Глава 2
Анвар достал из печи последний поддон с формами, в которых благоухал свежеиспеченный хлеб — будет что утром продать хозяйкам, забывшим с вечера запастись к завтраку душистым караваем. Не успел он разложить свежую выпечку на деревянном столе, как в пекарню вошел Ракан — его самый старший брат и главный наследник отца. Высокий, крепкий, с широкими плечами, крупными ладонями труженика, с гривой непослушных волос золотисто-соломенного, как и у самого Анвара, цвета, которые Ракан в одну минуту проворно заправил под белый колпак. Только вот лицо его было хоть и приятным на вид, но малость простоватым, лишенным изысканных линий, которые наблюдались у остальных братьев, и с веснушками на носу, совсем как у матери.
— Гляжу, ты уже справился, — зевая и почесывая живот, заметил он. — Привези мне из кладовой пару мешков муки и иди отдыхать. Небось, уже с ног валишься? — Ракан решительно подтянул к себе бадью с подошедшим тестом, которое еще до полуночи замесил Анвар, и принялся ловко делить его на порции, раскладывая по формам.
* * *
Ночь и в самом деле выдалась непростой — разыгравшийся на улице ветер нарушил тягу, и огонь все время норовил погаснуть. В их семье не было колдунов, чтобы зачаровать печь от подобных проблем. Да и отец придерживался старых правил, все время повторяя, что магии не должно быть места там, где готовят пищу. Так что всю ночь Анвару приходилось очень внимательно следить за огнем. А кроме этого он и тесто месил, и в формы его закладывал, и пек хлеб, а свежие буханки отправлял в плетеные корзины, готовя для продажи в лавке при пекарне. Это днем работа делилась между тремя: двумя братьями и отцом, а ночная смена — Анварова — была полностью на его плечах. Правда, он за ночь выпекал лишь пять поддонов, ибо работала только малая печь, храня священный огонь, полученный из небесной искры, большую же топили исключительно днем, когда за дело брались старшие.
Выполнив просьбу брата, Анвар зашел в комнату для купания и быстро ополоснулся после работы у печи, а затем поплелся к лестнице — последней преграде, отделяющей его от уютной постели. Карабкаться с больной ногой по ступеням в свою комнатушку было еще тем удовольствием. Однако когда отец заикнулся, чтобы Анвар занял светлицу Есена — третьего сына в семье — тот наотрез отказался. Гордость не позволила ему признать себя калекой, неспособным даже взобраться в собственную комнату в отчем доме.
Как и обычно, оставив позади все пятнадцать крутых ступеней лестницы, Анвар еле дохромал до лежанки и обессиленно плюхнулся на нее, потирая разболевшееся колено.
— Да чтоб тебя! Попробуй теперь усни... — негромко пожаловался он сам себе. — Видимо, сегодня перестарался, вприсядку возясь у печи, иначе, с чего бы нога так разнылась? — пока боль не отступит, ни о каком сне и речи быть не могло — это Анвар знал наверняка.
Дотянувшись до столика, он зажег свечи, чтобы не сидеть в кромешной темноте. Затем, взяв меч у изголовья лежанки, Анвар, чтобы отвлечься от мучившей его изматывающей боли, вгрызающейся острыми мышиными зубами в колено, решил немного потренировать руки. Вырабатывать ловкость можно не только во время боя с партнером, уж этому в казарме его научили хорошо. После выхода из запоя Анвар попробовал пару раз биться со здоровым соперником, но сразу понял, что с хромой ногой значительно уступает ему в маневренности, легко отдавая победу в бою. «Воин — однажды, воин — навеки», — любил повторять его учитель, утверждая, что, впервые взяв в руки меч, человек остается воином до смерти. Поэтому Анвар не стал расставаться с оружием, продолжая в свободное время упражняться с ним, чтобы не потерять форму. Он все же надеялся, что когда-нибудь ему удастся либо вылечить ногу, либо достичь такого уровня ловкости, при котором не будет нужды бегать по всему плацу, чтобы победить соперника — пусть тот сам мечется и вертится, как мельничное колесо в горном ручье.
Однажды, года три назад, Анвару выдалась возможность увидеть, как бьется на мечах эльф. Это было незабываемое зрелище! Пленный, которого привели к ним в казарму для натаскивания молодняка в битве с воинами других рас, показал, что побеждает не тот, кто сильнее или выносливее, а тот, кто умеет ловко уходить от ударов оружия противника. Тот, кто, в первую очередь, умеет выживать. Конечно, все это в полной мере Анвар осознал только теперь, когда лишился возможности полноценной жизни, а его чаяния были растоптаны безжалостной реальностью, и будущее казалось зыбким и ненадежным.
Застегнув на себе балтеус с кинжалом и надев перевязь с ножнами для меча, Анвар, учитывая собственную усталость, решил попрактиковаться в технике боя при падении. Умение быстро и правильно достать меч, будучи внезапно опрокинутым на спину, взяв его в руку так, чтобы можно было сразу отразить атаку именно в том направлении, где находился враг — это тоже своего рода искусство. Так что Анвар не собирался пренебрегать совершенствованием ни одного из навыков, способных повысить уровень собственной сноровки владения клинком — это могло спасти жизнь в будущем, и это же давало силы жить в настоящем.
Сосредоточившись на оружии, Анвар, казалось, позабыл и о боли в колене, и о том, что скоро наступит утро, а он еще даже не дремал. Откинувшись на лежанку, он раз за разом повторял одно и то же упражнение — выхватывал меч из ножен и имитировал защиту от призрачного удара врага, затем возвращал клинок на место, а через пару вдохов все начинал сначала.
Момент, когда сон поглотил его, Анвар пропустил. Просто... вот он взялся за рукоять меча, чтобы повторить упражнение, и вдруг... реальность вздрогнула, покрываясь мелкой сеткой ряби, разбивающей очертания окружающего мира на крохотные осколки и заставляющей на миг прикрыть глаза из-за неприятного ощущения, словно резко закружилась голова, а в следующее мгновение он уже понял, что лежит на влажной траве...
Сон был ярким, как никогда — Анвар слышал потрескивание сухих веток, шелест листьев на ветвях деревьев, взметнувших свои мощные стволы к небу, щебет птиц, радующихся жизни, ощущал запах примятой его телом травы, и еще... до него доносился чуть смолистый аромат, видимо, неподалеку росли сосны. Он сел и осмотрелся вокруг. То, что это был сон, у Анвара не осталось ни малейших сомнений, потому что он никогда не видел этого леса. Мысль о том, что его выкрали из дому и завезли неведомо куда, вызвала лишь скептическую ухмылку: кому нужен хромой недовоин? Ему исключительно редко снилось собственное присутствие в вещем сне. Обычно это были мелочи вроде поездки на мельницу или... как тогда, когда по велению сна он отправился в казарму на обучение. «Нельзя терять времени. Нужно выяснить, что будущее собралось открыть мне. Что меня ждет впереди? О чем Рок решил меня предупредить?» — подумал Анвар, поднимаясь на ноги. Обычно говорящие не любили вещих снов о себе самих, панически боясь узнать, когда и как им суждено умереть. Но это был не его случай. Анвар же, напротив, всеми фибрами души жаждал узнать, стоит ли ему гордо продолжать уклоняться от ударов жизненных неудач или нужно смириться и сложить оружие, покорно подставив шею под меч победителя.
Осмотрев себя, Анвар понял, что все еще одет в просторные рубаху и штаны, в которых работал в пекарне, чего явно было маловато, учитывая, что изо рта при дыхании вырывались жиденькие облачка пара. Не то чтобы Анвар сильно замерз, но от теплого плаща не отказался бы. Однако не все обстояло столь печально — с ним были его меч в ножнах на перевязи и малый клинок на поясе. Это вселяло некоторую уверенность в себе и в собственной возможности защититься от неведомой опасности, если она ему встретится. Заправив свои длинные слегка вьющиеся волосы за уши, чтобы не мешали обзору, Анвар двинулся в путь, отметив, что даже во сне он продолжал хромать. Выбрать направление не составило труда — не зная местности, можно идти в любую сторону, почти с равной вероятностью имея шанс наткнуться на людей или на кого-нибудь из разумных.
Довольно скоро до слуха Анвара донеслось чье-то то ли громкое бормотание, то ли ритуальный напев — расстояние не позволяло разобрать слов или хотя бы определить, с кем его свела судьба, с человеком ли? На всякий случай обнажив меч и удобно зажав его рукоять в ладони, Анвар, стараясь ступать как можно тише, что оказалось нелегко со все еще ноющим от боли даже во сне коленом, направился на звук.