Я рядом. И я не уйду.
Анна
Мы вышли из ванной, всё ещё смеясь, когда дверь прямо перед нами резко приоткрылась. На пороге стоял Максим. Он, видимо, собирался войти, но замер, увидев нас вместе. Его взгляд сразу скользнул к нашим рукам, и на лице появилось выражение, которое обещало бурю.
— Отлично, — процедил он сквозь зубы.
Я почувствовала, как сердце ухнуло вниз. Арсений рядом оставался спокойным, но я видела, что Максим сейчас сорвётся. Поэтому я первой шагнула вперёд.
— Максим, — сказала я как можно ровнее. — Всё нормально. Поверь, нет повода для ссор.
Но мои слова подействовали совсем не так, как я надеялась. Максим резко посмотрел на меня, и его глаза сверкнули.
— Нормально? — он почти усмехнулся, но в этом смехе не было ничего доброго. — Ты называешь это нормально? После того, как он тебя уволил? После того, как даже не захотел разобраться в ситуации?
Я на секунду растерялась, дыхание сбилось.
— Максим... — начала я тихо, но он перебил.
— Нет, Аня, ты серьёзно. — Его голос стал резче, жёстче. — Ты стоишь рядом с ним, улыбаешься, будто ничего не было. Как будто он не выставил тебя за дверь, не поставил тебя в дурацкое положение.
Арсений молчал. Его ладонь всё ещё крепко держала мою руку, и именно это придавало мне сил не потеряться в этой атаке.
— Максим, — сказала я твёрже, чем ожидала от себя. — Ты не понимаешь.
Он замолчал, но его взгляд всё ещё прожигал меня, а воздух между нами стал тяжёлым, почти вязким.
А Арсений наконец заговорил, всё так же спокойно:
— Дай ей объяснить, Максим.
Максим смотрел на меня так, будто ждал, что я сейчас одумаюсь и соглашусь с ним. Но во мне вдруг всё щёлкнуло. Я устала оправдываться. Устала быть той, за кого решают.
Я сделала шаг вперёд, чуть высвободив руку из ладони Арсения, чтобы самой встретить взгляд Максима.
— Хватит, — сказала я тихо, но так, что в тишине это прозвучало отчётливо. — Ты всё время думаешь, что знаешь лучше меня. Что понимаешь, что для меня правильно. Но это моя жизнь, Максим. И я сама решаю, с кем быть рядом.
Он открыл рот, будто хотел перебить, но я не дала ему слова вставить.
— Да, Арсений меня уволил, — продолжила я, чувствуя, как голос становится твёрже. — И да, я тогда злилась и обижалась. Но ты не был там, ты не знаешь всего. Он сделал ошибку, а потом нашёл в себе силы её признать. И это для меня значит куда больше, чем твои обвинения.
Максим нахмурился, его челюсть напряглась.
— Аня, ты же понимаешь, что он просто...
— Понимаю, — перебила я резко. — Понимаю лучше, чем ты думаешь. Он не «просто». Он человек, который не прячется за оправданиями и не боится говорить правду. Даже если она может всё разрушить. А ты сейчас просто нападаешь на меня, вместо того чтобы услышать.
Воздух загустел, и впервые я увидела, что Максим отступает — не ногами, а внутри. Ему нечего было ответить.
Арсений тихо положил руку мне на плечо, словно подтверждая: он здесь, и я не одна. Его молчание говорило громче любых слов.
— Так что, — я глубоко вдохнула, — если ты хочешь меня поддержать, просто прими это.
Максим отвёл взгляд, его плечи напряглись. Я знала — внутри него бушует буря, но он не мог позволить ей вырваться наружу.
— Принять... — повторил он тихо, почти устало. — Знаешь, Ань, мне трудно. Я всю жизнь считал, что обязан защищать тебя. От всего и всех.
В груди защемило — за его жёсткостью всегда скрывалось это: страх потерять меня, единственного близкого человека.
Арсений не вмешивался, лишь чуть крепче коснулся моего плеча. Его молчание было уважением к нашей семье, к этому разговору.
— Но если это твой выбор... — Максим глубоко вдохнул, и я впервые за долгое время увидела в его глазах не злость, а настоящую боль. — Я приму. Потому что ты — моя сестра. И я не хочу потерять тебя.
Я шагнула ближе и коснулась его руки. На миг он остался каменным, но потом пальцы дрогнули и сжали мои в ответ.
— Спасибо, — прошептала я.
Максим кивнул, будто ставя точку. Не одобряя, не соглашаясь до конца — но принимая. Потому что именно этого я и просила.
Мы с Арсением молча прошли в спальню. Дверь за нашими спинами тихо закрылась, отрезав нас от напряжения, оставшегося в гостиной.
Я опустилась на край кровати, почувствовав, как усталость и тяжесть разговора наконец догнали меня. Сердце колотилось неровно, и в груди будто образовалась пустота.
Арсений присел рядом, осторожно, будто боялся спугнуть меня. Его ладонь легла поверх моей — тёплая, уверенная.
— Не переживай, — сказал он тихо. — Он взрослый парень и всё понимает.
Я вздохнула и, наконец, позволила себе опереться на него. Его плечо оказалось удивительно надёжным, и вся та сила, которую он носил в себе, теперь принадлежала только мне.
— Просто... я боялась, что он не примет этого, — прошептала я.
Арсений повернулся ко мне и посмотрел так, будто видел насквозь. Его глаза не осуждали, не требовали — только принимали.
— У тебя есть право быть собой. И рядом с тобой — тот, кто это понимает.
Мои губы дрогнули, я не сразу осознала, что улыбаюсь сквозь слёзы. В следующую секунду Арсений поднял руку и осторожно убрал прядь волос с моего лица. Его пальцы коснулись моей щеки — и я замерла.
Между нами не было больше ни слов, ни сомнений. Я потянулась ближе, и в тот миг он встретил меня — тёплым, осторожным поцелуем, в котором было всё: поддержка, нежность и обещание, что я не останусь одна.
Его губы были теплыми, поцелуй — осторожным, но в нём было столько силы, что мир вокруг исчез. Я чувствовала только его дыхание и то, как он держит меня, будто боится отпустить.
И вдруг, между нашими прикосновениями, едва слышно, почти виновато, он шепнул:
— Мне... нужно на работу.
Я отстранилась на долю секунды, глядя ему в глаза. В них светилось смятение: желание остаться и обязанность уйти.
— Сейчас? — в моём голосе прозвучало больше разочарования, чем я хотела показать.
Он кивнул, слегка коснувшись своим лбом моего.
— Да. Время уже девять — его ладонь сжала мою сильнее. — Начальник уже опоздал.
Сердце сжалось, но в то же время стало легче. Он не убегал. Он обещал вернуться.
Я коснулась его губ напоследок, коротко, будто ставя печать на его словах.
— Хорошо, — прошептала я.
Он улыбнулся — едва заметно, но достаточно, чтобы я поверила: работа может забрать его на несколько часов, но не у меня.
Когда дверь за Арсением закрылась, тишина легла на комнату плотным, почти осязаемым покрывалом. Я осталась сидеть на кровати, сжимая в руках край покрывала, будто в нём можно было найти опору.
Его тепло ещё оставалось на моей коже, его голос звучал внутри так ясно, словно он всё ещё здесь. Но вместе с этим в груди росло ощущение пустоты — резкой, болезненной.
Я откинулась назад и закрыла глаза. Передо мной вставали два лица: Максима — напряжённое, упрямое, с болью в глазах, и Арсения — спокойное, принимающее, с тем светом, которого я так давно не видела рядом с собой.
«Ты моя сестра...» — всплыли слова Максима. И впервые я по-настоящему поняла: его жёсткость всегда была не про контроль, а про страх.
А в объятиях Арсения я чувствовала обратное — не страх, а уверенность. Как будто рядом с ним я могла быть любой: уставшей, растерянной, даже сломанной.
Я провела пальцами по губам, где ещё горел след его поцелуя, и вдруг улыбнулась. Пусть впереди всё сложно, пусть придётся бороться за это — но впервые за долгое время мне не было страшно.
Сон подкрадывался незаметно. Я свернулась на кровати, обняла подушку и позволила себе заснуть с чувством, что я не одна.
Арсений
Я нажал на звонок и подождал. Несколько секунд тишины — и дверь открылась. Не Аня. Максим.
Мы встретились взглядами, и он молча отступил в сторону, пропуская меня внутрь. Его жест был вежливым, но в этой вежливости чувствовалось: *ты здесь чужой*.
Я снял пиджак и повесил её на крючок, стараясь не шуметь. Дом пах Аней — её лёгкими духами, кофе и чем-то тёплым, домашним. В груди защемило: я хотел бы привыкнуть к этому, но это не мой дом. Я здесь лишь в гостях.
— Она спит, — сказал Максим, словно угадав мой первый немой вопрос. Его голос был ровным, но жёстким.
Я кивнул и пошёл за ним на кухню. Внутри было полутемно, над столом горела только лампа. Он сидел там, перед кружкой уже остывшего кофе, и смотрел на меня внимательно, будто взвешивая каждый мой шаг.
Я остановился у двери, не решаясь сразу сесть. Слишком явным было ощущение, что я переступаю чужую территорию.
*Вот он — её брат. Человек, который знает её всю жизнь. А я?.. Я появился недавно. И уже хочу большего, чем, возможно, имею право просить.*
Максим откинулся на спинку стула, скрестив руки.
— Вернулся, — сказал он коротко. Не вопрос. Констатация.
— Да, — ответил я, стараясь говорить спокойно.
Мы замолчали. Я чувствовал его взгляд — не злой, но испытующий. Как будто он спрашивал: *ты уверен, что сможешь быть рядом? Ты понимаешь, что здесь на кону — не игра?*
Я набрал воздух и всё же сказал:
— Я знаю, что для тебя она — всё. Я не собираюсь это менять. Но я рядом. И не уйду.
Максим прищурился, его лицо оставалось непроницаемым. Только пальцы на кружке сжались крепче.
— Посмотрим, — произнёс он. — Для неё главное не то, что ты скажешь мне сейчас. Главное — как ты поведёшь себя, когда будет трудно.
Его слова задели, но не как укол — скорее как правда, с которой нельзя не согласиться. Я кивнул.
*Он прав. Мне придётся доказать. Ему, ей... и, наверное, самому себе.*
Мы сидели в тишине, разделённые столом и разными жизнями, в которых Аня была центром. Его — как сестра, моей — как больше, чем кто-либо до этого.
Я чувствовал, что каждое моё слово и движение проходят проверку. И в глубине души понимал: это справедливо. Если я хочу быть рядом с ней, мне придётся заслужить не только её доверие, но и его.
За дверью послышался лёгкий шорох — знакомый, почти неслышимый шаг. Я сразу понял: Аня проснулась. Сердце рванулось навстречу, но я остался сидеть. Пусть придёт сама.
Максим перевёл взгляд в сторону спальни, потом снова на меня. В его глазах не было прежней жёсткости — только тяжесть человека, который готов уступить, но не забыть.
Дверь тихо приоткрылась, и на пороге появилась Аня — сонная, с чуть растрёпанными волосами. Она посмотрела на нас обоих, и я заметил, как в её взгляде мелькнула тревога.
Я сжал ладони на коленях, не позволяя себе двинуться первым.
Максим поднялся из-за стола и коротко сказал:
— Всё нормально.
И вышел в гостиную, оставив нас вдвоём в кухонной тишине.
Аня сделала шаг ко мне, и я поймал себя на мысли, что эта битва только начинается. Но впервые за долгое время мне не было страшно.