Выдвигая вперёд

Карта, разложенная перед ними, кишит деревянными жетонами и монетами. Тирион хмурится, глядя на карту, снова складывает клочок бумаги в руках, прежде чем положить еще одну монету - одну из полудюжины - на вершину одной из восточных локаций на карте.

«Волантис, на этот раз. Меньше, чем города залива Работорговцев, но я подозреваю, что новости в лучшем случае спорадические».

С другой стороны стола Давос трёт бороду изуродованной рукой. Старик выглядит седым и усталым, когда смотрит на стол. «Да. И это не говоря уже о любом месте к востоку от Костяных гор». Он указывает на дальнюю восточную часть карты, где границы известного мира исчезают в догадках и тайне. За пределами Теневых земель, Серой пустоши и самых скудных набросков Ультоса и Шафранового пролива нет ничего - но только боги знают, какие штормы бушуют в тех частях мира, которые ещё не нанесены на карту. Если они хоть немного похожи на постоянный шквал штормов, терзающих Королевскую Гавань...

Тирион гримасничает. Снег, который изначально некоторые воспринимали с удивлением и весельем, быстро стал проблемой. В отсутствие Дейенерис и Джона создается впечатление, что он повторяет те же обязанности и трудности, что и в Миэрине. Хотя они немного более восприимчивы к инструкциям после того, как увидели несколько восставших трупов с голубыми глазами, северяне по-прежнему остаются раздражающе упрямыми, особенно когда дело доходит до оказания какой-либо помощи тем, кто находится в столице. Распространенный рефрен, который он слышал, заключается в том, что бессмысленно и глупо свергать город, а затем помогать в попытках его восстановить. Обиды между северянами и их южными коллегами, по-видимому, все еще слишком велики, чтобы их игнорировать даже перед лицом конца света.

Снова .

Справедливости ради, это не главная головная боль, которую доставляли Миэринцы (или Сыны Гарпии, или Мудрые Мастера, или бойцовые ямы, или хитрости любого из Вольных Городов), но Тирион готов поместить их всех под одно знамя из-за огромного количества ворчания , которое случается всякий раз, когда он дает новое направление северным армиям. Не помогает то, что Дейенерис когда-то дала ему титул Десницы. Не помогает и то, что они все вместе сражались и проливали кровь в войнах. В конце концов, Тирион все еще Ланнистер, Дейенерис все еще Таргариен, а северные армии по-настоящему преданы только Джону.

«Итак», - протягивает Тирион, пытаясь отвлечься от горы проблем, которая, кажется, растет с каждой минутой, - «мы знаем, что за последние две недели мы практически ничего не слышали с севера Нека, что Железные острова были уничтожены бог знает кем, что в Дорне идет снег , что штормы и монстры появляются в городах вплоть до Волантиса и, возможно, дальше, но поскольку маршруты были нарушены этими монстрами, мы знаем только, что это плохо, но не насколько плохо. О, и два человека с драконами полетели в направлении одной из тех ужасных неизвестных опасностей, предоставив нам направлять их армии против врага, которого мы не знаем и не видим. Это все?»

Давос на мгновение замолкает. «И мертвые восстают».

«О, точно - нельзя забывать о них». Тирион смотрит на карту. «Знаешь, я никогда не думал, что скажу, что буду скучать по Королю Ночи, но, по крайней мере, его цели - какими бы они ни были в конечном итоге - были сосредоточены в одном месте».

Тириону уже приходилось сталкиваться с невозможными шансами. Он оказывался в, казалось бы, безвыигрышных ситуациях. Но он никогда не сталкивался с проблемой такого масштаба - с чем-то, что распространилось бы на все уголки известного мира (он даже не может заставить себя представить, что происходит в тех частях света, о которых они мало что знают или вообще ничего не знают). Это шторм, и это ночь, и это тьма, и это ужас.

Это был смертный приговор миру.

Тирион покачивается на каблуках, кривя рот, глядя на часть карты, которая является Вестеросом. Он оставил пророчества и тому подобное красным жрицам и религиозным деятелям мира - они, кажется, заботятся об этом больше, чем он когда-либо. Но даже он не может отрицать совпадения, нагроможденные на совпадения, ярость молодой женщины, которая уничтожила город, его собственные слова Джону в нескольких случаях о том, к чему приведут ее ярость и вера в судьбу. И он оказался в странном положении, когда ему пришлось спорить с королевой в пользу этих пророчеств.

«Какая жестокая шутка для еретика - проповедовать веру тем, кому суждено» , - думает Тирион. Он рассеянно передвигает один из деревянных маркеров из Королевской Гавани в Хайгарден. «Мы отправили двести человек по розовой дороге в Хайгарден». Другой маркер на запад. «Сто пятьдесят человек в Утес Кастерли и Ланниспорт. Вороны в Старом городе должны вернуться в течение недели, если у Цитадели есть какие-либо указания относительно этой зимы».

«Мне кажется, - раздается голос из угла комнаты, - что вы можете послать в эти места столько людей, сколько захотите, но без пары драконов вам крупно не повезет».

Тирион вздыхает и смотрит в сторону молодой женщины, сидящей у дальнего окна комнаты, ее ноги в ботинках опираются на маленький столик, пока она пьет из помятой чаши медовуху. Вид мертвых не слишком смягчил браваду Сареллы Сэнд. На самом деле, все это, похоже, только раздражало ее, особенно после того, как ворон вернулся из Солнечного Копья и сообщил, что принц Дорна не был в Солнечном Копье уже несколько недель. Тирион наблюдал, скорее с развлечением, чем с подозрением, как Сарелла скомкала послание и принялась проклинать своего дядю в такой изобретательной (и все более вульгарной) манере, что даже Даарио выглядел впечатленным.

(Вопросы о том, где может находиться Оливар Мартелл, были встречены холодным взглядом, и с тех пор Тирион добавил это к длинному списку вещей, о которых стоит беспокоиться.)

«И Джон, и королева отправились туда, где штормы, скорее всего, сильнее», - отмечает Тирион, потирая переносицу. «Я подозреваю, что драконы им понадобятся гораздо больше, чем нам здесь, на юге».

«Возможно, Винтерфелл», - говорит Сарелла, жестикулируя чашкой. «Но ты сказала, что королева взяла своего дракона и нескольких дотракийцев в Орлиное Гнездо. Долина кажется маловероятным претендентом на помощь. Если эти штормы приносят монстров и демонов и пробуждают мертвых, я чувствую, что было бы разумнее отправиться в Белую Гавань. В конце концов, это ворота на Север. А доступ к торговым путям значительно упрощает распространение информации об этом шторме».

«В этом и проблема Эссоса», - соглашается Давос, и Тирион бросает на него взгляд. Давос качает головой, почти извиняясь. «У них становится меньше мейстеров, чем дальше на восток вы идете. Традиционные средства связи, возможно, не быстры, но они были бы более эффективны в распространении информации о шторме».

Тирион уже чувствует, как сегодняшняя головная боль начинает стучать в висках. «Шторм движется быстрее, чем даже вороны. К тому времени, как какое-либо сообщение достигнет такого места, как Асшай, они, скорее всего, будут сражаться с ним уже несколько недель». Его взгляд блуждает по карте, и масштаб того, с чем они столкнулись, грозит снова задушить его. «Нет, мы можем сделать только то, что можем для тех, кто здесь, в Вестеросе, пока не выясним, как это остановить».

«Остановить погоду?» - спрашивает Сарелла, откидываясь на спинку стула, и позвякивают золотые нити, вплетенные в ее черные косы. «Твой план наверняка лучше этого».

Это грязный план, должен признать Тирион. И с исчезновением возможного источника упомянутой бури, когда ее дракон улетел в Орлиное Гнездо, он мало что может сказать по этому поводу. Он спрыгивает со стула, который позволял ему властвовать над картой, морщась, когда его колени скрипят и протестуют против приземления. Боги, возможно, Варис был прав. «В прошлый раз, когда буря принесла такие вещи, мы думали, что если просто убьем Короля Ночи, все вернется на круги своя. Поскольку это не сработало, я не совсем склонен повторять ту же ошибку. Только боги знают, что произойдет, если мы уничтожим не то на этот раз. Возможно, весь мир просто взорвется сам по себе».

Сарелла усмехается, делая большой глоток медовухи. «По крайней мере, в этом случае нам не придется беспокоиться о плане. Поскольку мировые взрывы обычно приводят к тому, что все умирают».

Тирион открывает рот для резкого ответа, но Давос, явно почувствовав растущее напряжение в комнате, говорит: «Ну, поскольку я бы предпочел не умирать медленной и медленной смертью, давайте посмотрим, что мы можем сделать с текущей ситуацией здесь, в столице. Людям нужно убежище, теплая одежда, еда. А если это не сработает... ну, полагаю, мы влипли, но мы еще не совсем в этой точке». Он бросает на Тириона многозначительный взгляд, и тот не может не испустить весьма обиженный вздох и неохотно кивнуть. Сарелла замирает на мгновение, прежде чем тоже наконец кивает, спуская ноги на пол и вставая. Она подходит к столу и ставит свою чашку на самый край, глядя на карту. Ее взгляд останавливается на Цитадели.

«Я могу сказать вам прямо сейчас, что Цитадель будет бесполезна», - говорит она, подходя к столу, за которым находится Вестерос. Ее пальцы танцуют над Закатным морем и Медовым вином. «Слишком мало мейстеров заслуживают свою валирийскую связь для высших тайн. Еще меньше тех, кто тратит время на ее изучение в первую очередь. Иерархия в Цитадели по-прежнему является политической игрой - любой мейстер, который серьезно относится к высшей тайне, часто теряет из-за этого свою репутацию. Некоторые аколиты приходят со стремлением понять магию и легенды, но большинство этих стремлений рушатся в течение первых нескольких месяцев ТАМ».

Тирион и Давос обмениваются взглядами. Тайна этой незаконнорожденной дочери Оберина растет и растет. Тирион говорит: «Кажется, ты довольно много знаешь о Цитадели».

Улыбка, которую Тирион невольно ассоциирует с ее отцом, расцвела на ее лице. «Это я понимаю».

«Есть ли какая-то конкретная причина?»

На этот раз она действительно смеется, откидывая несколько косичек назад через плечо. «Скажем так, их требования к поступающим не такие строгие, как можно было бы себе представить».

Долгая пауза.

«Возможно, я не совсем понимаю, в чем заключаются эти требования, - медленно начинает Давос, - но я был уверен, что они не допускают женщин в Цитадель».

«Хм, нет».

Еще одна пауза, на этот раз длиннее. Тирион прочищает горло.

«...есть ли что-то, что нам следует знать?»

Улыбка становится чуть более загадочной. Сарелла тянется через стол, чтобы поднять свою чашку, косы ниспадают на Черноводную, Узкое море и холмы Норвоса. Выпрямляясь, она только подмигивает двум мужчинам, прежде чем повернуться на каблуках и выйти из комнаты. Тирион и Давос молча смотрят ей вслед, пока эхо ее шагов не поглотили извилистые, пещеристые коридоры Красного замка. Тирион разочарованно вздыхает. «Эта женщина слишком похожа на своего отца».

«Она так и не нашла то, что искала, не так ли?» - спрашивает Давос. «В склепах?»

Тирион качает головой. «Кельи, в которых должны были находиться Эллария и Тиена, были полностью завалены обломками. Если кто-то из них выжил, чем бы их ни пытала моя сестра, они бы не пережили обрушение Крепости. Если принц Дорна послал ее сюда, чтобы спасти их, то она провалила эту миссию». Он трет лицо и идет к меньшему столу, где всего несколько минут назад сидела Сарелла, опрокидывая флягу медовухи в одну из дополнительных чашек на столе. «И Дорн по-прежнему остается как минимум нестабильным союзником, если Таргариен убил их фактических лидеров».

В этом новом мире, где сила ночи и зимы продолжает бесконтрольно бушевать, есть несколько неизвестных. Но Тириону невероятно не по себе от того, что один из предполагаемых союзников королевы - Дорн и его новый принц, а также оставшиеся Песчаные Змеи, которых не убили Эурон Грейджой или сестра Тириона, - все еще окутаны тайной. Они мало что знают о принце, этом своенравном младшем брате Дорана и Оберина, который бесследно исчез из трона власти Дорна. Еще больше ему не по себе от того, что Сарелла, скорее всего, точно знает, куда исчез ее дядя, но просто отказывается говорить.

Тирион помнит холодную ненависть в черных глазах Элларии во время их заседаний совета с Дейенерис на Драконьем Камне. Эта женщина никогда не доверяла Ланнистерам, презирала их за то, что они были причастны к смерти ее возлюбленного. И боги знают, что Оберин более двух десятилетий держал обиду за роль, которую Ланнистеры сыграли в смерти Элии Мартелл. Он думает, что Оливар Мартелл мог быть мальчиком одиннадцати или двенадцати лет во время Восстания Роберта - на несколько лет моложе самого Тириона, определенно достаточно взрослым, чтобы таить обиду на Ланнистеров, Баратеонов и Старков, которые теперь все были союзниками Дейенерис Таргариен.

Он внутренне вздрагивает, думая о Старках. Он может только догадываться, как Санса отреагирует на новость о том, что Дейенерис не только принесла разрушение в Королевскую Гавань, но и сделала это под контролем тех же сил, которые ее сестра якобы уничтожила в богороще Винтерфелла.

Полагаю, единственная светлая сторона всего этого в том, что Джон не знал об этом до того, как ушел , думает Тирион. Конечно, это приводит его к другой неизвестной переменной всего этого, помимо надежности Дорна: сам Джон. Чувствовал ли он, что было что-то неправильное и извращенное, силы зимы и ночи, сжигающие разум и сердце Дейенерис до безумия? Никто не взаимодействовал с Королем Ночи больше, чем Джон, поэтому было бы логично, что он мог распознать это в непосредственной близости от женщины, которую любил, и поэтому сохранил ей жизнь, зная, что это была не она.

Но, зная, какую угрозу представляет Король Ночи, стал бы Джон так рисковать?

Он хотел бы поговорить с Дейенерис до того, как она улетела в Орлиное Гнездо. Но какими бы словами она ни обменялись с Кинварой, это явно потрясло молодую женщину, и, сообщив лишь оставшимся членам совета, куда она направляется, она ушла, не сказав ни слова больше, ее взгляд был отстраненным, а лицо напряженным.

«Воистину, я мог бы спросить красную жрицу, о чем они говорили» , - размышляет Тирион, тоскливо уставившись в чашу с медом. Я, вероятно, не получу ответа, который не потребовал бы у меня двух недель, чтобы понять значение, но...

И тут он замечает, что Давос все еще стоит над столом, положив одну руку на край, и разглядывает монеты, маркеры и нарисованные холмы и долины. «Сомневаюсь, что ответ появится сам собой, если вы будете дольше смотреть на карту, сир Давос. Если бы такой подвиг был возможен, мы бы решили эту проблему вчера вечером».

«Я как раз думал об этом шторме», - говорит Давос, и в его голосе слышна усталость. «Мы не можем сплотить народ, который был убит. У нас нет ни кораблей, ни драконов. Слишком долго добираться на лошадях до любого места на карте, которое находится на прямом пути шторма, и ситуация ухудшается».

Тирион хмурится. «Мне не хочется просить Железный банк о помощи с кораблями...» Но он останавливается, поскольку Давос качает головой.

«Железный банк - это повязка на человеке, которому уже отрубили голову». Он рассеянно передвигает один из маркеров, расположенных над Браавосом. «Есть две вещи, которые переживут конец света: тараканы и Железный банк. И я бы не стал исключать, что они попытаются получить причитающиеся им деньги с наших замороженных трупов».

Тирион не может сдержать смеха. «Битвы сделали вас циничным, сир Давос».

«Но я здесь, все еще жив. И я не должен Железному банку никаких денег». Он подходит к Тириону и садится в недавно освобожденное кресло Сареллы. Тирион указывает на флягу с вином, но Давос только качает головой. «Ты ведь понимаешь, что мы влипли, не так ли?»

Возможно, никогда не было большего преуменьшения в истории преуменьшений. Тирион взбалтывает медовуху в своей чаше, прежде чем наклониться вперед и поставить ее на стол с громким стуком. Как бы ему ни хотелось оставаться вечно пьяным до конца... ну, до конца того, сколько бы ни горел этот последний огонь, он знает, что этот конкретный путь в лучшем случае нецелесообразен, в худшем - глуп. Вместо этого он трет лоб. «Я начинаю приходить к такому выводу».

Давос смотрит в окно на заснеженные крыши и разрушенные башни Королевской Гавани, снег продолжает падать, как и в последние несколько недель. Единственным спасением является то, что, хотя снегопад был непрерывным, он был слабым, но это не значит, что он не накопился до такой степени, что обрушил крыши в некоторых частях городов. Целостность нескольких зданий уже была поставлена ​​под угрозу пожарами Дрогона; выпавшие снега только сделали их обрушение неизбежным.

Двое мужчин несколько мгновений сидят молча - Тирион медленно проводит пальцем по краю своей чашки, Давос смотрит в окно. Раньше это было легко - ну, не совсем легко. Легче , возможно. Проблемы, с которыми Тирион сталкивался раньше, всегда имели лица: его похищение Кейтилин Старк, битва на Черноводной, Джоффри и вся глупость, которую принес с собой мальчик-король, его изгнание в Эссосе и последующее наставление королеве драконов, битва за рассвет, битва за трон. Все это были ощутимые проблемы, даже если он эффектно провалил наставление по последним трем (армии уничтожены, предательство на каждом шагу, все его планы потерпели неудачу, поскольку Серсея каким-то образом, невероятным образом, продолжала быть на три, пять, десять шагов впереди него).

Он помнит свои спорадические разговоры с Дейенерис после Дня Дракона, с пеплом, все еще висящим в их волосах, и дымом, все еще вплетенным в нити их одежды. Его последний разговор с ней только привел к одному ужасному, душераздирающему факту: молодая женщина, которая прилетела, чтобы помочь Орлиному Гнезду, не та безумная королева, которая опустошила этот город. Он надеялся, что его теория неверна, надеялся, что это всего лишь пустые мечты, выжженные его собственной виной и отчаянием. Но чем больше он думал об этом - чем больше он думал об этом - он понимал, что он не ошибается.

И с распространением бурь, пробуждением мертвецов и появлением странных монстров из-под земли...

Тирион замолкает.

В этом есть... что-то, что его терзает. Что-то знакомое, но неправильное. Что это? Воспоминание просто вне досягаемости, акварельное и смутное, но он знает, что эти слова знакомы. Почему они знакомы?

Давос прерывает его размышления. «Мы тоже ничего не слышали из Штормового Предела уже несколько дней».

Это его застает врасплох. Он моргает, глядя на Давоса. «Я думал, что все было хорошо, когда ты уехал?»

Изгиб рта Давоса говорит о другой истории. «В какой-то степени. Остатки армии Баратеона принадлежат короне, но...»

Черт . Тирион жалеет о словах еще до того, как они слетают с его губ. «Но есть одна загвоздка».

«...да, тут есть подвох». Давос морщится, увидев выражение на лице Тириона, прежде чем покачать головой. «Я не знал, насколько все плохо, когда был там, и понятия не имел, пока мы не добрались до Бронзгейта и не обнаружили, что он пустее кошелька нищего. Но мне пришлось рассказать Джендри о том, что произошло в Королевской Гавани. Рано или поздно он бы узнал. Подумал, что будет лучше, если он услышит это от меня».

«Никто не может винить тебя за это», - говорит Тирион со вздохом, закрывая глаза. «Но я уверен, что найдется способ объяснить ему все это».

«Ты имеешь в виду, что королева другая?» Это заставляет Тириона открыть глаза от удивления. Давос смотрит в окно и мельком оглядывается на Тириона, хмурясь от удивления на его лице. «Я не особенно умный человек, но даже я могу сказать, что с ней что-то произошло - или произошло. Настолько, что даже Джон понял это и отказался вонзить кинжал в ее сердце. И я не всегда могу соглашаться с решениями парня - я определенно не соглашался, когда он решил пощадить королеву - но я знаю, что он хороший человек, который не относится легкомысленно ни к одному из таких решений. Если он пощадил ее жизнь, у него, должно быть, была на то веская причина».

С моей довольно уникальной точки зрения, вы доказали, что вы человек слова, человек чести. Я не буду пытаться утверждать, что вы сделали неправильный выбор.

Вы должны быть готовы столкнуться с последствиями этой любви.

А что, если он этого не сделал , задается вопросом Тирион. А что, если это было просто эгоистичное желание? Конечно, трудно думать так о сыне Эддарда Старка - Эддарде Старке, чья проклятая упрямая честь привела его в раннюю могилу. Но, как выясняется, Джон вовсе не является внебрачным сыном патриарха Старков. Его настоящий отец - давно умерший принц Таргариен - и разве Рейегар и Лианна не ввергли Семь Королевств в войну своим эгоизмом? Если бы Лианна только вышла замуж за Роберта Баратеона, если бы Рейегар просто остался верен Элии Мартелл... Брандон Старк никогда бы не поехал на юг, чтобы отомстить за честь своей сестры. Безумный король никогда бы не казнил Брандона и Рикарда Старков, подстрекая к восстанию. И, возможно, в конце концов, Рейегар и Тайвин Ланнистер пришли бы к соглашению, чтобы избавиться от Эйриса, и Рейегар был бы сейчас королем, а войны и бесчисленное количество смертей были бы полностью предотвращены.

Тьма вполне могла бы все еще жить в сердце Дейенерис - она жива где-то, извергая бури, которые опустошили и заставили замолчать Север, которые дошли до дальних пределов Эссоса и, возможно, даже дальше. Если бы Джон просто убил Дейенерис, даже если бы горе от предательства сломало его, оно вполне могло бы уничтожить силы, буйствующие сейчас по всему миру.

Ждать.

Давос уже тянется к фляге с медом, но останавливается, явно увидев что-то в выражении лица Тириона. «Что это? Не говори мне, что ты думаешь, что у него не было веской причины?»

«Нет, дело не в этом», - рассеянно бормочет Тирион. Перед ним - тысяча кусочков головоломки. Вот действия молодой женщины, сведенной с ума тьмой зимы и ночи, пожирающей ее сердце и разум. Вот молодой человек, останавливающий свой клинок, спасающий ее жизнь, проклинающий мир. И все же, если сила все еще жива... «Я просто подумал... это странно, не правда ли? Королю Ночи нужно было находиться рядом с мертвыми, чтобы воскрешать и контролировать их. И он определенно никогда не воскрешал монстров и демонов из земли».

«Битва при Винтерфелле могла бы пойти по-другому, если бы он это сделал», - соглашается Давос. «Нам повезло, что он этого не сделал».

Повезло. Это слово... оно не подходит. Это не может быть так.

«Скажите мне, сир Давос», - тихо говорит Тирион. «Если вы ведете тотальную войну со своими врагами, в битве, которая станет решающим фактором в том, закончится ли война в вашу пользу, разве вы не вложите в эту битву все свои силы? Что вы выиграете, не используя все доступные вам тактики, тактики, которые бесполезны в запасе?»

Давос хмурится. «Возможно, он думал, что победа будет легкой».

Это могло быть правдой , признается себе Тирион. И так оно и было, если бы не Арья Старк. Планы битвы, оглядываясь назад, были небрежными и дилетантскими. Но даже с ограниченным количеством времени, которое у них было на подготовку, среди них были люди, которые уже сталкивались с Белыми Ходоками и мертвецами много раз. Джейме был боевым командиром. Сам Тирион, хотя и испытывал прискорбный недостаток хороших идей в то время, когда-то был достаточно умен, чтобы отразить атаку Станниса Баратеона на Королевскую Гавань. Конечно, среди всех них они могли придумать лучший план, чем «к черту оборону и здравый смысл». Так почему же они этого не сделали? Да, это была бы легкая победа для Короля Ночи без Арьи Старк, но это не было необходимостью.

Он придет за мной. Он пытался это сделать много раз, со многими Трехглазыми Воронами.

Нам нужно выманить его на открытое пространство, прежде чем его армия уничтожит нас всех.

И вот так просто они двинулись вперед, следуя плану битвы, который был проклят с самого начала.

Возможно, снова оглядываясь назад, это была не самая блестящая идея - просто принять слово этого жуткого существа, носившего лицо молодого лорда Старка. Много лет назад Тирион был бы осторожен, подверг бы сомнению все в плане. Но он этого не сделал. Он последовал примеру Старков и всех остальных в комнате и просто принял то, что Ворон, который когда-то был Браном Старком, говорил правду.

Но зачем ему лгать , - размышляет Тирион взволнованно. Зачем ему ставить нас в положение проигравших? Что он от этого выиграет?

«Я так не думаю», - признает он после долгой паузы. «Я думаю, он не использовал их, потому что не мог . Если бы он мог, я уверен, он бы использовал их против нас, так же, как он сделал с мертвецами и великанами». Давос молчит несколько секунд. В его глазах мрачный и тревожный свет, который, как чувствует Тирион, отражается в его собственных. Ему не нравятся последствия этого, и он знает, что Давос думает о том же, что и он.

Если Король Ночи, демоническая сила, поднявшая целую армию мертвецов, чтобы опустошить земли живых, не обладала силой, способной поднять кошмары из их спальных мест под землей, то с чем же, черт возьми , они сталкиваются сейчас ?

И только тогда на первый план выходит воспоминание, которое искал Тирион.

Ты напомнил мне о клятвах, которые я дал много лет назад, когда впервые присоединился к Ночному Дозору. Я буду жить и умру на своем посту. Я - меч во тьме. Я - дозорный на стенах. Я - огонь, что горит против холода, свет, что приносит рассвет...

Рог, который будит спящих.

«Совпадение», - бормочет себе под нос Тирион. Более того, совпадение, не имеющее особого смысла - это не клятва Ночного Дозора. И все же Джон произнес это так, словно это так. Тирион не эксперт в отношении братства, находящегося у Стены - его знания полностью зависят от сотен книг, которые он прочитал за свою жизнь. Но он не может вспомнить, чтобы когда-либо читал о том, что обеты Ночного Дозора когда-либо менялись за тысячелетия с момента их основания.

Давос смотрит на него с любопытством. «Что такое совпадение?»

Но если Ночной Дозор был основан до прибытия андалов, до того, как самые ранние истории Вестероса были даже зафиксированы на бумаге... кто может сказать, что обеты не были другими восемь тысяч лет назад, ближе к концу первой Долгой Ночи? Но что это вообще значит? Свет, приносящий рассвет? Огонь, горящий против холода? И если Ночной Дозор - это тот, кто будит спящих, почему, черт возьми, эти самые спящие, кошмары легенд, нападают на людей от холмистых равнин Эссоса до разбросанных деревень и городов Вестероса?

Тирион встает со стула, с такой силой стиснув челюсти, что удивляется, как его рот не полон осколков зубов.

«Ничто не является совпадением. И я думаю, наша Красная Жрица знает это».

Ему требуется почти час, чтобы найти ее. Хотя Тирион и Давос (и, с гораздо большими убеждениями и усилиями, чем Тирион хотел бы потратить, Даарио) разделили Безупречных, Дотракийцев и северян на меньшие лагеря, чтобы помочь отбить зимние дреджи в столице, по Красному замку все еще бродит достаточно много людей, что удваивает время, необходимое для поиска Кинвары. Есть вопросы, на которые ему нужно ответить, требования, которые ему нужно удовлетворить, и один Мастер войны, недавно выздоровевший и с глазами, такими же твердыми, как кремень, которого ему нужно избегать. Когда он наконец натыкается на меньшую комнату у остатков тронного зала, чтобы увидеть ее стоящей перед бушующим огнем, его ноги сводит судорога, и он одновременно измотан и раздражен.

Кинвара все еще не одета в пышные красные ткани своей веры, как во время ее визита в Миэрин много лет назад. Ее черное платье не украшено, ее темные волосы заплетены в простую косу. И все же ее фигура, кажется, пропитана пламенем огня, перед которым она стоит молча, глядя глубоко в сердце ада, ее губы сжаты в отчужденной хмурой гримасе.

Однако, услышав его шаги, она слегка повернула голову в его сторону. «Мой лорд Ланнистер, это честь...»

«О чем вы говорили с королевой?»

Если Кинвара и обеспокоена вмешательством, то она этого не показывает. Это единственное, что Тирион одновременно и восхищает, и находит самым раздражающим в этих последователях Красного Бога - их полная неспособность выбиваться из колеи.

«Возможно, ее огни показали ей, что я приближаюсь» , - думает Тирион, не испытывая никакого удовольствия.

«У Дейенерис Бурерожденной было много забот, и я рассмотрела некоторые из них», - отвечает Кинвара, полностью поворачиваясь к нему лицом. «Есть ли какой-то конкретный ответ, который ты ждешь от меня? Есть вещи, о которых, я считаю, тебе следует поговорить с королевой. Какая бы вражда ни терзала вас, она только сделает вашу битву с тьмой еще более трудной».

«Ну, если у тебя случайно нет запасного дракона, на котором я мог бы отправиться на север, я не могу сейчас говорить с королевой». Тирион прищурился, глядя на женщину. Он доверяет ей так же, как и Мелисандре, то есть очень мало и с крайней осторожностью. В Миэрине Кинвара сдержала свое обещание, распространив среди простолюдинов Залива Работорговцев весть о величии Дейенерис, тактика, которая на самом деле не принесла особой пользы, когда все, что нужно было сделать Дейенерис, - это продемонстрировать немного тактической силы и ловкости. У него не было таких подозрений относительно последователей Р'глора, как у Вариса, но он испытывал достаточно уважения, чтобы быть с ними осторожным. «Что ее беспокоило?»

Кинвара смотрит на него с тем же раздражающе неумолимым спокойствием несколько мгновений, прежде чем покачать головой. «Она беспокоилась о пророчествах. Она задавалась вопросом, почему драконье стекло не уничтожило силы великого другого, как вы все считали. Я показала ей огни моего Лорда, и она увидела очень много вещей».

Это бесполезно . «Что она увидела?»

«Я не могу сказать, что Владыка Света решил показать Дейенерис Таргариен, но это ее очень расстроило». Тирион почти описал бы выражение лица Кинвары как печальное, но он не решается проявить эту щедрость. «Ночь темна и полна ужасов, мой лорд. Боюсь, что то, что произошло в землях зимы, оказалось лишь передышкой - уничтожением великого другого, но не уничтожением Великого Другого».

Какое бы беспокойство ни поселилось в груди Тириона несколько недель назад, оно вспыхнуло снова, как это было, когда Рейегаль впервые восстал из могилы в Черноводной... нет, даже не тогда. Нет, в первый раз он почувствовал этот тошнотворный ужас, эту потерю, ярость и отчаяние, когда колокола зазвонили, призывая ужасный катаклизм ярости Дейенерис. Его неудача - для нее, для Джейме, для людей Королевской Гавани - все это сгорело в огне, который выжег дыхание тысячам невинных людей.

Он закрывает глаза и резко выдыхает через нос. «Я никогда не слышал о великом другом».

«Ты сам видел короля ночи и тьмы», - отвечает Кинвара. «Он сделал то, что ему было приказано, на какое-то время - но всегда найдется кто-то более великий, кто сможет без ограничений владеть силой старых богов. Это то, что мы называем зимой, и она может сжечь до безумия только дитя, созданное из чистого огня».

Дейенерис . Тирион трёт переносицу, пытаясь унять головную боль. Когда-то давно он сказал молодому и угрюмому Джону Сноу, что разум нуждается в книгах, как меч нуждается в точильном камне, а боги - если он не чувствует недостатка чтения в последнее время - его разум кажется более тупым, чем плотские желания евнуха, как будто он не более чем шут, забывший свою роль в представлении. «Это я уже знал». Неважно, сколько времени ему потребовалось, чтобы это понять. «Меня больше беспокоит этот... другой Великий Другой. У Короля Ночи, каким мы его знали, были пределы того, что он мог сделать со своей силой. То, что происходит сейчас, происходит во всём известном мире, и у меня есть основания полагать, что нас, возможно, предупреждали об этом. Бывший лорд-командующий Ночного Дозора произнес версию их клятвы, которую я раньше не слышал».

Кинвара наклоняет голову набок, слегка приподняв бровь. «Я не из Ночного Дозора, мой господин. Я не могу сказать вам, в чем заключаются их клятвы».

«Возможно, нет». Тирион делает еще несколько шагов к огню. Хотел бы он увидеть в пламени какие-нибудь проклятые вещи, возможно, способ положить конец этому бесконечному кошмару раз и навсегда. «Но, судя по всему, эта версия говорит о свете, который приносит рассвет, огне, который горит против холода, и роге, который будит спящих. Я не тот, кого можно было бы назвать верующим в пророчества, клятвы, судьбы и все то, что вы проповедуете, но даже я вижу здесь некоторую связь».

Она молчит некоторое время. «Ты веришь, что клятва была также пророчеством?»

«Я не знаю, чему верить, поэтому я здесь».

Он уверен, что они сделали что-то не так в Винтерфелле. Если валирийский стальной кинжал Арьи Старк только заставил силу Короля Ночи перейти из своего бывшего сосуда в Дейенерис, то валирийская сталь явно не является способом уничтожить эти старые силы. И драконий огонь тоже не сработал, если он правильно помнит, что Джон и Дени сказали в те дни после битвы. Но если ни драконье стекло, ни драконий огонь не могут положить конец силе зимы, то что может?

Кинвара качает головой. «Вы правы, мой господин. То, с чем мы сталкиваемся сейчас, беспрецедентно. До сих пор не было идеального сосуда для силы старых богов, а их силой является гнев дикой природы. Так много всего пошло не так, что я не могла стоять в стороне и позволить им продолжать в том же духе».

«И все же вы не знаете, что происходит. Или, если знаете, вы отказываетесь нам рассказать».

«Пророчества и видения - опасные вещи, мой господин», - спокойно отвечает Кинвара. «Р'глор благословил меня видеть многое, но я не совершу тех же ошибок, что и Мелони. Она повела Станниса Баратеона на глупый квест с глупым мечом, и он умер глупой смертью. Тьма коснулась детей огня и детей льда, и даже вашего храброго Лукового Рыцаря. Если не остановить, то остановить это будет невозможно».

Круги. Она говорит кругами .

«Знаешь ли ты, кто такой Великий Другой?» - наконец спрашивает Тирион. Кинвара снова качает головой. «Тогда зачем рассказывать мне все это?»

«Представьте, мой господин, что вы читаете историю», - говорит Кинвара. «Вы не знаете, как все обернется в первой главе, и вам даются только подсказки по мере ее развития. Концовка становится яснее, но вы не можете ее увидеть, пока не приблизитесь к ней. Именно так мой господин решил рассказать мне об этой ужасной тьме. Я могу видеть только образы, слабые впечатления, но никогда всю правду. Я знаю наверняка только три вещи: чемпионы Р'глора отравлены этой тьмой, только с помощью огня Владыки Света можно победить Великого Другого, и на вашем пути к истине был обман со стороны того, кто носит крылья ворона».

У Тириона сводит живот.

Нет.

«Ты хочешь сказать, что Бран Старк намеренно лгал нам?» - Тирион усмехается, услышав молчание Кинвары. «Зачем ему это делать? Если мы умрем, умрет и он».

Кинвара вздыхает, поворачиваясь к огню. «Как я уже сказала, мой господин, это не то, что я знаю или понимаю».

Тогда зачем говорить это? Тирион прослеживает ее взгляд обратно в пламя, не видя ничего, кроме голодного золотого пламени, лижущего поленья и разгорающегося внутри, света, который окрашивает заднюю часть его век в яркий фиолетовый цвет цветущего синяка. Он сжимает челюсти и кулаки и разочарованно вздыхает. «Есть ли что-нибудь, что ты можешь мне сказать, что было бы полезно? Я знаю, это может быть трудно для тебя, но я бы попросил тебя попробовать. Что еще ты сказала Дейенерис?»

«Я сказал ей, что в ней остался только намек на тьму. И он останется с ней, пока не придет ее время».

Ой.

О, ну, это действительно полезно.

Тирион задумчиво проводит тыльной стороной большого пальца по губам. Так что тьма - по крайней мере, тьма, которая вырвалась из нее в форме безумия ярости - больше не находится внутри Дейенерис. Означает ли это, что, уничтожив Королевскую Гавань, она распространилась по всем уголкам известного мира, проникая в землю, словно зов горна, и пробуждая спящих внутри демонов? Но это также не имеет особого смысла - очевидно, что эта сила (ночи, зимы, старых богов, чего угодно) нуждается в каком-то сосуде, чтобы функционировать должным образом.

Он хмурится. «Что ты имеешь в виду под ее временем? О чем ты говоришь? Вернется ли безумие?»

Кинвара снова молчит. Она бросает на него долгий взгляд в сторону, прежде чем отвернуться, ее внимание снова приковано к пламени.

«Мне жаль. Я думал, ты знаешь».

Ох, как грустно . «Знал что ?»

«Разве это не было очевидно?» - Кинвара с сожалением улыбается. «Королева беременна».