебя только потому, что мои руки — мой хлеб, — зло говорит парень и идет к дому.
Чонгук садится в машину и, просидев в ней пару минут, все-таки отъезжает. На подъезде к своему дому он получает звонок от матери.
— Ты прошел, сынок, мне позвонили из штаба, ты теперь в Национальном собрании, — кричит ему в трубку счастливая женщина.
Чонгук благодарит ее за поздравления и, повесив трубку, сразу же забывает, зачем она звонила. Он думает только о поцелуе, о том, какие у Юнги сладкие и мягкие губы, и как бы он не хотел от них отрываться. Целоваться с Юнги — апогей счастья для Чонгука, и этот поцелуй даже кресло президента вряд ли затмит. Осознание этого делает так же больно, как и невозможность повторить поцелуй.
Он не один. Юнги лежит в своей кровати и отчаянно пытается заснуть. Заснуть не получается, потому что парень раз за разом думает об их диком поцелуе и поглаживает свои губы. Юнги забыл про диплом, про Элиота Гранта и даже про ядовитые слова Исабеллы, все, что он помнит и что пробуждает в нем ярчайшие эмоции — это поцелуй, который у него украл Чонгук.
<b><center>***</center></b>
Юнги узнает об избрании Чонгука утром на кухне. Все вокруг обсуждают новый состав Национального собрания, и как бы Юнги не злился на Чонгука, он в то же время испытывает за него гордость. Все, чего этот мужчина хочет — он добивается. К концу смены Юнги получает сообщение от Гранта с приглашением на прощальный ужин. Грант скидывает адрес нового ресторана в столице, в котором он является совладельцем, пишет, что возвращается на родину и хотел бы еще немного пообщаться с парнем. Счастливый Юнги не скрывает от Минхао новости об ужине и не замечает, как босс не особо радуется. Для Юнги ужин с Грантом — это шанс еще с ним пообщаться, еще чему нибудь научиться. Юнги сидит за столиком у открытой кухни и тестирует все, что готовит Грант, все божественно вкусно. Они обсуждают ингредиенты, и Грант даже позволяет Юнги помочь ему с суфле. Суфле получается божественным, они едят его из одной чашечки, и в какой-то момент Юнги даже кажется, что Грант смотрит на него по-другому. Ему эта мысль не нравится, поэтому он прячет ее под остальными, продолжает общение. Когда они покидают ресторан уже далеко за полночь, Грант предлагает подвезти парня, но Юнги заверяет его, что вызовет такси, и замечает знакомый мерседес с выключенными фарами через дорогу.
— Хотя, лучше все же я поеду с тобой, — поворачивается к Гранту передумавший парень, и они вдвоем ждут, пока подъедет шофер мужчины. Может, наглядно Чонгук все поймет и перестанет изводить его своим появлением. Бмв Гранта не успевает подъехать, потому что перед ними останавливается гелендваген, из которого выходит Чонгук.
— Вы знакомы? — спрашивает Юнги Грант, заметив, как незнакомец идет к ним, и парень кивает.
Чонгук протягивает руку Гранту, крепко пожимает ее, а потом смотрит на Юнги:
— Не познакомишь нас?
— Элиот Грант — мой хороший знакомый, Чон Чонгук — мой бывший друг.
— Не друг я тебе, — сверлит его недобрым взглядом Чонгук, а потом поворачивается к Элиоту. — Был рад знакомству, но вам лучше уехать, я сам его подвезу.
— Думаю, так и сделаю, — в глазах Гранта загораются огоньки. — Спасибо за ужин, надеюсь, он не последний, — смотрит на Юнги мужчина.
— Последний, — усмехается Чонгук, Грант ничего не отвечает, еще раз благодарит Юнги и садится на заднее сиденье ожидающего его бмв.
— Ты совсем с ума сошел? — шипит Юнги, стоит им остаться одним. — Ты поставил меня в ужасно неловкое положение!
— Это ты с ума сошел, раз думаешь, что можешь бегать на свидания с другими, — становится ближе Чонгук.
— Ох, я и забыл, как ты умеешь ревновать, — растягивает губы в улыбке Юнги.
— Я не умею ревновать, но это ты, и все, что тебя касается, сводит меня с ума, — Чонгук очень близко, его дыхание обжигает лицо, но Юнги не отстраняется, он упивается этим пульсирующим под безупречной оболочкой зверем. На улице никого нет, тучи накрыли небо, если бы не фонарь через дорогу, то стояла бы кромешная тьма.
— Ты забыл, что мы расстались? — шепчет ему прямо в губы Юнги. — Что нас с тобой нет уже пару месяцев?
— Мы не расставались, у нас просто временные трудности, — ухмыляется Чонгук.
— Ну конечно, — закатывает глаза Юнги и прикрывает веки.
— Не делай такое выражение лица, — касается губами его скулы Чонгук и двигается к уху. — Ты делал точно так же, когда я тебя трахал.
Юнги чувствует, как по всему телу идут разряды тока из-за одного его голоса, и даже не находит, что ответить.
— Ты накрасил глаза, Юнги, — продолжает Чонгук. — Ты делал это только перед свиданием со мной.
— Я двигаюсь дальше, Чонгук, — задирает подбородок парень, открывая ему доступ к губам. — Ты не можешь лишить меня других мужчин, даже тебе это не под силу. Разгони всех вокруг, они могут жить у меня здесь, — стучит пальцем по виску. — Я могу думать и мечтать о них бесконечное число ночей. Смирись уже.
— Думай только обо мне, — тянет его на себя Чонгук. — Только обо мне. Даже когда удовлетворяешь себя, я запрещаю тебе думать или представлять кого-то другого, — крепко обхватывает его талию, не давая отстраниться.
— Обязательно так и сделаю, — улыбается ему в губы Юнги, — а теперь позволь мне пойти домой, — кладет ладонь на его грудь и аккуратно отталкивает его. Чонгук отпускает.
— Я тебя отвезу, раз твоего ухажера напугал, — открывает ему дверцу гелендвагена Чонгук.
— Замечательно, — пожимает плечами Юнги, обходит его и садится на заднее сиденье.
— Юнги, — хмурится Чонгук.
— Или так, или я зову такси.
Чонгук усмехается, садится за руль и всю дорогу сверлит его взглядом через зеркало. Кажется, что эта железная коробка, которая никак их не довезет, еще немного, и начнет трескаться и расходиться на листы. Напряжение в салоне настолько высокое, что перед глазами искры летают, а на стеклах «не прикасайся, убьет» мигает. Никто ничего не говорит, никто ни к кому тянется, но вокруг этих двоих воронка собирается, еще немного, помимо них еще и всю округу засосет.
Юнги бросает ему «пока» на прощание, спрыгнув с автомобиля, идет в дом, Чонгук, облокотившись о руль, до самой двери его взглядом провожает. У Трэвиса истерика, что Юнги приехал с ним, но парень заверяет его, что ничего нового не случилось, и идет в душ. Просто душ принять не удается, потому что Юнги горит после этой ночи. После душа парень объявляет, что прямо сейчас повторит мусс, который они готовили с Грантом, и под восторженные визги побежавшего за телефоном Трэвиса достает продукты. Утром Трэвис проснется популярным, потому что мусс и их ночной диалог об отношениях на фоне попадет в тренды и наберет полтора миллиона просмотров.