вернулись к точке отчёта сызнова
Я не успел одуматься, как Йен оказался в компании тех ребят, от которых в прошлый раз Сагона тянуло вырвать. Однако сейчас он словно нажал на переключатель и принял нейтралитет, на самом деле насыщенный собственными целями и выгодами, которые широко раскрывались перед ним, в случае его беспрекословного повиновения. И он повиновался, несмотря на мои попытки разубедить его.
— Я заплатил за учебу, — выходя из бара, сказал Фешер, не смотря на встрепенувшегося Йена.
— Но разве отец не лишил тебя денег? — недоверчиво прошептал Йен, потеряв от волнения голос.
— Даже если так, деньги нашлись. И тебя не должно касаться откуда я их взял. Твоё дело – принять. В любом случае, я заплатил.
— Зачем ты сделал это? Я думал, тебе нужно держать меня при себе и нет ничего лучше, как шантажировать меня...
— Я никогда не шантажировал тебя, Йен. Мы в одной лодке и должны заботиться друг о друге. По крайней мере я забочусь.
Йен ничего не ответил. Он лишь поник головой, замолчал, не взглянув более на Фешера, который безмятежно покуривал первую сигарету. Они так и разошлись в полном молчании, Фешеру даже не пришлось напоминать о сделке, месте встречи и времени. Он слишком хорошо знал Йена, который только и думал о предстоящем деле. После согласия Йена прошла неделя, в течение которой он неотрывно проводил свои дни с Фешером, что точно набросил на грешника свои сети и все стремительнее тянул улов, дабы полакомиться им. Сагон никак не сопротивлялся. Будто все шло так, как хотелось ему изначально.
Меня парень видеть не желал. Каждое мое слово обжигало его хрупкое самолюбие, заставляло покачиваться его сомнениям, в которых он тонул. Стоило мне появится на горизонте, Йен презрительно усмехался, обходил стороной и не слушал. Он пытался казаться заурядным человеком, которому ещё не постигло узнать о существовании проводников, что уводили собой грешников за черту мирской жизни. О, как он стал бояться смерти! Мы вернулись к точке отчёта сызнова, будто и не старались измениться.
Было решено обчистить небольшой ювелирный магазин, в котором работал Ильяс. Узнав о новой детали, Йен вновь стал ортачиться, но один брошенный взгляд Фешера пресёк истерию парня. После Сагона ввели в курс дела: Ильяс, как работник ночной смены, отключит сигнализацию и разберётся с охранником, которого, как говорил сам Ильяс, легче вырубить водкой, чем ударом; в машине будут ждать Урбан, Антон, Фешер и Сагон, последний отвечает за машину, ему предстоит, как можно скорее смыться с места преступления. Урбану придется покалечить Ильяса, дабы подозрения не пали на парнишку, Антон и Фешер берут ответственность за драгоценности.
Сагон с хмурым лицом вникал в каждое слово, сказанное Антоном и Фешером, покачиваясь на одном месте. Он никак не мог отделаться от нервной дрожи и странного ощущения, предвещавшего нечто ужасное за последующими шагами. Он хотел отказаться, но в деньгах Йен нуждался сильнее, чем в честной жизни. Фешер чувствовал его страх, видел его нерешимость и понимал, как сложно Йену взяться за дело, которое как минимум не сулило ничего хорошего.
Однако дни медленно приближали Сагона к могиле. Я говорил, к могиле, поскольку понимал, что если парень решит измениться, я более не протяну руку помощи, и он так и падёт в жирную землю, пропитанную змеями и червями.
Вечером, перед самым ограблением, Сагон нервно ходил из угла в угол комнаты. Он закрыл дверь на ключ, закрыл окна, спустил шторы, оставив себя в заточение небольшой квартиры. Было жарко и по виску парня стекал пот, ладони потели, а ноги скользили по паркету. Йен оттирал пот рукавом тонкой водолазки, которая так прилипла к его телу, что сливалась с ним. Сейчас задохнётся.
Если бы его спросили, почему он так нервничает, он бы ответил, что готовится к худшему, спросили бы, что это значит, он бы сказал: " Собираюсь ограбить чёртов магазин ", спросили бы, зачем, он бы задумался. Почему задумался? Потому что теперь он боялся. Страху не привыкать притуплять смелость и решимость, которые так же хрупки и слабы, как людские чувства.
Пронзительный рингтон вывел парня из равновесия: он подпрыгнул на месте, поскользнулся и, чуть не грохнувшись, на ватных ногах поплелся в спальню, откуда "кричал" телефон. Рхона. Женщина словно чувствовала, как ее внук сгорал в пламени, если не ада, то мыслей.
— Ответь, Йен.
Парень обернулся. Безумный взгляд голубых глаз остановился на мне так, будто рассматривал некий ужас, что притаился в шкафу.
— Ты о чем?
— Она не оставит тебя в покое до тех пор, пока не услышит твой голос.
— Что тебе известно о Рхоне? Я не обязан выполнять каждый твой каприз.
— Это не каприз, Йен. Это приказ твоего проводника. Ответь. Пожалуйста.
Телефон в его руках захрустел.
— Я не выполняю твои приказы, проводник, пора бы отстать от меня.
— Однако, как быстро ты переменил свое решение в отношении грехов и Кирсти. Мало того что ты наплевал на вещи, весьма тяжкие для твоей головы, так ты хочешь вновь отделаться от Рхоны, как от балласта? Глупее смертника не видывал.
— Ты напрасно пытаешься надавить на меня. И я вовсе не собираюсь отделаться от Рхоны, она важнее любого греха и Кирсти. Важнее тебя, в первую очередь.
Я улыбнулся.
— Не задел. У меня нет чувств, глупый Сагон.
— Не удивил. Ты слишком предсказуем.
— Подними телефон. Она хочет слышать тебя.
— Да, но я не хочу.
— Это неважно.
— Для тебя неважно абсолют всё, что касается меня! В конце концов, чей ты, чёрт побери, проводник?!
— Подними проклятый телефон!
Не знаю, случайно ли он задел дисплей или ответил намеренно, но вдруг по комнате раздался голос:
— Боже мой, Йен, что случилось? Я никак не могу до тебя дозвониться.
Атмосфера в комнате накалилась настолько, что капли пота заливали глаза, дыхание парня обжигало его губы, а рука, держащая телефон, задрожала так, что, казалось, она отвалится и заживёт собственной жизнью, передвигаясь на длинных пальцах. Сагон напоминал мне пароход: жаркий, спешный и смертоносный.
Он сжимал челюсть слишком сильно, я слышал скрип его зубов, желваки играли на лице парня. Йен весь напрягся, смотря на меня в упор, так и проклиная день, когда мы встретились.
— Извини, я принимал ванную. Телефон лежал в комнате.
— Ничего, — послышался слабый голос из телефона, — я немного испугалась. Йен, понимаю, что поздновато, но...
— Но? В чем дело?
— Понимаешь ли, Йен, кажется, давление подскочило, я плохо себя чувствую и мне бы больше всего хотелось увидеть тебя, если, — она вдруг тяжело вздохнула, глухо застонав, — если ты не занят, конечно.
Йен закатил глаза, протер лицо и повалился на кровать, как сразимый обмороком человек. Через час ему выходить, встречаться с Фешером, садится в машину, где его будут ждать остальные, и подъезжать к магазину. Нет. Подъезжать к пути, что ведёт в ад. Он прокрутил в голове каждое движение, каждый шаг и каждое слово, но теперь все может развалится на его глазах, как песчаный замок в волнах бушующего океана.
— Почему ты не вызвала скорую? Если тебе так плохо, я не сумею помочь, я ведь не медик.
— Понимаю, но дело не в помощи. Мне хочется увидеться с тобой и поговорить. Мы так давно не встречались, правда, Йен?
— Верно, достаточно давно...
Сагон встал, подошёл к шкафу, вытащил оттуда полотенце и пошёл в сторону ванной медленными и тяжёлыми шагами. Даже рыжие волосы парня взмокли.
— Но я не могу. Я занят.
— Занят?
— Да, представляешь завтра у меня первая сессия и мне следует готовится к ней. У меня попросту нет времени, чтобы разъезжать по городу.
— То есть учеба? Видимо, образование у тебя в приоритете.
— Более чем. Так что вызови скорую помощь и дождись акушеров, а я приеду завтра. Тогда и поговорим и увидимся, однозначно.
Ему долго не отвечали, он слышал тяжёлое дыхание женщины, зловещую тишину квартиры и собственную пульсацию крови в висках, которые грозились лопнуть и извергнуться разгоряченной кровью, что уже успела налить глаза.
Йен еле-еле стянул с себя водолазку, штаны и, включив воду, замер, наблюдая, как холодная вода касается его руки.
— Я понимаю, конечно, ты прав. Извини за рассеянность, просто, — Рхона сглотнула, — просто я испугалась.
— Ничего, все в порядке. Вызови...
—... скорую помощь, да. До встречи, Йен.
— Пока.
Телефон упал на кафель, он зашел в ванную, включил душ и холодная вода сбежала по исхудавшему телу: по ключицам, по тонким ребрами, по впалому животу, по заострённым лопаткам, холмиками позвоночника, по слабым ногам. Задержав дыхание, Йен пускал воду по лицу. Он всхлипывал, кусал губы, через силу стискивал челюсть. Но вот парень откинул голову назад и закричал во всю глотку, громко и сильно. Эхо окинуло все комнаты квартиры и мелко-мелко пробилось в подъезд, правда слишком глухо и тихо так, что думалось, будто бы никто за дверью и не надрывался.