Дракон
Обугленные и замерзшие шпили Харренхолла торчат, словно осколки черного стекла в белой пустыне, в которую превратились речные земли. Он возвышается над северным берегом Ока Бога, почти величественный, как могут быть только реликвии ушедшей эпохи, памятник непокорному провалу и древней гордости. Само озеро слишком покрыто льдом и снегом, чтобы должным образом отражать сломанные башни, а снега поглощают звук приближающегося приземления Дрогона.
Дени хмурится, когда зимние ветры, все еще задыхающиеся от снега и льда, пронзают ее щеки и губы. Когда она ушла от людей лорда Эдмура, она не была готова к разрушительному опустошению, с которым столкнулась, продвигаясь дальше на запад. Целые деревни и города превратились в почерневшие щепки и были заброшены (неизвестно, бежали ли люди в близлежащие замки или теперь бродят по речным землям, бледные, голубоглазые и голодные от нечестивой ярости). Самое тревожное, что Дени может оценить, что разрушения были нанесены недавно; конечно, армии Севера и Долины не сожгли бы речные земли, когда они направлялись на юг к столице несколько месяцев назад.
Она старается не обращать внимания на запах серы и драконьего огня, который поднимается от покрытых инеем руин.
Дени отряхивается от воспоминаний и снова сосредотачивается на титанических стенах и башнях, возвышающихся перед ней. Когда они с Джоном летели к Оку Бога несколько недель назад, она не забиралась так далеко на север от озера и, конечно же, не увидела бы башни с противоположной стороны, какими бы гигантскими они ни были. Остров посреди озера также заслонил бы замок - она даже сейчас видит огненно-красные листья чардрев вдалеке, когда низко пролетает над замком.
Под ней дракон издает глубокий грохочущий рык.
Я знаю. Я тоже его чувствую.
Огонь разгорается в ее груди. Это тот же огонь, который породил Дрогона и его братьев много лет назад, огонь новой жизни, магии. Дрогон был - и остается - пылающим и всепоглощающим адом, самым смелым и ярким из ее детей, бегемотом, под которым съеживаются люди-тени. Визерион был более холодным присутствием, самым тихим из ее детей, и теперь его пламя холодно и темно, как погасший очаг. Но Рейгаль - нежное тепло, надежная защита объятий и прекрасное обещание дома, и именно Рейгаля она чувствует сейчас.
А где Рейегаль, там должен быть и Джон.
Несколько мгновений спустя ее сапоги хрустят по свежевыпавшему снегу, огромные сугробы поднимаются выше ее колен. Тирион был непреклонен, чтобы она взяла кого-нибудь с собой - одного из рыцарей Риверрана или, черт возьми, даже Даарио, поскольку она видела необходимость взять его с собой. Дени только покачала головой и сказала ему, что найдет Джона одного. Она вспоминает беспокойство в глазах Тириона, вспоминает странное чувство, шевельнувшееся в ее груди. Она знает, что нет пути назад с края, с которого они упали, нет восстановления доверия, которое было безвозвратно разрушено. Но было что-то в тот момент, когда она увидела явную заботу о ней и ее нерожденном ребенке, что заставило ее задуматься.
Будет ли это иметь значение в конце концов , думает Дени, кладя руку на чешуйчатую морду Дрогона, чувствуя сильный жар, исходящий сквозь ее перчатку. Будет ли что-нибудь из этого иметь значение в конце концов? Ее взгляд скользит по разрушенным башням, возвышающимся над головой. Облачный покров и шторм не позволили ей точно определить, где могут быть Джон и Рейегаль, но она знает, что они близко. В ее сердце есть этот жар, дракон огня, зовущий дракона льда.
Она делает несколько шагов от Дрогона - недостаточно близко, чтобы его массивная фигура не заслонила ей обзор, но и недостаточно далеко, чтобы остаться без его защиты. Огромные размеры Харренхолла ошеломляют, и камень, окаймленный снегом, выглядит так, будто он все еще тает, верхушки башен капают на землю, словно воск огромных черных свечей. Она закрывает глаза и поднимает лицо навстречу холодному ветру, позволяя льду и снегу целовать ее щеки. Она может только представить, каким был замок до того, как Завоеватель, верхом на Балерионе, сжег его дотла.
Закрыв глаза, она представляет это во время той ложной весны. К северу от Харренхолла есть холмистые холмы и несколько рощ деревьев, разбросанных тут и там - они были бы ярко-зелеными днем и захватывающе синими в сумерках. В своем мысленном взоре она почти видит, как яркие знамена Домов дико хлопают на ветру, почти слышит тихий ропот сотен и сотен лордов, леди и простого люда, словно летние сверчки, почти чувствует острый и сладкий запах травы, смешанный с соленым бризом, дующим с озера.
Возможно, в своем воображении воспоминаний, которые не принадлежат ей и никогда не смогут принадлежать, она видит, как высокий и красивый принц-дракон встречается взглядом с молодой девой-волчицей, в чьи темные волосы вплетена корона из роз цвета инея. И там же настороженные глаза отца и братьев девушки, и Узурпатора, приглушенный и возмущенный шепот зрителей турнира, хмурое лицо дорнийской принцессы...
Из-за отсутствия пророчества в королевстве началась война, и правлению драконов пришел конец.
...Я готов поспорить, что нет более великой, более благородной или более ошибочной цели, чем любовь к женщине, или к своей семье, или к своему дому...
На самом деле, я могу себе представить, что войны начинались и по меньшим причинам.
Дени хмурится, открывая глаза. Она еще не родилась, когда Рейегар умер. Все, что она когда-либо знала о нем, было из историй, рассказанных Визерисом, сиром Джорахом и сиром Барристаном. Эти истории она хорошо знает - династия Таргариенов прекратила свое существование из-за безумия ее отца, из-за преступления Рейегара на Севере, из-за политики, из-за любви. Но Кинвара говорила о пророчествах, говорила о Рейегаре, следующем за делом, которое он считал более благородным, чем все, что он когда-либо знал...
Рассеянно она продолжает свой путь по снегу, морщась, когда ее ботинки хрустят сквозь слои и слои льда. Любовь - благородное дело. Но пророчество? Судьба? Кинвара сказала, что Рейегар знал об угрозе за Стеной. Она оглядывается на свой собственный путь, путь, усеянный сердечной болью и славным триумфом, потерями и порочной гордостью, кровью и ревущим огнем. Когда-то давно, очень давно, она вошла в погребальный костер и вышла оттуда, окруженная драконьей песней. И так долго она считала себя последней из драконов, той, кто вернет славу своих предков на Железном Троне, чтобы вернуть то, что было украдено у нее оленями, волками и львами. Она считала, что это ее судьба, ее предназначение, ее законное место.
Думал ли Рейегар так же , спрашивает она. Сожалел ли он о том, что сделал? Все еще ли он считал себя оправданным, когда встретил Роберта Баратеона в Трезубце, зная, что на Севере есть большая угроза? Люди любили его, но любил ли он их в ответ, если он пролил кровь королевству во имя женщины?
Дени знает, что она сожалеет о некоторых вещах, которые она сделала, особенно о вещах, которые она сделала под покровом временного безумия. Есть цена, которую нужно заплатить, когда носишь самую тяжелую из корон, ужасный и душераздирающий выбор. Так ли Рейегар видел Восстание? Как необходимое зло для исполнения пророчества, его бедная жена и дети, и сотни и сотни солдат и простых людей - лишь сопутствующий ущерб?
Потому что был лучший выбор. Тот, который мог видеть только ты.
Она думает о разговорах, которые она вела за последние несколько месяцев, пока она пробиралась сквозь обломки и руины своего гнева и своей гордости. Она думает о пророчестве и обещании, и о мире, который она поклялась создать и защитить, о девушке, которой она была, и о женщине, которой она стала.
Она думает о ребенке, тихо свернувшемся у нее в животе.
То, что мог видеть только я.
Внезапно Дрогон предупреждающе рычит, его змеиные глаза сосредоточены на чем-то прямо за ней. Дени оглядывается через плечо... и чувствует, как ее сердце падает в живот.
За ее спиной около дюжины голубоглазых призраков выползают из берегов Ока Бога.
Демоны приблизились так тихо, что Дэни все еще не слышит их, когда они мчатся по снегу к ним. Они почти гуманоиды, но их позвоночники неестественно искривлены, а челюсти растянуты пугающе широко, обнажая острые зубы и длинные языки, которые дико хлещут. Слишком много глаз в его черепе, слишком много зубов во рту, слишком много когтистых пальцев на концах его тонких, перепончатых венами и покрытых водорослями рук. И они движутся слишком быстро.
Дени привыкла к кошмарам в демонической форме. Она видела, как они ползают по гранитным горам Орлиного Гнезда. Она видела, как они роятся в зимних пустошах Севера и спускаются на разрушенные стены Королевской Гавани. И все же она никогда не привыкнет ни к чему из этого, ни к внутреннему ужасу, который содрогается в ее груди... и она не может вернуться к Дрогону. Она слишком далеко. Звери движутся по сугробам, словно насекомые, едва повреждая свежую и нетронутую поверхность.
И все же...
Я верю, что ты всегда поступишь правильно.
Поэтому она лишь делает глубокий вдох, готовясь к ужасу, и не двигается.
Он потерян, и теперь он их оружие.
Нет , думает она. Это не он. Я его знаю.
Призраки замедляют приближение, их множество звездно-голубых глаз горячо мерцают сквозь бурю. Один из них издает странный сопящий звук, а остальные останавливаются, словно по команде. Дени наблюдает, как тот, кто, кажется, главный, медленно поднимается на ноги, и она чувствует, как ее живот скручивает, когда она понимает, что он почти вдвое выше ее. Почти не осознавая этого действия, она обнаруживает, что ее рука висит над ее животом, защищая ее, пока демон смотрит на нее сверху вниз, наклонив голову набок.
А затем он издает странные пронзительные вопли, настолько пронзительные, что, вопреки себе, Дени яростно вздрагивает, едва сдерживая себя, чтобы не зажать уши руками. Такое ощущение, будто кто-то вонзил в ее череп колючий лед. Позади себя она чувствует, как Дрогон поворачивает свою массивную голову в сторону ближайшей угрозы, чувствует, как жар пламени из глубины его груди начинает вырываться наружу. Но призраки, похоже, не боятся ни огромного черного зверя, ни запаха серы, наполняющего воздух. Они бегут к ней, издавая этот ужасный звук, снег и черная слюна летят, глаза прожигают ее насквозь...
В ее голове слышится шепот, странные призраки слов...
Ты должна помнить, любовь моя...
Затем...
Ничего.
Дени напряженно наблюдает, как ярости тают во льду, зарываясь слишком быстро, чтобы ее глаз успел заметить, где они по отдельности исчезли. Земля слегка дрожит там, где они исчезают невидимыми под слоями и слоями снега и льда, и Дрогон издает смущенный пыхтящий звук, из его ноздрей поднимается дым и пар. Когда земля успокаивается под ее ногами, у нее возникает краткий мысленный образ демонов, обхватывающих ее лодыжки когтями, тянущих ее под замерзшую землю в недра ада, что заставляет ее напрягаться.
Она поворачивается к разрушающимся руинам Харренхолла... и останавливается.
Тирион не ошибся.
Она не ошиблась.
Он выделяется на фоне бури, темной тенью на фоне непроницаемой белизны снега, приближаясь к ней медленно, почти настороженно. Он все еще одет в черное и потертые в боях кожаные куртки, плечи обнажены из-под отороченного мехом плаща, который почти топит саму Дени. Снега кружатся вокруг него, но, кажется, совсем его не касаются, хотя ветер нежно ерошит его черные кудри. В этом она больше не слышит бурю или ветер или по-настоящему не чувствует холод, который кусает ее кожу. Теплое облегчение затопило ее вены, поскольку утешение от знания, что он жив , горит в ней.
Джон...
Он останавливается в нескольких шагах от нее, но не делает никаких попыток приблизиться, словно между ними воздвигнут невидимый барьер. У Дэни такое чувство, будто слова застряли у нее в горле. Ей так много хочется сказать, так много ей нужно спросить, но, стоя здесь, в метели, она не может придумать ничего.
Но затем, не отрывая от нее взгляда, Джон тихо поднимает правую руку и делает небольшой отсутствующий жест. И внезапно, едва ли не с заметным усилием с его стороны, буря вокруг нее просто... останавливается . Снег, острый и кусающий ее кожу, прекращается. Сам ветер, кажется, затаил дыхание. Она все еще чувствует, как коварный холод проникает в ее кожу, в ее кости, но сами штормы прекратились вокруг них. Взмывая над головой, она все еще видит башни, бьющиеся ледяными ветрами, все еще видит, как буря набрасывается на расплавленные обломки замка. Но они как будто находятся под защищенным куполом, защищенные от снега, защищенные от ветра, защищенные от любых кошмаров, которые пробираются из глубин земли и моря, словно мертвецы.
Ни один из них не произносит ни слова, пока он сокращает расстояние между ними. Одна из вещей, которая всегда нравилась Дэни в Джоне, это то, как открыто он носил свое сердце на рукаве. Даже когда его глаза мрачно-задумчивы, а губы опущены в задумчивой гримасе, она всегда находила податливые эмоции, которые играют на его лице, завораживающими. Она знала слишком много людей с масками, слишком много людей, которые прячут свои истинные чувства за небрежными улыбками и пустыми взглядами.
Вот почему так неприятно видеть сейчас на лице Джона ровным счетом ничего .
«Джон...» - бормочет она. Она тянется, чтобы обхватить его щеку рукой. Он не наклоняется к ней, и его кожа кажется ледяной под ее прикосновением, даже через перчатку. Это нервирует ее. «Где ты был? »
Он не отвечает очень долго, его взгляд отстранён, отвлечён. Затем он, кажется, сосредотачивается на ней, как будто он пробуждается от какой-то глубокой мысли, которая его окутала. Он медленно качает головой. «Тебе не следует здесь находиться».
«Мы искали тебя повсюду с тех пор, как началась метель», - говорит она, и в ее голосе слышится беспокойство. «Куда ты пропал? Что ты сделал?»
Дени знает, что сила зимы течет по венам Джона, как когда-то текла по ее венам. Она понятия не имеет, почему, несмотря на их общую драконью кровь, она не разожгла в нем безумие, как это произошло в ней. Она вспоминает конец битвы с силами мертвых в Винтерфелле месяцы, месяцы и месяцы назад. Когда умер Визерион, умирающая сила Короля Ночи перешла от своего первоначального хозяина в нее. Последующий поход к Королевской Гавани и ее завоевание заняли недели, достаточно много, чтобы тьма внутри нее разложилась. Определенно, прошло больше времени с того дня, когда Джон сохранил ей жизнь. Он...?
Когда Джон не отвечает сразу, она думает о волнах мертвецов и демонах, атакующих Королевскую Гавань. Она думает о криках людей, людей, которые уже пережили ад, который она на них обрушила. Она думает об изнуренных взглядах в глазах ее совета, о разочаровании, окаймленном почти отчаянной решимостью. О, как бы она хотела, чтобы Джорах и Миссандея были все еще здесь, и ее сердце немного трескается от этого, вспоминая предсмертные вздохи Джораха и вспоминая обезглавленное тело Миссандеи, падающее с вала.
И она помнит ярость, отчаяние и ужас, охватившие ее.
Сжечь их всех. Сжечь дотла. Пусть они умрут, пусть они страдают за все, что они сделали, за все, что они отняли, пусть они сойдут в ад с криками...
Холод кусает ее. Но не снег. Не демоны.
Что-то не так.
Она хочет, чтобы в его глазах мелькнула искорка раскаяния, вины, чего угодно. Но его взгляд снова внутренне переместился, потерявшись в каком-то споре с кем-то или чем-то, чего она не может видеть. Тревога, которая растворилась в облегчении при виде его, возвращается снова, мерцая, как сотня свечей в глубине ее груди. Здесь пропасть, очень знакомая пропасть, и она не может вынести мысли, что потеряла его из-за нее. Она опускает руки к его груди, отчаянно пытаясь игнорировать холод. Ее пальцы касаются рваного пореза на вареной коже его пальто, прямо над его сердцем, и она хмурится, глядя на него. Кажется, кожу разрезали ножом или кинжалом. Он дрался?
«Харренхолл, Джон?» - спрашивает она, надеясь, что сама тема отвлечет. Возможно, слишком много спрашивать, что случилось ночью, когда была метель, так близко после событий на Драконьем Камне ранее в тот же день. Возможно, это более безопасная территория.
К счастью, это, кажется, работает. Джон моргает, а затем рассеянно смотрит вокруг на белые холмы и возвышающиеся башни замка. На мгновение ей кажется, что она видит спазм скорби в его темных глазах, но он исчезает слишком быстро, чтобы она могла это заметить. Он тихо говорит: «Харренхол. Это там...»
Он замолкает, почти неуверенно. Дэни заканчивает невысказанную мысль.
«Там, где мой брат встретил твою мать», - говорит она. Она грустно улыбается. «Сир Джорах и сир Барристан очень уважали его. Я думаю, в другой жизни он стал бы великим королем».
«А он бы это сделал?» - Дени удивленно подняла глаза, но Джон уставился на замерзшее озеро и слабое размытие багряного цвета в дымчатой дали. «Он поверил в невозможное и за это убил своих людей и свою семью. Какое имеет значение, считал ли он это правильным? Он бы и дальше оставался дураком, даже став королем».
«Он совершил ошибку», - Джон резко выдыхает.
« Ошибка ». Она слышит горький смех, застрявший в его горле. «Это все ошибка, Дэни».
Дени помнит, как ее собственная ярость и ненависть кипели внутри нее, испепеленные до расплавленного состояния силой старых богов. Но она не видит той же ярости в глазах Джона.
Есть только эта ужасная пустота.
Отчаяние , внезапно осознает она с испугом. Вот что это такое. Она уже видела эту черную эмоцию раньше, на лицах людей, завоеванных дотракийцами, в Красной Пустоши, в слезах страха и мольбы Дореи, в глазах рабов, которых она поклялась защищать, и в глазах вестеросцев, которых она не поклялась защищать. Но она никогда не видела ее в глазах Джона, никогда не видела, чтобы она поглощала его, даже в дни, предшествовавшие нападению Короля Ночи на Винтерфелл или в их недавнем осознании того, с чем они на самом деле столкнулись...
Ждать.
Подождите, нет.
Это совсем не так. Она уже видела это в его глазах.
Дайте им понять.
Пожалуйста, Дэни.
Желчь поднимается из ее желудка от этого внезапного осознания, и она чувствует, как тревога начинает заливать ее лицо. Именно в этот момент, в этот момент все изменилось. Спасение для нее, проклятие для него. Старые боги нашептывали безумие в ее кровь, разрушая Королевскую Гавань в своей мстительности. Но монета Джона никогда не падала таким образом. Все так говорили. Вот почему все любят его, восхищаются им, уважают его - это основа ее прежних страхов и ревности.
Что могут древние боги контролировать в человеке, не склонном к безумию? На что они осмелятся?
«Джон», - настойчиво говорит она. «Джон, послушай меня. Мы боремся с этим. Ты борешься с этим. Что бы ни говорили старые боги, что бы они ни хотели, чтобы ты сделал... не слушай их. Пожалуйста. Я не знаю, что произошло в Королевской Гавани, но мы можем это исправить. Мы можем положить этому конец . Вместе. Я обещаю тебе».
Даже если кажется, что вы стоите на краю пропасти...
Но какие бы эмоции она ни надеялась разжечь в его глазах, они не появляются. На самом деле, выражение его лица становится более непроницаемым, и он мягко отталкивает ее, делая шаг назад. Через его плечо Дени видит, как высокие башни Харренхолла почти исчезают под внезапным ледяным штормом, который поднимается с огромного озера, как будто сам шторм - единственное, что может показать внутреннее смятение Джона. Дени чувствует, как холод становится все более коварным, впиваясь в ее кожу, словно тысяча ножей, и она резко втягивает воздух, почти шагая в тепло, которого она всегда ждала от Джона.
Но он холодный. Он слишком холодный.
Невольно ее взгляд скользит к его поясу с мечом, где ненавязчиво висит Светоносный. Она уже много раз видела, как Джон использует меч, всегда с пламенем огня, бегущим по клинку, багрово-лазурное пламя, лижущее темно-рябую сталь. Рукоять искусно вырезана, талант кузнеца очевиден в дизайне, и Дени почти клянется, что чувствует отсюда пульсацию жара, исходящую от ножен.
Он не может быть одновременно оруженосцем и Тем, кто приносит бурю...
Я верю, что именно ты должен сломать меч.
Дэни отрывает от этого взгляд. Она не может думать об этом сейчас. Есть вещи поважнее, и она должна дать ему знать.
«Возвращаемся со мной в Королевскую Гавань. Ты нам нужен». Она снова тянется к нему, желая хоть какой-то искры на его лице. Он застывает от ее прикосновения. Эта ужасная чернота в его глазах, это явное обещание забвения пугают ее. Тихо она добавляет: « Ты мне нужен».
Она тянет руку Джона к своему животу, где только слабые выпуклости. И она ждет.
Эта ужасная пустота в его глазах не исчезает немедленно, хотя она может видеть, как его брови слегка нахмурены в легком недоумении. Но затем она наблюдает, как ее слова доходят до нее, как ее смысл доходит до нее. Она слышит его резкий вдох, когда он поднимает взгляд, чтобы встретиться с ней глазами. Она не может заставить себя улыбнуться с надеждой, поэтому она только кивает головой на вопрос в его глазах, наблюдая, как шок начинает раскалываться сквозь пустоту его выражения. Трепетная надежда начинает гореть в ее сердце, когда она смотрит на лицо Джона.
Ты не потерян. Боги не владеют тобой. Ты мой.
Ее муж поднимает руку, словно собираясь погладить щеку Дэни, и она предвкушает прохладное прикосновение, и в ее сердце замирает настороженное облегчение.
И тут все идет не так.
Джон резко отстраняется, прежде чем его пальцы успевают коснуться кожи Дени, вырываясь из ее хватки и отступая на несколько шагов. В его глазах есть что-то дикое, темное и пугающее , что обдает позвоночник Дени льдом. Жгучая боль, которая бьет в грудь, ничто по сравнению с замешательством и неизмеримым беспокойством, которые внезапно охватывают ее.
«Джон...»
«Тебе нужно уйти».
Она слышит это. Резкие хлопающие звуки, трещащие в воздухе, словно ломающиеся кости. Она в тревоге оглядывается... а затем с тонущим ужасом в сердце поворачивается обратно к Джону. Она видит черно-синий лед, покрывающий его руку, видит бледный туман и темные тени, окутывающие его руку. И воздух, и без того достаточно холодный, чтобы сделать чью-либо кожу черной и мертвой, внезапно становится невыносимо горьким, высасывая дыхание из легких Дени резким вздохом.
«Тебе нужно идти сейчас », - повторяет Джон, и его темные глаза почти адские. Вопреки себе, Дени обнаруживает, что делает шаг назад. Вокруг них гремит буря, и она слышит, как Дрогон ревёт от разочарования где-то за воющими ветрами. «Я пришёл сюда, в Харренхол, за ответом, и я его нашёл. Я знаю, что мне нужно сделать».
«Нет», - Дени яростно качает головой, хотя и начинает сильно дрожать. «Это сила старых богов. Это не ты. Я знаю эту силу. Я знаю, что значит утонуть в ней. Позволь мне помочь».
«Ты не понимаешь». Джон делает еще один шаг назад. «Вот кто я - тот, кто приносит бурю. Я снова все исправлю» .
Затем щит исчезает. Ветры с воем обрушиваются на нее с такой чудовищной яростью и силой, что Дэни шатается на колени, вскидывая руку, чтобы защитить лицо от пронзительного укуса снега, который полностью ослепляет ее. Она снова зовет мужа, но больше не может его видеть - нет ничего, кроме белизны метели, душит ее, царапает ее открытую кожу. Она уже чувствует, как лед начинает покрывать ее волосы, ресницы, ее конечности немеют от холода.
Нет. Нет, нет, нет .
«Джон!»
Ответа нет.
Дени тянется к Рейегалу, но теперь она не может почувствовать и его. Куда они ушли? Что сделали старые боги?
Она чувствует, как что-то иное, помимо ужаса всего, начинает ярко светиться, как тлеющий уголек в ее сердце. Слепо хватаясь сквозь метель, она наконец-то успевает заметить Дрогона, его огромная фигура уже движется сквозь ветер, лед и снег к ней. Она почти спотыкается о снег и на мгновение, воспоминание о спящих под землей (и мертвых, мертвых, мертвых) тянется сквозь землю своими скелетообразными, чудовищными руками, почти замораживая ее на месте. Но она шатается к своему ребенку, который кричит от ярости из-за бури.
Ее конечности кажутся кирпичами, ее пальцы скручены и почти бесполезны, чтобы залезть на спину Дрогона, но каким-то образом она справляется. Дрожа так сильно, что почти боится упасть, она цепляется изо всех сил, пока Дрогон быстро взмывает в небеса. Снег щиплет ей глаза. Ее волосы дико развеваются вокруг ее лица. Она щурится сквозь шквалы, но не видит изумрудно-медных крыльев Рейегаля, не чувствует жжения от присутствия Джона в своем сердце.
Они забрали его. Они забрали его, как когда-то затащили ее в небытие.
Ее муж. Ее любовник. Ее друг .
Уголек мерцает внутри нее... а затем взрывается бушующим адом, таким свирепым, что она забывает о леденящем холоде зимних ветров, царапающих ее. Он обжигает и превращает все внутри нее в раскаленное добела пламя, и ей хочется кричать.
Боги потребовали, чтобы она заплатила цену. Снова и снова и снова. Она отдала им все, добровольно и недобровольно. За власть. За славу. За холодный и бесполезный трон из мечей. За корону, которая сломает ей шею. И все же.
И все же.
Я уничтожу их. За все, что они сделали, за все, что они отняли. Я сорву старых богов с небес, с морей, с земли и из самого времени, пока никто не вспомнит о них, пока сама их память не станет памятью.
Я уничтожу их огнем и кровью .
Дейенерис Таргариен - дракон, пришедший в мир во время бури. Давным-давно он заклеймил ее в виде имени - Бурерожденная.
И теперь боги узнают, почему.