Глава 11. Признание.
Опустошение принесло с собой неожиданное, почти блаженное спокойствие. Мысли о еще теплом теле не вызывали тревоги. Словно я наблюдала немую сцену со стороны, словно в главной роли была не я, а чужая, бездушная кукла. Где-то на подкорке, порхала измученная мысль о необходимости смыть этот день из памяти и навсегда забыть, как страшный сон.
Хотелось содрать с себя чужие прикосновения, как вторую кожу, смыть въевшийся в поры запах пота и железа. Ледяные струи дождя, обрушившиеся с небес сплошной стеной, словно услышали мой безмолвный зов. Сбросив капюшон, я запрокинула голову, подставляя лицо беспощадным потокам. Они смывали грязь, кровь... и, казалось, само воспоминание о том, что произошло. Где-то в глубине души, у меня зашевелилась совесть, острая боль пронзила меня, будто иголка, но тут же утонула в шуме дождя, сменившись нарастающим, пугающим спокойствием. Нет, я не жалею. Он получил по заслугам.
Резкий холод пронзил до костей, вырывая меня из оцепенения. Дрожащими руками я сильнее закуталась в промокший плащ и поспешно взбираясь на крыльцо. Сквозь щель чуть приоткрытой двери, пробивался яркий свет масляных ламп. Одним глазком, я заглянула внутрь, луч полоснул по глазам, заставив на мгновение зажмуриться. Когда зрение прояснилось, я оглядела комнату. Пусто. Старухи не было.
Необычно. В это время она всегда ждала меня у очага, с пучками трав за пазухой и недовольным взглядом. Ее отсутствие вызвало сначала облегчение, сразу же сменившееся тревогой. Старуха и этот дом – единственное, что оставалось неизменным в моей жизни, олицетворение покоя и надежности в этом безумном круговороте событий.
Зайдя в дом, смятение охватило меня, и я опустилась на скамейку у печи. Дрожь била по всему телу. От холода? От осознания содеянного? От гнетущей пустоты внутри? Ответить не могла. Чувство внутренней скованности и безграничной пустоты терзало, подобно невидимым пальцам, перебирающим струны души, наигрывая причудливую, выматывающую мелодию. Казалось, из меня, как из треснувшего сосуда, медленно, но неумолимо вытекает сама жизнь, оставляя после себя лишь ледяное безразличие.
Огонь в печи потрескивал, отбрасывая дрожащие тени на стены, словно пытаясь отогнать мрак, окутавший меня. Я смотрела на них невидящим взглядом, пытаясь собрать осколки разбитой реальности. Обрывки последних событий всплывали в памяти, размытые и нереальные, как будто и правда все это произошло не со мной. Огонь манил, обещая тепло и забвение. Завороженная танцем пламени, я прикрыла глаза, облокотившись на стену. Жар печи мягко коснулся туфель, даря не обжигающее тепло, а убаюкивающую ласку, как будто приглашая в манящий мир Морфея. Чудилось, что крошечные огненные фигурки беззаботно плывут по пламенным волнам, не ведая горя и страданий. Пока за стенами избы бушевала непогода, внутри, под убаюкивающий треск поленьев, меня окутывала дремота. Укутавшись в мокрый плащ, я, кажется, задремала.
Резкое прикосновение к плечу вырвало меня из дремоты. Сердце екнуло. На мгновение показалось, что я снова в лесу, снова вижу перед собой его лицо. В полусне я действовала инстинктивно. Придя в себя, я обнаружила, что стою напротив Старухи, сжимая ее руку с такой силой, что пальцы заныли. В ее глазах застыл неподдельный ужас.
В нос ударил сладковатый запах, почти такой же, как в лесу. Я невольно вдохнула полной грудью, словно пытаясь насытиться этим странным ароматом. И замерла. Молнией в голове пронеслась, наконец, обретшая форму мысль: так пахнет страх. Старуха, часто дыша, неотрывно смотрела мне в глаза. И тут до меня дошло: это я ее пугаю. Разжав пальцы, я отступила на шаг к печи, словно ища защиты у огня. Опустила голову, чувствуя себя почти грешницей.
– Прости, это было...неожиданно, – прошептала я, с трудом разлепляя пересохшие губы. Голос мой сорвался, хриплый и слабый.
Старуха молчала, острый взгляд ее глаз, впивался в меня и в них плескался неподдельный ужас, медленно уступающий место настороженной тревоге. Она осторожно потерла руку, на которой багровели следы от моих пальцев. В этой наступившей тишине, этот жест казался оглушительно громким. Наконец, придя в себя, она подняла на меня взгляд, и ее губы скривились в ядовитой усмешке.
– А кого ты ожидала увидеть? Короля с почетным караулом? – в ее голосе звенела издевка.
Не ожидая такого вопроса, я испуганно уставилась на нее.
– Только не говори, что ты опять что-то натворила, – тяжело вздохнула старуха, а потом ее голос стал резким. – Неужели тебя Ханс выгнал?
– Что? Нет! Он... он отпустил меня раньше, – я сунула руку за пазуху и достала сверток с звенящими медяками, подтверждая свои слова.
– Правда? – Старуха прищурилась. – И где же ты шлялась все это время?
Я застыла, не успев положить деньги на стол. Мозг лихорадочно заработал, пытаясь придумать убедительный ответ. Но тут в тишине раздался резкий скрежет – словно кто-то ударил по стеклу. Я подскочила и машинально ломанулась в угол. Старуха резко обернулась к раскрытым настежь ставням, через которые в комнату ворвался порыв холодного ветра.
«Это всего лишь ветер, – твердила я себе, как мантру, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. – Просто ветер. Там никого нет».
– Да что с тобой творится?! – рявкнула старуха, резко поворачиваясь ко мне. – Щемишься по углам, как затравленный зверек, хватаешь людей за руки... Совсем озверела?
Она подошла ко мне, схватила за подбородок, заставляя поднять голову. Наши взгляды встретились. И в этот момент старуха замерла.
– Агнесс... – прошептала она, и ее голос был тих, как шелест падающих снежинок. – Твои глаза... они... горят – В ее лице, я отчетливо увидела страх.
Клянусь, в этот момент, я слышала, как колотилась мое сердце. Ведь, я поняла, что она видит не просто алые отблески, а нечто большее, нечто пугающее, что теперь стало частью меня. То, в чем сама я еще не разобралась.
– Что? – прошептала я, чувствуя, как к горлу подступает паника. – Нет... Тебе показалось – Убирая ее руку от лица, проговорила я. Внутри нарастала паника, черт, у меня никогда не получалось ей врать.
– Что случилось? Что ты сделала, Агнесс? – С каждым вопросом голос Старухи становился резче, напряжение в комнате нарастало, словно натянутая струна.
Меня захлестнула волна паники. Я не знала, что ей сказать, хотелось просто сбежать и спрятаться, с трудом сдерживая этот порыв я выдавила:
– Всё нормально, я просто...
– Кого ты убила? – в голосе Старухи звучала сталь.
Слова ударили, как хлыст. Я застыла, словно восковая фигура. Откуда она знает?
– Я спрашиваю, кто это был? – Старуха сделала шаг ко мне, ее голос, низкий и хриплый, вибрировал в воздухе.
– Я... я... не... Откуда ты знаешь? – пролепетала я, слова застревали в горле, словно острые осколки. Инстинктивно я отшатнулась к двери, желание бежать захлестнуло меня с новой силой.
Но Старуха была быстрее. Крепкие, худощавые, пальцы впились в мои плечи, разворачивая к себе. В ответ я инстинктивно вцепилась в ее руки, словно ища опоры, а не пытаясь оттолкнуть. И в тот же миг почувствовала, как по моим венам разливается чужая, пульсирующая сила.
«Агнесс...»
Чужой голос в моей голове прозвучал, как гром среди ясного неба. Я вздрогнула, уставившись на Старуху, но та молчала, прожигая меня свирепым взглядом. Тогда кто? Я зажмурилась, пытаясь прийти в себя, отгородиться от этого вторжения, но голос продолжал, нашептывая в самые глубины сознания:
«Тебе же интересно, что у нее в голове? О чем она сейчас думает или скрывает?»
Подсознание кричало, что это неправильно, опасно, что тело не выдержит. Не выдержит сегодня, если я попытаюсь увидеть ее воспоминания, проникнуть в ее мысли.
«Просто загляни в ее глаза... Один взгляд. Что тебе стоит?»
Любопытство, смешанное со страхом, оказалось сильнее здравого смысла. В глазах Старухи плескалась буря – смесь гнева, страха и... понимания? И я, словно загипнотизированная, потянулась к этой бездне, не в силах сопротивляться и я рискнула. Последнее, что я увидела это удивленный взгляд Старухи и ее вытянутое лицо.
Мир вокруг начал растворяться, краски поблекли, звуки стихли...
Запах цветущей сирени пьянил, смешиваясь с ароматом старых книг. Молодая девушка сидела у распахнутого окна, уткнувшись в пожелтевшие страницы фолианта, шепча незнакомые слова. Буквы расплывались, сплетаясь в причудливые узоры, но она упрямо продолжала читать, пытаясь постичь глубокие тайны знаний.
Тень упала на страницу. И девушка подняла голову, она увидела женщину, которая стояла рядом, ее красивое лицо освещала ласковая улыбка. Она опустила руку ей на голову, погладив по волосам.
– Что читаешь, Геката? – спросила она, ее голос, хриплый и тихий, напоминал шелест осенних листьев.
– Книгу обрядов, – прошептала девушка, не отрывая взгляда от строчек. – Хочу научиться управлять рунами.
Женщина усмехнулась, достала из-за пазухи пучок трав и протянула ей.
– Руны – сила могущественная, но опасная, дитя. Прежде чем браться за нее, нужно познать основы. Вот, понюхай.
– Это чабрец, – Женщина указала на небольшой пучок с фиолетовыми цветами. – Он дарует спокойствие и ясность ума. А это – зверобой. Защитит от злых духов. А вот эта невзрачная травка, – она подняла тонкий стебелек с мелкими белыми цветами, – рута. Она откроет тебе врата в мир духов, но будь осторожна, Геката, не все духи дружелюбны...далеко не все...
Меня вырвало из воспоминания с такой силой, что голова закружилась, перед глазами заплясали темные пятна. Я почувствовала себя рыбой, выброшенной на берег и лишившийся привычного ручья.
«Смотри следующее! У нас мало времени, она сильная», – прозвучал голос в голове.
Картинка перед глазами начала меняться, приобретая новые, пугающие очертания. Туман клубился над землей, цепляясь за ноги, словно холодные, липкие пальцы. Воздух был пропитан запахом гари и... страха. Где я? Что это за место? Сердце заколотилось в груди, предчувствуя неладное.
Мир расплывался багровыми пятнами. Крики стихли, оставив после себя звенящую пустоту. Деревня, некогда полная жизни, превратилась в кровавое месиво. Повсюду – тела, застывшие в предсмертных конвульсиях. Молодая женщина, красивая, несмотря на слезы, заливающие лицо, прижимала к себе маленькую девочку. Темные, спутавшиеся кудри ребенка липли к ее рукам. Из уголка детского рта сочилась тонкая струйка крови. Девочка не дышала.
Из груди женщины вырвался душераздирающий крик, полный боли и отчаяния. Горячие слезы смешивались с пылью и пеплом на ее щеках. Затуманенным взглядом она увидела фигуру, идущую по дороге. Высокую женщину с развевающимися на ветру черными, как вороново крыло, волосами и глазами, серыми, как горный хрусталь.
«Я уже видела эту девушку... в своем сне! Только вот, что она делает в воспоминаниях старухи? – эта мысль неожиданной озарила мою голову, как же ее звали? Ка...Калипсо. Но что-то случилось с ней, как будто что-то надломилось. Черные волосы разметались по сторонам, взгляд как у загнанного зверя, платье в алых пятнах и руки...они были все в крови. Она выглядела обезумевшей»
Дрожащими руками женщина опустила безжизненное тело дочери на землю. Рука сама нашла рукоять клинка, скрытого под плащом. Жгучая, всепоглощающая ненависть в глазах, вытеснила горе. Словно разъяренная львица, она бросилась на Калипсо. Быстрый, точный удар. Крик, полный удивления и боли, оборвался. Женщина вырвала еще бьющееся сердце из груди предательницы, оно было черное и пульсировало. Словно комок ненависти в ее руке.
Мир на доли секунды погрузился в черноту и новое видение нахлынуло, стирая предыдущее.
Затхлый запах пыли ударил в нос. Свет сотни свечей ослеплял. Море мерцающих огоньков, словно рой светлячков, затопляло темный зал, отбрасывая причудливые тени на каменные стены.
«Я попыталась шагнуть, но ноги словно приросли к земле. Это ее воспоминания, но я чувствую все, как будто сама там»
В центре зала, прикованная к грубому деревянному кресту, стояла на коленях обнаженная женщина. Ледяной камень пола, должно быть, обжигал ее кожу. Полукругом, молчаливыми тенями, застыли другие ведьмы – сестры ее Ковена. В их глазах читалась застывшая смесь жалости и скорби. Взгляд прикованной женщины упал на изящные черные туфли. Медленно, с трудом, она подняла голову. Перед ней, в длинном алом платье, струящемся, как кровь, стояла Верховная Ведьма.
– Сестры, – ее голос, звонкий и властный, прокатился по залу, отражаясь от сводчатого потолка. – Сегодня перед нами та, кто совершила самый страшный грех – пролила кровь сестры своей.
Женщина вздрогнула. Каждое слово Верховной Ведьмы било, как удар молота, разбивая сердце на осколки. Да, она убила Калипсо. Но та сама стала чудовищем, уничтожив целую деревню, забрав жизнь ее ребенка...
– Однако, – голос Верховной Ведьмы смягчился, в нем проскользнули нотки сострадания, – она же и уничтожила чернь, поглотившую разум нашей сестры. Посему Совет решил смягчить наказание.
«У меня перехватило дыхание. Она знала, что ее ждет, и все равно пошла на этот шаг»
– Геката, мы отнимем у тебя силу, – голос Верховной Ведьмы заледенел. – Изгоним в глухую деревню, где ты доживешь свой век в забвении. И вверим тебе дитя, в чьих жилах дремлет чернь. Пусть это будет твоей вечной карой и напоминанием о твое мертвой сестре.
Две ведьмы шагнули вперед. В их руках – раскаленное добела железо, излучающее зловещий багровый свет. С шипением металл коснулся кожи женщины между лопаток. Нечеловеческий крик боли пронзил тишину, отражаясь от каменных стен. Клеймо предательницы навсегда выжгло метку на ее теле, став неизгладимым пятном на ее душе.
«От вида терзаний молодой Старухи меня замутило. «Хватит, хватит, пожалуйста!» – беззвучно шевелила я губами, умоляя остановить эту пытку. Меня словно вытолкнуло из ее воспоминаний. Я зацепилась за это ощущение, и картинка начала рассыпаться»
И вот я снова здесь, стою перед Старухой, чувствуя, как по щекам текут горячие слезы. Ее лицо постепенно приобретает краски, она окончательно приходит в себя. Я молчу, пытаясь подобрать слова, но тишина затягивается, становится невыносимой.
– Что ж, насмотрелась? – хрипло спросила Старуха, сбрасывая мои руки с ее плачей. Ее голос был полон горечи и едва сдерживаемой злобы.
Я судорожно кивнула, не в силах произнести ни слова. Ком подступал к горлу. Видение все еще стояло перед глазами – ведьмы, мертвый ребенок, клеймо, крик, боль... Ее боль.
Старуха тяжело вздохнула и отвернулась к огню. Пламя плясало в печи, отбрасывая дрожащие тени на стены. Тишина снова опустилась на комнату, но теперь она была другой – тяжелой, гнетущей.
– Значит, не показалось... Началось, – прошептала Старуха, словно сама себе.
Она замолчала. Я не могла оторвать взгляда от ее спины, пытаясь словно сквозь ткань рубахи разглядеть то клеймо, метку ее прошлого.
– Ты ведьма? – спросила я, хотя уже знала ответ. Мне нужно было услышать это от нее. Подтверждение. Признание.
Старуха медленно повернулась. В ее глазах – бездна боли, но губы искривила странная, почти хищная улыбка.
– А ты разве не знаешь, девочка? – прошептала она, ее голос внезапно окреп, зазвенел сталью. – Разве не чувствуешь? Силы во мне больше нет, но кровь не врет. А вот ты...
Она сделала шаг ко мне, и я невольно отшатнулась. В ее взгляде появилось что-то новое, пугающее – древняя, необузданная сила. Она плескалась где-то глубоко внутри, не находя путь на поверхность. Старуха протянула руку, и ее костлявые пальцы коснулись моей щеки.
– Сила... она уже в тебе, Агнесс, – прошептала Старуха, ее глаза сверкнули. – Но вот от тьмы, тебе не убежать.