все ещё не дохлый грешник
Я отсутствовал в жизни смертника день-два, но по возвращении не увидел той картины, коей надеялся. Я все верил в совесть Сагона, что она вот-вот зашевелиться, разрастется, а под конец станет тяжёлой и невыносимой для парня и заставит сознаться во всем перед обманутой. Но он напрочь забыл о ней, продолжая действовать так, как диктовали ему трусость и эгоизм.
От меня не утаилось странное поведение парня, стоило нам встретиться в его квартире, когда он заполнял свой холодильник. Его глаза не смотрели на меня, он не острил. Зато старался всячески отмазаться от разговора. Нет, мне не было обидно. Во мне лишь взыграло подозрение, но позже я приписал его холодность к новой волне сомнений насчёт Бога, грехов и новоиспечённой Кирсти, от которой парень не отходил. Я оставил его вытягивать слизистые нити мыслей, продолжая уповать на его добропорядочность.
Почему я не действовал? Как-то за спором он разгорячился и сказал, что разберётся во всем сам. Конечно же я засмеялся в ответ, после чего он выставил меня за порог. Так пусть же покажет мне это "все сам". Хочу лицезреть на дохлые попытки всё ещё не дохлого грешника и оглушать его овациями, когда он будет спотыкаться.
На следующий день Йен, после занятий, зашагал в цветочный магазин. Мы с ним ещё не встречались, так как мне наконец-таки захотелось поглядеть на этот чёртов спектакль в кресле зрителя и кричать не "превосходно", а "мерзкое лицемерие героя". Но я бы кричал подобное смеясь. Мне все ещё жалко парня. А он не понимает, как болото засасывает его с каждым шагом.
Парень зашёл в магазин под перезвон колокольчиков, что висели над дверью.
- Ух ты, я все думала, что ты не придёшь, - Кирсти вручила чек покупательнице, сопроводив это "приходите ещё".
Он не стушевался и даже не вздрогнул. Неужели так вошёл в роль или же ему в самом деле стало легче общаться с девушкой? Парень возложил на кассу белый пакет, откуда можно было разглядеть яркие коробки лапши и сока. Дурень есть дурень.
- Да нет, - Йен сел слева от Кирсти, чуть улыбнувшись. - Я помогал однокурснику с заданием, а потом застрял в живой очереди.
- Что тут у нас...
Пакет под ее руками зашуршал, и она, с любопытством маленького ребенка, вытягивала оттуда все, прости Господи, съестное. Сагон не переставал улыбаться, наблюдая за быстрой сменой мимики девушки, которая что-то приговаривала себе под нос иногда ахая.
Улыбка Йена - явление редкое. За последние четыре года его ничего не заставляло смеяться или улыбаться, настолько он видел мир вокруг себя серым и беспомощным. Себя он тоже считал бесполезной субстанцией, но все же держался выше окружающих. Вел себя по идиотски хотя бы потому, что держать нос к потолку не было никакой необходимости. Он ничем не отличался от них, но себе Йен внушал иное. Сейчас он улыбался, сидя с человеком, грех перед которым немыслимый. И вместо того, чтобы раскаяться перед ней, он решил прибегнуть к пути самообмана.
Я хочу порадоваться за него, но мне грустно.
Но Сагону не было грустно. Он светился, подобно солнцу, разлагольствовал, заставляя девушку смеяться. Они вели себя так, как если бы никогда не разлучались. В глазах Кирсти я не прослеживал скрытой злости или презрения, которые отчётливо виднелись в первый раз. Но в движениях Сагона порой сквозила осознанная осторожность, а в разговоре он не прибегал к крайностям, как это было с Джен. Он старался не перечить Кирсти, скрывая свое несогласие за шутками.
- Ну что ж, парень, - Кирсти звякнула лопаткой по столешнице, привлекая к себе внимание Йена, который расставлял цветы, - ты готов отдаться работе?
- Как если бы девушки отдавались мне!
- То есть, не готов?
- В смысле?!
Он швырнула в нее тряпкой, что лежала на полке, но она успела увернуться.
Они проводили время весело, не забывая о работе. Казалось, между этими двумя ничего не происходило и они проводили все тысяча четыреста шестьдесят дней неразлучно друг от друга - настолько сильно друзья дополняли себя. Йен рядом с ней не превращался в угрюмого парня, поедающего лапшу быстрого приготовления, не разговаривающего с одногруппниками и не поддерживающего связь со своими близкими. Сагон не терялся в догадках Смерти и существования Бога. Йен превращался в того Йена Сагона, каким мог быть, не сотвори он проступка, принесшего смерть ближнему. Кирсти окрыляла его и настраивала только на благоразумие.
Они проработали до самого вечера. После закрытия магазина, друзья попрощались и разошлись по разные стороны. Улыбка не сходила с лица Йена. Ее будто припаяли к губам парня. У него до сих пор теплилось на душе и дай ему волю, Сагон бы побежал строить дома для бездомных, собирать деньги на дорогие операции, принимать роды, помогать детям переходить дорогу. Он бы сделал всё! Но не сознался Кирсти.
Я вышел из-за угла дома, встав на пути грешника. Не удержавшись, похлопал громко и медленно, пока лицо Йена омрачалось с каждой проходящей секундой.
- Неужели я не приношу столько радости, сколько Кирсти?
Он закатил глаза.
- Ревнуешь, что ли?
Я прекратил хлопать. Йен смотрел на меня с необъяснимой опаской, весь напружинившись и с внимательностью хищника наблюдая за моими движениями.
- Ревную? Тебя, что ли?
Мой смех заставил подпрыгнуть напряжённого парня. Он обрушился на меня проклятиями и матами, хватаясь за сердце и глубоко дыша. Образ "хищника" улетучился с той же скоростью, с которой он произносил анафемы, пока смеющийся я продолжал его нервировать. Бедный Йен никак не мог привыкнуть ко мне, из-за чего обижался и пугался от каждого моего движения.
Фонарь, у столба которого мы остановились, заработал и улица отбросила тени, приняв желтоватый свет. Под глазами и губами Сагона пролегли тёмные круги.
- Мне нужно отвести тебя кое-куда, Йен Сагон.
Его пробирала дрожь, когда мы неторопливо шагали по шоссе, что тянулось по склону скалы, под которым бушевало ненасытное море, обещая утопить в своих водах таких же смелых проходимцев, как мы. Солнце давно уселось за горизонт. Небо приняло окраску разъяренного моря и только редкие перестые облака смягчали небесный лик. На висках парня выступали бисеринки холодного пота. Он отводил взгляд от моря, прикрывая рот. Йена воротило, а я наблюдал, как он, весь потный и дрожащий, старается удержаться на ногах.
- Куда же пропало твое хладнокровное спокойствие?
Он взглянул на меня. Во взгляде Сагона виднелись мольбы о пощаде, но между тем там отчётливо вырисовывались ненависть и страх.
- Расскажи мне, что здесь случилось.
- Ты и сам все прекрасно знаешь. Почему просишь рассказывать?
- Ох, Йен. Эта лепта вовсе не для меня. Послушай в первую очередь самого себя.
- Я знаю, что я - аморальный урод! Я прекрасно осознаю свою ошибку! Нечего мне этим в лицо тыкать, понятно?
Его голос надорвался и он охрип. Парень сплюнул, сел на корточки и, уткнувшись в руки, заплакал. Все тело тряслось, как при лихорадке. Он всхлипывал и тихо выл, но на море так и не взглянул.
- Как насчёт спуститься на берег?
- Ты издеваешься? У тебя фетиш такой, грешников до истерики доводить, чёртов проводник?!
Сагон не поднимал головы, кричал в пустоту, а перед глазами обволакивалась темнота, в ушах стоял шум накатывающих волн. Он сжался плотнее.
- Расскажи мне, Йен.
Йен шумно всхлипнул. Упав на колени, парень некоторые время грубо растирал лицо руками, размазывая по щекам и векам слезы, пока под нашими ногами низвергались воды моря. Он сгорбился, опустив руки на колени и не поднимая глаз. Наверное, сейчас бы и Кирсти не сумела успокоить парня. Увидь он ее в такую минуту, бросился бы вниз?
- Я ничего не сделал, - дрожащим голосом процедил Йен. - Во всем виноват Фешер...
- Не хочу слышать подобного, - поморщился я.
- Фешер, я и... - он всхлипнул, - и Ирвин дружили ещё с пелёнок. Все время проводили вместе, нас невозможно было представить порознь. Только Фешер и Ирвин часто спорили друг с другом. Два лидера и места делить не желали, как в играх, так и в школьной жизни. Они оба были отличниками, преуспевали в спорте и меня заодно подтягивали. После окончания средней школы, вместе подали заявку в одну школу, но уже тогда я замечал, как между ними нарастает напряжение. - Йен закрыл ладонями глаза и стал качаться на месте. - Все было хорошо, пока Фешер, примерный ученик и сынишка гендиректора, не связался с плохой компанией. Я его пытался вернуть обратно, а вот Ирвину было плевать на него. Сказал, что Фешер не маленький, как попал в яму, так и выкарабкается. Ну я и оставил это дело. Только вот немного нимало спустя, Ирвин вдруг пропал. Всю школу подняли на уши, да какую там школу, город. Мы искали его в каждой дырке, с нами вели беседу. Но... Меня ужасно пугало поведение Фешера. Он стал вспыльчивым, нервным, не подпускал к себе никого, мне думалось, он так переживает за пропавшего друга. Но однажды под вечер Фешер позвонил мне и сказал, что нужно встретиться, я, конечно, согласился, хотя и почувствовал неладное...
Голос Йена дрогнул и парень заскулил, прикусив нижнюю губу. Он открыл глаза. Его тело сжалось под всплесками моря. Небо темнело, пушистые облака бледнели, сквозь них виднелись созвездия.
- Мы долго ехали, - просипел Йен. - Я расспрашивал его, а Фешер молчал, точно ему рот зашили. Здесь мы и остановились. Он говорит: "- Вылезай," я и вылезаю. Я продолжал задавать вопросы: знает ли он, что с Ирвином, где наш друг, но... Но на мои допросы он молча открыл багажник, - Йен медленно подошел к краю шоссе, где за оградой, бушевало уже чёрное море. - Там лежал Ирвин. На нем живого места не было. Весь в крови и избитый, Ирвин уже был мертв. Клянусь я... Я до сих пор не помню, что я сделал после. Помню только, как Фешер беспрерывно о чём-то говорил, он даже ударил меня, чтобы привести в чувства, но меня будто отключили от мира. Я помню только, как взял Ирвина за плечи и потащил его с Фешером к краю шоссе, а потом... - Йен чуть припал вперед, но его удержало ограждение, на которое он облокотился всем телом, вновь закрыв лицо.
- Сбросили его в море, - закончил я за него.
Йен упал на колени.
