Крылатая магия.

Малфои не роются в прахе. Мы используем его.
Прошлое — инструмент, а не воспоминание. И оно шагает с нами в одну ногу. Оно рассекает настоящее и проникает внутрь словно сквозь плоть, чтобы повлиять на будущее, еще не подозревающее о том, что за его верным напарником «настоящим» плетется убийца, что навсегда обречен висеть над головами любого времени. Оно — отправная точка, которая всегда двигается.

И все же сегодня я открыл шкатулку. Ту, что лежала под камином столько лет, что даже мой домовик забыл о ее существовании.. Не могу считать это за оплошность. Хотя надо бы.

Печать Верде.

Холодный диск, жила в центре.. словно капля крови застыла на металле, не успев полностью впитаться. Как будто это было простое «Остолбеней»
Не украшение. Не артефакт для любителей древних антиквариатов.
Это ключ. И мало кто об этом знает.

Отец говорит: «Это не наше. Это долг.»
Я тогда усмехнулся. То, что не принадлежит нам, попало в МОИ руки. У Малфоев нет долгов. Долг — удел слабых.

И все же печать сохранилась.
И все же это имя снова шепчут.
Значит, этот долг пережил и род, и кровь, и все их жалкие попытки спрятаться в мире магглов.
От Джулиуса я ожидал слабости, но не такой изощренной. От того, кто стучал каблуком со мной в такт, а затем — исчез.
Но я знаю что за этим стоит что-то большее. Мне нужно лишь добраться до этого.

Артур.. даже смерть тебе не подошла. Слишком жалкое окончание. Пленник собственного ума.

Этот человек заставил гоблинов склонить головы. Гоблинов.
Убежден: он оставил в их магии след. И печать является лазейкой. Трещиной, в которую нужно залезть и не утонуть там. Глубиной, из которой нужно достать этот след.

Вопрос не в том, жив ли Артур.
Вопрос в том, где он ждет..

Способы есть.
Кровь наследника.
Клятва, вытянутая через печать.
Гоблинские каналы памяти.

Да, последнее отвратительно. Их гнилые ногти и застарелый смрад золота. Но если даже эти крысы хранят в своих норах след Артура — я найду его. У меня нет права на брезгливость, когда речь идет о покровительстве.
Они презирают людей? Я не отношусь к ним по другому.
Мне нужны ответы.

Шкатулка захлопнулась с глухим стуком. Словно в зале суда только что вынесли приговор.

Малфои не рыскают в прошлом ради сентиментальности. Но ради власти? Всегда.

Цисса сказала, мол, Драко познакомился с кем-то, но имени не оставил.
Скользкое ощущение. Он обычно хвастается именами. С именами у Малфоев особые отношения. Это не просто звук. Это титул, это вес. Это ключ, в конце концов. Мы живем в мире, где фамилия сильнее любой улыбки. И мой сын не может этого не знать.

И все же он оставил нам только «новая знакомая»
Без печати, без родовой привязки, без истории.

Я, конечно, сделал вид, что не обратил внимания.
Но Цисса видит все. Я уверен. Если в голосе ребенка она способна распознать малейшую помеху на фоне ровного тона, то и в почерке она могла что-то уловить. Но что?
Быть может, Драко в действительности лишь хотел найти себе хорошего знакомого, друга, товарища..
Зачем? К чему?
Словно Малфои ищут такие близкие связи. Он не глуп чтобы понимать, что лишь он играет ключевую роль. А остальные шлифуют ее, как вода точит камень.
И это мешает. Нужно находить достойного приятеля. Как я однажды нашел Джулиуса.

Я задумался. Хогвартс — рассадник случайностей.
Он унаследовал мою наблюдательность. Я взростил ее к небесам!!
Значит, если умолчал — было на то веское основание.

Фамилия. Вот чего я жду. Фамилия покажет к какому прошлому тянется эта нить. К какому долгу.
И если она связана с печатью Верде — я уже не сомневаюсь что этот мир неслучайно шепчет одно и то же имя снова и снова. Если это коснулось моей семьи, моей крови.. то этот узел развяжу я.
Это первый ход, подсказка, канат в лабиринте.

Я постучу в этот камень. Я найду его. Найду фамилию. И все станет ясно.

Фамилия. Такое примитивное слово имеет много смысла и власти. Охватывает мой разум, словно это имеет значение.

Слово вертелось в голове, как змеиный шип. Я ударил стойку балдахина и дерево поддалось, давая трещину.

................................................................,

Мраморный холл Гринготтса блестел холодным светом. Золото в лучах факелов играло не теплом, а жестким и грязным металлом.
Гоблины, сидевшие за конторками, не поднимали глаз дольше, чем на мгновения. Они словно пытались вырезать взглядом бумаги, в которые их глядели. Казалось, еще немного, и их глазные яблоки вытянутся в форму палок.
Для них каждый волшебник был клиентом. Но некоторые посетители имели дополнительный статус.

Люциус Малфой скользнул по залу так, будто это было продолжение его собственного дома. Подумаешь. Отрезали от дома кусок и поместили в другом месте.
Белокурые волосы, идеальный пробор, трость, слегка касающаяся мрамора и оставляющая за собой след глухого стука, как дождевая капля, бьющаяся об асфальт.

Его походка не казалась торопливой, но была быстрой и отточенной.

— Мистер Ранкур, — произнес он, не спрашивая имени, а утверждая — словно встреча была назначена.

Гоблин за конторкой поднял голову. Острый нос, в виде крючка — дрогнул. 

— Мистер Малфой, — ответил он ровно. — Какое дело привело вас?

Люциус слегка склонил голову, будто приветствовал равного. И тут же лишил этого равенства.

— Министерство, — начал он, чуть задержав дыхание, — в последнее время слишком часто интересуется «стабильностью финансовых потоков». Я уверен, вы понимаете, о чем речь. — Он говорил с легкой усталостью чиновника, обремененного заботой о порядке. — Конечно, я всегда защищал Гринготтс от.. чрезмерных вторжений. Репутация банка — это основа нашего мира.

Ранкур чуть сщурился. Подобные милосердные высказывания, с тоном подготовки к разлому айсберга, никогда не вели к чему-то хорошему. Это было одновременно напоминание и заслуга.

— Мы ценим вашу.. предусмотрительность. — осторожно подчеркнул гоблин.

— О, — Люциус улыбнулся. Мягко, почти по отцовски. — Я лишь исполняю свой долг. Филантропия, как вы знаете, иногда состоит не в пожертвовании, а в защите традиций.

Слово «филантропия» прозвучало как скрежет ножа по сковороде. Неприятно и с желанием вырвать его.

Он наклонил трость, как бы давя атмосферу и нагнетая «удушье» тяжелым воздухом, с отрицательным процентом влажности.

— Однако. В недавнее время, мне в руки попалась одна любопытная реликвия, давно пропавшая с авансцены. — Голос его стал тоньше, и он позволил себе двухсекундную паузу. — И я надеюсь.. Что ваши архивы помогут мне и не позволят себе усомниться в такой вещице.

На секунду в глазах Гоблина мелькнуло узнавание.
Малфой заметил. Конечно заметил. И позволил себе снизить напряжение, как охотник, ослаблявший капкан, чтобы в нужный момент захлопнуть его, как беспомощное насекомое мухобойкой.

— Я не стану утруждать вас подробностями, — и он достал печать из кармана. Повертел ей в руках и снова убрал. — ведь вы знаете о делах этого человека больше, чем любой архив министерства, — Поступить так с его стороны было умно. Данную печать было трудно достать где-либо. Расскажи Ранрук об этой встрече и его мигом отправят в жёлтый дом.

— Такими сведениями не обмениваются в коридорах.

Люциус чуть кивнул.

— Поэтому я здесь. Не как чиновник, а как представитель своей семьи.

Он произнес слово «семья», так, словно оно было печатью не хуже той печати, что сейчас валялась в его кармане.

И тут молчание перешло на сторону гоблина. Потому что ненавидели долги, но уважали вес возвышения. И они понимали: отказать чиновнику можно. Но отказать Малфою..
Это один из тех редких родов, чья власть никогда не зиждилась только на магии. Их секрет был в том, что они всегда играли на грани. Сражение им заменяла политика, а магия была инструментом. Никак не сутью.

Легенда говорит, что первый Малфой прибыл в Британию вместе с Вильгельмом Завоевателем. Но в отличие от обычных вассалов, он не воевал мечом — он шептал. Он убедил нормандских вождей, что магия способна удержать покоренные земли. Взамен он получил обширные владения в Уилтшире.
Так семья закрепила статус землевладельцев с правом крови. При всем этом, магглы даже не понимали, что присоединились к чужой игре.

Пока другие чистокровные шли в политику через магические дуэли и кровь, Малфои брали хитростью. Они всегда держались ближе к трону — но никогда слишком близко.
То на стороне короля, то на стороне оппозиции, но всегда так, чтобы к концу конфликта выйти с прибылью и без последствий.
Это напоминало вечную политику Британии.
В гражданских войнах они «помогали обеим сторонам». Зельями, артефактами, услугами.

Многие старые семьи ушли в подполье или вырезались целиком. Малфои же сделали ставку на маскировку и связи. Они подкупали маггловских судей, устраивали сделки с инквизиторами, и выходили сухими из воды. При этом тайно скупали земли, скупая владения у «сожженых ведьм», и по сей день, благодаря своей хитрости, продолжают свой род, минув время инквизиции.

Когда маггловское влияние стало расти, многие чистокровные презирали дворянство. Малфои же — наоборот. Они носили титулы, вели себя как аристократы, открыто принимали маггловские привычки. К примеру, такие как бал, мода и стиль.
Все это было маской, чтобы оставаться неприкосновенными. На балах они улыбались магглам, а ночью — заключали сделки о браках и долгах с чистокровными.
Зато теперь в Хогвартсе есть балы. К чему прикапываться?

Когда министерство магии окончательно укрепилось, Малфои вложились в него через «благотворительность». Субсидии, взносы, «пожертвования на благо школ».
Это давало им имидж филантропов, а заодно — держало министерство на коротком поводке.

Люциус лишь продолжил традицию.
При власти Дамблдора и мягком Министерстве он выглядит респектабельным меценатом.

Малфои всегда использовали прошлое как аргумент, а фамилию — как щит.
Их сила не в заклинаниях, а в искусстве быть «нужными» при любой власти.

— Есть каналы памяти, — выбросил свою карту гоблин, как только раскрыл рот. — Но они опасны. Для всех.

Люциус улыбнулся чуть шире.

— Опасность — это всегда лишь вопрос цены.