Предатель
Во тьме ее снов, прежде чем крики и снегопады разбудят ее, перед ней стоит Маргери Тирелл.
Прошло много-много лет с тех пор, как Санса позволяла себе мечтать о чем-либо. В те первые несколько недель после того, как Джоффри забрал голову ее отца, не обращая внимания на ее крики и слезы (и на растущее осознание ее неправоты, доверие не тому человеку, вера, вера ...), кошмары Сансы были тяжкими, кровавыми и ужасными. Сколько раз ей снилось, как опускается Лед, и ноги ее отца судорожно сжимаются на пропитанном алым камне, и Илин Пейн держит мокрую голову с пустыми глазами? Сколько раз ей снилось, что она стоит на коленях рядом с отцом в тот момент, прежде чем быстро наступила тьма, холодная сталь на ее шее и кровь во рту?
Нет, в те ужасные, ужасные недели после этого Санса велела себе забыть, велела своим ночам стать пустыми. И вскоре сны и кошмары растворились в небытии - в конце концов, разве ее часы бодрствования не были уже полны всего темного и ужасного, что она могла себе представить?
Но теперь перед ней стоит давно умершая королева, ее бледные кошачьи глаза светятся. Она всегда была такой красивой. Такой нежной. Такой доброй.
Такой манипулятивный.
«Сестра», - бормочет Маргери, ее губы изгибаются в улыбке, которой Санса давно перестала доверять. Она лишь непонимающе смотрит, как мертвая королева тянется к ней, ее блаженная улыбка подобна лучам восходящего солнца. «Я скучала по тебе. Так давно не было никого, кому я могла бы доверять всем сердцем, кого-то с таким чистым сердцем, как у тебя. Ты такая милая девочка».
Когда Санса была моложе, она приписывала доброту Маргери к ней как нежное отражение ее сердца. Теперь, годы спустя и долгое время после смерти трижды замужней королевы, Санса ругает себя за свою наивность - как могла внучка Оленны Тирелл быть чем-то, кроме хитрости и расчетливости? Доброжелательная натура, предложения дружбы - все это было частью игры, в которой Санса была одной из самых ценных фигур, которыми жонглировали Ланнистеры и Тиреллы. Разве Маргери не игнорировала ее, как только Санса вышла замуж за Тириона? Санса узнала - о, она узнала - но боль все еще горит, даже сейчас, даже если этот мрачный пейзаж сновидений.
Это сон.
«Это ложь», - говорит Санса, отступая на шаг. Улыбка Маргери становится шире, хотя в ее глазах холодная тьма, которая почему-то кажется глубже теней, окружающих их.
«Все, чего я когда-либо хотела, - быть королевой, милая сестра», - говорит другая женщина. Зеленые языки пламени танцуют по подолу ее платья, мерцая в ее бледно-голубых глазах и придавая ее безупречной белой коже тошнотворную бледность. «Ты хотела того же, не так ли? С Джоффри?»
Джоффри был чудовищем , думает Санса, с тревогой наблюдая, как пламя ползет вверх по платью Маргери. Она хочет отступить еще дальше, но обнаруживает, что ее ноги приросли к месту, как будто лед и камень выскользнули из самой земли, чтобы обернуть ее, запереть. Однако призрак женщины Тирелл, похоже, не испытывает той же проблемы, потому что она снова делает шаг вперед, и лесной огонь, который пожирал ее юбку, теперь танцует вокруг талии ее лифа.
«Нет. Нет, я никогда не хотел...»
«О, Санса. Ты глупая маленькая девочка. Это все, чего ты когда-либо хотела. Но цена должна быть заплачена». Маргери снова тянется вперед, достаточно близко, чтобы кончики ее пальцев могли коснуться щеки Сансы.
Они на ощупь как лед.
Санса может только смотреть в нарастающем ужасе, как изумрудное пламя поглощает черты Маргери, как ее бледная кожа шелушится и трескается, как растопка, а ее глаза бегут алыми по ее покрытым волдырями щекам. В горле Сансы стоит крик - это сон, это сон - но это разрушенное существо, которое было Маргери Тирелл, продолжает держать ее в своей скелетной хватке, неестественная усмешка - единственное, что осталось, пустые глазницы смотрят, огонь пылает и поглощает ее, и это похоже на лед , как на самую глубину самой зимы...
Кто-то вырывает ее.
Санса отшатывается назад в чьи-то объятия, в руку, нежно гладящую ее по волосам. Она вздрагивает - это ложь, не так ли? Быть королевой... нет, это была ее мечта в детстве, глупая глупая девчонка, которая думала, что Джоффри такой храбрый, умный и добрый, которая хотела только родить ему детей, улыбаться и есть лимонные пирожные. Она помнит обвинения Джона, его ярость и его разочарование, и свою собственную ложь, свое собственное предательство его доверия - нет, нет. Это была ложь. Это -
«Тсссс, дорогая. Со мной ты в безопасности».
Она знает этот голос.
Нет.
Задыхаясь, она вырывается из объятий.
Петир Бейлиш стоит перед ней, широко раскинув руки, одетый в безупречное черное, с серебряной брошью в виде пересмешника, приколотой к плащу. Но он блестит и скользит от черноты, с кровью, капающей из зияющей раны на его шее, суждение Сансы, проявленное смертельным ударом Арьи.
Сон, сон, сон - это мантра в ее голове. «Ты мертв».
Его голова наклонена набок. Кровь стекает по его дублету. «Я?»
В глазах Мизинца свет, который Санса помнит с тех дней в Королевской Гавани и в Орлином Гнезде, когда мастерство и навыки манипуляции этого человека не знали границ, до того, как он стал слишком самоуверенным, когда его цель была так явно достижима. Это тот человек, который организовал падение ее семьи, который вверг все Семь Королевств в хаос и опасность, ради своей собственной эгоистичной тоски, ради женщины, которая могла и никогда не станет его.
«Арья убила тебя», - говорит Санса. Вокруг нее темнота. Ей нужно проснуться. Ей нужно проснуться . «За то, что ты сделала с нами, с нашей семьей».
Ты боишься.
Страх - охотник.
Страх - это кошмар.
Страх - это оружие.
Страх - это...
Страх - это...
Улыбка Мизинца холодная и слабая. «Я научил тебя быть умнее. Быть безжалостнее всех остальных». Он протягивает руку, чтобы коснуться своей шеи, кончики его пальцев становятся красными, красными, красными . «И ты все еще позволяешь своей ревности ослепить тебя. Твоя власть над Севером непрочна. Они доверяют ему, ты знаешь. Они любят его. А в королеве драконов есть огонь, она держит сердце Севера в своей руке. Потому что он любит ее, так же как я любил твою мать. И ты, старший выживший ребенок Неда Старка, маленькая девочка, которая так долго была пешкой в игре...»
Во рту у него кровь, в голосе смерть.
«Ты всегда будешь вторым выбором».
Я сделаю все, чтобы обеспечить нашу безопасность.
Вместе их будет трудно победить.
Дракон, летящий над головой. Осуждение брата. Предупреждение другого брата. Зеленый огонь. Драконий огонь. И беловолосая королева с гордостью и яростью, выгравированными, словно руны, на ее прекрасном воздушном лице.
Это сон. Это всего лишь сон. Просыпайся. Просыпайся .
Санса поворачивается, чтобы бежать, чтобы избежать его смеха, чтобы проклясть его, его выбор и его уроки во тьме. Но прямо за ней снова стоит еще одна тень ее прошлого, еще одна жестокость, кошмар, ставший плотью...
«Привет, жена».
Нет.
Нет, нет, нет, нет...
Она отстраняется, но он движется молниеносно, уже схватил ее за запястья (как лед, это похоже на лед ), его губы растянуты в мимике улыбки. Она издает тихий крик боли - нет, это не должно быть больно, это не по-настоящему, это не по- настоящему - но он уже заставляет ее встать на колени, сдавливая ее запястья в своей хватке. Безумие переполняет его глаза, делая их темными от нечеловеческой жестокости.
«Разве ты не рада меня видеть? Моя драгоценная женушка, всегда такая послушная, всегда такая милая». Он нависает над ней, чудовище с неприметным лицом мужчины. «Другие были слабы. Глупые. А ты? Нет, нет, нет, нет. Ты всегда была так умна в своих словах, такая неприкасаемая. И посмотри на себя сейчас - здесь, когда все остальные пали. Маленькая птичка, освобожденная из своей клетки, разве не это ты сказала? Но как же ты кричала и плакала так мило, когда я коснулся тебя. Ты скучаешь по этому, жена?»
Клетка. От Королевской Гавани до Орлиного Гнезда и до чудовища, в которое превратился Винтерфелл - все клетки. Все тюрьмы.
Его дыхание на ее щеке, его жестокий смех в ее ухе. «Ты скучаешь по ублажению своего лорда-мужа? Какой у тебя был сладкий ротик. Сколько сыновей я мог бы поместить в твой живот, на твой язык?»
«Это не по-настоящему», - задыхается Санса, даже когда его пальцы впиваются ей в запястья, даже когда тонкие струйки крови стекают по ее рукам. «Это не по-настоящему. Ты не настоящий».
«Какая жестокость говорить это своему мужу. Я настоящая. Я всегда буду настоящей».
Лицо, которое смотрит на нее сейчас, - лицо трупа, бледное, как свернувшееся молоко, кожа отслаивается от костей, гнилая и вонючая. Но улыбка, широкая и маниакальная улыбка, все еще там, все еще скалится на нее, все еще смеется, превращаясь в визг, который не человеческий, который не...
И его глаза светятся синим, синим, как звезды, синим, как ужасная смерть, кричащая из ночи...
"Нет!"
Санса резко просыпается с хрипом, выныривая, словно утопающая, из глубин океана. Медленно, все еще сон давит на ее конечности, она садится в постели, дрожа. Тлеющие угли в камине, слабо красные и золотистые, тлеют во тьме. Она все еще слышит пронзительные крики метели прямо за своим окном, хотя не видит ее за тусклым прямоугольником волшебного серого света - само стекло окна покрыто льдом и снегом. Раздается глухой стук прямо за окном, вероятно, крупные куски мокрого снега падают на покрытое коркой льда стекло.
Ее сон быстро растворяется в глубинах ее сознания, но она все еще слышит этот последний крик, все еще видит глаза Рамси Болтона, синие, как смерть, синие, как ночь, пристально смотрящие в ее собственные.
Санса моргает, открывая глаза в темноте своей комнаты, всего лишь вздох между всеобъемлющей серостью сна и тьмой бодрствования. Она так давно не видела кошмаров, ее тело не привыкло пытаться отделить реальное от воображаемого. Так долго она заставляла себя снова просыпаться, танцевать в своих костях, подозрительности, осторожности и беспокойства, что не дает ей слишком глубоко погрузиться в сон без сновидений, чтобы быть настороже относительно монстров, которые таятся, реальные и воображаемые, за ее дверью.
Боги, теперь она вспомнила почему.
Мысль о том, чтобы снова положить голову вниз, снова заснуть, вызывает тошноту в ее животе, даже когда кошмар рассеивается в ничто. Вместо этого она свешивает ноги с края кровати и небрежно начинает одеваться, прежде чем подойти к камину, чтобы снова разжечь потухший огонь. Вероятно, это то странное темное время ночи, когда считается и слишком поздно, и слишком рано - с тех пор, как одичалые напали на Винтерфелл, Санса ловила лишь самые слабые обрывки сна в эти часы, пытаясь наметить наилучший курс действий, если истории, которые одичалые и черные братья привезли с собой во время своего отчаянного исхода на юг, были правдой.
А еще есть Джон.
Санса тупо тыкает в остатки костра. Ранее Бран пытался спросить ее об их споре. Открытое любопытство и беспокойство на лице ее младшего брата были почти невыносимы, особенно по сравнению с едва скрываемым гневом и разочарованием в глазах Джона во время их последней встречи перед его внезапным бегством к остаткам Стены.
Ее семья. Ее дом. Все, что она когда-то считала потерянным. Как он может этого не понимать? Как он может осуждать ее за это?
Тук-тук-тук.
Стук в ее окно продолжается, даже когда она объявляет пожар безнадежным делом. Она натягивает пару сапог и накидывает на плечи более тяжелую мантию, а затем плащ - если она не может спать, а ее разум грозит увести ее на другой путь аргументов, возможностей и гнева, то она может также попытаться измотать себя, бродя по коридорам Винтерфелла. По крайней мере, в этот час будет тихо, только скелеты-стражи на своих постах и...
Тук-тук-тук. Стук в окно продолжается.
Санса хмурится. Кажется, громче, чем было. Неужели порывы ветра из-за метели стали сильнее? Боги, какой же будет беспорядок, когда утром придется расчищать проходы. Другое дело - занять более сердечных одичалых и черных братьев, пока она выслушивает очередной раунд о преимуществах и последствиях попытки пробраться на юг, в Белую Гавань, - путешествие, которое она все еще считает слишком глупым и опасным, чтобы пытаться предпринять. Но некоторые из более безрассудных одичалых, гордящихся своей далекой северной кровью, снова будут спорить и...
Стук- стук ....
Она видела, как драконы летали в шторм, помнит их неистовый полет во время битвы с Королем Ночи и армией мертвецов. Но она предполагает, что даже в такую погоду Джон не попытался бы летать (она помнит, как он прибыл всего два дня назад, с непокрытой головой, без плаща на плечах, не обращая внимания на холод, и что-то щемит ее в глубине сознания, что-то грызет ее в этом, огонь и лед, огонь и кровь). Когда она идет к своей двери, она сомневается, что он...
Стук. Стук. Стук.
Тень падает на ее комнату.
Санса останавливается на полпути. Она оглядывается через плечо на большое стеклянное окно позади нее, где мокрый снег стучал по замерзшему стеклу. Там... тьма, разлитая по прямоугольнику серого света до такой степени, что это едва заметная тень в тени ее комнаты.
«Наверное, снег упал с одного из выступов» , - рассеянно думает Санса, поворачиваясь, чтобы выйти из комнаты... но тень движется.
Кран.
Кран.
Кран.
С каждым нажатием тень... перемещается.
Что...?
Окно ее комнаты взрывается градом стекла и льда.
Санса вскидывает руку, чтобы защитить лицо, и тут же издает сдавленный крик и отступает назад, спотыкаясь о подол ночной рубашки, ударяясь спиной о дверь. Метель врывается в комнату с пугающей яростью, ветер сбивает с ног все маленькое и легкое, пронзительный свист заставляет ее плащ и ночную рубашку дико развеваться вокруг ее ног. Снежинки танцуют на ее кровати, на тростнике, на ее волосах, на тенях комнаты... на тенях, которые приседают, на тенях, которые поднимаются...
Тени, которые смотрят на Сансу глазами, такими же синими, как... такими же синими, как...
Это не ветер воет.
С пауками из-за Стены мы справимся. Но если есть что-то еще...
Санса и тени смотрят друг на друга всего лишь мгновение... а затем пламя в ее голове, страшный грохот в груди поглощают ее, она поворачивается и убегает.
Даже когда она захлопывает дверь своей комнаты, она чувствует, как твердые, сокрушительные удары голубоглазых созданий о тяжелый дуб, отдаются в ее руках. Она делает беспокойный шаг назад, прежде чем быстро окинуть взглядом коридоры крепости. В коридорах так же холодно, как зимней ночью, и так же темно, жаровни и факелы тусклые или мертвые. Семеро, помогите ей, она едва различает свое дыхание в полумраке.
Одичалые, думает она, ее ноги уже двигались сами по себе. Тени взобрались на самые стены Винтерфелла, как и трупы несколько месяцев назад. И они были так же тихи, как падающий снег, кошмары приходят из темноты. Милые боги, весь замок не будет знать, что происходит. Воины. Стражники. Бриенна.
И, что еще более отчаянно: Бран .
Она бежит и кричит в двери, даже когда холод проникает сквозь шерсть ее плаща и халата, тяжелая ткань ее ночной рубашки каким-то образом ужасно не подходит для такого холода. Нет никаких стражников, никто не бродит по коридорам, хотя, к счастью, она слышит сонные проклятия замешательства, доносящиеся из комнат. Однако есть некоторые двери, где она может слышать резкий свист ветра за ними, где сама дверь достаточно ледяная, чтобы заставить ее зашипеть, - но за ветром нет ничего, кроме тишины.
Она опоздала.
Бран , снова думает она, открывая плечом дверь на наружную дорожку, ведущую в южную часть жилых помещений. Снега за дверью навалено почти до пояса, и она едва может сдвинуть его достаточно, чтобы протиснуться в щель. Пожалуйста. Пожалуйста.
Она должна добраться до него. Она обещала.
Она обещала .
Тропа скользкая ото льда под ее ногами, и только удача удерживает Сансу от падения на четвереньки. Холодный воздух жесток и достаточно холоден, чтобы проникнуть ей в рот и горло, обжигая легкие, пока порывы ветра и мокрый снег кусают ее кожу и цепляются за волосы. Даже ее плащ и ее тяжелое нижнее белье не могут удержать болезненный холод от проникновения в ее кости, в самое сердце, и ее пальцы уже одеревенели и онемели, когда они цепляются за опору вдоль стены, которая выходит на двор Винтерфелла. Ветер воет у нее в ушах, но где-то во тьме она знает, она знает...
Двор внизу содрогается от теней и странных белых фигур.
Вокруг Сансы тьма. Каждый факел вдоль стен и башен погас в мутной мгле ночи, и теперь у ее ног, в глазах и на языке только снег, ослепляющий и душищий ее.
Ветер воет .
И что-то поднимается из темноты, что-то искривленное и бледное, с глазами, синими как сапфиры, его распахнутая челюсть разинута, чтобы издать леденящий кровь крик. В этом нечестивом крике нет ничего, кроме ужаса, и Санса отшатывается назад с застрявшим в горле вздохом, но демон уже прыгает вперед, уже хватает ее, и раздается сокрушительный удар и звук мира, рушащегося и бунтующего вокруг нее, переворачивающегося с ног на голову... и внезапно она падает.
Здесь есть далекое воспоминание о другом падении с такой же высоты, о сломанной руке молодого человека в ее руке, о шелесте ветра, проносящегося мимо, когда они падали, об опасности за ее спиной и о ее сердце, колотящемся в горле...
- теперь все по-другому.
Она лишь смутно осознает падение, падение существа вместе с ней, обломки стены, падающие вместе с ними, дорожка, стремительно улетающая далеко вверх, далеко за пределы досягаемости. Сугробы, окружающие Винтерфелл, сейчас выше, чем в тот день, когда она спрыгнула с крепостных валов вместе с Теоном, и они устремляются вверх, чтобы обнять ее с такой силой, что вышибают воздух из ее легких. Снег охватывает ее своими холодными объятиями (она помнит реку, она помнит лес, и о боги, о Мать ...), и она не знает, где верх, а где низ во тьме, может слабо слышать, как где-то поблизости возмущенно визжит демон. Но она изо всех сил пытается выплюнуть снег изо рта, изо всех сил пытается вытащить себя из-под сугроба, под которым она утонула, но нет ничего, кроме темноты, бьющихся конечностей и коварного мокрого холода, скользящего по ее спине, по ее лифу, в ее сапоги, везде, везде, везде, и она чувствует, как тугие когти паники начинают обвиваться вокруг ее горла, сжимая оставшийся воздух в небытие, душит ее...
Нет. Нет, нет, нет, нет, нет...
Она дико мечется, пытаясь не кричать, даже когда дыра, которую она создала в сугробе, начинает забиваться снегом, выплевываемым существом, которое, как она слышит, дико визжит неподалеку. Она царапает темную стену снега перед собой, вокруг себя, пытаясь высвободиться из сугроба - боги, какой высоты сейчас сугробы за пределами Винтерфелла? Десять футов? Двадцать? Она опустилась низко, глубоко в сердце сугроба, и снег густой и тяжелый, тяжесть твердая, как камень, придавливает ее, и огромные мокрые комья снега все еще падают на ее непокрытую голову, когда дыра начинает закрываться.
Санса выкрикивает неподобающее леди проклятие, ненадолго останавливаясь, пытаясь успокоить свое паникующее сердце. Кто-нибудь видел, как она упала? Или они были слишком ослеплены бурей и тусклым светом факелов, чтобы заметить, как демон уносит ее через край внешней стены? Она понятия не имеет, где приземлилось существо в своем дрейфе вместе с ней, понятия не имеет, сломает ли его толчки ей позвоночник непреднамеренно. Она знает, где находится верх, хотя тяжесть снега над ее головой не позволяет судить, сможет ли она пробраться наверх. Она не может понять, находятся ли стены Винтерфелла за ее спиной или перед ней, и насколько глубоко она может погрузиться.
Она в ловушке. И ее руки без перчаток уже замерзли и онемели, а в сапоги начинает просачиваться грязь. Если она останется здесь, даже если не задохнется первой, она замерзнет насмерть. И если никто не видел, как она упала...
Она предоставлена сама себе.
Она снова ругается. Когда она спрыгнула со стен вместе с Теоном, сугробы были далеко не такими высокими, и после нескольких минут возни они смогли откопаться. Если она будет ждать, пока кто-то в Винтерфелле заметит сломанную стену и потревоженный сугроб внизу, она вполне может быть мертва. Нет, ей придется разобраться с этим самой.
«Сугробы идут под углом» , - думает Санса. Вопрос, конечно, в том, в каком направлении двигаться - если она двинется к стенам Винтерфелла, то только глубже закопает себя. И всегда есть вероятность, что она будет двигаться только вбок. Я упала со стены назад. Я не крутанулась. Я приземлилась на спину. Стена должна быть передо мной.
Но если он находится прямо перед ней, она не сможет развернуться и выбраться назад.
Она в ловушке.
Санса морщится от паники, нарастающей в ее сердце - она не выжила, став жертвой козней Джоффри, махинаций Мизинца или жестокости Рамси, чтобы умереть прямо за стенами Винтерфелла. Осторожно, но уверенно она начинает двигать конечностями, чтобы найти хоть какую-то податливость в снегу. Ее ноги придавлены, как и ее левая рука, но снег вокруг ее груди, головы и правой руки не так плотно забит - немного пошевелившись, она может сдвинуть снег вокруг себя.
Потребовалось еще несколько мгновений извиваний и тычков, чтобы освободить небольшой воздушный карман перед ее лицом, а затем еще несколько мгновений после этого, чтобы вытащить ее левую руку из почти тисковой хватки снега. Ее пальцы без перчаток уже онемели и стали неуклюжими от холода, и она все еще ничего не видит, хотя, по крайней мере, демон, который упал вместе с ней, кажется, затих. Возможно, он помчался обратно в Винтерфелл или в Волчий лес, чтобы зализать свои раны.
Часть снега сползла за воротник ее лифа и стекает по спине и между грудей, и Санса с опозданием понимает, как сильно стучат ее зубы, как быстро немеют ее конечности. И, несмотря на воздушный карман перед ее лицом, она уже чувствует, что у нее начинает кружиться голова.
Но потом, конечно, пришла зима. А вместе с ней пришла ходячая смерть и создания изо льда - великаны, пауки, призраки всех размеров и Тот, Кто Приносит Бурю, громыхающий из Земель Вечной Зимы. И вы никогда не видели, чтобы столь великая тьма опускалась на землю, невыразимые силы, которыми владеют создания ночи.
Верхняя часть ее тела двигается, но ноги все еще зажаты. Она никуда не движется.
Ты боишься.
Конечно, я боюсь , думает Санса. Конечно, конечно...
Боги. Бран. Арья. Джон.
Она закрывает глаза.
И что-то теплое обхватывает ее руку.
В следующий момент наступает хаос. Что-то царапает ее одежду, тянет за руку, и Санса не уверена, радоваться ей или ужасаться, что демон прорыл себе путь в сугроб, чтобы вытащить ее, только чтобы тащить ее с конечности на конечность в ночном воздухе. Но она ничего не может сделать, придавленная, как будто что-то пытается вытащить ее из могилы. И ее мозг чувствует себя вялым от холода и истощения, плывущим против холодного зимнего течения мрачной тьмы, глубоко в сердце бури, мокрый снег кусает ее лицо, целует ее волосы...
Поэтому она может только тяжело моргать, когда, после последнего мощного рывка, ее тело вырывается из дрейфа и падает вниз в чьих-то крепких теплых объятиях.
Она смотрит на небо, не понимая, - метель все еще гремит, все еще визжит, теперь невозможно громко, когда снег не забил ей уши. И тут само небо сменяется размытым лицом - незнакомым, и его губы шевелятся, и он, конечно, говорит что-то важное, но связать слова в связное предложение трудно -
Но в конце концов...
«Тебе надо встать! Тебе надо бежать!»
Бежать? Ноги Сансы словно глыбы льда. И куда бежать? Метель - и боги знали, какие ужасные твари пришли вместе с ней - вокруг них.
Но каким-то образом - каким-то образом, невозможным образом - ей удается встать, и следующее, что она осознает, - она спотыкается в кромешной тьме ночи, сквозь дующий ветер, сквозь снег, который местами доходит ей до колен, рука незнакомца в ее руке железной хваткой удерживает ее от падения. Краем глаза она думает, что видит меч на боку мужчины в его свободной руке, но снег ослепляет ее. Она спотыкается не раз, проклятия слетают с онемевших губ, но незнакомец каждый раз поднимает ее на ноги.
Она скоро потеряет счет времени - в ее мире теперь нет ничего, кроме льда в ее глазах, на ее коже и в ее крови, мира тьмы и ревущих ветров - когда ее спаситель внезапно толкает ее на землю. Она издает удивленный вздох, даже когда снег снова окружает ее, его порошок такой же холодный, как штормы на ее лице. Смутно она осознает незнакомца, низко склонившегося над ней, его рука перекинута через ее спину, пока земля дрожит вокруг них. Она слегка приподнимает голову... а затем и она, и мужчина пригибаются, когда что-то проносится над ними, производя при этом нечестивый шум.
«Оставайся внизу!» Она чувствует дыхание мужчины на своей щеке, даже когда земля грохочет и гремит вокруг них, и нечестивые крики того, что приносит хаос на их головы. Еще громче стучит сердцебиение Сансы в ее ушах, гулкий барабан, который заглушает все остальное. Она чувствует руку мужчины на своей пояснице, слышит, как он выплевывает проклятие, когда какой-то зверь над ними визжит, бросая вызов, чувствует гнилостный запах его горячего дыхания на затылке -
И затем визг достигает такой высоты, что Санса закрывает уши руками, когда кровь и ихор падают на ее одежду и волосы. Она давится, когда черная кровь впитывается в снег вокруг нее, и слегка поворачивает голову, чтобы увидеть своего спасителя на спине, опускающего свой меч, сталь сверкает темнотой, когда призрачное существо над ними шатается, его восемь конечностей спазмируются.
Паук . И снова воспоминание о том, как она сидит у ног старухи, маленький Рикон на ее коленях, ее глаза широко раскрыты, а Робб, Арья и Бран взволнованно наклоняются вперед в ожидании услышать о зимних монстрах, вышедших из темноты, о голубоглазых существах, которые пробудились из самой земли...
Но мужчина уже тянет ее вверх по снегу, утаскивая подальше от чудовищного паукообразного, прежде чем они оба будут раздавлены его тяжестью.
Только через час, или через жизнь, или через вечность Санса понимает, что незнакомец не вернул ее в сомнительную безопасность Винтерфелла. Даже когда она размышляет, будет ли ей когда-нибудь тепло и сухо, она оглядывается в темноте, чувствуя, что метель каким-то образом утихла, где бы они ни были, - и видит огромные тени, окружающие их, небо над головой стерто. Она почти останавливается, ее дыхание перехватывает от угрозы.
Мужчина нежно тянет ее за собой. «Пойдем».
"Где-?"
«Волчье дерево. Это всего лишь деревья».
Так что вместо того, чтобы быть съеденными гигантским пауком, нас съедят волки , шепчет часть разума Сансы, но она позволяет себя утащить. Дрожащими от холода губами она говорит: «Здесь не безопаснее».
«Если вы думаете, что Винтерфелл сейчас в безопасности, вы ошибаетесь. Эти существа могут взбираться на самые высокие стены крепости и могут пробивать дерево и камень». Мужчина останавливается и тихо поддерживает Сансу, когда она натыкается на его спину. «Вот. Пригни голову. Вот так».
Маленькая берлога - это своего рода земляной холмик, возвышающийся из темноты, путаница сломанных веток деревьев, камней и грязи. Пахнет холодной и влажной грязью, сладким запахом гниющей листвы под более резким запахом льда и опавших сосновых иголок. И хотя в крошечной нише не обязательно сухо, внутри очень мало снега, массивная клетка из веток, листьев и льда блокирует большую часть ветра и снега, не давая им проникнуть в это пространство. Она достаточно велика, чтобы присесть, хотя она наверняка потеряет сознание, если попытается встать.
«Мне нужно вернуться», - говорит Санса сквозь стучащие зубы. Боги, Бран все еще там. Бриенна. Риды. Ее дом. Одичалые, которым она предложила защиту. «Ты не понимаешь. Я должна...»
«Мы сделаем это», - говорит странный человек, следуя за ней, прерывая ее. Его голос странно спокоен. Успокаивает. «Утром. Они приходят только ночью».
Санса смотрит на мужчину, который все еще в плаще и капюшоне. В тусклых тенях ночи она видит отпечаток бороды и темных глаз. И теперь, когда они находятся вне рева метели и зимних ветров, она замечает, что в его тоне есть что-то смутно знакомое... что-то, берущее за душу, что она не может вспомнить, что-то из далекого прошлого...
"Кто ты?"
Мужчина тихо смеется. «Кто-то с дерьмовым чувством времени. Скажи мне - на Севере всегда так? Гигантские пауки, демоны и призраки из детской книжки?»
Сансе требуется мгновение - слишком долгое, ее чувства онемели, как и конечности, и она не может перестать дрожать, - но наконец-то она уловила ритм в голосе мужчины. Странные плавные гласные. Мягко перекатывающиеся согласные. Она моргает, пытаясь смахнуть снежинки, присыпавшие ее ресницы.
«Что, - бормочет она, чувствуя, как подозрения, словно патока, растекаются по ее венам, - делает дорнийец так далеко на севере?»
Если ее спаситель и удивлен тем, что она точно определила его акцент, он этого не показывает. Вместо этого он опускает капюшон и проводит рукой по своим темным волосам, где в кудрях все еще лежит немного снега - капюшон, должно быть, слетел, когда они бежали из Винтерфелла. Несмотря на то, что на улице все еще темно и мрачно, а метель бушует прямо за этим маленьким убежищем в лесу, она видит отпечаток его лица - старше ее, да, но определенно моложе, чем намекают несколько седых прядей в его бороде. И эти его темные глаза, глубоко посаженные на смуглом лице, с любопытством разглядывают ее, впервые вникая и в ее внешность. Она видит в них вопрос, вопрос, на который она сама взвешивает выгоды ответа, если он его озвучит.
«Ты дрожишь», - замечает он вместо этого.
Честно? «Мы в самом центре метели». Она тянется, чтобы убрать с глаз влажные волосы, сжимая челюсти, чтобы зубы не стучали. Сквозь стиснутые зубы она говорит: «Не обращай внимания на то, что ты из Дорна - ни один здравомыслящий человек не поедет ночью через снежную бурю такой силы».
Мужчина улыбается. «Ни один здравомыслящий человек не увидел бы, как ты падаешь, и не пришел бы тебе на помощь. Можно было бы подумать, что это заслуживает немного большей благодарности».
Здесь нет лжи , думает Санса, даже когда она засовывает свои затекшие и замерзшие пальцы в рукава плаща. Возможно, холод заморозил и ее любезности, хотя, несомненно, обстоятельства дикие и странные. Конечно, есть факт, что это дорнийец, в лигах и лигах от своей родины, рискующий сквозь тени ночи, как вор, преступник. Что он вообще делает ночью, особенно в такую смертельно холодную ночь, как эта?
Тем не менее, она поджимает губы и качает головой в знак извинения. «Спасибо».
«Пожалуйста», - отвечает мужчина, прежде чем опуститься на колени рядом с ней, снимая с себя рюкзак, который висит у него на плече. Санса наблюдает, как он быстро роется в нем, прежде чем вытащить тяжелую шерстяную ткань. Без предисловий он накидывает ее ей на плечи. Когда он замечает ее взгляд, он усмехается, его зубы белые на фоне темной бороды. «От него пахнет лошадью, я знаю. К сожалению, это все, что осталось от бедного животного. Хотите верьте, хотите нет, но это не первая встреча с этими дикими зверями. Из-за этого последние пару дней стали совсем не такими захватывающими».
На холоде Санса не может меньше заботиться о бывшем жителе одеяла. Она уже чувствует, как худшее из холода начинает отступать. Но ее любопытство и осторожность, кажется, восстановились гораздо быстрее, чем ее замерзшие конечности, потому что она говорит: «Ты так и не сказал мне, почему ты так далеко на севере».
«Ничто тебя не отвлекает, не так ли?» - говорит мужчина с ноткой веселья в голосе, садясь на корточки. «Очень хорошо. Я пришел поговорить с леди Винтерфелла. Мне нужно обсудить с ней нечто важное».
«Достаточно важная, чтобы тащиться сквозь метель?» Что в мире может быть настолько важным, что человек, непривычный к суровым северным зимам, рискнул бы ради этого своей жизнью? И Санса не удивлена, что он едва узнает в ней леди, не говоря уже о леди Винтерфелла. Она предполагает, что в гнетущих тенях ночи она выглядит как потрепанная служанка после падения с крепостных стен Винтерфелла, одетая только в плащ и ночную рубашку. Ее красноватые волосы Талли, вероятно, неотличимы от каштановых в темноте ночи и снежной буре.
Мужчина какое-то время молчит. Затем: «Если бы я был любителем ставок, я бы сказал, что вы почти обеспокоены моим благополучием».
«Я не монстр», - говорит Санса (она помнит выражение лица Джона, его обвинения, боль от всего этого и осознанный ужас, жгущий ее живот, мечты и стыд, и это то, что она все еще должна похоронить). «Я благодарна, что ты спас мою жизнь. Но ты рисковал своей, чтобы приехать сюда. И я до сих пор не знаю твоего имени».
Теперь уже нет никаких сомнений - Санса видит расчеты в глазах мужчины, так же верно, как он, должно быть, видел то же самое в ее глазах. Но она не отрывает глаз, встречая его взгляд твердо и упрямо. Она знает, что Дорн высказался за Дейенерис. Дорнийец на Севере, Дорнийец, который проделал весь этот путь вместо того, чтобы послать ворона, - это не только ненормально, но и очень подозрительно. Взаимодействие Дорна с Севером было холодным и почти не существовало со времен Восстания. И боги знают, что за таинственный союзник Дорн теперь, когда предыдущие союзники Дейенерис встретили свою гибель от рук Серсеи Ланнистер и Эурона Грейджоя.
Он не знает, кто ты. Он думает, что ты какая-то глупая девчонка, упавшая с высокой башни. И зачем тебе знать, что знают лорды и леди?
«Вас прислал принц Дорна?»
К ее удивлению, мужчина тихонько смеется. Он качает головой. «Можно и так сказать». Он слегка кланяется ей, и Санса не уверена, издевается он над ней или нет. «Меня зовут Оливар. Оливар Мартелл».
Мартелл.
Мартелл .
Санса мысленно ругается. Это может быть ложью. Зачем принцу Дорна в одиночку проделать весь этот путь от Солнечного Копья, сквозь снежную бурю ? Это безрассудно самоубийственно. Что бы он ни говорил, никакая информация не будет достаточно важной, чтобы рисковать его жизнью и будущим Дорна. Она позволяет скептицизму просочиться на ее лицо - для этого требуется совсем немного усилий. «Я тебе не верю».
«Кто бы это сделал?» Он жестом показывает Сансе, чтобы она подвинулась, прежде чем сесть рядом с ней, вытянув перед собой ноги. «Моя племянница, я уверен, убьет меня, если узнает, что я это сделал. На самом деле, я уверен, что она убьет меня, если холод не наступит раньше. Это был не тот план, который я ей рассказал».
«Ваша племянница...?»
«Одна из многочисленных внебрачных дочерей моего брата».
Брат. Мысли Сансы кружатся. Единственный наследник Дорана, Тристан, был убит Песчаными Змеями. И старый принц никогда не был известен своими похотливыми желаниями. Но то же самое нельзя было сказать об Оберине, человеке, которого Санса видела только мельком, когда он приезжал в Королевскую Гавань на свадьбу Джоффри. Даже в черных тенях она не видит ничего от Красного Змея в лице этого человека, она едва знала, что есть три брата Мартелл.
Она говорит это сейчас и наблюдает, как мужчина закрывает глаза, мрачно улыбаясь. «Нет. Я полагаю, что вы бы не стали этого делать. Я тот, кого можно назвать белой вороной. В каждой семье есть такая. Но, кажется, даже белая воронья овца, когда остальное стадо будет зарезано, может стать принцем».
А что, если есть кто-то другой? Кто-то лучше?
Санса отворачивается. Она не может видеть дальше их маленькой берлоги - снег все еще падает слишком густо для этого - и невозможно увидеть, где находится Винтерфелл в темноте. По правде говоря, если этот незнакомец, провозглашающий себя принцем Дорна, захочет, он может изнасиловать ее прямо здесь, в лесу, и перерезать ей горло, когда его семя еще не остынет. У нее нет оружия, и она знает, что в лесу нет никого, кто мог бы услышать ее крик. Зачем еще тащить ее из Винтерфелла, вместо того чтобы попытаться найти безопасность в его громаде?
Ее пальцы все еще онемели, но они сжимаются в кулаки под одеялом... одеялом. Она трет рукой грубый материал - это толстая ткань, тяжелая, водонепроницаемая. И правда, от нее пахнет лошадью, но ее больше беспокоит тот факт, что он завернул ее в нее, вместо того чтобы оставить замерзать. Жест, чтобы она потеряла бдительность? Или искренняя доброта?
Когда ее прикосновение скользит по ткани, она ловит мерцание рукояти меча. Сам меч странный - изогнутый так, как она раньше не видела, и она недостаточно разбирается в оружии, чтобы знать то же самое в этом конкретном типе. Но в сине-черной темноте, которая их окружает, даже она может видеть блеск рубиновых глаз змей, которые обвивают рукоять и основание рукояти. Он не такой витиеватый, как некоторые филигранные изделия, которые она видела, - но для семьи, известной своей хитростью и осторожностью, как змеи, которых часто описывают, это тонкость, которая неудивительна.
Меч ничего не значит , думает Санса про себя. Разве Джоффри не был одарен остатками Льда Отца? Разве Джейме Ланнистер не дал Бриенне Хранителя Клятвы? Сам Джон носил родовой меч Мормонтов. Но этого достаточно, чтобы дать ей паузу, толику доверия, шепот уверенности, что, возможно, этот человек тот, кто он есть. И даже несмотря на то, что любые знания, которые он приносит, должны быть достаточно ужасными, чтобы он принес их лично, она не может не задаться вопросом, возможно, в мире все еще остался хотя бы один человек, который честен со своим словом.
Джон...
Она не доверяет этому человеку. Она не знает этого человека. И все же, несмотря на все это, несмотря на темноту, снег и наплыв опасности, убывающий из ее крови (или, возможно, из-за этого), она чувствует, как ее веки становятся тяжелее. В конце концов, ее разбудили ото сна звуки того, как демоны грабят Винтерфелл, ее окружали ужасные крики и звуки вытаскиваемой стали. Неужели это было всего час назад? Невозможно.
Невозможный.
Но каким-то образом она должна впасть в какой-то сон без сновидений, в беспокойную дремоту, которую она едва может отличить от темноты леса, потому что следующее, что она осознает, это то, что она открывает глаза на сланцево-серый рассвет. Она неловко ерзает, медленно выпрямляясь, и вскакивает, когда понимает, что незнакомец, носящий титул принца, все еще рядом с ней. Они оба слегка припорошены снегом, но вход в их маленькую берлогу удержал худшую часть бури, хотя снега накопилось, чтобы заблокировать добрую часть входа с тех пор, как они в него влезли.
«Мы можем идти сейчас», - говорит Санса, ее голос хриплый от сна. Каким-то образом их маленькое убежище стало довольно теплым с прошлой ночи, и Санса вздрагивает при мысли о том, чтобы шагнуть на холодный утренний ветер, ее волосы все еще влажные после их полуночного полета.
«И тебе доброго утра», - раздается ответ. Его голос не окутан тяжелым покровом сна, и Сансе требуется мгновение, чтобы понять, что он либо уже давно не спит... либо просто не спал ночью. Одеяло также все еще накинуто на ее плечи, и хотя принц не выглядит изношенным, Санса видит черную усталость в его глазах. Теперь, когда серый свет рассвета прорывается сквозь ветви их маленькой хижины, она видит, что он выглядит ровесником Тириона, возможно, на несколько лет моложе. Несмотря на богато украшенный меч на боку, его одежда проста и не украшена, создана для путешествий, но не выдает, что ее владелец занимает особенно высокое положение. «Метель закончилась. Наш путь обратно в Винтерфелл должен пройти без происшествий».
«'Должно быть?'» - осторожно переспрашивает Санса. Мышцы сводит судорогой - она сомневается, что их ждет что-то, кроме мирной прогулки обратно домой, она рухнет лицом в снег при первой же попытке бежать.
Странный принц пожимает плечами, ползет вперед, чтобы пробить небольшой барьер из снега, который накопился за ночь. «Это волчий лес. Возможно, там сейчас охотятся голодные волки, когда пауки ушли».
Санса следует за ним, морщась, когда спотыкается о подлесок, скрытый под мягким одеялом снега. Рука принца тут же оказывается у ее локтя, чтобы она не упала на колени в сугроб, и она тихо шепчет спасибо, хотя ее взгляд тут же устремляется к окружающему. Ночью деревья Волчьего леса казались ничем иным, как тенями внутри теней, стражами ужаса, поднимающегося из бледной земли.
Теперь они скрыты за холодным густым туманом, который вьется в лесу и вырывается из него, поглощая их шаги. Это ощущается совсем иначе, чем любой туман, который когда-то окутывал Винтерфелл прохладными летними утрами - протягивая руку, можно почувствовать, как будто сам лед превратился в облако, парящее у земли. Она морщится и прячет руку обратно под плащ.
«Буря замела наши следы», - бормочет Санса, щурясь на темные ветви, переплетающиеся, словно паутина, над их головами. «Ты знаешь дорогу обратно?»
«У меня есть хорошая идея. Именно так я проследил путь обратно в лес. А Винтерфелл трудно не заметить, когда выйдешь из леса. Пошли».
Большую часть утра уходит не только на то, чтобы выбраться из леса, где сугробы в нескольких местах доходят Сансе до колен, но и на то, чтобы наконец заметить надвигающуюся темную тень Винтерфелла, возвышающегося в далеких холмах. Ее спаситель продолжает бросать на нее косые взгляды каждый раз, когда она выбирается из очередного сугроба, потея и дрожа одновременно, словно он ожидает, что она будет жаловаться на трудности перехода через снег. Но она обычно слишком занята тем, что стряхивает самые тяжелые корки снега со своего плаща, чтобы сначала заметить эти взгляды, а затем слишком горда, чтобы комментировать их, когда наконец делает это.
Когда она видит стены Винтерфелла в тумане, она почти не в состоянии подавить свое изумление - время было туманным туманом ночью, ее мир был ничем, кроме ветра и мокрого снега в ее глазах, снега под ее ногами, руки в перчатке, держащей ее, и криков дикой природы у них по пятам. Они убежали гораздо дальше, чем Санса думала.
Пока они пробираются по королевскому тракту к главному входу в крепость, принц говорит: «Ты крепче, чем кажешься». Санса ничего не говорит, но бросает на него взгляд, который заставляет его улыбнуться. «Это не пренебрежительное замечание. Это просто не то, чего я ожидал, когда увидел, как кто-то взлетает с самых вершин стен Винтерфелла».
«Возможно, это что-то говорит о твоем первоначальном мнении о том, кто вообще прыгает со стен», - отвечает Санса. «Это не для слабонервных».
«У меня сложилось впечатление, что это было непреднамеренное падение».
Крик безумной девушки, падающей навстречу смерти. Рука Теона в ее руке. Глубокий вдох и прыжок веры.
Она ничего не говорит, а он не настаивает.
Ворота Винтерфелла, как это ни досадно и невозможно, все еще закрыты. Демоны и существа, которые напали на них, просто перелезли через стены - ужасающая перспектива, на которую указал принц, и с которой Санса не хочет сталкиваться, когда снова наступит вечер. Она поднимает взгляд на сторожевые башни и видит, что они лишены стражи, и от этого у нее по спине пробегает холодок - даже в их одиноком бастионе здесь, на Севере, всегда был страж, следивший за заблудшими путниками. Их отсутствие - и отсутствие каких-либо факелов вдоль башен - заставляет что-то съежиться в глубине ее живота. Что, если она единственная, кто остался в живых?
«Привет!» Голос принца эхом отдается от железных ворот и массивных каменных арок крепости. Хотя Санса не видела никаких доказательств того, что пауки и призраки все еще бродят по склону холма или вдоль внешних стен Винтерфелла, она все равно не может не оглянуться на крик, чтобы посмотреть, появятся ли они из густого тумана, чтобы разорвать их на части.
И тишина, доносящаяся прямо из-за ворот, нервирует. Даже когда Болтоны захватили Винтерфелл, там все еще было шумно и шумно.
Принц снова кричит. Ответа по-прежнему нет.
Мысли Сансы уже скачут вперед семимильными шагами, пока она просчитывает, что именно они будут делать дальше, если не смогут попасть в Винтерфелл. Ближайшая твердыня - замок Сервин, в полудне езды на юг по одному из северных ответвлений Ножа. Если все в Винтерфелле были убиты (о боги, нет, только не Бран, пожалуйста, только не ее семья, только не снова, только не снова), она и так называемый принц могут следовать по Королевскому тракту на юг. Возможно, то, что напало на Винтерфелл, еще не обрушилось на замок Сервин. Из-за отсутствия дыма в воздухе кажется, что Джон еще не вернулся, и она не уверена, вернется ли он и когда, вспоминая их последний разговор. Проклянет ли Джон весь остальной Винтерфелл за действия Сансы? Брат, которого она знала раньше, может и не знать. Кузен, которого она начинает понимать, что совсем не знает... ну.
Но крики должны наконец разбудить кого-то за воротами замка. После третьего крика принца над башней появляется массивная голова.
«Кто там?»
Принц запрокидывает голову назад, глядя на туманные высоты замка. «Путешественник! Возвращаешь свою леди туда, где ей самое место!»
Санса смутно осознает, что стражник делает двойной взгляд, уставившись на них двоих, но она слишком занята, давая принцу долгий оценивающий взгляд. Даже когда она может - наконец - услышать звуки деятельности прямо за воротами, она не отрывает своего хмурого взгляда от Оливара Мартелла. «Ты знал, кто я».
«Сначала нет, нет», - говорит он, качая головой. Затем он подходит к ней и тихо снимает одеяло с ее плеч. Пока он это делает, он проводит пальцами по нескольким влажным прядям ее волос, которые, хотя и все еще темные от растаявшего снега, теперь более очевидно имеют насыщенный каштановый оттенок. «Возможно, я сделал дикую догадку».
"Ты-"
«Задраивайте люки, миледи», - говорит Оливар заговорщическим шепотом, когда ворота начинают скрипеть, открываясь. «У них будет много вопросов, и не последний из них - почему вы провели ночь в компании дорнийца».