Компромисс и последствия
Это был последний день Крегана в Королевской Гавани. Он хотел попросить Северного Лорда остаться подольше, но тот уже продлил свою поездку.
Его друг, его брат, казалось, был довольно увлечен своей новой женой. Она была очень хорошенькой, и они составляли прекрасную пару вместе, одетые в серые цвета Дома Старков.
«А теперь, брат мой, нам следует обсудить наш маленький пакт», - сказал Креган, откидываясь на спинку сиденья в таверне, где эль почти опустел.
«Ты просто обожаешь любезности, не так ли?» - рассмеялся Джейс.
«Зачем беспокоиться?» - усмехнулся Креган с сильным северным акцентом.
«Боюсь, это пока не может быть реализовано», - ответил он серьезным тоном.
«Ты ведь не отступишь, да?» - поддразнил Креган. Джейс снова рассмеялся.
«Не совсем так. Но моя дочь и ваш сын - оба наши наследники. Если они поженятся, то навсегда останутся разделенными между Севером и Югом. И Железный Трон должен занять место перед Винтерфеллом. Наследство ваших сыновей».
«А. Так она старшая».
«Действительно». Джейс остановился, чтобы отпить. «Однако, если ты будешь благословлена еще одним сыном, я с радостью обручу их».
«А что, если у меня будет дочь?»
Джейс задумался.
«Она может выйти замуж за Джейхейриса». Он выгнул бровь. «Удовлетворительно?» Креган закатил серые глаза.
«Я полагаю. Он такой же красивый, как ты? Ни одна моя дочь не выйдет замуж за парня с некрасивыми чертами лица». Джейс весело ударил кулаком по невероятно мускулистому плечу Крегана.
«Ты смеешь предполагать, что у твоего будущего короля будет ребенок, не обладающий чистейшей валирийской красотой?»
«Никогда, мой принц», - пошутил Креган, опустив голову и взмахнув рукой, отвесив официальный поклон сидя.
«Тогда мы согласны».
"Мы."
Несколько минут они пили в дружеском молчании.
«Мне будет не хватать тебя, когда ты вернешься на Север, брат», - Креган одарил его редкой теплой улыбкой.
«Как и я буду скучать по тебе». Креган осушил свою чашу. «Но мы встретимся снова».
«Как скажешь, старик».
Они дразнили друг друга, пока солнце не начало показывать горизонт.
*********
Когда она плыла в Дорн, она не могла не чувствовать ослепляющую ярость. Она знала свой долг, она знала, что обещала своему отцу, своему народу, королеве. Это не означало, что ей это должно было нравиться.
Принц, каким бы легкомысленным он ни был, очевидно, летел в Дорн.
Им негде было хранить дракона, но он был седьмым в очереди на трон, и она была уверена, что он мог позволить себе построить что-то на деньги своей семьи, а не ее.
Обратный путь был как-то менее приятным, чем путь в Королевскую Гавань, поскольку он был наполнен чувством предчувствия, постоянства. Да, принц может вернуться к своей матери при малейшем дрожании ее голоса, но он также был здесь, чтобы подготовить свою жизнь к ней. Его жизнь в качестве ее мужа.
Роль, на которую он претендовал менее чем через три года, когда ему исполнилось шесть лет и десять лет.
Если ей повезет, он умрет до этого. Предпочтительно в какой-нибудь ужасной, трагической случайности, возможно, на своем любимом драконе.
Если бы Мерия могла слышать ее мысли, Алиандра бы волновалась, что в ее супе есть волосы.
*********
По мере того, как шли месяцы и имя Деймона покрывалось пылью, Рейнира начала по-настоящему осознавать, что значит побеждать.
Она правила Семью Королевствами, каждой мелкой ссорой, каждой обидой, каждым налогом на монету, каждой частью торговли. Они принадлежали ей, и она была ответственна за все это, хорошее или плохое.
Но от чего она не могла избавиться, так это от Деймона.
Несмотря на всю ее подготовку в Королевской гвардии, на всю ее подготовку, на все ее знания о том, как уничтожить, навредить и вывести из строя человека, ее никогда по-настоящему не учили убивать .
Ее никогда не учили, как восстанавливаться после бойни.
Она видела, как люди падают в туренах, видела, как они корчатся и истекают кровью, видела, как они кричат в агонии, бормочут бесплодные молитвы и проклинают всех богов. Но она никогда не видела, как они умирают. Она никогда не видела, как они наносят себе смертельные увечья. А если и видела, то никогда не видела, как они уходят.
Она даже не видела, как умерла ее мать.
Она наблюдала, как ее беременность отрывала ее от мира. Она видела свой труп.
Но она не увидела точного момента, когда свет покинул ее глаза, когда ее руки обмякли, а тело похолодело.
Она уже приказывала Сираксу гореть, приказывала, чтобы ее дракон излил свое пламя в мир. Но никогда с намерением навредить. Никогда не убить.
Она никогда не шептала дракарис и не видела, как он убивает жизнь.
Она не видела, как умирал Деймон. Но она видела, как он горел. Она видела, как он падал. И она знала, что сделала это.
Может быть, это и есть истинная сила короля. Уметь убивать и не позволять этому преследовать. Жить после смерти.
********
Надежда была опасной вещью для короля-консорта Семи Королевств, для человека посреди все еще затягивающейся войны, для любого в Вестеросе. Но у Гвейна она все равно была.
У короля и его супруг в прошлом, вероятно, были надежды на мир или богатство, победу или силу. Но у Гвейна была надежда на что-то гораздо менее грандиозное, гораздо менее распространенное.
Он желал любви. Просто чтобы она существовала в четырех стенах его собственной спальни, чтобы он чувствовал ее, видел ее, держал ее в своих собственных двух руках и хранил ее от всего остального.
У него была любовь. У него были его дети, его семья и их дети. Его братья и сестры по браку и его собственная сестра, и его братья и сестры так далеко, что он едва мог вынести мысль о них, потому что он едва мог вспомнить черты их лиц. У него была любовь его жены. Ее товарищество, ее с трудом завоеванные улыбки, ее естественный способ материнства и дети, которых она ему подарила.
Но он больше не держал его в ее нежных прикосновениях, в жаре ее тела, в ее дыхании. В ее лукавых взглядах, в ее доверии к его секретам, в ее страхах и надеждах. У него была жена, которая его любила. Но он каким-то образом потерял ту, которая была влюблена в него.
«Как бы я их ни любила, я боюсь, что наши дети сведут меня с ума», - сказала Рейнира с раздраженным и в то же время юмористическим вздохом, опускаясь на изножье кровати. «Да, да, я знаю. Они унаследовали свое упрямство от меня, не нужно мне напоминать». Она снова вздохнула и посмотрела на него, в ее глазах расцвело любопытство, туда, где он стоял, почти пассивно, над своим маленьким столом. Гораздо меньше, чем ее, поскольку она была королевой, и гораздо менее занятой. Не только из-за отсутствия переписки, но и из-за его организаторских генов Хайтауэра.
Пальцы Гвейна скользили по мягкому курсивному почерку страницы перед ним.
«Ты в порядке, любовь моя?» Она поднялась со своего места и подошла к нему.
Он рассеянно кивнул.
«Тебе не нужно притворяться, что ты не такой, Гвейн», - тихо сказала она, положив теплую руку ему на щеку и заставив его глаза посмотреть на нее. «Я знаю тебя. Что-то не так». Он не мог смотреть на нее, не желая плакать.
«Я даже не знаю тебя больше», - прошептал он наконец, отводя взгляд.
Ее большой палец, успокаивающе скользивший по его скуле, остановился, плечи напряглись.
«Что ты имеешь в виду? Конечно, ты меня знаешь. Ты мой муж». Ее тон был по-прежнему мягким, но голос слегка дрожал.
Он не собирался этого делать. Он не планировал этого. Он считал себя более сильным человеком, чем умолять.
«Когда ты перестала меня любить?» - наконец спросил он, снова встретившись с ней взглядом.
Он увидел все это в ее глазах. Шок, опасение и там, чуть мерцающее под фиолетовым блеском, чувство вины.
«Гуэйн I...»
«Я знаю, Рейнира». Ее брови нахмурились. «Я могу быть дурой, но я не слепая. По крайней мере, больше». Она дала слабый проблеск понимания, но осталась молчаливой и бесстрастной.
Ее рука на его щеке все еще была теплой.
«Сначала я думала, что заблуждаюсь, схожу с ума от беспокойства за тебя, за королевство, за наших детей. Видя то, чего не было». Казалось, она хотела что-то сказать, но с ее губ не слетело ни звука. «Потом я перестала пытаться увидеть это. Я увидела то, что хотела увидеть. Я увидела то, что мне нужно было увидеть».
Ему отчаянно хотелось отстраниться от нее, но ее рука была такой теплой, а он скучал по ее близости.
«Сначала я думал, что ты отстраняешься от стресса. Царство на твоих плечах, так много тебе пришлось поддерживать, так много защищать». Рейнира не сдвинулась ни на дюйм. Он даже не мог видеть ее дыхания. «А потом пришел Деймон».
«Гуэйн», - ее голос был хриплым. «Не делай этого».
«Я не мог понять, почему он взял ее. Ее, а не меня. Или Джейса. Или Хелену. Или Висенью. Почему из всех в этом замке, кого ты любил, он выбрал мою сестру ».
«Я не...»
«Я пытался рассуждать об этом. Она не могла защитить себя, она была твоей самой близкой подругой. Это могло бы иметь смысл. Но у тебя слишком много любимых людей, чтобы она была самым очевидным выбором». Его желудок сжался. «И все же она была. Каким-то образом, с новорожденным ребенком, мужем, братьями и сестрами, детьми, моя сестра была тем человеком, которого Дэймон знал, что заберет. Человек, которого, как он знал, ты убьешь, чтобы вернуть».
«Я бы убил за тебя, за любого члена моей семьи, ты должен это знать...»
«Сначала было больно, потому что это был не я. А потом стало больно, потому что он был прав. Ты убил его в тот день. Переломный момент в этой войне наступил, когда на кону оказалась жизнь Алисента».
Никогда еще в их комнате не было так тихо.
«Я вижу, как ты смотришь на нее. Даже сейчас. Что бы ни случилось между вами двумя. Ты все еще смотришь на нее так». Он почувствовал, как его глаза жжет, а горло горит. «Ты раньше так на меня смотрел ». Его голос звучал так тихо, и он снова почувствовал себя восьмилетним, свежим после смерти матери, когда отец ругал его за то, что он плакал. «Разве не так?»
« Гвейн », - плакала Рейнира, не смущаясь. Ее глаза были красными, а щеки были покрыты слезами, которые продолжали капать.
«Я мог бы с этим жить. Если бы это были просто украдкой брошенные взгляды, скрытые моменты. Но ты доверился ей. Ты доверял ей больше, чем мне. Ты слушал ее больше, чем меня. Ты любил ее больше, чем меня. И я просто...» Гвейн сглотнул, сделав настолько глубокий вдох, насколько он осмелился. «Я не мог жить - я не могу жить - зная, что я не только потерял жену, но и лучшего друга».
Он не мог сказать больше ничего. Его горло сжималось, а голова кружилась. Он с трудом отступил от нее. Он осторожно сел на кровать. Их кровать.
Рейнира застряла на месте, все еще стоя с протянутой рукой к призраку того места, где была его фигура. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы пошевелиться.
«Мне так жаль». И каким-то образом это было намного хуже всего остального. «Мне так, так жаль, любовь моя...»
«Не называй меня так, Рейнира. Ты не должна обманывать и лгать». Он был зол. Его голос был холоден.
«Я имею это в виду, Гвейн, я имею в виду». Она стояла на коленях перед ним. Умоляюще потянулась к его рукам, крепко сжимая их. «Я остановила это. Я остановила это в тот день, когда убила его. Я... я люблю... я любила ее, но я люблю тебя. И я не могла причинить тебе боль. Это убивало меня».
«Как долго это было...» Он сглотнул желчь. Она не встретилась с ним взглядом. Виновата. Она сглотнула и несколько мгновений молчала, прежде чем заговорить.
«Когда мы были девочками, это было невинно... мы целовались и делали вид, что это одна большая шутка». С тех пор, как ты появился у меня, ты никогда не была моей. «А потом... после того, как она рассказала нам, что ее отец заставил ее сделать, поговорить с королем... однажды ночью я увидел ее. И я... мы...» Она не могла произнести эти слова. Он наблюдал, как они пузырились и растворялись в ее горле. «Но из этого ничего не вышло. Пока...»
«До чего?»
«Это было некоторое время после столкновения Рейенис с Деймоном... пока ты был с Эйегоном перед его отбытием в Дрифтмарк. Она... пришла ко мне. И я не мог ей отказать. Я хотел ее. Больше, чем я когда-либо чего-либо хотел».
«Я хотела тебя больше, чем когда-либо», - не сказала она, но Гвейн услышал.
«Но после Дэймона... я не мог. Это поставило все под угрозу. И я любил ее, но я люблю тебя и нашу семью больше. И я любил ее слишком сильно, чтобы погубить ее». Слова были дрожащим шепотом.
«Ты когда-нибудь хотела меня? Я когда-нибудь заставляла тебя чувствовать себя так? » Он должен был смотреть на нее, смотреть ей в глаза, пока она отвечала. Что бы она ни сказала, он должен был это увидеть.
« Да, Гвейн. Я все еще хочу тебя. Ты волшебный и совершенный. Ты единственный мужчина, за которого я могла бы выйти замуж, и единственный человек, от которого я никогда не откажусь. Ты должен мне поверить».
«Но ты все равно выбрал ее. Ты выбрал впустить ее в свое сердце, ты выбрал вытолкнуть меня. Ты можешь любить меня, Рейнира, но ее ты любишь больше». Он хотел, чтобы она отрицала это, плакала от возмущения и протеста, называла его абсурдом. Но она этого не сделала.
«Это может быть правдой. Но я выбрала тебя. И я выбираю тебя каждый день. Я его, а он мой, до конца моих дней ». Она поднялась с колен и села рядом с ним. Медленно, давая ему время отстраниться или наброситься, она снова потянулась к его щеке. Медленно она повернула его лицо к своему.
«Я не могу простить тебя за это, Рейнира», - прошептал он.
«Тогда позволь мне заставить тебя забыть», - пробормотала она в ответ. А затем она поцеловала его. Это было нежно, это было тепло, это заставило его почувствовать то же самое, что всегда чувствовали ее поцелуи. Он почувствовал, скорее на мгновение, как в семь и десять лет, когда она поцеловала его в первый раз на тренировочном дворе.
Он не хотел больше любить ее. Но , о , он хотел любить ее.
Он не мог сдержаться, он не мог не отреагировать на ее прикосновение, он взял ее лицо в свои руки и поцеловал ее в ответ. Он поцеловал ее так, как будто ничего не произошло, как будто все уже произошло, как будто он забыл, как будто он простил ее.
Она целовала его с каждым вздохом. Она остановилась только для того, чтобы стянуть его рубашку через голову. Только чтобы вдавить его глубже в кровать, пока он не оказался лежащим посередине.
Они занимались любовью, но это было больше, чем просто это, это было лихорадочно, это сводило с ума. Он был так, так зол. И он хотел ее так, так сильно. Ей было так, так жаль. И она была такой, такой идеальной, такой, какая она была, такой, какая она есть. Они, за неимением лучшего слова, трахались. Это было больше страсти, чем когда-либо чувствовал Гвейн, и более болезненно, чем что-либо еще в мире.
Между каждым поцелуем Рейнира шептала: «Мне жаль», а между каждым вздохом Гвейн отвечал.
«Я тебя не прощаю». Но она не переставала извиняться.
«Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя». Она задыхалась, тяжело дышала, прижималась к нему, но не останавливалась.
«Я тебя ненавижу», - ответил он, но он не это имел в виду.
«Я знаю. Мне жаль».