Я не узнаю его.
Арсений
Вечер выдался тихим. Мы сидели на кухне, напротив друг друга, за привычным столом. Аня что-то рассказывала о проекте, жестикулируя рукой с вилкой, и в её голосе звучала лёгкая усталость, перемешанная с довольством — день явно был насыщенным.
Я слушал её, кивал, но в действительности ловил себя на том, что каждое её слово доходит до меня приглушённо, будто через стекло. Внутри я всё ещё был там, в том кабинете, с папкой в руках и правдой, которую лучше бы никогда не услышал.
— Ты опять в своих мыслях, — сказала она и посмотрела на меня с прищуром. — Арсений, я же вижу.
Я взял бокал с водой и сделал глоток, чтобы выиграть секунду.
— Устал, — произнёс я с той же ровной интонацией, которой говорил весь день. — Просто день был длинным.
Она не стала спорить, но я знал: она чувствует, что дело не только в этом. В её взгляде мелькнула тень сомнения, однако она улыбнулась, будто решила не давить.
Мы продолжали есть, и я украдкой наблюдал за ней. За её спокойными движениями, за привычкой поправлять прядь волос, за тем, как легко она наполняет наш дом теплом. Всё это было моим настоящим счастьем. И именно поэтому груз, который я носил в себе, становился ещё тяжелее.
*Если она узнает... если когда-нибудь узнает...*
Мысль оборвалась сама собой. Я сжал вилку чуть сильнее, чем следовало, и сразу ослабил хватку, чтобы она ничего не заметила.
— Ты завтра позвонишь Максиму? — спросил я, стараясь перевести разговор.
— Угу, — кивнула она. — Хочу показать ему наш новый проект. Ему будет интересно.
Я кивнул, хотя едва слышал собственные слова. Всё, что я мог, — это сидеть рядом, делать вид, что всё в порядке, и бороться с собой, чтобы не выдать ту правду, которая грозила разрушить наш мир.
Мы закончили ужин, и Аня привычным движением собрала тарелки. Я поднялся, чтобы помочь, но она качнула головой:
— Сиди. Сегодня моя очередь.
Я послушно остался за столом, хотя сидеть без дела было невыносимо. Руки хотелось занять чем-то, лишь бы не выдать внутреннего напряжения. Я взял в руки телефон, пролистал несколько писем, но глаза скользили по строкам, не задерживаясь — мысли всё равно упрямо возвращались к папке, к словам старика.
Аня вернулась, вытерев руки о полотенце, и остановилась напротив меня. Она не торопилась садиться, просто смотрела, и я чувствовал на себе её внимательный взгляд.
— Ты сегодня какой-то другой, — сказала она тихо. — Даже на работе... я видела.
Я поднял глаза и встретил её взгляд. Такой прямой, открытый, доверчивый. От этого становилось ещё тяжелее.
— Просто устал, Ань, — сказал я ровным тоном, привычным, будто заранее заученным. — Ничего больше.
Она сделала шаг ближе.
— Усталость я знаю. Усталость у тебя в плечах и в глазах. А сегодня... — она запнулась, — сегодня у тебя будто что-то внутри болит.
На секунду я чуть не сдался. Чуть не сказал ей правду, просто чтобы разделить этот груз. Но вовремя прикусил язык. Она не должна знать. Не сейчас.
Я встал и подошёл к ней, обнял за талию и притянул к себе.
— Всё нормально, — повторил я мягче, чем раньше. — Мне просто нужно немного выспаться. Завтра всё будет по-другому.
Она помолчала, прислушиваясь к моим словам. Потом кивнула и положила голову мне на плечо.
— Хорошо.
Я закрыл глаза и вдохнул её запах, чувствуя, как вина обжигает меня изнутри. Она верит. А я лгу.
Ночь опустилась на город тихо, почти незаметно. В спальне было темно, только изредка мимо окон пробегали огни машин. Аня спала рядом — спокойно, ровно, её дыхание едва слышалось. Она устроилась ближе ко мне, положив руку на мою грудь, как делала всегда, будто проверяя, что я рядом.
Я лежал с открытыми глазами, уставившись в потолок. Сон не приходил, и я даже не пытался его вызвать. Внутри меня всё гудело — как будто весь день я носил маску, а теперь, в темноте, она начала трескаться.
Я осторожно посмотрел на Аню. Она спала так доверчиво, так спокойно, словно не было ни прошлого, ни теней, ни чужих ошибок. Она жила настоящим. Моим настоящим.
*Как сказать ей, что это настоящее построено на чужой боли?* — мелькнула мысль. Я тут же оттолкнул её, но она возвращалась снова и снова, будто назойливый шёпот.
Я перевернулся на бок и обнял её крепче, будто этим мог защитить от того, что носил внутри. Но в ту же секунду стало ещё тяжелее. Она прижалась ко мне во сне, улыбнулась едва заметно, и я понял: если когда-нибудь она узнает правду... я потеряю её.
В груди что-то сжалось. Я всегда был сильным, всегда умел держать всё под контролем, но сейчас впервые за долгое время чувствовал бессилие. Перед прошлым, которое нельзя изменить.
*Может, правда никогда не должна выйти наружу?* — спросил я сам себя.
Но ответа не было. Только её ровное дыхание и моя собственная тишина, в которой я тону.
Я лежал так до рассвета, не сомкнув глаз, сжимая её руку и прокручивая в голове один и тот же вопрос: *как долго я смогу это скрывать?*
Утро началось слишком быстро. Я даже не заметил, как небо за окном посветлело, а первые лучи пробились сквозь шторы. Я не сомкнул глаз всю ночь. Аня зашевелилась первой, приоткрыла глаза и потянулась.
— Ты не спал, — сказала она сразу, ещё даже толком не проснувшись.
Я отвернулся к окну.
— Всё нормально.
— Ты это «всё нормально» повторяешь уже второй день, — её голос стал твёрже. — Но я же вижу. Ты думаешь, я слепая?
Я вздохнул, поднялся с кровати и пошёл на кухню. Хотел занять руки — включить чайник, налить воду, лишь бы не отвечать. Но она пошла за мной.
— Арсений, — в её голосе прозвучала резкость, которой я давно не слышал, — ты со мной или где-то ещё?
Я обернулся.
— Я сказал: просто устал. Хватит.
— Хватит? — её брови приподнялись. — Это твой ответ? Ты снова закрываешься от меня, как раньше, когда мы только начали работать вместе?
Я сжал челюсти, чтобы не выдать раздражения. Но слова сами вырвались:
— Не всё в этой жизни я обязан обсуждать, Аня.
Она замерла, и в её взгляде мелькнула обида.
— Знаешь, в этом и разница между «мы вместе» и «каждый сам по себе». Я думала, мы уже давно выбрали первое.
Я встретил её взгляд, и внутри всё сжалось. Хотелось подойти, обнять, сказать правду... Но губы сами произнесли привычную защиту:
— Ты всё усложняешь.
Она покачала головой и отвернулась.
— Нет, Арсений. Это ты всё усложняешь.
В кухне повисла тишина, нарушаемая только шумом закипающего чайника. Она стояла у окна, я — возле стола. И это расстояние казалось бесконечным.
Я хотел шагнуть к ней, но не сделал этого. Слишком много слов застревало в горле, слишком тяжёлой была правда, которую я всё равно не мог вымолвить.
Анна
Мы ехали в машине молча. Обычно утренние поездки были нашими маленькими ритуалами — музыка, редкие фразы, его спокойное присутствие рядом. Но сегодня тишина была другой: холодной, натянутой, тяжёлой.
Я смотрела в окно, на пробегающий мимо город, и внутри всё бурлило. Его «просто устал» звучало, как будто он отгораживается стеной. Я знала Арсения слишком хорошо, чтобы поверить в эту простую отговорку. С ним что-то происходило.
Вчера — отстранённый взгляд. Сегодня — бессонная ночь и резкие слова на кухне. Он закрывается. И именно это пугало больше всего.
Я сжала руки на коленях, чтобы не сорваться. Хотелось спросить прямо: «Что ты скрываешь?» Но я боялась услышать ответ. Боялась, что за этой стеной скрывается не усталость и не работа, а что-то гораздо серьёзнее.
— Тебе кофе взять по пути? — вдруг спросил он, не отрывая взгляда от дороги.
Голос был спокойный, ровный, но в нём не было тепла. Обычная фраза прозвучала как чужая.
— Не нужно, — ответила я и посмотрела на него.
Он будто почувствовал мой взгляд, но не повернулся. Его профиль был напряжённым, будто он тоже держал себя в руках из последних сил.
Мы подъехали к офису. Я уже открыла дверцу, но задержалась.
— Знаешь, Арсений... — начала я тихо. — Если ты не готов говорить, хорошо. Но, пожалуйста, не делай вид, что всё в порядке. Это обижает сильнее, чем правда.
Он сжал руль, но ничего не ответил. Я вышла и закрыла за собой дверь. Машина тут же тронулась с места, и я осталась стоять у входа, глядя ему вслед.
*Я не узнаю его,* — подумала я. И от этой мысли внутри стало холодно.
Я вошла в офис и привычно поздоровалась с коллегами, но улыбка не шла изнутри. Всё казалось обыденным — звонки телефонов, суета, обсуждения проектов, — а у меня в голове всё время звучал утренний разговор. Вернее, не разговор, а то, как он оборвал наши слова.
Я села за свой стол, открыла документы, но глаза скользили по строчкам, не задерживаясь. Буквы смешивались, цифры не складывались в смысл. Передо мной лежали важные отчёты, а я ловила себя на том, что пятый раз читаю одну и ту же страницу.
— Всё хорошо? — спросила Марина, моя коллега, проходя мимо.
— Да, просто не выспалась, — ответила я автоматически, хотя внутри всё сжималось.
К обеду стало ясно: сосредоточиться невозможно. Я вышла на балкон, где иногда покурить и подышать свежим воздухом было проще, чем пытаться делать вид, что день идёт как обычно.
Я достала телефон и посмотрела на экран. Ни одного сообщения от Арсения. Обычно он хотя бы раз писал мне между встречами: короткое «как ты?» или шутку про наш проект. Сегодня — тишина.
Я вспомнила, как он сжал руль, когда я сказала, что не хочу, чтобы он притворялся. В его глазах было что-то... слишком тяжёлое, будто он действительно носит в себе больше, чем может вынести.
*Но что?*
*Почему он решил закрыться именно от меня?*
Я прижала телефон к груди, будто так могла притянуть к себе ответ. И в этот момент впервые за долгое время мне стало страшно: а вдруг мы стоим перед чем-то, что изменит нас навсегда?