13
Пэйтон сидел напротив и прожигал меня взглядом. Еще недавно меня била холодная дрожь, я не могла согреться, как ни пыталась. А теперь вот наоборот бросило в жар. Рука Пэйтона так и осталась лежать поверх моей. Обжигая. Согревая...
«Хотел бы ненавидеть. Но нет». Я все еще понимала, что он - главный виновник моих бед. Упреки, обидные слова, которые я должна была высказать, почему-то растаяли и растворились... Словно ему каким-то образом удалось растопить их этим взглядом.
- Ты расстался с Сиеррой.
Это не прозвучало как вопрос. Скорее, как утверждение.
- Вроде того, - не стал спорить он.
Сиерра и её подружки-подельницы... Вся боль, которая, казалось, уже отступила, разом накатила на меня, заставив вскипеть на глазах горячие слёзы. Снова нахлынуло ощущение бессилия, беспомощности.
- Что она сделала? Расскажи! - потребовал Пэйтон. И я, вместо того чтобы послать его ко всем чертям, начала рассказывать. Торопливо, захлёбываясь словами. Не для него. Едва ли в тот момент я вообще понимала, что он меня слушает. Это нужно было мне самой: облечь случившееся в слова. Выплеснуть наружу, не позволяя сжигать меня изнутри. Я рассказывала и даже не замечала, как тревожно и недобро молчит Пэйтон, как ходят желваки на его скулах, как опасно сужаются его глаза. - ...а потом приехал Ник и отвёз меня домой, - закончила я. - Дальше ты знаешь.
Он кивнул и потянулся к телефону. - Что ты собираешься делать? Кому звонить? - забеспокоилась я.
Только сейчас до меня дошло, какое впечатление на него произвёл мой рассказ. Как бы он не наделал чего-то такого, жалеть о чём придётся потом не ему, а мне. Но Пэйтон меня не слушал.
- Сиерра? - сказал он, когда после пары гудков из трубки раздался встревоженный голос. Вряд ли сейчас она ждала звонка от него. - Тут такое дело... Я сейчас общаюсь с нашим юристом. - Он замолчал, и на том конце повисла напряжённая пауза. - Угадай, что мы обсуждаем? Чертовски интересная тема: оскорбление действием.
Я сжалась в комок. Как легко тот кошмар, который мне пришлось пережить, уложился в два казённых слова. От этого стало не по себе. И, кажется, не только мне. Потому что Сиерра заговорила. Я не могла разобрать слов, но голос её звучал жалко. Пэйтон перебил, не желая слушать. - О чём ты вообще думала? - его голос был жёстким и безжалостным, в нём явно слышался металл и ледяной арктический холод. - Когда мы пойдём с этой историей в полицию...
Я протестующе замахала руками. Вот уж нет! Ни в какую полицию мы не пойдём! Но Пэйтон даже не смотрел. - ... Когда это случится, обе твои подружки призовут на помощь своих папиков, и те их отмажут. У них, знаешь ли, тоже неплохие юристы. А на что рассчитывала ты? В какой ты там собиралась колледж? Может, пора забыть об этом и прикинуть, идёт ли тебе оранжевый?
На том конце слышались тихие всхлипывания. Даже мне теперь было жаль Сиерру: разбитую, раздавленную никчёмную дурёху. До этого момента до меня и не доходило, насколько она подставилась. Разумеется, если эта история всплывёт, Лорен и Ави скорее всего выйдут сухими из воды, а Сиерра - нет.
- Так вот, детка, сделай себе большое одолжение. Я слышал, у тебя есть кое-какие фото? Постарайся, чтобы они ни в коем случае не попали в сеть. Иначе... впрочем, ты сама понимаешь. Не можешь же ты быть совершенно полной дурой.
Она снова что-то заговорила, и снова он её перебил.
- Вот и отлично.
И дал отбой. Я смотрела на Пэйтона так, словно увидела его в первый раз. Среди всего, что я знала о своём сводном брате, точно не было умения легко подобрать нужные слова и разрешить ситуацию, которая казалась мне безнадёжной. - Спасибо, - тихо проговорила я. Почему-то получилось неразборчиво. - Ого! Да ты пьяна, - присвистнул Пэйтон. И сейчас в его голосе не было металла или льда, только тепло. И улыбка, которой он улыбался мне, тоже была непривычно тёплой. Эту улыбку, наверное, можно было прикладывать к ранам, чтобы они быстрее затягивались.
Я проследила за его взглядом и увидела свой опустевший стакан, в котором совсем недавно плескалось виски. Ничего себе! Я вылакала всё до дна?! Теперь понятно, почему слова не хотят выговариваться, а улыбка Пэйтона кажется хорошей и дружелюбной.
- Тебе нужно поспать, - сказал Пэйтон. - Я тебя отведу.
Возражать не хотелось. И думать, почему не хочется возражать, не хотелось тоже. Голова была странно пустой и легкой, и то, что недавно давило бетонной плитой, не давая вздохнуть, уплыло далеко-далеко. Пэйтон тем временем стащил меня со стула и, обхватив за плечи, довел до лестницы и почти занес наверх. Я не сопротивлялась. Наоборот, ухватилась за него крепче. Казалось, все вокруг раскачивалось, кроме Пэйтона. Он один был устойчивый, надежный и теплый. Очень теплый. И рука его, обнимавшая мои плечи, была надежной и теплой. И бок, к которому я прижималась, был крепким и теплым. И дыхание, что путалось в волосах и скользило по щеке, было... нет, не теплым, горячим. И это тепло словно окружало, окутывало со всех сторон, проникало сквозь сто пятьдесят свитеров, что я на себя напялила, обволакивало и согревало. И растапливало ледяной стержень внутри. И тот плавился, растекаясь по телу странной слабостью, от которой мутилось в голове, а ноги, и без того непослушные, становились и вовсе ватными...
Перед глазами внезапно замаячила дверь моей комнаты. Уже?.. Оставалось только открыть ее и добраться до кровати. И еще что-то... Ах, да, сказать «спасибо» и «спокойной ночи». Рука Пэйтона по-прежнему обнимала меня за плечи, и, развернувшись, я неловко уткнулась носом в развал расстегнутого ворота рубашки. Его кожа была гладкой и теплой, и вкусно пахла чистотой и чем-то горьковатым, терпким, то ли парфюмом, то ли гелем для душа... Так вкусно пахла, что кружилась голова. Взгляд зачарованно скользнул по жилке, что билась на шее, по упрямому подбородку, по упругим, чуть влажным губам...
«Прижаться бы к ним... Наверное, он хорошо целуется», - мелькнула шальная мысль. Я сглотнула и невольно приоткрыла рот. Пэйтон с шумом втянул в себя воздух, я подняла голову и наткнулась на его потемневший взгляд. Щёки полыхнули жаром, коленки ослабли, живот и бедра словно опоясало сладкими колючими искрами. Внутри все дрожало от неясного томительного предвкушения чего-то чертовски важного, немыслимого, практически невозможного. И необходимого...
Того, что случится прямо сейчас, перед тем, как дверь разделит нас. Воздух сгустился, стал тяжелым и жарким. Я замерла, одновременно боясь и ожидая, что вот-вот он еще немного наклонит голову, и его горячие мягкие губы жадно прижмутся к моим... Где-то на краю сознания сигнальной лампочкой мигали остатки здравого смысла, с трудом пробиваясь сквозь странный дурман: боже, очнись, Кэтрин! Это ведь не какой-нибудь хороший парень, это Пэйтон, тот самый Пэйтон, который изводил тебя всё время, которого ты на минуточку! - ненавидишь и который почему-то отказывается ненавидеть тебя. Но сейчас мне почему-то было плевать и на здравый смысл, и на все, что он там нашептывал. Какой, к черту, здравый смысл, когда щеки и подбородок обжигает его дыханием, а его губы уже почти коснулись моих... Пэйтон помедлил немного и... И отклонился, мягко проведя ладонью по моим волосам. А потом почти с сожалением выпустил меня, отступил на шаг.
- Спокойной ночи, - хрипло выдохнул он, засовывая руки в карманы. - Спокойной ночи, - эхом отозвалась я и скользнула за дверь.