Ромео должен умереть

В родной город Тэхен прилетает дождливым апрельским днем. Пассажиров просят оставаться на местах, Тэхен вставляет в уши эйрподсы и расслабляется, продолжая корчить рожицы малышу, сидящему впереди, который капризничал весь полет, но настроение парня не испортил. Настроение Тэхена ничего не испортит, ведь он вернулся домой. Тэхен взял билет эконом класса, знает, что Чонгук будет возмущаться, но как бы их положение за эти годы не поменялось — в парне доходящая до абсурда одержимость роскошью, как у большинства из тех, кто пришел к богатству из бедности, так и не появилась. Тэхену не терпится уже выйти из самолета, увидеть семью, по которой безумно соскучился, но он не разрешает себе торопиться, прибивает себя к креслу, не хочет уподобляться тем, кто подскочил сразу после посадки и занял проход, думая, что это каким-то чудесным образом ускорит выход.

После семи лет проживания за океаном, в этот раз Тэхен возвращается домой надолго или, может, даже насовсем. Во всяком случае, он собирается найти работу и попробовать остаться, не желая больше жить вдали от семьи и, главное, мамы. За эти семь лет домой он прилетал только один раз — на свадьбу Соны, второй раз он видел всю семью в Майами, когда в одной из клиник города родилась его племянница. Как бы не ныло его сердце по родным, сам он сюда все это время не рвался, был не готов, но Тэхена постоянно навещала мама, и несколько раз прилетал брат.

Тэхен окончил Нью-Йоркскую Школу Дизайна, был учеником известного в местных кругах дизайнера, параллельно брал заказы и даже участвовал в мелких показах. Он пока не знаменитый дизайнер, но все его преподаватели и те, кому довелось с ним поработать, прочат ему блестящее будущее. Тэхен им верит, потому что он нашел себя и занимается любимым делом. Он убежден, что работа, которая доставляет удовольствие, перестает быть просто работой и становится частичкой души, а людям не может не понравиться то, во что он эту самую душу вкладывает.

Тэхен безумно скучал по семье и первые два года даже порывался все бросить и вернуться, доучиться здесь. Все давно забыли про видео, нашли еще сотни поводов для сплетен, да и не отголоски пережитого унижения остановили его от возвращения домой. Тэхен не приехал, потому что хотел доказать маме и, в первую очередь, себе, что он справится, что, оказавшись далеко от дома с пошатнувшимся ментальным здоровьем, он сможет крупица за крупицей собрать себя и встать на ноги. Жить вдали от семьи и так тяжело, а пригретому на груди матери любимому младшенькому, тем более, но Тэхен давно не ребенок, он мужчина, который сделал выбор для своего будущего и поэтому, сжав зубы, расписал себе цели и полностью отдался учебе. Он ни разу не дал Исабелле усомниться в правильности своего выбора, не показал ей, что ему порой бывало так одиноко и страшно, что он, обнимая подушку, мог проплакать до утра, но на звонок мамы, утирая слезы, неизменно солнечно улыбался. Исабелла прошла через многое, она отказалась от себя ради детей и поставила их на ноги. Она дала Тэхену возможность выбрать и помогла поступить сюда. Он не может плюнуть ей в душу и вернуться мочить ее блузку. Тем более, он знает, что все это, в первую очередь, ради него самого и его будущего. Каждый раз, когда мама прилетала, Тэхен не мог найти себе места от радости. Исабелла с удовольствием гуляла с ним по кампусу, интересовалась всем, что он делает, более того, даже носила одежду, которая была откровенно ужасной, ведь Тэхен тогда только учился, но она всем говорила, что это дизайн ее сына. Тэхен видел в глазах матери гордость, с которой она до этого смотрела только на Чонгука, и понимал, что он на верном пути. Он завел много друзей из разных стран, посещал все университетские вечеринки и не только, ходил на свидания, жил не только учебой и работой. Тэхен мог бы остаться, тем более, у него уже была неплохая работа и ожидались все новые предложения, но тоска по дому так и не прошла, и он решил вернуться. Исабелла была на седьмом небе от счастья, когда Тэхен объявил, что возвращается. Она и не подозревает, что в ее сыне это счастье уже даже и не умещается.

Когда Тэхен, получив багаж, выходит наружу, то предательски блестящие глаза его выдают. Его ждет Исабелла вместе с четырехлетней племянницей Принцессой. Женщина бросается ему на шею, и Тэхену приходится скрыть слезы на ее плече. Даже в автомобиле они не выпускают друг друга из объятий и все не могут объяснить ребенку, что люди плачут не только, когда им больно, а еще, когда они очень счастливы.

По словам Исабеллы, Чонгук в Китае и прилетит только к концу недели. Сона очень хотела приехать, но не смогла. Тэхен не спрашивает почему, потому что подозревает. Не важно, каких успехов добьется Тэхен или чего достигнет Чонгук, рана на сердце женщины, в которой Исабелла винит именно себя, не заживет. Сона так и не окончила колледж и вылетела из него, попавшись на хранении наркотиков. Вопрос с полицией Исабелла уладила с огромным трудом, но уроком это для Соны не стало. Исабелла попробовала устроить ее в другое учебное заведение, но девушка продержалась там только два месяца и, заявив, что ей нужно время на переосмысление, улетела в Индию. Сколько бы мать ни пыталась ее уговорить остаться и найти себе занятие, девушка не слушалась и в итоге стабильно пару раз в месяц звонила с очередными просьбами прислать деньги. По ее словам, то ее грабили, то обманывали, то она потеряла доверенные ей украшения новой подруги. Из Индии через полгода Сону забирал Чонгук, который уже не мог терпеть выходок сестры. Оказалось, что все время в Индии Сона кутила, задолжала огромные суммы денег и была настолько истощена наркотиками, что два месяца пролежала в клинике дома. Каждый раз сценарий повторялся, она завязывала, максимум три месяца была чистой, и все начиналось по новой. Чего только Исабелла не делала, куда ее только не возила и кого только не нанимала. Ничего не помогало. А потом Сона влюбилась. Объект ее любви — местный рок-музыкант, который сразу не понравился Исабелле образом жизни, пробыл с ней полгода и за эти полгода Сона окончательно отбилась от рук. Она ездила с ним в туры по городам, появлялась дома раз в месяц и, снова попросив денег, исчезала. В очередной из таких визитов, когда Исабелла и Чонгук решили, что никуда ее больше не отпустят, Сона заявила, что беременна. Сколько бы они ни пытались узнать, кто отец ребенка — девушка отвечала, что не знает. Учитывая, какой разгульный образ жизни вела дочь, Исабелле пришлось ей поверить. Сона сразу заявила, что ребенка оставит, и семья ее поддержала. Первые три месяца беременности Сону словно подменили, она бросила все вредные привычки, расцвела, и Исабелла начала радоваться, что ребенок оказался благословением для дочери. Только причина была не в ребенке, а в очередном мужчине. Еще через месяц Сона познакомила семью с тридцатипятилетним мужчиной Вейем и объявила, что выходит замуж. Вей, прекрасно осведомленный о ее беременности, заверил Чонов, что любит ее и примет ребенка как своего. Исабелла была против, учитывая большую разницу в возрасте и то, каким мутным ей показался новый дружок дочери, но свои сомнения объявлять не стала. Чонгук сразу пробил мужчину через свои связи и выяснил, что тот торгует подержанными автомобилями, два раза был женат и, более того, у него уже есть трое детей от предыдущих браков. Сону это не остановило, более того, она сильно поругалась с братом, который пытался ее отговорить, и заявила, что или они его примут, или больше никогда не увидят ни ее, ни ребенка. Чонгук, скрипя сердце, согласился, и Соне сыграли красивую свадьбу. Она была настолько одержима мужем, что сразу после рождения Принцессы будто бы забыла о ней. Даже имя ребенку дал Чонгук, который, только взяв ее на руку, объявил, что она Принцесса. Узнав о беременности сестры, он не понимал, почему она хочет оставить ребенка, и все уговаривал ее хорошо подумать. Сейчас Чонгук не представляет себя без Принцессы, и у них с девочкой это взаимно. Вечно хмурый, загруженный делами и серьезный Чонгук ползает по дому с ней на спине, выполняет все ее желания, всегда находит для нее время, а один раз, когда Принцессе было три года и она сильно простудилась, бросил все переговоры и ночью же вылетел из Франции домой. Тогда же Чонгук и купил себе частный самолет, в котором по сути не нуждается, но мало ли, дядя может срочно понадобиться к Принцессе. Позже в ходе очередного скандала Исабелла узнала, что Вей не хочет видеть ребенка, и поэтому Сона постоянно находит поводы оставить ее с бабушкой. Теперь Исабелле поводы не нужны, она сама забирает Принцессу, которая неделями остается у нее, потому что отказывается позволять ребенку жить в нездоровой обстановке. Сона и Вей постоянно закатывают вечеринки, пьют, не просыхая и, более того, судя по всему, мужчина любит развязывать руки. Сона отрицает утверждения о домашнем насилии, всячески защищает мужа и на попытку Чонгука наехать на Вей, обзывает брата последними словами и вот уже четыре месяца не появляется дома и даже не интересуется ребенком.

— А Хосок где? Чем он занят? — как бы невзначай спрашивает Тэхен, пока мама собирает под ободочек выбившиеся прядки Принцессы, которая очень похожа на мамину сторону.

— Я думала, он приедет тебя встретить со мной, но он сказал, что дел слишком много, — отвечает Исабелла. — Ты не представляешь, сколько эти двое работают. На износ. Но Хосок зайдет вечером, он обещал.

Автомобиль заезжает во двор нового особняка Чонов, и Тэхен помогает шоферу отнести багаж. Двухэтажный особняк в стиле арт-деко расположен на огромной территории, которая вся принадлежит Чонам. В шикарном особняке семь просторных спален, девять ванных комнат, несколько бассейнов: один крытый и один открытый, комфортабельный частный кинотеатр, теннисный корт и даже вертолетная площадка. Когда-то Тэхену было сложно поверить в то, что они смогут потянуть ремонт в старом доме, а сейчас он с восхищением рассматривает одну из многих недвижимостей, что принадлежит его семье. Как только парень проходит в просторную и светлую гостиную, он вновь бросается на шею матери и долго ее благодарит за прием. Вся гостиная украшена шарами и ленточками, а на стене золотистыми бумажными буквами написано «с возвращаением, медвежонок».

— Ну чего ты, — целует его в макушку мама. — Мы просто с Принцессой решили все украсить. Она мне сильно помогла.

— Да, — довольно подтверждает ребенок, и Тэхен, подняв ее на руки, идет к дивану.

— Ты прими душ, отдохни с дороги, а я пойду на кухню. Я отпустила нашего повара, сегодня я все готовлю сама для моего дорогого сыночка, — говорит Исабелла и идет переодеваться.

<b><center>***</center></b>

В родной город Юнги прилетает дождливым апрельским днем и, всматриваясь в иллюминатор, чувствует, как все больше портится и так не важное все эти часы настроение. Как только объявляют, что можно расстегнуть ремни, Юнги тянется к своей сумке и, достав из нее капли, закапывает в глаза. Дело не в том, что за время полета глаза сохнут и доставляют дискомфорт, а в том, что Юнги проплакал половину полета. Нельзя покрасневшими глазами давать повод для вопросов. Юнги не хотел возвращаться, до последнего тянул, все надеялся уговорить отца и брата, но тщетно. За эти семь лет он ни разу не был дома и отец к нему не прилетал. Возможно, именно из-за этого он и был счастлив все эти годы. Начав жить один, Юнги понял, в насколько токсичной семье он жил. Оказывается, если человеку не дать что-то, с чем он может сравнить свое нынешнее состояние и условия, ему будет казаться, что болото, в котором он сидит — нормальное, мол, все так живут. Как только человек пробует и видит что-то другое, что-то новое, он понимает, что, оказывается, в его болоте не было ничего нормального и из него надо бы бежать, а не мириться.

Первый год Юнги учился не вздрагивать на хлопок дверей, на телефонные звонки, когда судорожно думал, что же он опять натворил. Он перестал бояться возвращаться домой, зная, что не услышит вопросов и упреков, спокойно менял имидж и делал со своей внешностью все, что хотел, без страха оскорблений или даже побоев. Юнги кажется, он впервые задышал полной грудью именно в Англии, и для этого ему просто на просто нужно было оказаться вдали от отца и брата.

Юнги выучился на архитектора, с трудом прошел практику по звонку отца в крупной местной компании, потому что любовь к учебе и вообще к какой либо деятельности он в себе так и не обнаружил, но при этом сжал зубы и сдал все на отлично. Он отточил в себе самодисциплину, вложил в учебу всего себя, потому что целью Юнги был не просто диплом и не нужная ему похвала отца, а возможность остаться и учиться именно здесь, не дать ему повод забрать его. Для Юнги вернуться на родину — хуже самых страшных пыток, он только собрал себя, подлечил свою менталку с помощью профессионала и абсолютного покоя в своей квартире. Вернуться домой — это перечеркнуть все достижения и заново переживать ад, из которого он только вырвался. Но всему приходит конец, и рай Юнги закрыл для него свои врата. Месяц назад отец поставил его перед фактом, что он вернется и будет заниматься семейным бизнесом, и сколько бы Юнги ни умолял Сокджина помочь ему, ничего не изменилось. Слезы опять начинают наполнять глаза, Юнги уговаривает себя, что осмотрится, и если станет совсем невыносимо, то плюнет на все и сбежит из дома. Он достает любимый фотоаппарат, щелкает через иллюминатор посадочную полосу и только потом встает с места. Юнги забирает багаж и, прихватив из торгового автомата банку Red Bull, идет на выход.

Юнги никто не встречает. В любом случае, он не видит знакомых лиц, и даже на табличках в руках ожидающих нет его имени. Юнги ждет еще минут двадцать и набирает Сокджина. У старшего резко вышло дело, он не может приехать, а из-за того, что он забегался, даже забыл отправить машину. Сокджин заверяет, что машину вышлет прямо сейчас, но Юнги отвечает, что чем торчать здесь и ждать шофера, он возьмет такси. Юнги не обидно, что его никто не встречает, и не должно быть обидно, потому что видеть кого-то из своей семьи у него самого нет желания. Юнги просто не понимает, почему он должен жить с ними и выполнять условия отца, если очевидно, что они все друг другу, как чужие. У них одно название «семья», каждый живет своей жизнью, так почему бы так и не продолжать, зачем эта видимость нормальности, когда как прямо сейчас они оба доказали, что им плевать на того, кого не видят почти семь лет. Юнги просит таксиста остановиться на обочине и, открыв дверь, пытается надышаться. Его тошнит, хотя он ничего не ел в самолете. Это не несварение, но лучше бы было оно, иначе ведь получается, что все эти семь лет коту под хвост, и он, еще не оказавшись дома и не столкнувшись с семьей, уже не в силах удержать свою трещащую по швам психику.

Особняк встречает Юнги тишиной. Будто бы ничего не изменилось, и он никуда не уезжал и вернулся со школы. Дома, по словам прислуги, никого нет, а господа вернутся вечером. Юнги, оставив чемоданы в гостиной, идет на террасу покурить, и пока прислуга разогревает ему обед, бесцветным взглядом смотрит на сад. У Юнги в Лондоне осталось много приятелей, и двое уже бывших, здесь придётся начинать с нуля. Хван после школы поступил в США, там и остался жить, а остальных из старой компашки Юнги видеть и не хочется. В Лондоне он решил начать новую жизнь, порвал связи со всеми, кроме Хвана, и даже не интересовался семьей Чон, только знает, что Тэхен в США. О Чонгуке он тоже старался не думать, решив не брать ничего из прошлого в новую жизнь в Лондоне, но сидя сейчас во дворе, он понимает, что это больше не прошлое — это его настоящее, с которым он будет жить. <i>Огромный город сжимается до размера наперсника для тех, кто не хочет встретиться.</i>

Отец приезжает к девяти. Он сухо здоровается с сидящим в гостиной парнем и, похлопав его по плечу, идет в душ, пока накрывают на стол. Годы не пощадили мужчину, морщины на его лице глубже, а седых волос стало больше. Юнги скролит социальные сети, хотя обещал себе не лезть к Тэхену, все равно открывает его страницу и первым делом видит фото из аэропорта. Тэхен вернулся домой. Юнги еще немного просматривает, все надеется увидеть фото старшего Чона, но Тэ не выкладывает фотографии с семьей, только с племяшкой. Юнги, который в Лондоне все эти годы успешно останавливал себя тем, что бил себя по рукам, все-таки сдается и набирает <i>Чон Чонгук</i> в поисковике. «Хочу быть подготовленным», — оправдывает себя парень и просматривает загруженные страницы. Он с восхищением читает заголовки о том, как Чоны купили новый объект, участвовали на открытии, получили очередной грант итд. За эти семь лет Тэхен стал дизайнером, его соцсети пестрят фотографиями с показов и его набросков, Чонгук построил империю фактически с нуля, а Юнги по-прежнему никто, и самое страшное, он не знает, кем хочет стать. Юнги понимает, что семья его не поймет, ведь его даже бывшие одногруппники, и те, с кем он делился своими сомнениями, не особо понимали. <i>«Тебе уже за двадцать, и ты все еще не знаешь, чем хочешь заняться — это абсурд»,</i> — именно это слышит Юнги чаще всего, когда делится своими переживаниями о будущем и не может объяснить другим, что его сердце пока ни к чему не лежит. Юнги не знает, как большинство уже в школе понимают, чем хотят заниматься, и почему его это озарение обошло стороной, но он по-прежнему настаивает, что для того, чтобы найти себя — временные рамки не нужны, и когда это придет, он почувствует. Он сам усмехается своим мыслям и, представив, что озвучивает их отцу или брату, сразу же ежится. Лучше изображать, что он уверен в том, что делает и четко идет по поставленному пути даже если его от него тошнит.

Парня отвлекает вошедший в дом Сокджин, и Юнги, поднявшись на ноги, идет обнимать раскрывшего руки брата. Джин прилетал к нему пару раз, один раз даже остался на четыре дня. Джин всегда был уверенным в себе и красивым парнем, но сейчас он еще больше возмужал и превратился в харизматичного привлекательного мужчину. Семья собирается за столом, и первые полчаса Юнги слушает переговоры мужчин о бизнесе. Поняв, что его про Англию спрашивать и не будут, парень выдыхает. Напрасно он решил, что они будут интересоваться тем, как он жил, и загрузил себя, готовя ответы.

— Хорошо, радугу на голове не оставил, — утирает салфеткой рот Нагиль. — Настоящий мужчина не будет красить волосы, так что, надеюсь, ты уже повзрослел и перебесился, а твои волосы останутся черными. Тем более, у меня на тебя планы.

— Как это похоже на тебя, — тихо отвечает Юнги и отодвигает тарелку. — Я будто бы и не уезжал.

Юнги покрасился не из-за того, что вернулся домой, а потому что понял, что ему очень идут черные волосы, которые прекрасно оттеняют его кожу. Только татуировки Юнги делал, думая об отце, и именно поэтому он бил их на закрытых одеждой участках кожи.

— Не будем омрачать ужин, — встревает Сокджин и наливает себе вина.

— Если ты не заметил, наши дела сейчас не совсем хороши, и любая поддержка для нас очень важна, так что выкинь всю дурь из головы и не расстраивай меня еще больше, — не отступает отец. — Я вызвал тебя сюда не для обмена любезностями, а для того, чтобы мы все вместе заботились о благополучии нашей семьи.

— А в чем дело-то? Мы обеднели? — язвит Юнги. — Что-то я не заметил этого, учитывая, что тебе приписывают содержание двадцатилетней модели, которой ты подарил показ у самого крутого дизайнера мира.

— Как ты смеешь? — багровеет Нагиль, а Сокджин просит прислугу оставить их. — Это проделки наших врагов! Уверен, что слух пустили Чоны и даже проспонсировали статейки в желтой прессе. Им только повод дай по нам ударить, очернить мое честное имя!

— Тебе везде они мерещатся, — вздыхает Юнги.

— Мы не можем обеднеть, — кривит рот Сокджин, — но нам приходится делиться. Чоны вырвались вперед, признаю. Этот ублюдок получил контроль над воздушными перевозками, и, честно говоря, я не совсем понимаю что и как он делает, но он забрал у нас некоторые наши объекты и наши клиенты переходят к нему, — с каждым словом все сильнее сжимает бокал Сокджин. — В любом случае, паниковать мы не будем, мы их сломаем. Но мне нужна помощь вас обоих. Нужные контакты и связи в этом деле всегда помогают, а Чоны, как бы ни старались — их имя запятнано, и в верхах всерьез их не воспринимают. Можно иметь очень много денег, но есть двери, которые не откроет ни один чек, но откроет наша фамилия. У Чонов нет имени, они грязь. Деньги я у них тоже заберу, это всего лишь вопрос времени, — твердо заявляет парень.

— В субботу прием у мэра, познакомишься с будущими родственниками, как раз очаруешь невесту Сокджина, — усмехается Нагиль и поднимает тост: — Выпьем за наше первое и самое удачное вложение. Этот брак принесет нам процветание.

— Так все серьезно? — ошарашенно смотрит на брата Юнги и тянется за бокалом. — Ты правда на ней женишься? Я думал, вы просто встречаетесь, ты ведь меняешь девушек каждый день...

— Конечно женюсь, — смеется Джин, — ее отец мэр, и этот брак означает его поддержку. А ты с завтрашнего дня начнешь выходить на работу в офис, будешь участвовать на встречах и переговорах. Тебе надо всему научиться, кто знает, может и ты заведешь выгодные связи и даже найдешь себе отличную, а главное достойную партию.

— Я пас, — выпаливает Юнги и возвращает бокал на место, так и не сделав глоток. — Я готов на многое ради семьи и нашего бизнеса, но я не буду и не смогу, как Сокджин... — косится на брата. — Я не готов к такому, более того, я не тот человек, который может ходить на встречи, выступать и очаровывать людей. Мне сложно в незнакомых компаниях, и я даже превозмогаю себя, прежде чем кому-то позвонить...

— Ты мужик или кто? — сверкает глазами Нагиль.

— Отец, оставь его, он только приехал, и он прав, — вмешивается Сокджин. — Дадим ему пару дней отдохнуть с пути, привыкнуть, а потом, я уверен, он сделает все для семьи, — улыбается брату, но Юнги эта улыбка только пугает.

<b><center>***</center></b>
Ужин давно закончился, прислуга уже убирает со стола. Тэхен сидит на ковре, помогает Принцессе одевать ее кукол и все нервно поглядывает на дверь. Чонгук прилетит только в субботу, и Тэхен ждет не его. Брата нет в городе, но его партнер и ближайший соратник здесь. Тэхен прилетел уже как восемь часов, а Хосок так и не пришел. С чего ему вообще приходить? Он, наверное, так и не явится, хотя Исабелла и сказала, что он точно придет, и что для него она готовила его любимую запеканку. Тэхен чувствует себя идиотом, он безумно устал с дороги, но несмотря на это, сделал базовый макияж, переоделся в новый домашний костюм бирюзового цвета, и все ради того, чтобы выглядеть хорошо для того, кого так и не смог забыть. Лучше бы Тэхену пойти спать, пока мама не заметила, как он погрустнел, и не стала задавать вопросы. Он целует Принцессу в лоб и, пообещав завтра провести с ней побольше времени, идет во двор покурить перед сном. Он останавливается на ступеньках, достает из кармана пачку любимых ментоловых сигарет и видит, как во двор въезжает черный матовый ламборгини авентадор.

Сигарета так и остается незажженной, потому что к парню идет вышедший из автомобиля шикарный блондин, про которого Тэхен сказал бы дружкам <i>«дам ему прямо здесь и сейчас»</i>, но жаль, что не даст, потому что это Чон Хосок собственной персоной. Годы пошли Хосоку только на пользу. Он высокий, подкачанный, его отросшие и осветленные волосы зачесаны назад, обнажая красивый лоб. Он одет в бежевые брюки и белую рубашку, выглядит сногсшибательно и настолько привлекательно, что у Тэхена в горле пересыхает. Тэхен не помнит, когда он в последний раз видел настолько шикарного мужчину, и бесится, что таким оказался именно Чон Хосок. <i>Ничего у него к нему так и не прошло. Ничего у Хосока к нему так и не появилось.</i> Во всяком случае, Тэхен этого не видит или Хосок слишком хорошо скрывает.

Тэхен шумно сглатывает, цепляет фирменную маску похуизма и очаровательно улыбается подошедшему мужчине.

— Вернулся, значит, — с хрипотцой тянет Хосок и внимательно рассматривает парня.

— Сам как? — хмыкает Тэхен, наконец-то закурив, и удивляется, что пальцы не дрожат, хотя внутри все десять баллов по Рихтеру.

— Ничего, — протягивает руку Хосок и, взяв у него пачку, тоже закуривает. — Надо извиниться перед твоей мамой, я опоздал на ужин, — выдыхает дым в ночь.

— Нам больше досталось, — пожимает плечами Тэхен.

Пару минут они молча стоят, докуривают сигареты.

— Не спросишь, как у меня дела? Как я там поживал? Ты ведь на свадьбе Соны не был, столько лет меня не видел, — первым открывает рот Тэхен.

— Мне неинтересно, — ухмыляется и тушит вслед за ним сигарету Хосок. — Ты жив и здоров, вернулся к семье, а чем ты жил и как — не мое дело, — он разворачивается и идет в дом.

— Изменилась только внешность, — залетает вслед за ним разъяренный Тэхен, — ты такой же высокомерный мудак, который... — он не успевает договорить, потому что Хосок резко разворачивается и своим леденящим нутро взглядом вынуждает парня вжаться в только закрывшуюся за ним дверь.

— Мы больше не дети, Тэхен, — становится вплотную Хосок, и Тэхен не понимает: это устроившие на нем забег мурашки беснуются от страха или от возбуждения из-за такой желанной и неправильной близости?

— А то что? — задирает подбородок младший и с вызовом смотрит прямо в карие глаза.

— Тебе лучше не знать, — зловеще усмехается Хосок и, услышав голос Исабеллы, сразу меняется в лице и идет ее обнимать.

Хосок долго извиняется перед женщиной, валит все на Чонгука, за которым дела решал, а потом прямо на кухне жадно поедает любовно разогретую ею запеканку. Тэхена мутит от того, как тепло и мило он общается со всей его семьей, а его ни во что не ставит. Даже Принцесса в нем души не чает, носится с его телефоном по кухне и отвечает на все его вопросы. Тэхен так и стоит у холодильника пару минут, потом идет обратно во двор за еще одной сигаретой и, вернувшись, заявляет матери, что хочет погулять.

— Ночь ведь уже, а ты только прилетел, — удивляется Исабелла, убирая со стола и наливая Хосоку кофе.

— Схожу куда-нибудь, потанцую, развеюсь, — отвечает Тэхен. — Может, познакомлюсь с кем-нибудь, новых друзей заведу. Раз уж я вернулся, пора собирать себе новую компанию, — зло поглядывает на абсолютно невозмутимого Хосока, который с удовольствием ест вишневый пирог.

— Пусть идет, — обращается к Исабелле Хосок, — ему не помешает развлечься, а то слишком напряжен, — усмехается.

Тэхен свою злость не показывает. Он разворачивается и идет к себе. Тэхен опрокидывает содержимое своих чемоданов на постель и долго копается в одежде. Через полчаса он спускается в гостиную, где сидят мама и Хосок, и демонстративно идет за телефоном на столике. Тэхен одет в черный пиджак с пайетками, под которым абсолютно прозрачная черная футболка, его глаза подкрашены, а волосы нарочно небрежно уложены. Исабелла делает комплимент сыну, но просит быть осторожным и ни во что не вляпаться. Во взгляде Хосока ничего. Тэхен нарочно всматривается, все пытается поймать хоть толику восхищения, но не находит. Хосок смотрит на него бесцветным взглядом и вновь возвращает внимание женщине. Тэхен прав, во взгляде Хосока точно ничего нет, но внутри у него семь лет спящий вулкан проснулся, душит его пеплом, оседающим в легких, сжигает сосуды бурлящей магмой, которая еще немного и попрет наружу, оставляя вспенивающиеся ожоги на коже. Такие же, как сейчас и под веками Хосока, который раз взглянул на него, сам выжег эту картину настоящей, такой порочной и такой манящей красоты под ними.

Тэхен еле на ногах стоит после перелета и пережитых эмоций, ему бы сейчас в душ и лечь в кровать, но чертов Чон Хосок, ничего не делая, заставляет его сходить с ума. Назад дороги нет, и пусть все снова впустую, но Тэхен желает маме спокойно ночи и уныло плетется к выходу. Он уже садится в автомобиль, когда видит, как вышедший из дома Хосок идет к ламборгини. Тэхен не слушает свой разум, все за и против, и, плюнув на все, выходит из автомобиля.

— Меня здесь не было сто лет как, может посоветуешь, куда сходить, где напряжение сбросить? — прислоняется к поднявшейся двери ламборгини парень, не дает Хосоку сесть за руль.

— Я знаю одно место, — щурится Хосок и, приблизившись, опускает глаза на его губы. Он демонстративно долго задерживает на них взгляд, вновь возвращается к глазам и говорит: — Выезжай на трассу, встань на обочине. В таком виде ты быстро сбросишь напряжение. Возможно, несколько раз за ночь.

— Свинья, — шипит Тэхен и, толкнув его в грудь, идет к своей машине.

«Больше ни слова ты ему не скажешь», — убеждает себя Тэхен, пока его автомобиль ползет по дороге к центру. «Пусть хоть ад сольется с раем — для тебя отныне его не существует»! Сколько раз он себе повторял подобное и каждый раз нарушал данное себе слово. С Чон Хосоком ничего не работает, и Тэхену хочется взвыть от этой мысли. Мимо пролетает хорошо знакомый ламборгини, оглушив все окрестности своим ревом, и Тэхен, высунув руку в окно, показывает ему вслед средний палец.

«Как это по-взрослому», — говорит сам себе парень и, остановив машину, открывает навигатор, решая все-таки найти клуб и напиться.

<i><center>***</center></i>
Три часа ночи, ветер играет с брошенным на землю пакетиком из-под чипсов, слышен лай собак. Двор придорожного мотеля, в котором большей частью любят проводить время дальнобойщики, заполнен пикапами и трейлерами. Неприметный старый форд паркуется сразу перед одним из номеров, из него выходит высокий мужчина, лицо которого скрыто под капюшоном, и, вынув из кармана ключи, сразу идет к двери. Он проходит в комнатку, в которой нет ничего, кроме кровати и одной тумбочки, и, подойдя к ней, берет сперва файл с документом, перепроверяет, как и всегда, подписи, а потом, забрав с нее кляп, идет к постели. На кровати, пристегнутый наручниками к изголовью, лежит голый парень лет двадцати. На парне кожаный ошейник, он призывно двигает бедрами, с ухмылкой следит за мужчиной и звенит цепями.

— Не терпится? — усмехается мужчина и снимает капюшон. — Ночь будет длинной, потому что я очень сильно напряжен, поэтому не трать свою энергию впустую, я найду ей применение.

<b><center>***</center></b>
Юнги прилетел домой всего как два дня назад, а ощущение, что он уже здесь вечность. Будто бы Англии никогда и не было, и картинки оттуда кажутся или придуманными, или фотографиями выцветшего прошлого, которое было очень давно. Он сидит на лежаке во дворе, попивает чай со льдом и продолжает рассматривать галерею в телефоне, мысленно возвращаюсь туда, где может было и не хорошо, но спокойно. «Спокойно» — Юнги сейчас не променяет ни на одно «хорошо». Устав от фотографий, он входит в свой фейковый аккаунт и первым делом видит фотографии Тэхена из клуба. Юнги чувствует укол зависти, ведь он сам бы сейчас был бы не против сходить куда-то, оттянуться, хоть на время заглушить этот рой мыслей в голове. В Лондоне почти каждую пятницу Юнги ходил с друзьями отдыхать, а здесь у него пока и друзей нет.

— Юнги, — снова кричит из гостиной отец, и парень, убрав телефон в карман, понуро плетется в дом. Сокджин приехал готовым, отец уже одет, значит, пора и Юнги переодеться и тащиться на прием к будущему тестю брата. Чего только Юнги не придумал, но отказаться от приема не получилось. Даже ложь об отравлении не прокатила. Юнги поднимается к себе, надевает новый черный костюм, который привезли утром, снимает серьги, и кое-как причесавшись, смотрит в зеркало. На Юнги оттуда смотрит офисный планктон. Абсолютно безвкусный серый офисный планктон. Юнги любит красиво одеваться, обожает самовыражаться через внешний вид, а здесь он задыхается. Ни пирсинг, ни его татуировки, ни тем более новый цвет волос — ему в этом городе не положено. Он вздыхает и, смирившись с тем, что напоминает себе своим видом одного из отцовских сотрудников, кем он в принципе и является, идет к автомобилям во дворе.

— Галстук где? — сразу же нападает на него Нагиль.

— Прости отец, но я уже одет как на похороны, если заставишь и галстук напялить, то я на нем же повешусь, чтобы уж точно хоронить везли, — опускается на сидение парень.

Прием проходит в загородном доме мэра. Приглашены все ведущие бизнесмены города. Во дворе уже нет места для парковки, и Мины заезжают под дом. Юнги ненавидит эти скопления толстосумов. Он проходит в дом с фальшивой приклееной к лицу еще в автомобиле улыбкой, учтиво здоровается с теми, к кому его подводит отец и чьих имен он даже не знает, и, найдя барную стойку в углу, держит курс к ней. Очередное разочарование вечера — любимого вина Юнги нет. «Мэр ведь, мог бы и раскошелиться», — думает парень и, отказавшись от выпивки, решает продержаться без алкоголя. Юнги снова с кем-то здоровается, якобы внимательно слушает собеседника, поздравляющего Нагиля с возвращением сына, и видит идущего к ним Сокджина. Старший ведет под руку красивую девушку и, Юнги сразу понимает, что это и есть невеста брата.

— Амбер — моя невеста, Юнги — мой брат, — знакомит их Сокджин, и парень улыбается девушке.

Амбер сияет от счастья, не отпускает руку Джина, а наблюдающему за ними Юнги ее жалко. Что бы ни говорили брат и отец, он никогда не поймет, как можно играть в любовь ради материальных благ. Это отвратительно. А еще, это жестоко по отношению к партнеру. Кто знает, может, Амбер влюблена по-настоящему, и вряд ли она заслуживает такого отношения. Пообщавшись с Амбер о Лондоне, Юнги оставляет ее с братом и прогуливается по залу.

Они уже два часа как здесь, Юнги душно, он допивает второй стакан содовой, все поглядывает на дверь в надежде ускользнуть, но отец следит за ним как Цербер и тащит на очередное знакомство. Юнги собирается в уборную, когда видит вошедшую в зал Исабеллу. Годы только раскрыли красоту женщины, она как королева вплывает в зал, со всеми мило здоровается и сразу оказывается в центре внимания. Юнги замечает как с момента появления женщины мрачнеет отец и даже злорадствует про себя, что теперь не только ему одному здесь не нравится. Он вновь отворачивается, двигаясь в сторону уборной, как отчего-то замирает на месте и раньше, чем успевает подумать, вновь оборачивается к двери, в которую в этот момент входит Чон Чонгук.

Еще даже не повернувшись, Юнги понял, что это именно он. Только его взгляд способен так действовать на Юнги, что он моментально чувствует, как стягивается кожа на лопатках. Чонгук демонически красив. Юнги прикусывает себе язык от этой мысли. Он тоже в черном костюме на черную рубашку, но он, в отличие от Юнги, выглядит богично. Этот мужчина настолько привлекателен и сексуален, что это чувствуется в каждом его движении и открыто читается на лицах всего женского пола, собравшегося в огромном зале. Он просто идет к центру, где стоит его мать, и за ним все поворачиваются. Юнги понятия не имеет, сколько нужно торчать в спорт зале, чтобы вылепить себе такое тело, но уверен, что очень много. Чонгук высокий, широкоплечий; как держатся пуговицы на рубашке на его груди — большой вопрос. Сразу за ним идет Джей, который ничем не уступает другу. «Сладкая парочка», — усмехается про себя Юнги. Чон разговаривает со сразу его окружившими мужчинами, Юнги глаз от его лица отвести не может. Его черные волосы ниспадают на лоб, Юнги скользит ниже и замечает, как правая часть горла мужчины покрыта татуировками, которые прячутся под рубашкой. «Чонам можно все, потому что им на всех плевать», — снова завидует Юнги и, посмотрев на Хосока, видит, что у него забиты обе кисти. Юнги же вынужден прятать свои татуировки, чтобы не получить от отца, который помешан на общественном мнении.

Юнги уже передумал идти в уборную, он так и стоит, с силой сжимая стакан, и продолжает рассматривать двух мужчин, забравших себе внимание всех присутствующих. Он отвлекается на подошедшую к нему Амбер и пропускает мимо ушей все, что говорит девушка, пока не слышит имя того, на кого уставился.

— Папа говорит, он деньги лопатами гребет. Его человек уйму денег предлагал администрации отца, чтобы переименовали улицу, по которой пройдет его очередная пассия. Мажор, подарок решил ей сделать на день рождения, — кривит рот Амбер.

— Прости, я пропустил, о чем ты? — смотрит на нее удивленный Юнги.

— Он хотел, чтобы на те пару минут, за которые она пройдет по этой улице, улица называлась ее именем. Я когда услышала, была в шоке. Об этом, конечно, никто не знает, только мой отец, — хмыкает девушка.

— У него есть девушка? — Юнги сам не понимает, почему из всей вываленной на него информации его зацепила именно эта.

— Девушка? — смеется Амбер. — Спроси лучше, сколько их у него. Хотя, кто его знает. Его личная жизнь — тайна. Одна моя подружка на него запала, но как оказалось, к нему не подобраться. Он сам выбирает.

«Ничего удивительного, он ведь и со всей школой перегулял», — думает Юнги. Внезапно Чонгук смотрит прямо на него, Юнги не успевает смутиться или убрать взгляд. Чонгук усмехается, и парень понимает, что не видит в его взгляде когда-то привычную злобу или ненависть. Юнги машинально кивает ему в ответ и идет к бару за очередным стаканом воды.

— Рад тебя видеть.

Ждущий бармена Юнги вздрагивает от неожиданности и, повернувшись, оказывается прямо напротив Чонгука. Все-таки он очень сильно изменился. Юнги и раньше на цыпочки становился, чтобы на него снизу вверх не смотреть, теперь, кажется, и это не поможет.

— Неужели? — машинально отвечает Юнги, а сам глазами ищет отца и брата, которых, не найдя, выдыхает. Им не нужно видеть, с кем он разговаривает.

— Мы были детьми тогда, оба натворили глупостей, но я больше не держу зла, — звучит искренним Чонгук и смотрит так, что взглядом пробирается прямо под кожу. Юнги кажется, что все, что было в школе, ему просто показалось, потому что не может тот, кто когда-то отказывался напрямую к нему обращаться, сейчас стоять так близко и продолжать сокращать расстояние, заставляя парня вжиматься в стойку.

— А я, может, держу, — хмурится Юнги, которому жутко неудобно. Такое ощущение, что он загнанная в угол жертва хищника. Во всяком случае, он уверен, что именно так они сейчас выглядят со стороны. Но задевает его не эта мысль, а та, что хищник такой бесцветной жертвой лакомиться и не будет. Не его лига.

— Уверен, и ты со временем отпустишь, — говорит с уверенностью Чонгук, а потом косится на поставленный на стойку стакан с водой. — Почему вода? Я думаю, чтобы выдержать такое собрание, надо бы взять что-то покрепче, — усмехается, а Юнги зависает, задержавшись взглядом на его родинке под губой.

— Я люблю вино, один особый сорт, но его здесь нет, а другое я не пью, — отвечает Юнги. — Я только прилетел, надо его поискать, потому что и дома у меня такого нет.

— Интересно, что это за особое вино? — выгибает бровь Чонгук, а потом опирается одной рукой о стойку, и Юнги чувствует запах его парфюма, еле сдерживается, чтобы не протянуть руку и не поправить воротник его рубашки. Слишком близко, слишком интимно, все это чертовски неправильно, ведь там, где они рядом, всегда удары и разбитые кости, а в воздухе витает запах крови.

— Его делают на востоке Франции, в Савойя, сорт жакер... — от странных мыслей у Юнги в горле пересохло.

— Знаю, о каком ты, — улыбается Чонгук и, заметив, как побледнел парень, прослеживает за его взглядом. Нагиль стоит рядом с мэром и зло поглядывает на сына.

— Не хочу доставлять тебе проблем, но повторю, я очень рад тебя видеть, — еще раз скользит взглядом по его лицу Чонгук, еще раз Юнги ищет в его глазах хотя бы намек на неприязнь и не находит. — Приятного вечера, — делает шаг назад мужчина и без лишних слов идет к Хосоку на застекленную террасу.

Когда Чонгук возвращается с террасы, он проходит мимо разговаривающего с мэром Нагиля и слышит обрывки их разговора. Мужчины стоят спиной, не видят находящегося рядом Чона, и только после того, как помощник мэра им кивает, умолкают. Чонгук все равно успевает услышать любимое Нагилем:

— Неважно, сколько у него денег, его сестра наркоманка, и замужем за наркоманом, его отец преступник, а брат голубой, и ни один уважающий себя гражданин этой страны не отдаст за такого свою дочь. Это же позор —связаться с такой семейкой.

Чонгук останавливается напротив задравшего подбородок мужчины, но не успевает что-либо сказать, почувствовав руку матери, поглаживающую его по спине.

Юнги так и остается прибитый к стойке бара, не в силах переварить произошедшее. Чон Чонгук не просто с ним поздоровался, а даже поговорил. Юнги не понимает, как такое возможно, учитывая то, как именно они расстались. В любом случае, в искренность Чонгука не верится, поэтому Юнги опустошает свой стакан и, заняв место у окон, весь вечер следит за Чонами. Больше Чонгук к нему не подходит, более того, ровно через час после приезда, он покидает прием. И Юнги снова завидует, потому что ему уйти пока отец здесь — нельзя.

<b><center>***</center></b>
Амбер не отходит от Сокджина ни на секунду, но его это не раздражает. Она вообще не вызвает в нем никаких эмоций или чувств. Амбер красивая, образованная, она из прекрасной семьи, умеет себя вести — всего этого достаточно, чтобы Сокджин закрыл глаза на все остальное, и, тем более, на чувства, которые, по его мнению, придумали бедняки. Амбер наконец-то уходит в обсуждение последних сплетен с матерью, и Сокджин, извинившись, спускается на подземную парковку, взять из бардачка сигару. Он уже видит свой Бентли и заворачивает от стены к нему, как прямо ему в лицо выдыхают дым от дешевых сигарет.

— Простите, — выпаливает спрятавшийся за углом худощавый паренек в форме персонала, который обслуживает сегодняшний прием. Пацан бросает сигарету на пол, давит на нее своими кедами и снова извиняется.

— Ты знаешь, что на подземной парковке курить нельзя? — опасно сверкают глаза взбесившегося Джина, которому кажется, что все его волосы провоняли этим дешевым запахом.

— Знаю, но во дворе тоже нельзя. У меня был перерыв, я быстро, и обратно, — бурчит парень, чьи черные волосы собраны в тугой хвост на затылке, а пара прядей падает на лицо.

— Интересно, — наступает Сокджин, — если бы твоя сигарета стала причиной пожара, в которой сгорел бы мой Бентли, ты бы тоже извинился?

— Я же ее потушил, — хмурится парень. — И да, я бы извинился, оплатить его я все равно бы не смог, — задирает подбородок.

— Ты отныне себе и проезд на автобусе не оплатишь, потому что твой работодатель узнает, какому риску ты подвергаешь всех тех, кто наверху, и имущество нашего мэра.

— Пожалуйста, господин, я больше не буду, обещаю, — хватает его за руку парень, но Джин с отвращением ее выдергивает.

— Такие, как ты, считают, что им можно все, что вас пожалеют и закроют глаза, но не на того напал. Знай свое место, мусор, — отворачивается Сокджин и идет к Бентли.

— Пожалуйста, не нужно ничего говорить моему боссу, мне нужна эта работа, — догоняет его паренек, но Сокджин, взяв сигару, проходит мимо и идет к лифту.

«Вот же мразь», — плюет на пол паренек.

— Эй, Дилан, нужна помощь с закусками, — подбегает к нему другой парень.

— Даже не знаю, работаю ли я все еще или нет, — бурчит Дилан. — Ладно, иди, а я приду, — хлопает его по плечу и, подойдя к Бентли, вытаскивает из кармана железный ключ.

<b><center>***</center></b>
Утро встречает Юнги криком Сокджина, который орет на шофера.

— Откуда тогда это? — машет руками перед бентли Сокджин, который вдел руку только в один рукав свесившегося с него пиджака, а выползший наружу в пижаме сонный Юнги растерянно смотрит на брата.

Шофер клянется, что он понятия не имеет, и машину никуда со вчерашнего дня не выводил.

Юнги подходит ближе и, нагнувшись к крылу, куда тычет брат, читает выведенное кривым почерком на облупившейся краске <i>«сука»</i>. Юнги прикладывает ладонь к губам, чтобы не смеяться в голос и не злить брата еще больше.

— Кому же ты так сильно насолил? — пытаясь сохранить серьезность, спрашивает Юнги.

— Насолил? — ерошит волосы Джин и задумывается. — Вот же сученыш, — рычит мужчина и садится за руль.

Юнги возвращается в дом, просит себе кофе и только опускается на диван, как к нему подходит охранник с корзиной, и, водрузив ее на столик, объявляет, что это ему.

— Откуда это? — косится на корзину Юнги.

— Курьер передал. Сказал, вам.

Охранник уходит, а Юнги, поднявшись с места, подходит к корзине, дергает за ленточки и открывает ее. В корзине под букетом хлопка лежат пять бутылок его любимого вина, но это не все. На дне корзины Юнги находит письмо и документ, гласящий о том, что Мин Юнги отныне владеет небольшим виноградником в Савойи. Ошарашенный парень возвращает документ в корзину и распечатывает письмо.

<b><i>«Вчера ты ни разу не улыбнулся, я хочу думать, что ты был расстроен отсутствием любимого вина, а не встречей со мной». JK.</i></b>