Темное королевство

С того дня прошло четыре года. Нейл старательно избегал встреч с сестрой и появлялся в ее компании только в присутствие Дамиана. К тому времени они немного поладили и перестали драться, решая свои недомолвки слегка повышенным тоном, но принимая мнение друг друга и оставаясь при своем.

Нейл делал вид, что ничего не было, но Рэд иногда ловила его взгляд, прикованный к ее тонкой руку, на которой она бережно носила подаренный им браслет. А когда она решила посмотреть на реакцию старшего брата и сняла его, тот и вовсе нагрубил ей и перестал обращать внимание, удостаивая лишь глупыми шутками. Рэд все же отчего-то казалось, что за его странным отношением к ней пряталось гораздо большее, чем за открытым вниманием Дамиана, но спросить прямо она не могла — это было бы унизительно для нее.

Шло прекрасное утро, такое же привычное, как и все до него. Дамиан тихо опустился на шелковую постель, прикоснулся губами к щеке Рэд и прошептал почти в ухо:

— Соня, пора вставать. Ты забыла о нашем коварном плане? Мы с Нейлом обещали отвести тебя в Норксион, пока отец занят. Я стащил амулет Китеа и зарядил, его теперь хватит минимум на два Адских дня! Никто не сможет нас обнаружить.

Дамиан чем-то помахал возле лица Рэд, а та в свою очередь, нехотя открыла глаза и оценила обстановку, а когда пришла в себя, то вскочила, как ошпаренная райской водой. Нейл наблюдал из дальнего угла, улыбаясь:

— Милая, с тобой все оргии пропустишь. Или твой крепкий сон как намек, что в следующий раз их лучше начинать в твоей комнате? — Нейл, разогнавшись, прыгнул на другую сторону постели Рэд и, сложив губы в трубочку, полез к ней целоваться. Через секунду два старших брата завалились рядом и начали хохотать, видимо, настроение у обоих было хорошим.

—Придурки, — Рэд сделала равнодушное выражение лица и встала с постели. Гибко потянувшись, развернулась и, приподняв бровь, надменно спросила, — Вы не выходите, потому что хотите выбрать мне нижнее белье или есть какая-то другая причина? Я собираюсь одеться.

— Со-о-олнышко, тебе можно и без белья, зеркало Око нашептало, что ты прекрасна без лишних аксессуаров, — Нейл улыбнулся ехидно и прикрыл глаза от удовольствия. Дамиан толкнул его локтем в бок, встал и сказал уже совершенно серьезным голосом:

— Нейл, собирайся, пора выдвигаться. Мне нужно поговорить с сестрой.

Нейл лениво встал, бросил задумчивый взгляд и молча закрыл за собой дверь, а Рэд проводила его недовольным взглядом, бросив вслед:

— Какие интересные подробности. Видимо, подглядывать за мной гораздо интереснее, чем заниматься чем-то полезным.

Дамиан в один шаг оказался рядом с Рэд, грубо взял ее за руку и потянул на себя. Девушка ничего не успела сказать, как жадные губы брата накрыли ее своими. Не переставая целовать, Дамиан поднял Рэд своими сильными руками и отнес на кровать. Он лег сверху, прижал ее к постели, давая понять, что ей не вырваться из крепких и горячих объятий. Его темные глаза горели яростью и желанием, а Рэд не смела сопротивляться. Дамиан оторвался от губ, стал осыпать поцелуями ее щеки, шею, ключицы. Рэд закрыла глаза и выдохнула, слегка мурлыча:

— Дамиан, если кто-то узнает, нас прибьют... м-м-м... что ты со мной делаешь? — вопрос прозвучал так сладко, как будто ответа на него не требовалось.

Дамиан нежно укусил ее за мочку уха и шепнул едва слышно:

— Ты вся моя. Вся. До последней клеточки своего тела. До последней мурашки. До последней невидимой руны на твоих запястьях. И если нас кто-то увидит, они не посмеют ничего сделать. Инцест ведь не самое страшное, что я мог натворить, — Дамиан засмеялся, затем нежно прикусил ее нижнюю губу, — Я хочу тебя. Всю без остатка. Рэд, тебя так много, я хочу все, до последней капли. Ты же видишь, как я стараюсь держаться, но когда-то мое терпение закончится и я порву на тебе эту милую ночнушку, — он сжал кружево пеньюара в районе правого бедра, и снова припал губами к шее, его горячее дыхание сводило Рэд с ума, она выгнала спину, подаваясь вперед, навстречу его ласкам, — Я принял решение...Я воспользуюсь правом Чистой Крови.

— Дамиа-а-ан! Они не позволят тебе! — в голосе Рэд прозвучали жалобные нотки, — Отец отправит тебя к Адскому Псу, а меня запрет в тюрьму.

— Он знает. Это. Мое. Право. Как наследника, — отчеканил каждое слово Дамиан, — ты станешь моей женой, и тогда...

В глазах Дамиана сверкнул огонек, его рука плавно поплыла под сорочку, а когда Рэд издала стон, он поцеловал ее еще раз, встал и направился к двери:

— Потерпи еще немного. Мы будем ждать тебя внизу.

Рэд закрыла лицо подушкой и пыталась восстановить дыхание. На теле горели его поцелуи, такие жадные, такие обжигающие. Волна возбуждения прошла по телу, заставила вздрогнуть, девушка вскочила и начала собираться, все еще слегка подрагивая от адреналина и желания.

Если уж она действительно станет женой Дамиана, ей стоило привыкнуть к его спонтанной настойчивости. Только вот как выкинуть из головы тот вечер, когда Нейл так нежно целовал ее, что от одного воспоминания становилось трудно дышать, а сердце начинало выстукивать свою быструю трепетную мелодию. Думать о том, что брат просто поиграл на ее чувствах, совсем не получалось, слишком искренними были его слова, да и больше таким она его не видела после этого ни разу. «Но почему он тогда не скажет ничего сам? Почему снова отдалился и бегает от меня, как от прокаженной?» — Рэд прикрыла глаза и выдохнула. Четыре года прошло, пора уже отпустить этот момент, который отчаянно хотелось повторить снова.

В Норксионе было мрачно. Полутьма в пустынных коридорах пожирала все вокруг, сгребала к себе в объятия и выплевывала сгустками тусклого света демонических свечей. Где-то в недрах темноты, в самой глубине лязгала цепь, звук был тяжелый, протяжный, как будто цепь была таких размеров, что удерживала что-то ужасное, огромное и свирепое.

«Адский Пес,» — подумала Рэд. По спине пробежал холодок. Она сама не заметила, как схватила Дамиана за его запястье и сдавливала так, что он не мог не обратить внимание.

— Занимательно, — Дамиан усмехнулся и незаметно взял Рэд за руку.

— Пойдем отсюда, в левое крыло. Если верить карте, которую мне дал Асмодей, заключенные в левом крыле, в заброшенной части Адский Пес, а правое крыло запечатано печатью отца. Только его кровь может открыть врата, — прошептал Нейл, держа в руке кусок ткани, на которой была неуклюже нарисована карта. Он внимательно изучил ее и махнул рукой в сторону левого крыла тюрьмы.

Архидемонов было нигде не видно, стража отсутствовала. Здесь она была не нужна. Печать проклятых держала заключенных в узде, тот, кто попытался бы сбежать, начинал бы свой пусть снова и снова, пока не сошел с ума. Дети Аббата шли по коридору, скрытые пеленой амулета Китеа. Никто не мог их увидеть, никто не мог почувствовать.

Сердце Рэд бешено билось, что-то шло не так, животный ужас поднимался от кончиков пальцев ее ног, до самой макушки головы.

«Иди... Иди ко мне...»

Рэд обернулась. Вокруг была пустыня, объятая плотным туманом, липким и удушающим. Трое псов-ищеек скалили зубы, из их жутких пастей лилась кровь, стекала на демонический песок и выводила пентаграмму. Их глаза и границы пентаграммы светились ярко-зеленым светом, ослепляли Рэд. Но она стояла и не могла пошевелиться. Губы пересохли, а разум перестал понимать, что происходит. Она стояла и растворялась в объятиях ужаса. Когда пентаграмма завершила свое формирование, плоть псов начала отваливаться и падать кусками на песок, медленно тлела и разлеталась пеплом. Из каждого пса появились три Гармелии — прядильщицы судьбы. Полу-демоны, полу-банши. Среди демонов говорили, что они приносили дурные вести, а взамен забирали что-то ценное из жизни того, кому «посчастливилось» их увидеть. Половина тела у Гармелий напоминала паука, половина — демона. Мерзкие паучьи лапки одна за одной опускались на песок, по ним стекала липкая жижа, пенилась и шипела. Туловище напоминало очертания человека, но вместо рук у Гармелий были длинные лезвия. Огромные рты, заполненные острыми зубами, занимали то, что сложно было называть лицом, они широко открывались, а изнутри бил жуткий зеленый свет:

— Тик.

— Так.

— Тик.

— Так.

— Кровь за кровь.

— Он идет за тобой.

— Впусти.

— Он войдет.

— И боль пропадет...

Одна из Гармелий быстро ринулась к Рэд и резанула ее по щеке, черная кровь, признак высшего происхождения, струйкой потекла вниз, по шее, на грудь. Рэд пришла в себя, закрыла рану рукой, хотела что-то сказать, но не успела: в глазах потемнело и она рухнула на песок.

Когда Рэд вновь открыла глаза. Вокруг пахло сыростью. В воздухе летали частички пыли, замирали на какое-то время и снова продолжали свой путь. Все тело дрожало. Толи от увиденного, толи от осознания того, что она не знает, где и как оказалась.

Рана на щеке пульсировала, Рэд коснулась, почувствовала на пальцах кровь, все тело предательски ныло.

«Иди ко мне... Я помогу... Я заберу твою боль...»

Огромная печать засветилась почти перед лицом девушки, она, как завороженная подняла руку и коснулась ее:

— Aperiam portas siti...A dolor ad dolorem...Cinis ad cinerem...Pulvis ad pulverem.*

Печать дала трещину, рассеялась и упала на пол тусклыми искрами. Огромные высокие врата щелкнули и приоткрылись.

Рэд аккуратно встала и сделала шаг. Потом еще. И еще. Ноги сами вели ее. Она почувствовала приятный запах бергамота, жасмина и муската, зацепилась за этот аромат, как за тонкую ниточку. В темной комнате, в дальнем углу, Рэд чувствовала его энергию. Такую невероятную, цветную. Потом она увидела его глаза. Огненно-красные, как закат в человеческом мире, о котором она читала из книг.

* Aperiam portas siti...A dolor ad dolorem...Cinis ad cinerem...Pulvis ad pulverem. (лат.) - Я открываю врата жажды... От боли к боли... Пепел к пеплу... Прах к праху.

Ей почему-то показалось, что они теплые, ласковые. Они горели так ярко, но в них не было для нее враждебности. Рэд сделала к нему шаг, пошатнулась и полетела вперед. В одно мгновение кто-то поймал ее, аккуратно, боясь сделать больно, опустил на пол. Во тьме были только эти глаза, от которых невозможно было оторваться.

Незнакомец зажег искру, щелкнув пальцами, блуждающий огонек загорелся ласковым фиолетовым светом, завис в воздухе над его головой. Рэд разглядела его лицо и оцепенела. Он был такой красивый. Как архангел. Острые скулы украшали его лицо, небесные глаза, которые перестали светиться красным светом, погружали в себя, заставляли тонуть, черные, как ночь, волосы были слегка взъерошены и скрывали часть его лица. Рэд смотрела и молчала. Как и незнакомец.

После он улыбнулся, убрал прядь волос с лица Рэд и заговорил:

— Я очень долго тебя ждал. Спасибо, что услышала, — его голос был такой властный, гордый, но в то же время нежный, манящий. Незнакомец наклонился, почти вплотную и посмотрел в глаза Рэд. — Теперь ты наконец-то моя.

Рэд не понимала, о чем он говорил. Дышать было тяжело, все тело не слушалось, хотелось прижаться к нему и не чувствовать больше ничего, кроме его запаха — так сильно ее тянуло к его энергии, к нему самому. Ей хотелось закричать, но сил совсем не осталось и перед глазами все поплыло. Бессилие сковывало прочными цепями, а щека ныла от боли. Принцесса коснулась ее, но раны там не оказалось, хотя ощущения были явными.

— Кто ты? И как я здесь оказалась?

— Ты пришла, потому что сама этого захотела, — он ответил на вопрос так легко, что девушка невольно начинала в это верить. — Да и я тебя очень давно здесь жду. Можешь называть меня Миллениум.

Он наклонился к ее губам и оставил едва ощутимый, но требовательный поцелуй. Рэд на мгновение потеряла сознание, а когда очнулась, увидела только беспросветную темноту, из которой шепот прокрался в ее голову:

— Мы скоро встретимся, принцесса...

А дальше были ледяной холод и мрак. Она открыла глаза. Яркий свет бил, было больно смотреть, все тело ныло, как будто все ее кости были сломаны, отказывались регенерировать. Рэд попыталась встать, но силы предательски оставили ее. Она выдохнула от боли, осмотрелась и увидела Дамиана. Он спал рядом в кресле, такой измученный, уставший. Его веки вздрагивали, как будто он видел дурной сон. Рэд грустно улыбнулась, но не стала его будить. Она пыталась вспомнить, что с ней случилось, но все было расплывчато, не понятно. В глубине ее души вдруг раздался тревожный звоночек. «Кто был в той темнице? Кого я освободила?» - Рэд закрыла лицо руками и болезненно застонала, продолжая мысленно рассуждать, — «Отец будет в ярости!». Дамиан открыл глаза, сонно моргая, посмотрел на Рэд, а когда увидел, что она очнулась, бросился к ней, сел рядом и посмотрел в глаза:

— Ты жива... Дьявол, ты жива! — он почти закричал, но настороженно посмотрев на дверь, снова повернулся к ней и зашептал, — Куда ты пропала? Мы с Нейлом чуть с ума не сошли. Я держал тебя за руку, потом была вспышка, нас ослепило, а когда глаза снова смогли видеть, я не нашел тебя. — Он немного помолчал, — Я думал, что потерял тебя, Рэд. Мы носились по всему Норксиону и нашли тебя в правом крыле. Ты лежала в пустой темнице на холодном полу. Я подумал, что он убил тебя...

На последней фразе он осекся. Рэд почувствовала, он пожалел, что сказал лишнее.

— Дамиан, — Рэд говорила тихо, едва слышно, поэтому он наклонился еще ниже. Его дыхание обожгло ее щеку, Рэд выдохнула и закрыла глаза, чтобы было легче говорить, — я видела Гармелий, а потом пустоту. И его глаза.... У меня внутри как будто что-то забрали, понимаешь.

Она сжала одеяло, сглотнула ком, ставший в горле, облизнула пересохшие губы и продолжила:

— Во мне отчетливое чувство того, что я должна ему помочь. Дамиан, Гармелии не появляются просто так. Ты ведь знаешь.

— Отец сказал, что он сбежал. Его ищут в каждом закоулке Тьмы. И если не найдут, будет война.

И война действительно была. Аббат заточил свою дочь в Норксион, в ту самую темницу, где был Миллениум, за то, что она отказалась выдавать его, за то, что бредила им. Миллениум приходил к ней. Часто. Разговаривал через дверь. Говорил, что скоро заберет ее. И она верила каждому его слову. Даже Нейл иногда навещал сестру, молча сидел возле двери и вздыхал. Она чувствовала его отчаяние, чувствовала, что ему жаль, и молчала в ответ. И однажды он решил прервать это молчание.

Демон опустился на ступеньку перед запечатанной дверью, запустил пальцы в собранные в хвост черной лентой волосы, и заговорил голосом, наполненным болью и отчаяньем.

— Здравствуй, Рэд. Не знаю, слышишь ли ты мой голос. Я даже не знаю, зачем я снова пришел, — парень усмехнулся и немного помолчал. — Мне кажется, что тебе страшно и одиноко. Если бы я мог что-то сделать, оказаться там вместо тебя... или иметь возможность хотя бы быть иногда рядом, чтобы ты не была одна и не чувствовала себя брошенной. Это безумие никогда не закончится. Я знаю, что ты упряма и не откажешься так просто от того, чего хочешь добиться, но я все равно хочу быть на твоей стороне, даже если она не правильная. Если бы я только знал, чем закончится тот несчастный поход в это проклятое место, я бы никогда в жизни не позволил тебе приблизиться к Норксиону. Прости меня, сестренка. Я виноват перед тобой. Не знаю, сможешь ли ты простить меня когда-нибудь за это, потому что я бы не смог.

— Ты не виноват, — прошептала одними губами Рэд, у которой не было сил, — ты ни в чем не виноват.

Но он не слышал. Через толстые каменные стены, через массивную дверь с древними заклинаниями, он не слышал, как дрожал ее шепот и как сильно билось ее сердце, когда одна непрошенная слеза покатилась по холодной щеке и разбилась о холодный пол.

Но не приходил Дамиан. Ни разу. Рэд твердо решила, что он ее ненавидит, и со временем начала думать, что ненавидит сама.

Миллениум охотно кормил все ее черные мысли, наполнял как сосуд, до краев, а когда она доходила до предела, то забирал всю ее боль и отчаяние. Рэд стала зависима от него. Она не могла понять, что за чары он применял к ней и почему она не могла ничего сделать с этой крепкой связью.

Когда он приходил, было так спокойно, легко, просто. Она ждала, что он откроет дверь, спрячет ее от этой пустоты в своих руках, защитит от всех, но каждый раз он говорил, что еще не время, сжигая последние капли надежды и оставляя за собой неутолимую жажду. А когда он убил Сатану, печать спала сама.

Во Тьме творился хаос. Города были разрушены, демоны убивали друг друга. На стороне Миллениума были сильнейшие. Они хотели новой власти, нового порядка. Норксион опустел ровно в половину. Вся тьма, вся злоба, царящие вокруг, кормили Миллениума, делали сильнее.

От Лимба остался маленький кусочек. Островок, на котором стоял «Мертвый дождь» и тянулась вереница запутанных пустынных улиц, по которым теперь по ночам скитались беглецы и заблудшие души. Лимб стал ступенью между миром живых и миром демонов, пропускал через себя новых прибывших. Война здесь оставила свой след и покинула эти земли. Рэд не знала, куда идти и пришла в «Мертвый дождь», подальше от дома, от Дамиана и жестокой войны. Здесь ее приняли, здесь подчинялись Миллениуму, подчинялись ей. Музыка звучала днем и ночью, заглушая отчаянный крик глубоко в сознании. Демоны много пили, много ругались. Рэд каждый день ждала его, а когда он приходил, отдавала всю себя, пела для него и танцевала. Он был с ней нежен, осторожен. А когда с его губ срывалось: «Я тебя люблю», смешанное с ее стонами, она забывала, кем он был на самом деле.

Дамиан сменил отца. Война продолжалась еще несколько лет, а потом стихла, когда Миллениума снова заточили в темницу.

Тот день Рэд запомнила на всю жизнь.

Девушка проснулась рано утром, за окном стучали крупные капли дождя, который был частым гостем Лимба. Она сонно потянулась и долго любовалась красивым лицом демона, все это время находившегося рядом и делавшего вид, что спит. Она знала это, но все равно подыгрывала ему. Миллениум обнял ее, не открывая глаз, затащил своими сильными руками на себя, поглаживая обнаженную спину холодными руками. Рэд устроилась сверху удобнее и улыбнулась.

— С добрым утром, Рэд.

— С добрым утром, — она наклонилась и поцеловала его с такой нежностью, что Миллениум невольно улыбнулся в поцелуе, свалил ее на кровать и навис над ней сверху. Его небесные глаза заставляли Рэд тонуть в них, она восхищенно смотрела и боялась моргнуть, боялась, что он снова исчезнет, поглощенный войной.

Ей казалось, что она любила его так, как нельзя было любить, и что он любил ее так же.

Весь день он был рядом с ней, как будто чувствовал, что больше этой возможности не будет. Ведь день ласкал, рассказывал о чем-то. Потерял бдительность, упустил что-то. И Дамиан пришел за ним.

Рэд помнила, как Дамиан вонзил в его сердце запечатывающий клинок. Из глаз Миллениума шла темная как смола кровь, он кричал, боролся с запечатывающим заклинанием, пытающимся вернуть его снова в пустую темницу, как схватил ее за руку, вытягивал ее силы, просил помочь. Если бы не Дамиан, она бы умерла. Миллениум выпил бы все, до последней капли, обезумевший от боли, причиненной заклинанием. Тогда она поняла, что ему было нужно. Ее сила, которую он брал, пришедшая от древнего рода. Только ее энергия делала его сильнее, а она добровольно ее отдавала.

Все закончилось в одну секунду. Алый закат унес ее отчаянные крики с собой в самую темную ночь из всех, что она помнила. Дамиан ушел. Вместе с ним ушло и все хорошее, что она хранила в себе. Рэд медленно опустилась на пол и прорыдала, лежа на нем, до самого утра. Такой на утро ее нашел Бэриан, славный парнишка-бармен, работавший все это время в «Мертвом дожде». Он заботился о ней, не вмешиваясь в то, из-за чего принцесса Геенны снизошла в это забытое дьяволом место, а когда пришло время, поддержал ее решение стать хозяйкой ночного клуба. У нее остались только всепрощающая пустота и голод.

Она стала хладнокровной, расчетливой. Нейл выпросил у Дамиана Лимб, подарил ей. Подарок она приняла, но долго не прощала. А когда осознала, что все это в прошлом, стала править своим маленьким миром, не вмешиваясь в другие, принадлежащие Дамиану. Они больше не виделись. Нейл приходил еще много раз. Пытался уговорить ее вернуться домой, но она уже была не та маленькая Рэд, которую он знал. Она оттолкнула и его. Нейл принял это и отпустил, оставив на память только кулон — печать Соломона.

Настоящее

Рэд сидела за столом, когда в дверь нерешительно постучали, в воздухе повисла тревога и запах грусти. Она встала и обошла стол, сказала сухо:

— Войдите.

Дверь открылась. На секунду показалось, что за дверью стояла непроглядная тьма, которая обволокла все вокруг, поглотила все звуки и больше ничего за ней не было. Кто-то стоял и не решался войти. Потом из темноты послышались шаги. Один. Еще один. Сердце пропустило один стук. Затем другой. Она знала, она почувствовала. Сердце заныло. Прошло столько лет, столько воды утекло. Казалось бы, она свыклась, стала хладнокровной, но почему-то стало нечем дышать. Высокий, величественный. Он вошел, посмотрел на нее, но в глазах была боль и страх.

— Здравствуй.

— Привет, Дамиан, — она выдохнула, поняла, что не дышала все это время, замерла.

— Прости, что не предупредил о своем визите. Не было времени. Это важно, поэтому я пришел сам. — Он помедлил, что-то искал глазами на полу, как будто прятал их от глаз Рэд, но потом поднял их на нее и устало сказал, — Кое-что случилось, он на свободе.

Рэд отвернулась, все заледенело, как будто из своего уютного кабинета ее выкинуло в ледяную воду. Бесконечный ужас сжал ее, надел на нее свои кандалы и приковал к полу. Она вздрогнула, потом волна прошла по коже еще и еще. Неужели снова? Неужели опять эти глаза порвут ее грудную клетку, заберутся в самые потаенные уголки ее черной души и вырвут все, что там болело?

— Рэд... будь осторожна, он придет за тобой, — он поднял руку, хотел положить на ее дрожащее плечо, но не решился, помедлил, развернулся и решительно пошел к двери.

Рэд почувствовала, что внутри нее все сжалось, она обернулась, скомкала в руке лист, который лежал на столе, так сильно, что ее ноготки прорвали бумагу и впились в кожу. Все внутри кричало: «Остановись! Не смей оставлять меня одну!», но она молчала. К горлу подступил ком, она отвела взгляд в сторону, а когда снова посмотрела на него, собираясь, что-то сказать, Дамиан резко развернулся и побежал к ней. Одним рывком поднял за хрупкую талию и посадил на стол. В глазах была злость и отчаяние и что-то еще, но она не успела понять. Он со злости швырнул все что было на столе на пол, на секунду посмотрел в ее глаза и его губы жадно накрыли ее. Она вспомнила. Вспомнила, как он нежно гладил ее волосы, как смотрел на нее, когда они были наедине, вспомнила его запах, безумно родной и такой необходимый. Миллениум затуманил ее разум, заставил думать, что она любила его. Или она просто запуталась? Она сильно сжала его рубашку, обняла ногами за бедра. Дамиан расценил это как разрешение и в одно мгновение одежда оказалась на полу. Его руки нагло изучали все ее тело, его губы обжигали ее кожу, не давали ни единого шанса остаться в живых. Она погибла. Она больше не сможет так просто выкрутиться из этих властных объятий.

Дамиан разорвал на ней все, что скрывало красоту ее тела, все смущение и тревога растворились. Сейчас не было ничего, кроме его глаз, черных, обжигающих, ничего, кроме его сильных рук, которые обнимали ее тело так жадно, как будто оно всегда было его собственностью.

Он прижал ее к холодному столу своим сильным телом, грубо вошел. Рэд вскрикнула, впилась в его спину ногтями, как чумная тянулась к нему, будто он был лекарством от страшной болезни, которая долгие годы разрушала ее разбитое сердце. Впитывала его ласки, стонала, почти кричала, когда он ускорил темп, утопала в нем, просила не заканчивать эту пытку. Он так много целовал ее, как будто пытался искупить всю боль, что она вынесла, залечивал все ее раны, не затягивающиеся на в ее душе долгие годы. Все его движения говорили: «Я больше никогда тебя не отпущу. Ты всегда была и будешь только моей.» А когда он закончил, Рэд крепко обняла его за шею и не дала уйти. Но правитель Тьмы наконец получил все, что хотел. Оставалось разобраться со старой проблемой, которая грозила всему его Темному Королевству гибелью.