Выдвигая вперёд

В темноте кладовой Сэмвелл Тарли слышит звуки трижды проклятого царапанья ледяных внешних стен Винтерфелла. Это далеко не так оглушительно, как завывание ветров, когда очередная метель охватывает Винтерфелл и Север, словно влюбленный любовник, рев и пронзительный свист почти так же какофоничны, как ровный барабан его сердца в ушах. Смутно ему кажется, что он слышит крик откуда-то из глубины замка, тонкий пронзительный вопль, который почти нечеловеческий в своем ужасе.

Его быстро заглушают.

Сэм вздрагивает и закрывает глаза, его еще не заживающая рука болезненно пульсирует в воспоминаниях. Он говорит себе, что, возможно, это был просто ветер.

Джилли и Маленький Сэм мирно спят рядом с ним, зарывшись под меха и одеяла в холодной и темной низине, в которую превратился замок. Сэм знает, что утром слабый дневной свет не сможет пронизать густые туманы, накатывающие на холмы и леса Севера. А наступит ночь, и демоны, монстры и тени продолжат карабкаться по сугробам и стенам, безмолвные, если не считать царапающих звуков их когтей, царапающих камень. Они охотники, хищники, созданные из кошмаров, и Сэм знает, что они не успокоятся, пока в стенах не останется ни одного теплокровного существа.

Затем в его горле ощущается жар, фантомная боль. Он рассеянно поднимает свободную руку к своей забинтованной шее. Мейстер Уолкан сказал, что это чудо, что он выжил; Сэм не так уверен. Когда мейстер впервые рассказал ему о серьезности его травм - порез настолько глубокий на горле, что если бы не быстрые действия Миры Рид, он бы захлебнулся собственной кровью, - Сэма чуть не стошнило той небольшой жидкостью, которую он смог (с болью) проглотить. Даже сейчас он не может говорить ничего, кроме шепота, и даже это болезненно дергает его изуродованное горло. Даже сейчас он не потребляет твердую пищу.

"Полагаю, это не имеет значения, не так ли?" - думает Сэм, все еще глядя в потолок, чувствуя себя незваным гостем в заброшенном замке с привидениями. " Мы все умрем здесь в любом случае" .

Он не думает, что он возмущен решением Старков и их союзников покинуть Винтерфелл, на самом деле нет. Стратегически это имеет смысл - шторм становится сильнее, и хотя Винтерфелл, возможно, неизменно переживал осаду против человеческой армии, выжить в осаде живых кошмаров невозможно. И поэтому позади остаются слабые, старые, раненые или просто не желающие - по каким-то причинам, это те, кто брошен на произвол судьбы, логичный выбор, те, кто не смог или не захотел сесть верхом на дракона. Как Сэм может действительно винить остальных за то, что они сократили свои потери и улетели на юг, оставив немногочисленных темным диким местам в качестве корма?

Он медленно садится в кровати. Сон бесполезен, и он не совсем уверен, зачем он вообще спит по ночам. Даже огарок свечи, слабо мерцающий в темноте, не успокаивает его страхи. Нечестивые звуки, разносящиеся по темным и заброшенным залам Винтерфелла, способны не дать уснуть любому здравомыслящему человеку (это ветер, это не ветер, это должен быть ветер, Семеро, помогите им, пожалуйста, будьте ветром, ветром, ветром). Факелы погасли. Те немногие бойцы, которые остались, чтобы, возможно, дать живым хоть малейший шанс на выживание, быстро тают.

Конечно, они сжигают тела - по крайней мере, тела тех, кого им удаётся найти. Сэм... ну, он слышит рассказы о тьме и монстрах по утрам, когда люди приседают над мисками каши и ломтиками бекона. Некоторых мужчин и женщин утаскивают в темноту, и среди выживших ходят шепотки о голубых глазах, светящихся в тенях, голубых глазах на мёртвых белых лицах, слепо и неподвижно смотрящих на бурю за пределами Винтерфелла. Есть некоторое утешение в том, что мёртвые не нападают на них, как это было с их братьями несколько месяцев назад, но в свете всего остального это слабая мазь.

На Севере водятся монстры.

Он смотрит вниз на Джилли и Маленького Сэма и удивленно моргает, увидев, что Джилли смотрит на него, слабые следы сна (или кошмара) быстро исчезают из ее больших карих глаз. Она слегка улыбается ему. «Сэм. Ты все еще не спишь».

Он открывает рот, чтобы заговорить, сила привычки, которая не умирает легко, а затем морщится, когда его голосовые связки содрогаются от боли, как осколки стекла в горле. Поэтому вместо этого он кивает, быстро глядя на Маленького Сэма. Мальчик, однако, не подает никаких признаков пробуждения в ближайшее время, его рот разинут, и тонкая липкая полоска слюны стекает по его щеке на подушку. Вопреки себе и вопреки страху, который приносит ночь, Сэм пытается улыбнуться. Он жалобно жестикулирует в сторону Джилли, как будто говоря: ты тоже .

Он не может думать о ребенке, которого носит Джилли, о ребенке, который умрет вместе с ними в этой холодной зимней могиле, об обещании лета, которое никогда не наступит.

Джилли рассеянно накидывает меховую шкуру на худые плечи Маленького Сэма. Хотя Сэм не произнес ни слова, молчаливое признание само по себе тяготит его. Несколько мгновений она ничего не говорит, нежно поглаживая льняные волосы сына. Единственная свеча в комнате - единственный свет, который они позволяют себе в самую темную часть ночи - заставляет странные тени плясать на ее лице и в ее карих глазах. «Я уже проснулась. Я не могу перестать слышать этих монстров там. Даже когда я сплю, я слышу их. Я пытаюсь. Я действительно слышу. Но они повсюду».

Даже если бы он мог говорить, Сэм не мог бы этого оспорить. Он так долго хотел поспорить с Джилли, потребовать объяснить, почему она и Маленький Сэм не сбежали в Белую Гавань с остальными беженцами и северянами. В те дни после атаки он то приходил в сознание, то терял его, огонь в горло и холодная тьма плыли на краю его зрения. Иногда он просыпался в темноте, иногда от обеспокоенного лица мейстера Волкана, его бледный лоб был нахмурен и покрыт каплями пота. Однажды, он думает, что, возможно, видел Джона, одетого неадекватно в черное, беспокойно нависшего над ним (только в его друге есть что-то другое, что-то глубоко неправильное и тревожное в его темных глазах, но Сэм выдает это за лихорадочный сон).

Но чаще всего Джилли была рядом: она либо нежно разговаривала с Маленьким Сэмом, либо перелистывала одну из книг, которые она спасла из потрепанной библиотеки Винтерфелла, либо просто смотрела на него, ее большие карие глаза были прищурены от страха и наполнялись облегчением, когда он выхватывал несколько секунд ясности сознания, прежде чем снова провалиться в безмолвные глубины сна.

И хотя он не может спросить, хотя вопрос бесполезно царапает кровавые руины его горла, есть часть его, которая уже знает ответ. Он знает это, когда она смотрит на него, он знает это, когда она застенчиво улыбается, он знает это, когда она сворачивается калачиком рядом с ним в темноте кладовой, ее беременный живот становится все более заметным с каждым днем.

Она останется рядом с ним, даже если наступит конец света.

Это разбивает ему сердце.

Прямо сейчас Джилли молча смотрит на его лицо, словно читая каждую отдельную эмоцию, которая мелькает в его глазах. Затем она протягивает руку, кладет свободную руку Сэма на маленького мальчика, все еще спящего между ними, и кладет ее себе на колени. «Ты злишься, да?» Она только поджимает губы, когда он качает головой. «Значит, ты разочарован. Что я не ушла с ребенком и маленьким Сэмом».

Ну, если на лице Сэма не мелькнуло разочарование, то сейчас оно, безусловно, выражает удивление - его брови изо всех сил пытаются подняться к линии роста волос. Джилли морщит нос, прежде чем тихо рассмеяться. Она грозит ему пальцем, прежде чем положить руку на увеличенный живот. «Даже если ты сейчас не можешь говорить, я могу прочитать твое лицо. Гораздо проще, чем читать книгу. Я же говорил тебе - твое лицо покрывается морщинами, и ты ужасно хмуришься, словно съела десять лимонов».

Сэм хочет поспорить, но ему удается лишь скривиться.

«Я принадлежу тебе, Сэм, где бы ты ни был», - тихо говорит Джилли. «Если мы умрем, мы умрем вместе. Я знаю, это звучит романтично и глупо, но куда бы я пошла, если бы ты умерла? Что бы я делала? Возвращаюсь в Хорн-Хилл? Я не южанка. Мы собирались отправиться на юг вместе, ты и я. Так что мы либо идем вместе, либо не идем вообще».

«Моя мать приняла бы тебя , - отчаянно думает Сэм. - Моя сестра любила бы тебя, любила бы нашего ребенка . Возможно, это был бы один осколок счастья, одна частичка его самого, за которую его оставшаяся семья могла бы уцепиться, когда его отец и Дикон сгорели, умерли и исчезли. Сын, дочь - их ребенок был бы надеждой , даже если бы он выскользнул в мир из живота одичалой девочки».

Это было что-то. Теперь это ничто.

Но он не может сказать ничего из этого. И он не может сердиться на нее, по-настоящему. Он знает, что Джилли не наивна, никогда бы намеренно не подвергла опасности Маленького Сэма. В ее словах есть правда, правда, которая заставляет Сэма чувствовать себя ужасно неуютно и виновато. Сам Сэм - единственная связь Джилли с миром к югу от Стены. Несмотря на то, что прошло много лет с тех пор, как они сбежали из Крастера, это все еще ничто по сравнению с ее временем в диких местах далекого севера. Весь ее мир - ад, все ее будущее - почти полностью зависят от самого Сэма. Какое место в мире есть для девушки-одичалой без фамилии и с бастардом в животе? И ухватятся ли его мать и сестра за ее слово, если сам Сэм не подтвердит его?

Его горло горит от того, что осталось невысказанным: его гнев, его восхищение, его душераздирающее отчаяние и, самое главное, его неумирающая любовь. Нет слов для этой печали, этой глубокой признательности и этой ужасной, ужасной вины. Поэтому вместо этого он просто подносит руку Джилли к своим губам и целует ее костяшки пальцев, не в силах скрыть, как сильно дрожит его собственная рука. Она - его жизнь. Она - все.

Она - аргумент, и он уже проиграл.

Снаружи Сэм все еще слышит, как демоны, монстры и кошмары воют, шипят и стонут в зимней буре. Он умрет, так и не узнав, что на самом деле вызвало их к жизни. Его ученая часть, которая всегда держала нос в книге, ругается против утраченных знаний. Но, возможно, думает он, это просто судьба, настигающая его. Как он, толстый трус, выжил в походе на север под командованием лорда-командующего Мормонта? Как он пережил восстание в крепости Крастера? Нападение на Черный замок? Армию Короля Ночи? Он не герой. Мир не создан для того, чтобы такие люди, как он, могли выживать.

И все же.

Раздается резкий стук в дверь.

Джилли вздрагивает от страха, ее хватка на руке Сэма крепче, и он резко втягивает воздух. Даже он чувствует, как его кишки превращаются в воду ( Сэм-убийца , думает он почти с головокружением, невозможный выживший в любой войне ). Но когда шум раздается снова, на этот раз с более размеренным шагом, Сэм только обменивается взглядом с Джилли - нет, не с монстрами. Не с кошмарами, которые приходят, чтобы вдохнуть тьму в их легкие... по крайней мере, пока.

Все еще сжимая руку Сэма, Джилли дрожащим голосом кричит: «Войдите».

Наступает мучительно напряженный момент, когда ничего не происходит, и Сэм на мгновение задумывается, не ошиблись ли они, не стоит ли за дверью один из тех странных белых демонов или теневые существа с разинутой пастью. Но еще через несколько секунд дверь распахивается, открывая танцующую тьму и огонь внутри фонаря... и спину Миры Рид, когда она входит в маленькую кладовую, таща за собой стул Брана. Молодой лорд Старков высоко держит фонарь, когда его ввозят в комнату, полуобернувшись к ним с извиняющейся гримасой на лице. Когда молодая женщина закрывает за ними дверь (и, как замечает Сэм, тратит мгновение, чтобы преградить вход), Бран бормочет: «Извините, если мы вас разбудили».

Сэм может только покачать головой. Улыбка Джилли слабая и немного застенчивая - Сэм знает, что она все еще не совсем привыкла разговаривать с кем-либо из Старков, кроме Джона, даже после всех этих месяцев. «Не беспокойтесь, милорд. Мы и так не так много спали. Трудно, из-за шума».

Улыбка Брана становится самоуничижительной и мягкой. «Нет, это не то, к чему кто-либо из нас привыкнет». Кажется, он колеблется, как будто что-то неохотно садится у него на язык, и именно это колебание заставляет Сэма сесть немного прямее. Сколько времени прошло с той роковой ночи, когда кошмары впервые атаковали Винтерфелл? Две недели? Три? Время запуталось в голове Сэма, и дни, дни и дни, проведенные им в бессознательном состоянии, совсем не помогают. Но это был последний раз, когда Сэм мог поговорить с Браном - и, как он понимает, моргнув, прошло еще больше времени с тех пор, как у него была возможность поговорить с Мирой наедине.

«Как вы оба?» - тихо, но искренне спрашивает Бран. У Сэма странное чувство, что это не совсем то, о чем Бран хотел спросить - он же не пришел бы среди ночи, чтобы спросить об их благополучии? - но он понятия не имеет, чего на самом деле хочет этот вдумчивый, загадочный молодой человек. Улыбка Брана бледная, усталая. «Я знаю, что здесь было трудно с тех пор, как все эвакуировались. Я хотел убедиться... Я хотел убедиться, что если кому-то что-то понадобится, я смогу сделать все возможное, чтобы помочь».

Джилли рассказала Сэму об эвакуациях - слишком часто он спал, накачанный достаточным количеством макового молока, чтобы быть мертвым для мира на несколько дней подряд. Когда она сказала ему, что Бран Старк был одним из тех, кто остался, он не смог скрыть своего шока. Конечно, Джон и его сестры боролись бы зубами и ногтями, чтобы увезти своего брата в безопасное место.

Мы все приносим жертвы , с сожалением думает Сэм сейчас, вспоминая мрачного мальчика, Олли, чья ненависть и боль заставили его вонзить нож в сердце Джона. Мы все делаем трудный выбор .

«Мы были хорошими», - говорит Джилли. «Мы в тепле, накормлены. Живы. Думаю, большего нам сейчас и просить не приходится. Будем искать утешение в мелочах».

Сэм мало что может добавить к этому чувству, поэтому он кивает, лишь на мгновение поднимая руку, чтобы коснуться повязки на шее, и пожимает плечами. Я все еще не могу говорить, но это то, что есть .

Бран медленно кивает, почти рассеянно, как будто не совсем понял слова Джилли или жест Сэма. Сэм наблюдает, как девушка Рид мягко - но весьма демонстративно - хлопает Брана по плечу, вынимая фонарь из его рук и ставя его на стол рядом с тающим огарком свечи. В этой комнате нет окон, но, несмотря на тесноту и сам фонарь, Сэм знает, что через стены проникнет очень мало тепла. Холод слишком коварен, слишком приторен, чтобы так легко отпустить свою хватку на их костях.

Еще через несколько секунд возни с одеялами на коленях Бран поднимает глаза, чтобы встретиться взглядом с Сэмом, и наконец говорит: «Я собирался поговорить с тобой с тех пор, как ты проснулся. Я знаю, что ты все еще поправляешься, но... я не уверен, сколько времени у нас осталось». Сэм поднимает руку к горлу и снова качает головой, озадаченный. Бран понимающе кивает. «Я знаю, я знаю. Но...»

На этот раз Сэм жалобно жестикулирует. Честно говоря, если они будут ждать, пока он снова сможет говорить, то это будет уже в самом начале нового года, а Севен знает, что у них нет столько времени. Он честно говоря даже не уверен, что у них есть неделя (крики, ветер, вопли - боги, какого лица не будет в Большом зале утром?). Бесполезно записывать то, что ему нужно сказать - его чернила в его изначальных покоях на другой заброшенной стороне Винтерфелла. Библиотека также находится на другой стороне главного двора. В обычное время это была бы короткая прогулка. В наши дни это могло бы быть в Дорне, сколько пользы это им приносит.

Джилли переводит взгляд с Сэма на Брана и обратно. «Я могу помочь. Или могу попытаться». Она коротко улыбается. «Я же говорила. Когда ты много думаешь, твое лицо и нос покрываются морщинами».

Сэм замолкает. Он мало что скрывает от Джилли, это правда. Она была чертовым столпом силы в последние несколько недель, в хаосе и ужасе, которые обрушились на Винтерфелл после отчаянного исхода одичалых на юг. Возможно, было бы проще иметь ее здесь, учитывая все обстоятельства.

Кроме...

Она не знает , думает Сэм с долей паники. Конечно, Бран знает. И это было одно из первых немногих подтверждений того, что Мира знала ему по прибытии в Винтерфелл. Но он никогда не рассказывал Джилли о родителях своего лучшего друга, о притязаниях Джона на трон. Это опасная информация, тем более теперь, когда он знает, что по какой-то причине, по какой-то причине, Ворон ловко разыграл эту конкретную тайну, чтобы посеять смятение и недоверие среди людей, сражающихся с тьмой. Может ли он действительно обременить Джилли этим знанием?

Бран смотрит на него мгновение. Затем он поднимает взгляд на Миру, которая пожимает плечами. «Не смотри на меня. Это и так беспорядок».

Сэм не может сдержаться - он издает тихий каркающий звук, который когда-то, возможно, претендовал на смех.

Веселье - каким бы абсурдным оно ни было - не отражается на лице Брана. На самом деле, он выглядит только более обеспокоенным. Мягким голосом он тихо спрашивает: «Ты хочешь , чтобы она это знала?»

«Знаешь что?» - эхом отзывается Джилли, и Сэм испытывает странное облегчение от того, что Бран не спросил, доверяет ли Сэм Джилли. Ответ на этот невысказанный вопрос почти болезненно ясен - конечно, он доверяет ей. И вопрос доверия сам по себе такой странный, особенно в таких случаях. Даже когда его голос пропал, а слова заперты внутри него в тишине, Сэм не совсем уверен, что он может произнести эти слова признания. Это не вопрос доверия, не по-настоящему. Это вопрос бремени.

Но мы все умрем здесь, так что какое это имеет значение? Некому рассказать здесь, в бесплодной глуши Севера. Нет никаких секретов, которые стоило бы скрывать перед лицом тьмы, которая поглотит их всех очень скоро.

И поэтому, отвечая на вопрос Брана, он кивает.

Бран коротко жует нижнюю губу, едва выглядя на свои семь и десять лет, гораздо больше, чем когда-либо, будучи Вороном. Мира прислонилась к стене у двери, и хотя ее руки скрещены, Сэм видит рукоять кинжала на ее талии, возможно, даже того самого кинжала, который она держала у его горла много лет назад. Если что-то попытается прорваться через дверь, им придется сначала пройти мимо нее. Это почти заставляет его улыбаться (или плакать, он не уверен).

Наконец Бран спрашивает Джилли: «Ты знаешь Рейегара Таргариена и Лианну Старк?»

Джилли хмурится. «Я так не думаю». Она бросает взгляд на Сэма. «А стоит ли? Это важно?»

И только тогда Сэму приходит в голову, что, конечно, Джилли не узнает имена, и его горло горит от неистового желания выпалить тот момент из Цитадели, когда Джилли непреднамеренно раскрыла тот самый секрет, о котором они сейчас говорят. Он оглядывается на Брана, кивает и дико жестикулирует, игнорируя острые уколы боли в горле, когда он это делает. Бран морщит лоб.

«Принц Рейегар», - осторожно продолжает он, - «был женат на Элии Мартелл из Дорна. Но он аннулировал свой брак, чтобы жениться на моей тете, Лианне Старк. Хотя Элия знала и одобряла это, это вызвало войну...»

«О!» - перебивает Джилли, широко раскрыв глаза. Но Сэм не упускает из виду испуганное выражение лица Миры от слов Брана. «Да! Да, я его знаю. Я читала о нем в Цитадели, в дневнике Верховного септона. Аннулирование, я имею в виду». Когда она замечает, что никто в комнате, похоже, не разделяет ее волнения от осознания, ее энергия немного угасает. Она смотрит на Сэма. «Это плохо?»

«Что ты имеешь в виду, говоря, что Элия знала ?» - требует Мира, в то время как Бран вздыхает и говорит: «Это сложно».

И затем он продолжает рассказывать почему.

Сэм внимательно следит за лицом Джилли, пока Бран излагает краткое объяснение - и политические последствия - текущей ситуации, в которой они оказались. Честно говоря, он на самом деле довольно удивлен, как легко и просто Бран все это излагает, учитывая количество движущихся частей, которые в это входят. В конце концов, Джилли не была воспитана, зная обычаи Семи Королевств, за исключением того, что рассказал ей Крастер и что сам Сэм сумел передать ей за эти годы. Он совсем не удивлен, не увидев ни единого проблеска ужаса на ее лице, когда Бран рассказывает ей о семейной связи Джона и Дени - в конце концов, ее сын также является ее братом (и Сэм на короткое время проклинает Крастера и его овец в сотый раз с момента великого скитания).

Но молодая одичалая женщина задумчиво кивает, хотя и нерешительно, и когда Бран наконец заканчивает с побежденным: «Как мы и говорили, это беспорядок», ее хмурый взгляд не выражает замешательства, а беспокойство. Она на мгновение опускает взгляд на свои руки, как будто они держат в голове ответ на вопросы. Она спрашивает: «Итак... это делает Джона принцем? Если он сын принца? Разве могут быть королева и принц, как это?»

Сэм морщится и машет рукой взад-вперед. И да, и нет.

Бран добавляет: «Дело не в том, что этого не может произойти. Дело в том, считают ли люди, что это должно произойти». Он качает головой и снова переключает внимание на Сэма. Вот - снова эта вспышка горя. Это тревожит Сэма. «Но это не то, о чем я действительно беспокоюсь. Наследование, Железный Трон... все это не имеет значения, учитывая все остальное, что происходит прямо сейчас, все, что мы думали, что исправили. Вот о чем я хотел поговорить с тобой. Или, по крайней мере, дать тебе услышать и подумать. Может быть, ты увидишь кусочек головоломки, ответ, который я не могу. И это связано с тем, что произошло много недель назад. И со Светоносным».

Сэм поднимает одну бровь. Что ты имеешь в виду? А как насчет Светоносного?

Бран и Мира снова обмениваются взглядами. Затем Бран говорит: «Я же сказал, что дело не в престолонаследии, верно? Неважно, поддерживаем ли мы Дейенерис или Джона на троне или Джон вообще не хочет быть королем. Неважно, если все было устроено так, чтобы ни у кого из них не было выбора». Когда ни Сэм, ни Джилли не рассеивают смущенные взгляды, Бран качает головой, как будто он может заставить свои мысли во что-то похожее на смысл. «Кто больше всего выиграет, убедившись, что Санса никогда не доверяла Дейенерис? Убедившись, что политическая власть Севера никогда не будет сотрудничать с политической властью Юга?»

Это письмо из Королевской Гавани , немедленно думает Сэм. Его происхождение до сих пор неизвестно, он предполагает, что оно встретило свой конец в каком-то огненном очаге. Предупреждение с помощью провокации, сказал лорд Хоуленд. Но в этом есть определенный смысл, я полагаю. Дейенерис могла бы отправить его одним из своих солдат. Предупреждение, может быть. Угроза. Но это определенно вызвало достаточно путаницы...

Он делает паузу.

Смятение. Недоверие. Это была та же уловка, которую Ворон использовал, когда убеждал Сэма рассказать Джону правду о его происхождении прямо перед битвой с Королем Ночи. Слухи, секреты и ложь. Это горький раскол, который перерос в пропасть после падения Короля Ночи, сначала спровоцированный Вороном, а теперь кем-то в столице...

Нет, Бран потерял свои силы , думает Сэм в отчаянии. Он не может контролировать никого и ничего. Он не может Видеть никого и ничего. С того дня. Он не может полностью подавить печальный гул раздражения, который клокочет в его груди - что именно Бран пытается сказать? Кто-то другой пытается посеять раздор? Это была бы не Дейенерис, не тогда, когда она может открыто объявить войну Северу.

Так кто же?

Сэм указывает на свои глаза, а затем на Брана, надеясь, что жест передаст вопрос, который он не может задать. Бран качает головой. «Нет, у меня больше нет этих сил. Но...» И снова эта нерешительность, словно он стоит над пропастью с крутым падением в небытие. Он продолжает: «Но... ты помнишь тот день. Когда пала Стена, и я потерял Зрение. Ты был там, принес сообщение из Башни Теней. Когда мы услышали волков».

«Волки в Винтерфелле?» - спрашивает Джилли, и в ее голосе слышится беспокойство. Маленький Сэм слегка шевелится во сне, словно улавливая нить беспокойства в ее тоне. Она приглаживает его светлые волосы, чтобы успокоить его, хотя ее большие карие глаза не отрываются от Сэма. «Это... хорошо, не так ли? Лютоволк - символ Старков».

Волки в Винтерфелле. В Винтерфелле всегда должен быть Старк. Так сказала Мира. Сэм кивает на вопрос Брана, даже когда тянется, чтобы сжать руку Джилли.

Но Бран разрушает спокойствие Сэма.

«Это произошло снова. Я услышал их. Я почувствовал ту же боль. То, что вызвало это в первый раз, произошло снова».

Сэма пробирает холод, не имеющий ничего общего с зимними ветрами.

Невозможный .

Нет, нет, это совершенно невозможно. Он уже качает головой, почти сердито. Этого не может быть. Хотя на лице Брана нет ничего, кроме неприкрытой честности, Сэм не может поверить, что то же самое произошло снова. Стена уже исчезла, как и Зрение Брана. Столица в руинах, насколько он смог понять из неприятного нежелания Джона ответить на этот вопрос. Монстры пробуждаются из земли. Что еще может случиться , чтобы волки снова завыли?

Бран, должно быть, видит, как на лице Сэма зреет разочарование и недоверие. «Я говорю правду, Сэм. Сегодня утром что-то произошло. Не знаю, что именно - ко мне не вернулось Зрение. Но произошло что-то, что заставляет меня думать, что у нас не осталось времени, даже больше, чем остаться здесь, в Винтерфелле». Он качает головой. «Я пытаюсь сопоставить то, что мне рассказывал незнакомец, но все возвращается к Светоносному, к изначальной Долгой Ночи и к тому, что на самом деле произошло с теми людьми из моего сна. Я прочитал столько книг, сколько смог. Но есть одна большая часть, которую я упускаю, я знаю это. Что-то важное, что-то вроде обещания».

Мира выглядит такой же ошеломленной, как и Сэм. Она не отходит от двери, но перемещает вес, как будто она напрягается, чтобы удержаться от хождения по крошечной комнате. «Бран, это всего лишь сон. И ты больше не Ворон».

«Я не такой», - соглашается Бран. Но тревожная тьма не спадает с его лица. «Но в последний раз это произошло из-за смены власти - смены, достаточно большой, чтобы разрушить Стену, воскресить дракона и разбудить то, что, как я думаю, первоначальная клятва Ночного Дозора называла спящими, - и я думаю, это произошло снова».

Смена власти? Сэм рад, что он уже сидит, иначе он тоже едва ли смог бы устоять перед желанием ходить и нервничать. О чем, черт возьми, говорит Бран?

«Но разве это имеет значение?» - спрашивает Джилли, и Сэм почти целует ее с облегчением. Он благодарно смотрит на нее, на что она отвечает слабой улыбкой, прежде чем снова взглянуть на Брана и Миру. «Что-то пошло не так, когда мертвецы были здесь, говоришь? Это не совсем закончилось так, как должно было. Я имею в виду, если вообще было «должно». Королева пыталась убить этого Белого Ходока, важного, и это не сработало. Твоя сестра это сделала и... ну, я думаю, это тоже не сработало, если все эти монстры все еще живы. Так что, возможно, Крастер был прав. Возможно, этот тип силы требует жертв, чтобы его сдержать. Вы не можете на самом деле уничтожить его. Он слишком старый, слишком мощный. Это как... природа или что-то в этом роде».

Возможно, Крастер был прав.

В наших жилах текла старая кровь, кровь Первых Людей и кровь зимы.

Зима. Лед.

Сэм хмурится, думая о словах Джилли. Что-то есть... что-то есть. Что-то в том, что она только что сказала, он в этом уверен. Но он не может понять, как превратить кусочек головоломки в нечто похожее на ответ.

Но, кажется, все потерялись в своих мыслях, потому что в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня в фонаре и икающим храпом Маленького Сэма. За стенами Сэм слышит ветры и болтовню богов, даже бог знает скольких существ, спускающихся на древнюю каменную крепость, которая называется Винтерфелл. Он дрожит от холода комнаты.

Наконец Мира смотрит на Брана. В ее глазах разочарование. «Я же говорила. Неважно, почему это происходит. Так что, может, она права. Это просто то, что происходит, и нам не повезло, что мы в это ввязались, и мы достаточно глупы, чтобы попытаться это остановить».

«Но если мы сможем узнать, почему...» - начинает спорить Бран. Мира качает головой.

«Какая польза от этого кому-то?» - говорит она. Ее тон немного мягче, как будто в него вплетено извинение. Она бросает быстрый взгляд на Сэма и Джилли, прежде чем продолжить: «Мы здесь, в Винтерфелле, Бран. Если мы узнаем что-то важное, люди, которым нам нужно будет об этом рассказать, находятся в лигах отсюда, и у нас нет возможности с ними связаться».

Сэм ожидает, что Бран будет выглядеть побеждённым - в конце концов, это правда. Они остались позади. Возможно, это было ужасное решение, несправедливое по расчётам, но... ну, вот оно что. Их нельзя было спасти, поэтому их и не спасли. Лучше принять это, чем ругать несправедливость всего этого.

Но к его удивлению, Бран выглядит... виноватым. Он избегает взгляда Миры и вместо этого сосредотачивает свой взгляд на одеялах на коленях, внезапно становясь очень похожим на молодого человека, которого поймали на краже сладостей из кухни. На его лбу появляется обеспокоенный изгиб, и Сэм и Мира замечают это - они обмениваются взглядами. Сэм может только озадаченно пожать плечами и покачать головой молодой женщине из семьи Рид. Понятия не имею.

«Бран?» Когда молодой лорд не отвечает, голос Миры становится более твердым. « Бран . Что случилось?»

«Всё», - бормочет он так тихо, что даже в тесноте комнаты Сэму приходится напрягаться, чтобы услышать его. «Всё неправильно». Затем он поднимает взгляд, и Сэм теперь ясно видит чувство вины, омрачающее его лицо, такое же пасмурное, как истерзанное снежной бурей небо над Винтерфеллом. Но есть что-то ещё в глазах молодого человека, что ошеломляет Сэма, что внезапно заставляет ледяную яму образоваться в его животе.

Горе.

Что он знает , Сэм в тревоге задается вопросом, даже когда откуда-то из глубины замка раздается лай, заставляющий его подпрыгнуть. Что произошло с той ночи?

Он чувствует, как Джилли сжимает его руку, словно убеждая его, что его якорь все еще на месте. «Мой господин? Все в порядке?»

«Это не покидает эту комнату», - резко говорит Бран, эта вина, горе и конфликт борются за доминирование в его темных глазах. Он переводит взгляд с Миры на Сэма, на Джилли и обратно. «Возможно, есть способ это исправить, я не знаю, не совсем, но... то, что я тебе говорю, не может покинуть эту комнату».

И вот в чем секретность, понимает Сэм с тонущим чувством в животе. Вот почему они так драгоценны, так желанны, так опасны. Какие бы знания ни хранил Бран, какое бы зерно истины он ни держал так близко к сердцу, оно явно разъедало его. И едкая острота его голоса, эта обугленная и хрупкая нить, звучит так близко к тому, чтобы разбить, что Сэм задается вопросом, действительно задается вопросом, что еще может быть более губительным, чем тайна, которая была ему дана... и утеряна.

Мира кивает головой, выглядя встревоженной. Джилли делает то же самое. И, наконец, Сэм, дрожа, не уверенный, хочет ли он услышать еще одно сокрушительное откровение, тоже кивает. И все же по какой-то причине это, кажется, не развеивает тьму в глазах Брана. Он испускает тревожный вздох.

«Незнакомец, которого я видел во сне, сказал... сказал, что может вернуть мне зрение».

Сэм, который затаил дыхание, с облегчением выдыхает. Что это за тревожные новости? На самом деле, что касается самого Сэма, это одна из лучших вещей, которые он мог услышать, за исключением «Я знаю, как избавиться от монстров». Он откидывается на спинку сиденья, а Мира хмурится, по-видимому, приходя к тому же выводу, что и он. Джилли, с другой стороны, только выглядит смущенной, моргая при упоминании незнакомца. Он сжимает ее руку и кивает, как будто говоря: « Я объясню позже» .

Как-то.

Вопрос задает Мира. «Не то чтобы мне нравилось, когда ты бесчувственный кирпич, но это ведь хорошо, не так ли?» Хотя Бран и краснеет от оскорбления, Мира, кажется, делает вид, будто не замечает этого. «Ты ведь сможешь послать сообщение всем, кто отправился на юг, верно?»

«Я бы, - неохотно признается Бран. - Просто... это цена , Мира. Когда я сказал, что у нас мало времени, я именно это и имел в виду. Единственный способ вернуть мне Зрение - это потерять Джона».

Сэм никогда не испытывал ненависти к тому факту, что он не может говорить больше, чем сейчас.

Даже сейчас он выпаливает что-то, что должно было быть «что», но звучит как гортанный хрип, который посылает кинжалы боли, пронзающие его горло и легкие, затихая в хныканье. Такое чувство, будто он глотает кровь и огонь, и все равно это ничто по сравнению с удивленной тревогой, которая взяла под контроль его мысли.

Потерять Джона?

Но Бран уже спешит говорить, все еще выглядя виноватым и убитым горем. «Я сказал, что в прошлый раз, когда это случилось - эта головная боль, эта боль, предупреждающий вой волков - это произошло из-за смены власти. Это была сила старых богов - сила Короля Ночи - перешедшая от Дейенерис к Джону». Молодой лорд Старк, должно быть, понимает, что он совершенно не имеет смысла для всех в комнате, и гримасничает, скручивая одеяла на коленях в беспокойные узлы. «Джон сказал мне. Он показал мне. Теперь у него есть эта сила. И единственный способ, которым незнакомец из моего сна вернет мне мое Зрение, - это если Джон потеряет себя из-за этой силы».

Это не может быть правдой. Это не... Джон никогда бы ...

Сэм хочет кричать, хочет швырнуть что-нибудь, хочет назвать Брана лжецом. Джон всегда был хорошим человеком, тем, кто всегда поступает правильно, тем, кем люди восхищаются и кому доверяют. Война Джона всегда была справедливой, его дело - таким же. Он делал невозможные вещи против еще более невозможных обстоятельств и... и...

Воспоминание о Черном замке, который теперь исчез и превратился в неузнаваемые руины под руинами Стены, окруженном черными братьями после ужасной битвы с одичалыми.

Он тот, к кому мы обращаемся, когда ночь темнее всего.

Он лучший друг Сэма.

И все же он помнит те странные, чуждые тени в глазах Джона, которые он никогда не мог понять, которые он списывал на простое истощение, на остатки стресса от взятия Королевской Гавани и чувство вины за то, что он скрывал тайну Дейенерис. Он помнит тот образ, который он выдал за сон в те убывающие и нарастающие дни наркотической боли и сна, Джона, стоящего над ним, с чем-то тревожным в его глазах.

Я не могу быть тем, кем ты хочешь меня видеть... все уже не так, как прежде...

«Этого не может быть», - возражает Джилли. Сэм с опозданием понимает, что их разговор, каким бы приглушенным он ни был, разбудил Маленького Сэма, который сонно сел в постели и устроился под защитной рукой матери, все еще наполовину зарывшись в меха. Джилли рассеянно гладит его по волосам, одновременно осуждающе хмурясь на Брана. «Он сражался с монстрами за пределами Винтерфелла. Все говорили, что у него есть этот волшебный меч. С чего ты взял, что он ими управляет ? И зачем тебе вообще возвращать свои магические силы, если это означало, что твой брат...»

Она замолкает, раздражение заглушает ее слова. Наоборот, Бран выглядит еще более виноватым.

«Я не хочу», - отвечает он уныло. «Я не хочу их, если это причиняет боль Джону».

Даже Сэм слышит «но» в голосе Брана.

И он решает: к черту все это .

«Ты», - срывающимся голосом шепчет Сэм, чувствуя, как его горло скрежещет от протеста. Он чувствует, как Джилли смотрит на него с тревогой и тихо произносит его имя, упрекая. Сэм качает головой и пытается снова, его голос срывается. «Ты сказал. Светоносный. Джон не ... Плохой человек».

«Знаешь, он прав. Я думала, что Светоносный должен быть великим мечом героев», - многозначительно говорит Мира. Тем не менее, она выглядит обеспокоенной. «Если то, что ты говоришь, правда, у Джона вообще не должно быть меча. Как думаешь, может, твой незнакомый друг ошибается? Я имею в виду, что заставляет тебя вообще думать, что ему можно доверять?»

Бран, кажется, колеблется. Он качает головой. «Я не могу этого объяснить. Я просто делаю . Он сказал, что любой дар, преподнесенный Детьми, отравлен. Ворон хотел, чтобы мы проиграли Долгую Ночь. Я знаю, что это правда, так же как я знаю Винтерфелл. Я - он - он сказал нам ложь, и нам повезло, что мы выжили, что Дети и старые боги не могли видеть, во что превратилась Арья. Это дало нам второй шанс выяснить, как это сделать. И если мы знаем, с чем имеем дело, и Джон достаточно силен, чтобы не пасть, как Дейенерис... мы могли бы остановить это без моего Зрения».

Незнакомец. Тень - или что там еще провозглашает Арья Старк. Светоносный. Меч Станниса. Меч Мелисандры . Боги, как оружие, присущее восточной религии, вообще могло оказаться погребенным во льдах Стены?

Я увидел Брандона Строителя и двух чужеземцев - мужчину с пылающим мечом и странную женщину.

Несмотря на боль, звенящую в сердце Сэма, он останавливается на этом. Это... легенда, не так ли? Что Бран Строитель построил Стену, как только закончилась первая Долгая Ночь? Если бы он знал человека, который владел Светоносным в первый раз, возможно, было бы просто спрятать его внутри Стены на случай, если бы миру он снова когда-нибудь понадобился. Очевидно, им повезло, что Джон вернулся к Стене, чтобы забрать меч, о существовании которого никто не знал, кроме легенд. Неважно, что он действительно был им нужен против самого Короля Ночи несколько месяцев назад, когда даже драконий огонь мало что сделал, чтобы остановить марш демонического существа в Винтерфелл, - теперь он у них есть.

Вот это разница. Вот это шанс.

Это всегда огонь и лед, не так ли? - с горечью думает Сэм. У самого Короля Ночи была армия упырей и великанов... но даже он не смог бы пройти Стену без помощи существа, которое было огнем, обретшим плоть. Огонь и лед... не работающие в противовес. Работающие вместе . Одно не может существовать без другого. И если это так, то Джон был бы идеальным владельцем меча.

Пожары с востока. Зимние ветры с запада.

Может быть, этот тип власти требует жертв, чтобы его сдержать. Вы не можете его уничтожить. Он слишком старый, слишком мощный.

Слишком стар, слишком могущественен...

И внезапно, болезненно, то, чего Сэму не хватало раньше, с грохотом всплывает из глубин его памяти, и он вспоминает слова Тормунда, сказанные им в те дни, когда одичалые снова хлынули за сомнительно безопасные стены Винтерфелла.

У него кружится голова.

«Что такое восемь тысяч лет ? - хрипло шепчет он, даже когда холод, такой же холодный, как северный ветер, пробирает его по позвоночнику. - Для богов?»

Остальные замолкают.

Бран с любопытством хмурится на Сэма. «Сэм?»

«Это...» он почти задыхается от огня в горле, жгучего и ужасного, соленого и кровавого, как море. «Это. Не. Дети. Это не. Они . Не их. Дар. Они. Слишком молодые. Дети. Лгали ...»

Он не замечает, как Маленький Сэм тянет Джилли за руку, или как молодая женщина наклоняется, чтобы ее сын мог что-то прошептать ей на ухо. Но он почти спрыгивает с кровати, когда Джилли резко выпрямляется, глядя на мальчика с совершенно неописуемым выражением на лице. «Что? Твой... что? Сэм, что ты только что сказал?»

В ее голосе звучит такая тревога, что Сэм сам вздрагивает. Напротив, Маленький Сэм становится ярко-красным, когда четыре пары глаз обращаются к нему, и он зарывается лицом в колени матери, все, кроме бледного блеска его волос, скрыто под одеялом. Он бормочет что-то совершенно неразборчивое. Джилли смотрит на остальных троих в комнате, ее глаза широко раскрыты, а лицо лишено цвета.

«Он сказал... старые боги наблюдают. Они наблюдают за ним... и его братьями».

«Все Белые Ходоки мертвы», - тихо говорит Мира, хотя в ее глазах горит тревога. Должно быть, Бран сказал ей, понимает Сэм. «Это мы знаем. Они пали, когда пал Король Ночи».

Брат зимы...зимы...

Зима. Ночь. Тьма.

И старые боги, старше Первых Людей, старше Детей, старше любого из них.

Медленно, медленно, медленно части складываются воедино.

Белые Ходоки, дети потомков Первых Людей, были лейтенантами Короля Ночи, принесенными в жертву детьми Крастера и пробудившимися как... что-то чудовищное. Что-то легендарное. Что-то... другое.

Пробуждение.

Пробуждение .

Ой.

О, боги.

«Клятва», - хрипит он, его голос разрывается на панические осколки. «Бран. Клятва . Старая клятва? Ночной Дозор. Спящие. Спящие ».

Чудовищный. Легендарный.

Другие .

И только тогда Маленький Сэм выглядывает из-под одеяла на коленях Джилли, моргая простодушными голубыми глазами.

«Они идут играть. Они идут играть со мной».

И где-то глубоко за стенами Винтерфелла раздается лай дикой природы.