Клятвы, данные в бурю, забываются в хорошую погоду
Обида и злость Юнги притупились, взамен пришло одиночество, которое когда-то и так было его верным другом, и которое изгнал своим приходом Чонгук. Но вот оно сново тут, обнимает холодными руками худые плечи, шепчет о том, что Юнги на него обречен. Юнги одиночества и не боится, он ведь вынес урок и четко знает, что одиночество в отличие от людей, выбрав своего, не предаст. Чонгук может быть сто раз прав, что сделал это ради семьи, что отомстил за отца, но Юнги не простит ему то чувство эйфории, на которое он его подсадил, и с которого так подло его скинул. Он уже и не уверен, что между ними было что-то больше желания мести, что-то, чем он мог бы оправдать траур, который сейчас носит. Чонгук твердит, что ничего не изменилось, а для Юнги вся картина мира поменялась. Нельзя сжать кулак, в котором изначально знаешь, что держишь самое хрупкое, а потом разжав его, думать, что ничего не повредилось. Чонгук четко знал, на что он шел, он сделал свой выбор, так пусть позволит и Юнги сделать свой. Хотя Юнги уже его сделал. Он тоже сожмет кулак, только у него в нем в отличие от Чонгука, будут остатки и собственного сердца. В любом случае, Юнги не может сидеть и оплакивать то, что случилось, упиваться жалостью к себе или перестать двигаться дальше. Ему это даже не полагается, его ждет брат, его ждет будущее, которое он не принесет больше никому в жертву. Пусть Юнги выбирая одиночество, поступает, как трус, но лучше быть им, чем тем, чьи самые искренние чувства растопчут и оставят давиться слезами. Он продолжает помешивать соус, незаметно утирает скатившуюся вниз слезу, и отвлекается на вошедшего на кухню Минхао. Шеф говорит, что Юнги зовут в зал, и парень пару секунд не знает даже что ответить.
— Иди уже, — ободряюще хлопает его по плечу Минхао. — Клиенты в восторге от твоего крема из куриного яйца с соусом из гусиной печени. Будут комплименты делать.
Юнги кивает, и на трясущихся ногах идет к столику за официантом. Клиенты — пожилая пара благодарят его за блюдо, с восторгом описывают его нежность, а залившийся краской Юнги только мычит что-то в ответ, и сразу же уносится в свое сейф плейс — кухню. Это событие не только поднимает настроение парня до небес, но и добавляет веры в себя, и тем же вечером Юнги звонит Трэвису и предлагает разделить с ним оплату аренды. Трэвис вне себя от счастья, потому что по его словам, «несмотря на то, что ты нытик, с тобой приятно общаться». Юнги его восторг не разделяет, потому что оказывается, парень живет в сорока минутах от его работы, что значит, что нужно менять два автобуса. Но это не все, что расстраивает Юнги — домик Трэвиса держится на честном слове, в нем две спальни, гостиная, которая начинается прямо с входной двери и малюсенькая кухня. Картина не радующая, но для Юнги это лучший вариант, потому что один он аренду не потянет, учитывая, что ему все еще нужно расплатиться с Минхеком за работу и узнать, что и как будет с залогом. Юнги решает, что генеральная уборка и косметический ремонт смогут поправить положение дел, и вручает Трэвису свою часть платы сразу за два месяца, благо аванс выданный Минхао ему это позволяет. Тетя Чаен особо не возмущается, помогает ему собрать скромные пожитки, и взяв с парня обещание, что тот будет заходить на пельмени, провожает его. Трэвис оказывается комфортным соседом, он сразу делит с Юнги обязанности по дому и дарит ему сделанный самим браслет «дружбы». Первый выходной Юнги посвящает уборке, а потом закупается постельным бельем и посудой. Трэвис пытается возмутиться тому, что парень скупил столько сковородок и кастрюль, но Юнги обещает ему вкусные ужины и парень умолкает.
К концу субботней смены звонит Минхек, и говорит то, что заставляет Юнги сорваться с работы прямо в колпаке и фартуке. Минхек вкратце объяснил Юнги, что залог установили утром, а спустя пару минут он уже был оплачен. Юнги приезжает в тюрьму за пару минут до Минхека, не веря смотрит на идущего к нему Сокджина, и сразу бросается на его шею. Джин крепко его обнимает, улыбается его эмоциональности, а потом оба брата горячо благодарят Минхека, обещают, что в долгу за помощь не останутся.
— Даже не верится, что я покинул этот ад, — сразу говорит Сокджин, как только они вдвоем садятся в такси. — Но как? Как ты нашел деньги, Юнги?
— Я думал, это у твоих совесть проснулась, — хмурится Юнги, который и правда понятия не имеет, кто оплатил залог.
— Сказали, что оплату провел мой брат, — не понимает Джин.
— Сукин сын, — шипит Юнги, который кажется, все понимает. Это точно не Фукушу, Юнги ему о залоге и слова сказать не успел.
— В чем дело? Кто это? — недоумевает Сокджин.
— Это Чонгук, он заплатил залог, — не подумав, выпаливает Юнги, и сразу же прикусывает язык.
— Не понял, зачем Чон Чонгуку платить за меня залог? — напрягается Джин.
— Он приходил ко мне, говорил, что может помочь, но я запретил, — пытается оправдаться Юнги.
— Почему он вообще к тебе приходил? — еле контролирует свой голос Джин. — Что ты от меня скрываешь?
— Джин, прошу, выслушай до конца, — берет его за руку Юнги и старается выбрать правильные слова. — Мы встречались с ним до того, как все произошло, но я сразу с ним порвал...
— Что ты несешь, Юнги? — скидывает его руку Джин, и даже таксист оглядывается. — Что значит встречались? — у мужчины лицо перекошено от злости.
— Я был глупцом, я верил ему, — снова тянется за его рукой Юнги. — Но я все понял, я знаю, что совершил ошибку.
— Так отец был прав? — прикрывает ладонью лицо Сокджин, который не может поверить в услышанное. — Ты встречался с нашим врагом? С тем, кто лишил нас всего и в первую очередь будущего!
— Сокджин, пожалуйста, не кричи, — извиняюще смотрит на таксиста Юнги.
— Я здесь сойду, — хлопает по спинке сидения водителя Сокджин, и стоит тому притормозить, покидает салон автомобиля.
— Куда ты пойдешь? Я дом снимаю, сделал тебе комнату. Джин, пожалуйста, — выбегает за ним Юнги.
— Ты снимаешь или он? — наступает на него Джин. — Так и твои разговоры о работе ложь? Он тебя содержит?
— Перестань, ты все не так понял, — Юнги говорить из-за спазмов в горле тяжело. — Ты даже меня выслушал, но уже все решил.
— Знаешь, — болезненно усмехается Джин, — я лучше на улице буду жить, чем быть рядом с тем, кто спит с врагом.
— Джин, умоляю ты мне нужен, мне нужна семья, — задыхается от обиды Юнги.
— Твоя семья носит фамилию Чон, — сплевывает на землю Сокджин и быстрыми шагами идет в сторону парка.
Юнги так и стоит пару секунд, смотрит ему вслед и давится так и не вырвавшимися наружу слезами. Сокджин ошибается, Чонгук не просто лишил их будущего, он лишил Юнги единственной оставшейся у него семьи. Он боится бежать за Сокджином, потому что прямо сейчас, ему кажется, что тот способен его ударить, поэтому он возвращается в такси и оно продолжает путь. Юнги сидит сзади, уставившись на улицу через стекло, и не понимает, почему каждый раз, когда ему становится чуточку легче, обязательно случается плохое. Словно судьба напоминает ему особо не радоваться, не настраиваться позитивно, ведь он всего лишь слабый и расшатанный изнутри человечишка, краску для жизни которого она выбрала черную. Юнги с трудом выравнивает сбитое после ссоры с братом дыхание, достает вибрирующий телефон, и увидев на экране знакомый номер, отвечает.
— Не мог до тебя дозвониться.
— Фукушу, — после пережитого с трудом шевелит языком Юнги.
— Поздравляю, семья воссоединилась.
— Так это был ты? — болезненно улыбается парень, хотя теперь это ничего не поменяет, он уже рассказал об их связи с Чонгуком Сокджину. — Но зачем? Там огромная сумма, ты не должен был...
— Я же сказал, что сделаю это, или ты настолько привык к тому, что люди просто говорят и не делают? — улыбается в трубку Фукушу. — У меня есть деньги, точнее у моего мужа, а я люблю их тратить, еще больше люблю, когда он не понимает на что и для кого я их потратил. Поэтому прими их, и когда я прилечу к вам на следующей неделе, можешь угостить меня кофе.
— Я все верну, обещаю, — заверяет его Юнги, и снова поблагодарив, вешает трубку.
Юнги все еще не разгадал этого японца и понятия не имеет, в чем его цель, но он успокаивает себя тем, что эти деньги выданы ему в долг, и он их вернет. Фукушу прав, какая разница, кто бы оплатил залог за Сокджина — им все равно бы пришлось вернуть эти деньги, так пусть он будет должен Фукушу. Главное, что Сокджин на свободе. Юнги сократит расходы до минимума и в первую очередь рассчитается с Фукушу.
Юнги возвращается домой в подавленном состоянии, пусть Сокджин и на свободе, но ссора с братом сильно ударила по нему, а еще он переживает, что тот и вправду может остаться на улице. Сокджин упертый, и если он решил что-то, то его невозможно переубедить. С другой стороны, Юнги думает, что тот возможно поедет к Минхеку, а утром, когда брат уже остынет, они снова поговорят и он заберет Сокджина к себе. Он не говорил Трэвису, что хочет, чтобы Джин пожил с ними, но он сомневается, что тот будет против, учитывая, что Юнги будет платить тогда большую часть аренды.
— Чего нос повесил? — Трэвис достает из холодильника принесенный вчера из ресторана Юнги тартифлет и отправляет в микроволновку.
Юнги вкратце говорит ему, что поссорился с Сокджином, и Трэвис, который без остановки набивает рот едой, советует не страдать из-за всего подряд. Трэвису двадцать три года, он учился в местном колледже, но три года назад ушел из дома и бросил учебу. По словам Трэвиса, его ухода так никто и не заметил, и он возвращаться в семью «где всем на всех насрать» не собирается. Трэвис моет посуду в забегаловке неподалеку, а все остальное время занимается украшениями, к которым испытывает пугающую Юнги страсть. Трэвис — прекрасный собеседник, он умеет слушать, а если и комментирует, то всегда бьет четко в цель, и пусть Юнги это порой раздражает, он к нему прислушивается. Вечер проходит тихо, Трэвис выбирает детальки для новой коллекции, Юнги лежит перед выключенным телевизором, но покой нарушает шум снаружи и оба парня вскакивают на ноги.
— Как он нашел меня? — отодвигает занавеску Юнги, который совсем не готов снова видеться с Чонгуком.
— Кто это? — липнет к стеклу Трэвис. — Что за красавчик из романов? А какая тачка!
— Потом расскажу, — второпях натягивает на себя футболку Юнги, и открыв, скрипящую на всю округу дверь, идет наружу.
Чонгук стоит у черного роллс ройса, смотрит на идущего к нему парня, и уговаривает себя не срываться. Он приехал разговаривать, и разговор состоится, потому что Чонгук узнал то, что окрасило в черный его кровь, но сперва хочется его обнять. Зажать в своих руках, объявить всему миру и главное самому Юнги, что он его и только его, и Чонгук его не отпустит.
— Жучок ко мне прикрепил? — останавливается в двух шагах от него Юнги. — Ты с первого раза никогда не понимаешь?
— Мне сказали, твой братец вышел, — подходит ближе Чонгук, и Юнги чувствует исходящую от него злость, хотя это не та злость, которую он источал в ночь драки с мужем Соны. Юнги пока ее пробует, знакомится.
— Вышел, — кивает парень.
— Где ты деньги нашел? — он еще ближе, но Юнги отступать не собирается.
— Не твое дело, — отвечает парень, смотрит на его руки, который оголены до локтей, вспоминает, как обводил эти выпирающие вены, как касался губами каждого рисунка и ненавидит себя еще больше. Он будто бы так и остался во власти этих рук, пусть физически и отдалил его от себя, растянул между ними километры, отстроил толстую стену из обиды и боли. Юнги от него ушел, но его сердце так и осталось у Чонгука, и Бог знает, сколько времени ему понадобиться, чтобы вызволить его и удастся ли это вообще. Пока все еще свежо, все еще слишком тяжело.
— Все, что тебя касается — мое дело, — Чонгук хватает его за руку, и как бы отчаянно Юнги не пытался ее вырвать, у него не получается. — Кто он? У тебя появился тайный благодетель?
— Скорее поклонник, — шипит ему в лицо Юнги, оставивший затею вырвать руку, которую обжигают чужие пальцы.
— Кто он? — темнота в глаза Чонгука затмевает беззвездную ночь.
— А ты ревнуешь? — усмехается Юнги и замирает. — Ты ревнуешь, — щурит глаза. — Да ты сгораешь от ревности.
— Ревную, — скалится Чонгук, — ревную так сильно, что схожу с ума, и поэтому, лучше тебе сказать, откуда деньги.
— Не скажу, — цокает языком Юнги, и ядовито ему улыбается, — изведись, мне плевать. Мне вообще плевать и на тебя, и на твои выдуманные чувства, — если бы проживать все это было бы так же легко, как и говорить.
— Не мсти мне так, Юнги, — уже спокойно говорит Чонгук, отпускает руку. — Только не так. Я жалею о том, что произошло, но я никогда не жалел и не пожалею, что встретил тебя. Поэтому прошу, не веди себя как обозленный ребенок, не живи в этой дыре, позволь мне помочь тебе. Не проси помощи у других, у меня ее и просить не надо, я просто отдам.
— Мне ее даст другой, — делает шаг назад Юнги.
— Не играй со мной, — голос снова пронзает холодом.
— Только тебе это можно? — хмыкает Юнги, который сам поражается своему спокойствию. В их первую после ареста встречу, Юнги думал, что его разорвет от злости, а сейчас он ничего не чувствует. Ничего, кроме пока все еще не сдающегося желания быть к нему ближе. — Если это все, то я вернусь в дом.
— Ты и я — это с детства, Юнги, а детство не забывается, поэтому скажи, чего ты хочешь? — Чонгук ближе. — Хочешь унизить меня? Не выйдет. Я унижаться не буду. Что еще? Тебе язык дан, чтобы говорить, так скажи, что мне сделать?
— Хочу, чтобы ты ушел из моей жизни и забыл меня, — без злобы отвечает Юнги, который даже после самого короткого диалога чувствует себя опустошенным. Он может часами стоять на ногах у плиты, потом еще столько же работать и дома, но не почувствует усталость. А стоит обменяться парой фраз с его официальной болезнью, все его жизненные силы истощаются. Вряд ли Чонгук понимает, какое влияние он оказывает на него, да уже и не поймет.
— Это так легко по-твоему? — резко тянет его на себя Чонгук, по всему телу Юнги разряды тока проносятся. — Ты забыл? — шепчет ему в ухо, чувствует, как не торопится оттолкнуть его парень и пользуется этим. — Забыл наши встречи, поцелуи? Забыл наши долгие ночи? — оставляет ожоги на скуле своими губами.
— Чонгук, пусти, — совсем слабо говорит Юнги, которого дурманят эти руки, его вкрадчивый голос и этот запах, по которому он скучает вопреки всему.
— Не могу, — ладонь на талии, вторая на бедре. — Не хочу. Мое терпение без дна. Я от тебя не откажусь.
— Значит, я буду первым, — наконец-то сбрасывает с себя наваждение парень и оттолкнув его, увеличивает между ними расстояние. — Гордость и чувство собственного достоинства — все, что у меня осталось. Их я тебе в жертву не принесу.
— Если ты правда изменяешь мне, то ничего общего эта измена с гордостью и чувством собственного достоинства не имеет, — спокойно говорит Чонгук, поднимает в Юнги ярость. — Ты ошибаешься, если думаешь, что я отойду в сторону и приму это.
— Изменяю? — восклицает Юнги. — Тебе? Кто ты мне, чтобы я тебе изменял? — кривит рот. — Ты забыл, что мы расстались? Нас больше нет, Чонгук, и я волен делать что хочу, как со своей жизнью, так и со своим телом!
— Это твоя правда, — улыбается Чонгук. — А моя правда в том, что я сделаю все, чтобы вернуть тебя, поэтому не усложняй все еще больше.
— У тебя нет шансов, Чонгук, ты, конечно, можешь стукнуть меня по голове и затолкать в свой гелик. И даже при таком раскладе, все, что ты от меня получишь, будет презрение и ненависть, — успокаивается Юнги, поняв, что чем больше он злится, тем больше удовольствия получает Чонгук.
— Ну что ты, не делай из меня монстра, — усмехается Чонгук. — Мы взрослые цивилизованные люди. Уверен, мы придем к компромиссу. Принцесса скучает по тебе. Не могу ей объяснить, что ты больше не хочешь ее видеть, — меняет тему, убирает руки в карман, убеждает себя, что если еще раз к нему прикоснется, то это окончательно испортит все, что он сегодня имеет. Пусть это «все» — это только возможность приезжать сюда и перекидываться с ним парой слов. Нельзя лишать себя и этого, Чонгук не справится.
— А мне можешь объяснить, почему ты здесь? — с издевкой спрашивает Юнги. — Почему ты все еще приезжаешь после того, как сам все и разрушил? Ты считаешь меня тряпкой, Чонгук? Хотя знаешь, плевать, кем ты меня считаешь, я сам знаю, кто я и на что способен. А насчет Принцессы, дети ни в чем не виноваты, жаль ни ты, ни твоя мать губя нас, об это не подумали. Передай племяше, что я тоже скучаю, — Юнги разворачивается и идет в дом. Чонгук так и стоит на лужайке пару минут, а потом возвращается в автомобиль и уезжает.
— Кто это был? — спрашивает Трэвис, поглядывая на трясущегося от нервов друга. Юнги просит налить ему воды, и упав на диван, долго смотрит в пустоту. Когда растерзанное сердце понемногу успокаивается, он рассказывает Трэвису все о них с Чонгуком от начала до конца и даже чувствует облегчение. Трэвис, пока он говорил или матерился, или мычал, пару раз даже кулаком по столу бил, и Юнги приходилось делать паузы, чтобы он успокоился. Оба после рассказа пару минут молча курят.
— Вот это у вас роман, конечно, — наконец-то выдает Трэвис. — Вы меня на новую коллекцию вдохновили, — достает потрепанный блокнот и второпях что-то в него вписывает. — Знаешь же Ван Клиф с пресловутым клевером? Моя коллекция будет с маками, ведь они означают сон, забытие, я свяжу это со «Сном в летнюю ночь» Шекспира и она будет посвящена вам. Увидишь, я стану известным, только осталось дизайн придумать.
— Мне нравится то, как ты одержим своим делом, — слабо улыбается ему Юнги. — Но почему сон? Что из моего рассказа навело тебя на эту мысль?
— Ваша любовь, прости, отношения, — прокашливается Трэвис. — Она из тех, что почти не бывают в реальности, а бывают во сне. Из тех снов, когда проснувшись, ты не понимаешь, ты рад, что это был сон или расстроен. Я еще подумаю над концепцией. Так сегодня он зачем приехал?
— Из-за залога Сокджина и моего тайного благодетеля, — отвечает Юнги. — Он сгорает от ревности, Трэвис, я таким его не видел никогда, реально с ума сходит.
— И? — щурится Трэвис.
— И мне это нравится.
Юнги не знает, что за странные новые чувства в нем проснулись, но кажется, он получает искреннее удовольствие от страданий Чонгука. Хотя он преувеличил, вряд ли тот, у кого вместо сердца кусок льда, способен страдать, но Чонгук явно был зол, а это как раз таки то чувство, которое должен испытывать предатель вместо триумфа.
— Не играй с тем, кого не потянешь, — отвлекает его от мыслей Трэвис. — Я как понял, он властный и сильный, как бы ты сам себе не навредил.
— Я устал, что играют только со мной, — усмехается Юнги. — Отныне все будет наоборот.
<center>***</center>
Все, что Чонгуку удается выяснить — это то, что перевод был сделан из Японии. Чонгука растаскивает ярость на анонимного благодетеля, он вернувшись в офис, чуть дверцу бара не сносит, и упав в кресло, расстегивает ворот рубашки. А если Чонгук его окончательно потеряет? Если он увидит его с другим, он же спалит и их, и себя. Самое ужасное, что Юнги и правда не смотрит на это, как на измену и пусть разум Чонгука говорит, что он абсолютно прав, что они уже не вместе, его сердце этот вариант и близко не подпускает. Это его мальчик и никто не смеет стоять рядом с ним. А если его мальчик не хочет этого понять, то Чонгук будет терпеливо ему объяснять. Он наливает себе виски, который сейчас для него не обладает вкусом, и продолжает сгорать в самом губительном чувстве из всех. Чонгук знает, что то, что он чувствует к Юнги — абсолютно ненормально, но контролировать это не может. Юнги его и только его, так было много лет назад и так будет до крышки гроба, которая накроет Чонгука. Да он напортачил, он знает, что виноват и был готов к последствиям, но не к тому, что он окончательно потеряет его. Юнги не может смотреть на кого-то так, как смотрел на него, не может улыбаться этой пробуждающей в нем жизнь улыбкой кому-то еще. Чонгук очень сильный, он многим пожертвовал и много ран на себе сам залатал, но Юнги его взглядом на другого под корень уничтожит. Он возьмет кого-то за руку, и в Чонгуке вся его сила раскрошится. Он не лгал Юнги, он правда никогда его не отпустит, такой сценарий никогда не рассматривался. Многолетняя война ради отца и рядом не стояла с той, которую Чонгук может начать ради своей Куколки. Он это точно знает, запах пороха и крови уже чувствует. Мужчину отвлекает вошедшая охрана, докладывает, что к нему приехал Чон Хосок.
— Я занят.
— Неправда, — толкает дверь Хосок и входит без разрешения. — Ты должен меня выслушать, — хмурится, заметив состояние друга. — Что с тобой?
— Не лучшее время ты выбрал, — даже не пытается изображать нормальность Чонгук. Это и бесполезно, потому что Хосок всегда читал его, как открытую книгу. И это делает еще больнее, ведь тот, кому он мог бы доверить все свои сомнения и терзания, теперь отсутствует в его жизни.
— Когда мне прийти? — не ведет бровью Хосок.
— Никогда, и если сейчас не уйдешь, то я вымещу всю злость на тебе, — поднимается с кресла Чонгук.
— Так давай, может, мордобой нас помирит, — пожимает плечами Хосок, следя за идущим на него другом.
— Я не буду мириться с тем, — впечатывает его в стену Чонгук, — кто разбил сердце моему брату и за моей спиной играл с его чувствами.
— Тэхен — большой мальчик, он может сам выбирать, — шипит ему в лицо Хосок.
— Он ребенок! Иначе бы не выбрал почти женатого.
— А ты лучше меня? — скидывает с себя его руки Хосок.
— Что ты сказал? — Чонгук явно его ударит.
— Ты ведь тоже не святой. Что ты сделал с тем, кто любит тебя? — рычит Хосок, и успевает увернуться от удара. — Я не боюсь твоих кулаков, только в этот раз я дам сдачи.
— Мы не помиримся, Хосок, — передумывает драться Чонгук и плетется обратно к креслу. — Я потерял брата из-за тебя.
— Ты потерял его из-за себя, — с горечью усмехается Хосок и покидает кабинет.
Хосок скучает по Чонгуку, но еще больше он чувствует себя перед ним виноватым. Ему не хватает их разговоров за коньяком, их молчания, их совместных поездок, а главное планов, которые они без устали строили и реализовали вместе. Хосок потерял Тэхена и Чонгука и будто бы потерял часть себя.
<b><center>***</center></b>
Сокджин доходит до улицы, на которой живет Дилан к сумеркам. Все эти дни в заключении он думал, что как только выйдет, то в первую очередь отправится увидеть его, и сейчас его ноги привели его в самое нужное место. У Сокджина много дел, надо решить как дальше быть, попробовать найти старых знакомых, остыть и поговорить с Юнги, злость на которого уже заменилась обидой, но сперва он должен постучаться в эту дверь. Ему надо увидеть Дилана, хотя бы разок глянуть на того, кто скорее всего его прогонит, учитывая, как он без предупреждения исчез. Сокджин останавливается у двери, не может собраться силами, чтобы постучать, но она сама распахивается перед его носом.
— Дилан, я...
— Мажор, — обнимает его Дилан, а потом сразу же бьет кулаком в плечо. — Где ты был, мудак?
Джину нужно время, чтобы проглотить рвущиеся наружу эмоции из-за самого теплого приема, который он когда-либо получал, поэтому он просто молчит, смотрит на него, а потом сам тянется и вновь обнимает. Он бы час точно бы так прижимая его к себе простоял, потому что Джин даже себе масштаб своей тяги к нему объяснить не может.
— Я скучал, — тихо говорит Джин, не желая отпускать его. — Как же сильно я по тебе скучал.
— Ладно, убери грабли, заходи, дома потолкуем, — зовет его внутрь Дилан и Джин нехотя отпустив его, идет за ним. Он судя по всему прибыл как раз ко времени ужина, и только сейчас Джин понимает, что ел в последний раз в тюрьме и это был завтрак. Девочки сидят за столом, ужинают и смотрят мультфильм. Матери Дилана на горизонте не видно.
— Есть будешь? — спрашивает его Дилан, проходя к столу.
— Нет, — опускает глаза Джин, — просто хотел тебя увидеть, потом еще приду, — пятится к двери, потому что ему ужасно неловко перед девочками.
— Твой брат приходил, — говорит Дилан. — Ты теперь с ним вдвоем остался?
Джин кивает.
— По ящику говорили, что у вас все забрали, а где жить будете? — идет к нему Дилан.
— Юнги снимает домик, — говорит Джин, и слышит, как урчит его желудок. Не только он это слышит.
— У нас суп, я сам варил, — скрещивает руки на груди Дилан. — Из курицы, она свежая. Это конечно не элитная кура, которую небось ты привык поглощать, но вроде никто не жалуется.
— Дилан, я не думаю, что твой суп плохой...
— Тогда зачем убегаешь? — преграждает ему путь парень. — Зачем лжешь мне, если я знаю, что ты голоден?
— Хорошо, я поем, — кивает Джин, готовый провалиться сквозь землю, и ждет, пока Дилан уберет пустые тарелки со стола. Девочки перемещаются в спальню, и только сейчас Джин замечает новый диван.
— И как? Не жесткий? — спрашивает мужчина.
— Отличный, еще и открывается, так что как король сплю, — накладывает ему в тарелку из кастрюли еды Дилан, и достает хлеб. Суп пахнет умопомрачительно или Джин и правда очень голоден. Он поглощает ложку за ложкой и замечает, что Дилан недовольно смотрит на него.
— Что? — не подносит ложку ко рту мужчина.
— А хлеб ты брать не собираешься? — сводит брови на переносице Дилан.
— Я не фанат углеводов, — бурчит Джин.
— Если не есть хлеб, то не насытишься, а у нас редко бывает первое и второе, — объясняет Дилан.
— Я наемся, — все равно не тянется за хлебом Джин.
— И как домик брата? Выделил тебе кровать? — не настаивает Дилан.
— Да ничего такой, симпатичный, — мямлит Джин.
— Опять лжешь?
— Я не видел его и не увижу, — отвечает пойманный на очередной лжи Джин. — Мы поссорились.
— Почему?
— Долгая история.
— Ночь впереди, — хмыкает Дилан.
— Тебе на работу с утра не надо? — отодвигает пустую миску Джин.
— Надо, но я могу сократить часы сна, — звучит искренним Дилан, которому очень не хочется, чтобы Джин уходил. Он не видел его столько дней и безумно соскучился по такому странному общению между ними, но больше всего по тому, чтобы быть с ним рядом.
— Я не согласен на это, я знаю, сколько ты работаешь, поэтому я уйду и ты ляжешь спать, — не уступает Сокджин.
— И куда ты пойдешь? — вновь преграждает ему путь парень.
— Найду место.
— Так ты уже нашел, ты ко мне пришел, — разводит руки Дилан. — Пусть мы люди бедные, но мы гостей за порог не выставляем. Поспишь здесь, потом я приеду и поговорим.
— Я правда не хочу тебя утруждать, — Джин и сам не хочет уходить, и Дилан не прав, думая, что его беспокоит убранство или даже еда, которая к слову была божественной. Его ничего кроме покоя Дилана не беспокоит, но в то же время ему очень сильно хочется побыть с ним подольше, полюбоваться чудесными ямочками, послушать его низкий голос, а если повезет, еще разок к нему прикоснуться.
— Я не по доброте душевной предлагаю, — усмехается Дилан. — Пока нас не будет, за мелкой как раз посмотришь, покормишь ее.
— А где я лягу? — хмурится Джин, оглядываясь.
— Я же сказал, диван открывается, но руки распускать нельзя, у меня топор под подушкой, — идет за постельным бельем Дилан.
Джин помогает ему накрыть диван, потом они вместе убирают посуду, и Дилан объясняет ему как пользоваться душем. После душа они лежат на диване и Джин слово сдерживает, как бы ему ни хотелось, он его не обнимает, только осторожно пальцы с его переплетает. Дилан отрубается почти сразу же, а Джин еще долго лежит, обдумывает свое нынешнее положение и пути выхода из него. Сокджина и правда сильно задел поступок Юнги. У них ведь никогда толком семьи и не было, отец интересовался только бизнесом, Сокджин же искал пути побега из дома, не вынося постоянно напряженную обстановку между Юнги и им. Сокджин тоже виноват в том, что произошло, он сам толкнул Юнги в объятия Чонгука, а сейчас злится по сути на ребенка, который потянулся к единственному, кто его не сторонился. Чонгук умный, он четко знал, куда поднажать, и как сделать, чтобы лишенный поддержки семьи парень оказался в его власти. А чем Сокджин лучше него? Он даже слушать его не стал, взбесился, не дав ему договорить, и снова оттолкнул. Сокджин думает, что узнай он об ориентации брата еще тогда, то обязательно закатил бы ему скандал для вида, а сейчас он думает, что чувствует облегчение. Значит, Юнги его поймет и объяснять ему свое отношение к Дилану не придется. Как же резко все в их жизни поменялось. Что самое ироничное, что для того, что бы их истинные лица и чувства всплыли, им понадобилась такая трагедия. Кто знает, сколько бы они еще прожили обманывая друг друга. Пора уже меняться не только окружающему Сокджина миру, но и ему самому. Кто знает, будет ли у него еще один шанс на перемены, поэтому свою злость и обиду на брата кусок за куском он должен проглатывать. Засыпает он с мыслью о том, что все-таки он везунчик, ведь среди всей когда-то привычной ему мишуры он пусть и ни сразу, но смог разглядеть алмаз, единственный, который не отказался светить для него. Дилан впустил его в свой дом, накормил, дал место для сна, когда как все те, на кого Джин думал, что всегда бы мог положиться, просто напросто от него отвернулись. За короткий промежуток времени Ким Сокджин сделал столько выводов, сколько не успел за свои три десятка лет, и он благодарен. Пусть с ними и произошли ужасные вещи, навечно все так не останется, Сокджин найдет способ подняться, и тогда все те, кто звался его друзьями, об этом пожалеют. А Дилан как и был королем его сердца, так им и останется. Впервые в жизни Ким Сокджин выбирает не себя, и пусть дойти до этого осознания было больно, он благодарен. Мальчик, который подвинувшись, позволил ему спать на его диване, достоин лучших перин вселенной, и цель Сокджина, чтобы они у него были.
<b><center>***</center></b>
Юнги получает сообщение от Фукушу в среду утром. Мужчина пишет, что будет в той же самой кофейне у бывшего офиса отца к трем часам и будет рад, если Юнги к нему присоединиться. Юнги очень хочет выразить благодарность за такой широкий жест, как оплата залога, поэтому он отпрашивается у шефа до шести и отправляется в центр. Юнги толкает стеклянную дверь, и заметив устроившегося за тем же самым столиком японца, идет к нему.
— Твой латте, — Фукушу кивает на стаканчик на столе, и Юнги садится в кресло напротив. Фукушу выглядит потрясающе в белом костюме, каждым жестом и взглядом источает уверенность в себе и власть, но только такой же разбитый как он, может разглядеть под всей этой маской накрывающую пеленой глаза грусть. Юнги ее не просто видит, он чувствует ее как свою.
— Я бы хотел начать...
— Если будешь благодарить, то мы сейчас же эту тему закроем, — перебивает его Фукушу. — Я помог и проехали, лучше скажи, как ты.
— Ничего, держусь, — улыбается Юнги. — Но все равно скажу, что в долгу не останусь. Сейчас мне тяжело, я совсем один, и даже брат пока со мной не разговаривает, но я верю, что я смогу подняться, и ты будешь первым, к кому я приду с благодарностью.
— Почему ты один? А твой парень? Он тебя не поддерживает? — не понимает Фукушу.
— Он это и сделал, — треснуто отвечает Юнги.
— Я готов слушать, — говорит Фукушу после долгой паузы и заказывает себе еще кофе.
Что удивительно, когда Юнги рассказывал свою историю Трэвису, тот постоянно вздыхал, восклицал, вставлял комментарии, а Фукушу не выдает никакой реакции, даже в лице не меняется. Будто этот человек видел вещи похуже.
— И теперь я разбит, — заканчивает свой рассказ Юнги.
— Подбери другую маску, — усмехается Фукушу.
— И лгать? — не понимает его Юнги. — Я даже себе в этом с трудом признаюсь, не говоря уже о других людях, но несмотря на всю боль, что он мне причинил и на то, что я четко знаю, что не прощу его, я не могу без него. Я все так же отчаянно и по детски влюблен в него.
— Я знаю, — кивает Фукушу. — И знаю, что не простишь, но заставь его пожалеть. Отомсти ему за то, что он с тобой сделал, и поверь, тебе станет легче. Более того, тогда и именно тогда ты сможешь оправдать свои чувства к нему и проверить, есть ли они у него.
— Я не понимаю тебя, — честно говорит Юнги. — Как моя месть поможет мне проверить его чувства?
— Говорят, любовь всепрощающая. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится, — постукивая пальцами по чашке, цитирует Библию Фукушу. — Но никто не говорит, что любовь — это обмен болью. Когда обмен равнозначен — боль притупляется. Подари ему боль изысканную масштабную, ту, которая твоей уступать не будет. Пусть он переживет каждый миг твоего ада, а потом отойди и подожди. Если это не любовь — ты отомстил и тебе будет легче дышать, а если любовь, то он примет твой дар боли и все равно возьмет тебя за руку.
— Разве месть облегчает? — как завороженный слушает его Юнги.
— Месть демонизируют, якобы от нее становится только хуже, но я не согласен и я сам этому живое доказательство. Месть — прекрасна в мире, где ты должен получать то же, что и отдаешь, — легонько улыбается мужчина.
— Допустим, ты прав, и да, он сделал мне очень больно, он буквально уничтожил меня, но он один из самых могущественных людей города. Что такая букашка как я может сделать ему? — с горечью усмехается Юнги.
— Ты забываешь, что он может быть сильным перед всем миром, но перед тобой он слаб. Я когда-то поставил самого могущественного человека страны на колени, чем ты хуже? — хмыкает Фукушу.
— Я толком о тебе ничего не знаю, да я даже твои мотивы не понимаю, но все равно не думаю, что месть облегчает боль, — опускает глаза Юнги. — Я просто хочу все забыть и жить дальше.
— Как ты все забудешь, если все еще любишь его? — подается вперед Фукушу. — Ты ведь меня не случайно встретил, Юнги. Правда, мне тоже казалось, что это просто совпадение и кофепитие с человеком, которого увидел здесь же. Но мое имя переводится, как месть. Может, это все имеет причину, это не случайность, и тебе стоит подумать об этом. Мы не забываем, тех кого любим, тем более. Мы можем притвориться, что забыли, но остаемся несчастными, если капитулируем, — говорит мужчина. — В чувствах, отношениях нельзя быть тем, кто смиряется и притворяется, что все нормально. Нужно быть бойцом, дари любовь тем, кто дарит ее тебе, но ровно так же корми ядом тех, кто отравил тебя. Уравняй вас, поставь на одну линию, отбрось уже все нормы, все эти «можно» и «нельзя». С тобой играли грязно и ты имеешь полное право ответить так же. Ты не жертва и не пострадавший, уважай себя, ответь ему. А на пути к этому и сам развивайся. Ты молод и красив, перед тобой вся жизнь, и ты не должен отпрашиваться у своего босса, чтобы выпить кофе со мной. Ты должен иметь свой ресторан.
— Я к этому иду, — бурчит Юнги.
— И дойдешь лет через десять или можешь получить все завтра, — пожимает плечами Фукушу.
— Я не приму больше подарков от тебя.
— Я и не планирую тебе их дарить, я знаю, что ты и так все получишь, если из жертвы превратишься в хищника.
— Но как?
— Начни жить, включи мозги и закапывай эмоции до ночи, ночью ты можешь быть собой и рыдать, а днем будь тем, кто может все. Будь лучшим в том, что ты делаешь, и ты никому не оставишь шансов, — объясняет Фукушу.
Юнги выходит после встреч с Фукушу ошарашенным. Его шатает. Он снова и снова повторяет в голове их диалог, и понимает, что пусть он с Фукушу не согласен, есть в его словах правда. А еще Фукушу вдохновляет, диалог с ним подарил Юнги прилив сил и ему определенно надо сесть и подумать о своем будущем и о том, куда ему двигаться. Жизнь Юнги не может закончиться или замереть на одной точке из-за мужчины, пусть даже имя этого мужчины — Любовь. Он мечтал и стремился к своим мечтам и без него. Значит, он снова это сможет. Прежде чем вернуться на работу, Юнги набирает Минхека, и спрашивает, как там Джин. Мужчина удивленно говорит, что не видел его с момента, как тот покинул территорию тюрьмы, и Юнги вызвав такси отправляется в трущобы. Пусть Сокджин зол на него и не хочет с ним разговаривать, ему нужно хотя бы убедиться в том, что он в порядке, у него есть крыша над головой. Если предчувствие Юнги обманывает и брат будет не у того паренька, то Юнги возьмет отгул и будет искать его по всему городу. Гордость в таких обстоятельствах не уместна, и хотя он понимает чувства Сокджина, в то же время тот его раздражает своей упертостью. Юнги подходит к дому, но стучать ему не приходится, потому что он через окно видит сидящего за ноутбуком брата. Юнги чувствует облегчение, но смелости с ним столкнуться не находит. Он возвращается в такси и отправляется на работу. За полчаса до закрытия, Юнги зовут в зал. Он поправляет одежду и нацепив улыбку, готовится получать комплименты. Только улыбка с лица парня сползает сразу же, стоит ему увидеть что за столиком, к которому его ведет официант, непринужденно сидит Чонгук и постукивает пальцами по стакану коньяка перед ним.
— Прежде, чем набросишься на меня с кулаками, скажу, что Принцесса меня заставила, — поднимает на него глаза Чонгук. Юнги ужасно неудобно, все гости смотрят на них, и он знает, что причина их внимания не он, а этот одетый в черную рубашку так бесстыдно облегающую его мощные плечи и руки мужчина. — Хочу показать ей, что ты работаешь и не можешь больше с ней гулять. Ее сейчас шофер привезет.
— Если все так, то ничего страшного, — прокашливается Юнги, — только прошу, в следующий раз не зови меня в зал, если не хочешь сделать комплимент моей еде. Я работаю здесь, а не провожу встречи с бывшими. Более того, я больше не хочу с тобой разговаривать. Поэтому отныне имей ввиду, что диалога у нас не будет. Я устал от этих отношений.
— Я тебе не бывший, — мрачнеет Чонгук. — Не хочешь, чтобы я приходил, открой свой ресторан и закрой для меня двери. А пока я такой же гость, как и те, которым ты улыбаешься улыбкой, которая принадлежит мне. Не будешь со мной разговаривать, я выкуплю каждое твое место работы, и ты будешь вынужден общаться со своим боссом.
— Ты можешь, не сомневаюсь, — хмыкает Юнги, — но я не передумаю. А насчет ресторана, поверь, я к этому и иду, скоро он у меня будет, — твердо говорит парень. — И тогда, ты даже во двор въехать не сможешь, я сделаю все для этого.
— Одно твое слово и он будет у тебя сегодня же, — делает глоток Чонгук, продолжая рассматривать его и отмечает, что белый идет парню. Он похож на ангелочка в этом цвете, но Чонгук знает, что за дьяволенок скрывается под этим невинным видом, и как больно он умеет делать словами. — Даже твой брат не принял тот факт, что залог за него заплатил твой ухажер, — продолжает Чонгук. — Почему ты думаешь, что я могу это принять?
— Мой брат не принял это, потому что думает, что залог заплатил ты, — кривит рот Юнги.
— Сути это не меняет.
— Это меняет все, — Юнги оборачивается, увидев идущую к ним под руку с водителем Принцессу.
— Работай, учись, открывай что хочешь, — следя за Принцессой, говорит Чонгук. — Но не заводи интрижек, не продавайся, чтобы задеть меня. Я даже тебе этого не прощу, хотя ты единственный, кому я могу простить все остальное.
— Конечно, ведь весь мир крутится вокруг тебя, — качает головой Юнги и присев на корточки, протягивает руку девочке.
— Ваша величество, как насчет того, что я угощу вас лучшим мороженым? — с улыбкой спрашивает ее Юнги, рассматривая ее бежевый костюм с шортиками от CHANEL.
— Согласна, — кивает Принцесса, и вместо того, чтобы пожать его руку, тянется за объятиями. Юнги крепко обнимает девочку, а потом поднявшись на ноги, ищет глазами Минхао.
— Юнги, почему ты не приходишь? Я скучаю, — говорит Принцесса, дергая его за руку.
— Работы много, — прячет глаза парень, которому не хочется лгать ребенку.
— А после работы? Я могу тебя подождать здесь, честно, не буду мешать, — не отстает Принцесса. — Юнги, у меня больше нет друзей, а ты говорил, что ты мой друг. Но ты больше не хочешь со мной дружить? — обида в ее глазах заставляет Юнги забыть о своей.
— Хочу, очень хочу, — берет ее за обе руки парень. — Можешь привезти ее вечером к Трэвису, в тот дом, — обращается к Чонгуку, — мы с ней проведем вместе время до завтра, а утром заберешь.
— С ночевкой? — хмурится Чонгук.
— Завтра суббота и смена поздно начинается, можно с ночевкой, — пожимает плечами Юнги, игнорируя счастливые визги девочки. — Хотя, ты небось переживаешь, как твоя кровь и плоть проведет ночь в таком ужасном доме, — морщится.
— Привезу, — коротко отвечает Чонгук, который и сам устал объяснять Принцессе, почему проводить время с Юнги не получается. Юнги вновь обнимает девочку, обещает ей веселье вечером, и возвращается на кухню.
Он не будет лишать Принцессу их общения из-за Чонгука. Юнги прекрасно знает, как травмирован этот ребенок, и на своем примере знает, что травмированные дети привязываются сильнее всех. Для Принцессы потерять его будет большим стрессом, да и сам Юнги испытывает к ней только светлые чувства и со временем может даже научится воспринимать ее отдельно от Чонгука. Чонгук говорил, что сам удивлен ее привязанности к Юнги, ведь до него девочка никого кроме членов семьи к себе не подпускала. Юнги видит в Принцессе себя, и очень не хочет, чтобы она выросла такой же как и он — не способной дружить и не имеешь вокруг себя никого. Дети ни в чем не виноваты, и этот открыто улыбающийся ему ребенок не виноват, что ее дядя оставил в парне руины. С девочкой у Юнги связаны только приятные воспоминания, и пусть он говорит себе, что хочет увеличить их количество, на самом деле где-то глубоко он понимает, что так сможет видеть и его.
Принцессу привозит Чонгук, передает ему ее вещи, ни слова лишнего при ней не говорит. Юнги знакомит Принцессу с Трэвисом, и к радости парня, они быстро находят общий язык. Трэвис до самого сна показывает девочке браслеты, дарит ей те, которые она сама выбрала, а потом они едят печенья, которые испек Юнги и смотрят любимый Принцессой мультфильм «Храбрая сердцем». Утром Юнги, который в глубине душил ждал Чонгука, чтобы получить очередную порции грызни, сам сажает Принцессу в машину, присланную им, и отправляется на работу.
<b><center>***</center></b>
Побег — первое о чем думает каждый, кто потерял свое сердце. Кажется, что если сесть в самолет, увеличить расстояние между эпицентром боли и собой, то и она бить будет не так сильно. Но это все иллюзия и Тэхен сам этому пример. Годы на чужбине не залечили его раны, они даже не притупили его изнывающее по Хосоку сердце, а напротив, назвали его именем все его достижения, а целью его самого. Тэхен менял имидж — думал, понравится ли Хосоку. Он получал высший бал — изнывал от желания увидеть гордость в его глазах. Он сгорал в болезни, из которой выныривал с его именем на устах, он и заболевал из-за него. Побег — это фикция, потому что убегая, Тэхен забирает в себе и его. Потому что он и есть эпицентр этой боли, а не Хосок. Больше бежать он не будет. Он сам себе этого не позволит. Почему Тэхен должен оставлять свой город и всех кого любит, чтобы лечить раны на расстоянии, а не Хосок, который до этого дня ничего и не терял? Почему Тэхен должен до трясучки бояться дня его свадьбы и думать о том, как бы провести весь этот день в коме, а не Хосок, который будет принимать поздравления? Сколько еще Тэхен должен вздрагивать на каждый шум, боясь, что он несет за собой Хосока, и живьем хоронить себя в четырех стенах из-за страха столкнуться со своей слабостью? Лимит исчерпан. Тэхену больше не семнадцать и в счастливый конец он не верит.
— Мам, хочу попросить у тебя кое-что, — несмело начинает спустившийся в гостиную парень, пока Исабелла наливает себе кофе.
— Ты так редко что-то просишь, что мне только в радость, — говорит женщина и садится за стол.
— Я хочу свой бутик, буду шить одежду и мне нужна финансовая поддержка, — выговаривает Тэхен, не поднимая глаза от пустой чашки перед ним.
— Попроси Чонгука, уверена, он будет счастлив тебя поддержать, — Исабелла знает о ссоре братьев, но все еще надеется, что они поговорят и снова будут не разлей вода.
— У него я ничего просить не буду, — твердо говорит Тэхен. — И если ты не хочешь мне помогать, ничего, я найду другой выход.
— Тэхен, он твой брат и он любит тебя...
— Нет, мам, — перебивает ее парень. — Я не буду с ним разговаривать. Он считает меня идиотом, смеется над моим выбором и действиями, и я это высокомерие ему не прощу. Он мог бы понять, как мне сейчас и без него больно, но он эгоист и ему плевать. Так что прошу, не заставляй меня разговаривать с ним, я не поведусь. Я тоже его люблю, но это не значит, что я готов его простить за то, что он наговорил мне.
— Ты можешь делать все, что хочешь с деньгами, которые я откладывала на твое имя, — не идет дальше Исабелла, поняв, что пока все слишком свежо. — Но помни — эти деньги я откладывала на твое будущее и если погоришь, я тебе помогать не буду.
— Я сделаю все, чтобы больше не просить, — кивает Тэхен.
— Я рада, что ты делаешь такой важный шаг, что выныриваешь из этой боли, — накрывает ладонью его руку женщина.
— Еще нет, но скоро вынырну, — слабо улыбается ей Тэхен.
<b><center>***</center></b>
Хосок приезжает в больницу в указанное Морой время, но не успевает подойти ко входу, как видит идущую к нему девушку.
— Прием отменили? — хмурится мужчина, смотря на нее.
— Ты опоздал, — как ни в чем ни бывало заявляет Мора.
— Ты сказала прием в четыре и сейчас ровно четыре, — не понимает Хосок.
— Значит, я спутала время, он был полчаса назад, но ты не расстраивайся, придешь в следующий раз, — успокаивает его девушка.
— Я расстраиваюсь, это и мой ребенок, поэтому будь добра и называй мне правильное время или мне самому с врачом разговаривать? — раздраженно говорит Хосок.
— Нет, что ты, зачем это? — нервно улыбается Мора. — Обещаю, на следующий прием приедем вместе.
Хосок усаживает ее в автомобиль, и сам садится за руль. По плану он сегодня поедет осматривать переделку дома, потом будет с Морой, пока она выбирает декорации для свадьбы и поужинает с ее семьей. Хосок буквально заставляет себя делать все это, повторяет себе, что все ради ребенка, но уже чувствует, что долго он так не продержится. Тэхен на его сообщения и так не отвечал, а теперь после того скандала в его спальне, вообще не будет. Хосок не осуждает Тэхена, знает, что заслужил, но эта боль в нем только удваивается. Хосок абсолютно один, ведь он почти одновременно потерял и любимого, и лучшего друга. Каждую ночь он скучает по общению с Чонгуком, а каждое утро проклинает солнце, которое не принесет ему Тэхена. Хосока разъедают гнетущие мысли, он боится завтрашнего дня и пока никак не может ничего исправить. Вся его жизнь катится под откос и он ненавидит себя за то, что не может заставить себя радоваться своему будущему ни в чем не виноватому ребенку. Вчера Хосок впервые испугался своих мыслей, он представил на миг, что его нынешнее состояние — это то, на что он обречен до конца жизни. Он как раз проезжал по мосту и поймал себя на мысли, что если это и правда так и вся его жизнь пройдет в сожалениях, тоске и с ноющим сердце, то может ему будет куда легче съехать с него. Он остановил автомобиль на обочине, с трудом привел себя в чувства и долго смотрел в телефон, на котором был открыт контакт Чонгука. Хосок не хочет умирать, но и жить зная, что у него никогда не будет Тэхена и единственного брата — тоже.
<b><center>***</center></b>
— Твои выборы в Национальное собрание будут первым большим шагом на твоем пути к креслу министра земли, транспорта и морских дел, а потом дай Бог и к президентскому, — Исабелла разливает чай, и двигает чашку к сидящему за столом старшему сыну. — Ты моя гордость, Чонгук, и когда я думаю о будущем, которое тебя ждет, я чувствую ни с чем не сравнимую радость. Поэтому сейчас очень важно, чтобы ты со всей ответственностью подошел к вопросу своего продвижения в политике.
— Я не ребенок, мам, сам все прекрасно знаю, — спокойно отвечает Чонгук. — Пока все идет по плану, тебе не о чем беспокоиться.
— Я в тебе и не сомневалась, сынок, но политика — это не просто бизнес, это в первую очередь еще и имидж, — накрывает ладонью его руку женщина. — Каждый твой шаг будет под пристальным вниманием прессы, каждое слово будет рассматриваться под микроскопом, и я прошу тебя, быть осторожным. Никаких случайных связей, никакого скандала, твоя биография должна оставаться кристально чистой. Ты знаешь, что ваш народ чтит многовековые традиции, и как любая мелочь может за мгновение все разрушить. Мы ведь хотим доказать этой стране, что дети Джехе достойны вносить вклад в ее управление.
— И мы это уже начали, — подтверждает Чонгук. — Завтра у меня собрание в штабе, а потом будем ждать результаты выборов в собрание. В любом случае, я запустил все нужные механизмы и накладок быть не должно.
— Замечательно, а сейчас вспомни, что ты еще и брат и попробуй помириться с Тэхеном, — осторожно начинает женщина.
— Не могу, он меня избегает, — сразу мрачнеет Чонгук.
— А ты сделай первый шаг, — настаивает Исабелла.
— Я еще не готов.
— Чонгук, вы семья.
— И я всегда об этом помню, но в этот вопрос не вмешивайся, — холодно говорит мужчина.
— Меня ждет Хосок, у нас дела, — бросает передумавшая спорить с ним женщина, и прихватив кардиган, идет на выход.
Чонгук остается за столом, думает о бывшем друге, который скорее всего ждет его мать за воротами, и отодвинув чашку с чаем, тянется за бутылкой виски. Чонгук скучает по Хосоку, и пусть он сам был инициатором того, что они перестали общаться, он все еще не может принять тот факт, что они не вместе. Хосок тот, кому Чонгук рассказал о первом поцелуе, с кем делился мечтами, с кем на пару разносил в пух и прах всех их обидчиков. Хосок был не просто другом, он был семьей, его вторым братом и тем, ради кого Чонгук бы ничего не пожалел. Чонгук очень хочет завалиться в их любимый бар, сесть за стойку рядом с Хосоком, и говорить обо всем, что произошло за этот месяц, но он не может. Чонгуку кажется, он понимает Юнги, ведь тот убежден, что у него к нему ничего нет, иначе бы не случилось то, что случилось. Так вот и Чонгук изводит себя мыслями о том, что искренняя привязанность и любовь в их дружбе была только у него, ведь испытывай Хосок то же самое, так бы с его братом не поступил. Чонгук любовь никогда не выпрашивал и выпрашивать не будет. В этом мире есть только один человек, у которого бы он ее просил и даже на колени бы встал, и этот человек не Чон Хосок.
<b><center>***</center></b>
Чимин заканчивает раскладывать ягоды на творог, поливает их йогуртом, и видит, как на кухню проходит Хандзо. Мужчина без слов снимает пиджак, вешает его на спинку стула, а потом налив себе воды, отходит к шкафам.
— Тебе тоже сделать фрукты с творогом? — спрашивает Чимин, у которого замечательное настроение. Он полдня сегодня проболтал с Намджуном по телефону, и более того, узнал, что на днях тот приедет и заберет его. Правда Чимин немного переживает, зная силу и влияние Хандзо, но Намджун заверил его, что если надо будет, он соберет всю полицию города.
— Я не буду ужинать, но если ты голоден, то накрою тебе, — продолжает говорить стандартно принятые каждый вечер фразы Чимин, но Хандзо не отвечает, насвистывает какую-то мелодию и сверлит недобрым взглядом парня. От настроения Чимина не остается ни следа. За время проведенное с этим психопатом, Чимин научился определять его настрой даже по шагам, не то чтобы по выражению лица, и прямо сейчас на него смотрит тот, кто жаждет сделать ему больно.
— Лучше расскажи мне, с кем это ты воркуешь в мое отсутствие, — скрещивает руки на груди Хандзо и у Чимина кровь от лица отлынивает. Значит, предчувствие его не обмануло. — Ты ведь никогда не умел врать, мой маленький глупый братец, — идет на него мужчина и парень пятится к стеклянной двери в сад. — Твой тайник нашли, больше никаких переговоров с твоим любовником, а за измену я тебя накажу.
— Ты не тронешь меня, — страх окутывает Чимина паутиной, и пусть он сам не верит в то, что говорит, слова — единственное, как он может отвечать Хандзо.
— Почему? Потому что твой любовничек считает себя бессмертным? — ядовито ухмыляется остановившийся напротив Хандзо. — Как ты мог запасть на этого неотесанного деревенщину в железе? Чего тебе не хватало? Хотя, ты сам ведь вырос в дыре и толком жизнь не видел. Что хотеть от такой дешевки, которую даже тряпки за миллионы человеком не сделают.
— Он лучше тебя, у него есть то, чего у тебя никогда не будет, — игнорирует его оскорбления Чимин, думая, насколько больно будет в этот раз.
— Сердца? — кривит рот Хандзо.
— Меня, — выпаливает готовящийся к смерти Чимин.
— Ты жалкий щенок! — срывается к нему Хандзо, но Чимин успевает ударить его по виску, схваченным с подоконника стаканом. К сожалению, удар Хандзо не останавливает, и он со всей силы толкает парня в грудь. Чимин пробив стеклянную дверь вылетает наружу, и падает на землю. Пока оглушенный болью в спине и покрытый кровоточащими царапинами парень пытается подняться, Хандзо опускается рядом и схватив осколок стекла, подносит к его щеке.
— Ты — пустое место, — держит его за горло мужчина. — Все, что у тебя есть — это твоя красота, а без нее ты никому не нужен. Только мне, потому что я тебя люблю и я твоя семья.
— Не надо, — прикрывает окровавленными ладонями лицо Чимин. — Пожалуйста, не надо.
Чимин задыхается от страха, он думал, что он Хандзо больше не боится и реально начал в это верить. Со дня, как в его жизни появился Намджун, Чимин и правда перестал испытывать этот всепоглощающий животный страх в присутствии брата, но сейчас он пробудился в нем разом и весь, и парню кажется, что Хандзо и делать ничего не придется, его заходящееся в груди сердце само остановится. Чимин кричит, отбивается, жалеет о том, что поверил в лучшее и оставил мысли о самоубийстве, ведь будь он мертв, сейчас бы этот ужас не переживал. Хандзо валит его на траву, так и держит стекло у щеки, Чимин умоляет его простить, не делать больно, ведь он сам уже давно и так оголенный комок боли.
— Больше не буду, клянусь не буду, только не трогай меня, — захлебывается в слезах Чимин, а сам думает о том, как воткнет этот осколок в горло Хандзо, пусть только тот даст возможность.
— Вот так уже получше, — отбрасывает стекло довольный его жалкими попытками вымолить прощение Хандзо, и встав на ноги, приказывает охране запереть парня в спальне.
Чимина волокут на второй этаж, он почти не сопротивляется, потому что все его внимание на телефоне на поясе охранника. Его заталкивают внутрь, а он достав телефон, который успел снять у самой двери, набирает номер Намджуна.
— Цыпа, — доносится до трясущегося парня веселый голос.
— Он все узнал, все забрал, — выравнивает дыхание Чимин.
— Он тебе что-то сделал? — моментально меняется голос Намджуна.
— Нет, — лжет Чимин, который боится их открытого столкновения. Вдруг Хандзо убьет Намджуна, Чимин себе этого не простит.
— Я решу этот вопрос сегодня же, ты на конфликт с ним не иди, — уже спокойно говорит Намджун. — Я не там, и не хочу, чтобы этот урод тебя обидел.
— Будь осторожен, прошу тебя, решай словами, — плачет Чимин. — Я буду тебя ждать.
Чимин не успевает договорить, как ворвавшийся в комнату охранник, забирает у него телефон. Парень достает из ванны антисептик, и продолжая плакать, сам обрабатывает свои раны. Намджун с ним поговорит, возможно, пригрозит своими связями, он ведь убеждал Чимина, что по власти Хандзо не уступает, и весь этот месяц готовил на него компромат, чтобы у того не осталось возможности не отдать Чимина. Это дает парню надежду на положительный для него исход, но если и эта надежда умрет, то больше Чимин ждать не будет. Он убьет Хандзо, а следом убьет и себя.
<b><center>***</center></b>
Намджун вместе с Уджи приезжает в казино Хандзо к восьми. Его сразу же провожают к ожидающему его в кабинете японцу. Намджун полдня после звонка Чимина место себя не находил. Он слышал его напуганный голос, слышал его плач, и чувствовал себя самым беспомощным человеком в тот момент. Намджун ведь обладает столькими связями и деньгами, и не понимает, как при всем этом, он не может помочь человеку, который так быстро стал ему дороже всех. Сгоряча он решил пойти в рукопашную, но обдумав все, они с Уджи поняли, что открытый конфликт с привлечением полиции Намджуну не нужен, ведь Цыпу будет некому защитить. Поэтому сегодня он поговорит с Хандзо и договорится о том, что Чимин получит свободу. Если договориться не удастся, то Намджун сотрет японца в порошок, и сядет, зато его Цыпа не будет ничего бояться. Больше нет времени к подготовке и придется импровизировать.
— Смысла скрывать нет, ты уже сам все знаешь, — зайдя в кабинет, сразу идет к креслу напротив стола Намджун. Хандзо откладывает бумаги, и откинувшись назад, внимательно смотрит на гостя. — Я влюблен в твоего брата и у нас все взаимно, — продолжает мужчина.
— Люблю в тебе то, что ты сразу говоришь все как есть, — усмехается Хандзо. — От меня ты чего хочешь?
— Хочу, чтобы ты выпустил его на свободу, — зло говорит Намджун.
— А я держу его взаперти? — вскидывает брови Хандзо.
— Кончай этот цирк, — кривит рот Намджун. — Я знаю, что ты за долбоящер и как любишь извращаться. Я тебе честно все выложу: твое место в тюрьме, но выпусти Цыпу и я тебя просто отделаю.
— Ты угрожаешь мне? — темнеет взгляд японца.
— Обрисовываю твое будущее, — цокает языком Намджун.
— Я против насилия, и не знаю, что мой братец тебе наговорил, но уверен, он все преувеличил, — массирует лоб Хандзо. — Я ведь забочусь о нем, хочу для него только лучшее. Он мог открыто рассказать мне, что влюблен, что у вас связь, и я бы возможно, его понял.
— Ты ему и шагу без охраны ступить не даешь, ты держишь его в тюрьме, — багровеет Намджун. — Что за сказки ты мне сейчас рассказываешь? — еле сдерживается, чтобы не выдать все, что ему про него рассказал Чимин. Намджун не хочет делать из парня стукача, только из-за страха, что пока он не с ним, тот может пострадать.
— Послушай, раз он и правда этого хочет, то мне его все равно не удержать, — спокойно отвечает Хандзо. — Приезжай к нам утром на завтрак, мы посидим втроем, все обсудим, и если Чимин решит уйти, я его отпущу.
— С чего мне тебе верить? — хмурится Намджун.
— А с чего мне лгать тебе? — отвечает Хандзо. — Тут такая ситуация, что у меня нет выбора. Мне лишние проблемы сейчас не нужны, и мы оба знаем, что ты и мой братец можете их создать. Семейные дела должны оставаться в семье, но раз у нас так не вышло, будем подстраиваться.
— Я приду утром, но сейчас я хочу иметь возможность с ним поговорить, — сверлит его недобрым взглядом Намджун.
— Хорошо, — к его удивлению легко соглашается Хандзо. — Мои парни вернут ему телефон и вы поговорите.
— Сделаешь глупость — дорого заплатишь, — встает на ноги Намджун.
— Не считай меня чудовищем, Медведь, — улыбается Хандзо. — Я люблю его. Да и он не стоит того, чтобы я рисковал своим бизнесом в этой стране.
Намджун еле сдерживает готовые разбить его лицо кулаки, выходит на улицу к поджидающему его Уджи, и сразу достает телефон, в ожидании сообщения от Цыпы.
— Мордобоя не будет, — говорит он маячащему перед глазами Уджи.
— Но, босс, я готовился, дыхательные упражнения сделал, отжимался, — разочарованно выдыхает Уджи.
— Если японец утром слово не сдержит, тогда твой пресс мне понадобится, — хлопает его по животу Намджун. — А теперь распускай парней, и сам дуй домой. Я в паб, пару кружек пива пропущу.
— Я с вами хочу, — обиженно бурчит Уджи и радуется, когда босс кивает ему на мустанг. Намджун увидев входящий звонок от Чимина, не садится в автомобиль, а отходит к тротуару.
— Цыпа, все будет хорошо, утром я приеду к вам и мы все решим.
— Как так? — ошарашенно спрашивает Чимин, который так и не понял, почему ему минуту назад принесли его телефон. Намджун вкратце передает ему суть диалога с Хандзо и Чимин просит ему не верить.
— Он страшный лгун и манипулятор, прошу, верь мне, я живу с ним и знаю, на какие мерзости он способен, — тараторит Чимин.
— Я и не верю ему, даже думаю, что утром все кончится не только переговорами, но я хочу, чтобы ты не беспокоился, — пытается успокоить его Намджун. — Главное, что скрывать больше ничего не будем и это будет твоя последняя ночь в том доме. Обещаю.
— Лучше пообещай беречь себя, — тихо просит Чимин.
— Конечно берегу, я Цыпу еще не целовал, а значит, умирать нельзя, — улыбается Намджун, и идет к автомобилю.
<b><center>***</center></b>
Хандзо так и сидит в кресле, медленно допивает свой коньяк, и продолжая смотреть бесцветным взглядом в стену, думает о Чимине. Ему стоило огромного труда привезти парня сюда, и Хандзо никогда об этом не жалел. Более того, он только убедился в том, что сделал правильный выбор. Чимин будоражит его. Сколько бы у Хандзо не было увлечений, то удовольствие, которое ему доставляет этот запуганный и божественно красивый парень — ему не доставляет никто. Хандзо не намерен лишать себя такого вкусного подарка, который ему сделал его отец, поэтому Ким Намджуну придется подвинуться. Жаль, что Хандзо придется рискнуть своим положением, и возможно, даже понести нехилые финансовые потери, но его братик того определенно стоит. Он сделает все, как задумал, а потом переправит Чимина в Японию. Хандзо тянется за телефоном, находит номер, на который звонил еще утром, и нажимает кнопку вызова:
— Выполняй. Он не должен увидеть рассвета. Сделайте все чисто и я удвою сумму.
<b><center>***</center></b>
— Это последняя, — Намджун допивает пиво и с громким стуком ставит бокал на стойку.
— Но, босс, мы только разогнались, и потом, я и так получу от своей, что нажрался, так хоть обидно не будет, нажрусь как скотина, — ноет недовольный таким раскладом Уджи.
— С утра у меня завтрак с Цыпой, не заявлюсь же я к нему с опухшей рожей и похмельем, — искренне возмущается Намджун. — Не каждый день я с Цыпой завтракаю.
— Дай Бог каждый день будете, — заплетающимся языком выдает Уджи. — Но все верно, надо к Цыпе с иголочки пойти, так что по койкам, вызову наших, — он копается в телефоне, а Намджун заявив, что ему надо отлить, скрывается в уборной.
Через пару минут оба мужчин напевая гимн Германии, идут по тротуару к светофору, куда подъедет автомобиль. Гимн Германии — единственный гимн, который знает Намджун, из-за желания выучить хоть что-то на немецком, чтобы впечатлить тогдашнюю подружку, а Уджи выучил его за годы попоек с ним. Мужчины замечают приехавший за ними автомобиль стоящим на светофоре по ту сторону дороги, но не успевает загореться зеленый свет, как из угла выскакивает побитая легковушка без номеров, из которой открывают огонь. Уджи, несмотря на литры спиртного, булькающего в нем, реагирует мгновенно, он толкает Намджуна на тротуар, но пуля задевает его в руку повыше локтя. Огонь прекращается, потому что автомобиль с парнями Медведя выезжает на встречку и гонится за нападающими.
— Босс, держись, — падает рядом с Намджуном на тротуар Уджи, и придерживая руку, вызывает скорую и проверяет раны босса. Намджун отключился, ему судя по крови на рубашке, попали в живот.