Мемуары ведьмы

Я не понимала, о чём говорит Старуха, в чём именно она меня обвиняет. Слова её висели в воздухе, как густой туман, сквозь который я не могла пробиться. Я смотрела на её лицо, пытаясь понять, что именно меня так тревожит. Правда, которая, наконец, слетела с её губ? Нет, к ней я была готова. Холодное, расчётливое выражение её лица? Тоже нет. Такое я видела каждое утро на протяжении двадцати лун. Что же тогда? Мысли метались в голове, как испуганные птицы, пока наконец не наткнулись на одну... и мир на секунду замер.

Королевские псы.

Страх, ледяной и острый, как осколок стекла, пронзил меня, пробежал по позвоночнику, оставляя за собой дорожку из мурашек. Калейдоскоп воспоминаний пронесся перед глазами: гнев Старухи, огромные лютоволки, рыжий ублюдок, а потом и его труп... Всё это меркло, теряло значение перед одним-единственным образом – Королём. Я боялась его. Боялась за будущее, которое могло оказаться в лапах его псов. Если они узнают, если хоть только заподозрят... От меня не останется даже костей. Ведьм не хоронят. Их сжигают, а пепел...скидывают в реку.

«Ты правильно боишьсся, если псы узнают, то ты одной ногой в могиле», –- Голос в голове, прозвучал так неожиданно, что я дернулась как от пощечины. Он подтверждал мои самые страшные опасения.

Рука Старухи упала с моей щеки, и я начала вертеть головой, как сумасшедшая, потом схватилась за волосы и замерла. Я сжала копну с такой силой, что ногти впились в кожу, отрезвляюще царапая и приводя меня в чувства.

В какой-то момент я подняла голову и встретилась с ней глазами, увидела новую для Старухи эмоцию.

«Но, – продолжил голос, и в его шепоте появилась странная, успокаивающая нотка, – зачем думать о том, что еще не случилось? Решай проблемы по мере их поступления. Сейчас твоя главная проблема – эта старуха. Она слишком много знает. Избавься от неё».

Голос был отчасти прав. Старуха знала слишком много, учитывая ее историю и наши отношения. Она и правда представляла собой опасность.

«Ты же чувствуешь это? Вдохни глубже. Такой манящий...»

Смотря Старухе прямо в глаза, я видела, как в них плещется море эмоций – гнев, замешательство, отчаяние... Не удержавшись, я глубоко вздохнула. В ноздри ударил какой-то знакомый аромат, а на языке появился сладкий, почти приторный вкус, который на секунду вскружил мне голову. От остроты ощущений я невольно прикрыла веки, закатив глаза. Когда мой взгляд снова сфокусировался на ее лице, я не только почувствовала, но и увидела на нем нарастающий испуг.

Страх был почти осязаем, он стоял в воздухе плотной, удушающей пеленой. Во рту пересохло, язык словно прилип к нёбу. Этот страх мог стать моей погибелью...

«...нашей погибелью», – закончил голос в моей голове, и в его шепоте теперь слышались металлические нотки, словно клинок царапал камень.

Смерть Старухи мне ничего не даст. А вот её знания... Невежество может сыграть со мной злую шутку. Мне нужно было решить, что делать дальше. Быстро. Прежде чем королевские псы постучатся в мою дверь.

Да, это единственный правильный вариант. Выпрямившись, как струна, я глубоко вдохнула и пригладила растрепавшиеся волосы. Нужно было успокоиться и показать Старухе, что я держу себя в руках. Хотя внутри все кипело от негодования.

– Что ты видела? – спросила Старуха, и ее голос прозвучал ровно и спокойно. Я всегда поражалась тому, как искусно она играла невозмутимость в любой ситуации.

– Обрывки твоих воспоминаний, – ответила я. – Короткие, расплывчатые... словно дымка над болотом.

– А более конкретно? – В уголках её губ обозначилось напряжение, а в её руках, лежащих на коленях, появилась едва заметная дрожь.

Склонив голову набок, я с расчетливым цинизмом посмотрела ей прямо в глаза. Я готова поклясться, что в вечернем свете масляных ламп мой вид был довольно пугающим. Непонятно откуда взявшееся раздражение по отношению к Старухе жгло меня изнутри. Где-то в районе груди лениво зашевелилась сила, словно соглашаясь с моим настроением. Я понимала, что Старуха жаждет подробностей, но сама же держала меня в неведении.

Пауза затягивалась, сгущая воздух в избе. Решив взять ситуацию в свои руки, я расслабилась и сладко улыбнулась, но мои глаза остались холодными. Я знала, что Старуха это заметит.

– Ты убила мою мать, – мой голос, холодный и ровный, не выдавал ни малейшего волнения. Он звучал сухо, почти безжизненно. Эта фраза далась мне неожиданно легко. Мне даже не пришлось играть безразличие – мне действительно было плевать на Калипсо. Я никогда её не видела и уж тем более не считала своей матерью.

Поначалу я не могла связать воедино свои сны, странные предчувствия и неожиданные всплески силы. Хаос правил карнавалом моего сознания, и искать логику там, где её нет, было бессмысленно. Поэтому я просто плыла по течению, пока разрозненные фрагменты не начали складываться в цельную картину. Конечно, многое оставалось неясным. В моих снах зияли пробелы, а имеющихся знаний было недостаточно, чтобы раскрыть все тайны, спрятанные в глубинах моей памяти.

«С козырей пошла, дорогуша, – раздался в моей голове насмешливый шепот, прерывая поток скачущих мыслей. – Не рановато ли?»

Конечно, это было логичное замечание. Зачем ворошить её воспоминания, бередить старые раны, поднимать болезненную тему смерти её ребенка? Всё просто. Если Старуха поверит в моё безразличие к судьбе матери, она решит, что я на её стороне, и расслабится. Зная Старуху, этот трюк должен был сработать. Она всегда ценила хладнокровие и расчетливость. Презирала слабость. Сейчас важно было показать ей только силу. Пусть даже иллюзорную. Я должна была выиграть время и узнать всю правду.

Ирония заключалась в том, что, возможно, мы со Старухой и не были связаны кровными узами, но я знала её слишком хорошо. И у нас было кое-что общее: мы обе любили недоговаривать. Она стояла вполоборота, но, повернув голову в мою сторону, произнесла:

– Нет смысла отрицать очевидное. Ты видела достаточно того, за что с тебя можно содрать шкуру.

Контраст между её словами и состоянием был ошеломительным. Она смотрела на меня, но её взгляд был расфокусирован, затуманен пеленой воспоминаний. Словно она видела что-то за моей спиной, нечто, недоступное моему взору. Её лицо, испещренное сетью мелких морщин, побледнело, став почти прозрачным. В этот момент она была не здесь, в душной избе, пропахшей травами и дымом очага, а где-то далеко, в той проклятой деревне, охваченной алым пламенем и едким запахом горелой плоти. Этот запах, смешанный с тяжелым ароматом тлеющих трав, казалось, пропитал воздух, въелся в стены, в саму землю под избой.

«Расскажи мне», – промелькнуло у меня в голове, и я, повинуясь внезапному импульсу, прошептала эти слова вслух, делая шаг навстречу.

– Расскажи мне все, – повторила я, и, действуя почти инстинктивно, аккуратно взяла её холодную, как лёд, ладонь в свою. Хотелось передать ей хоть немного своего тепла, показать, что я живая, что мне можно доверять.

– Ха, не плохая попытка, Агнесс, – её взгляд прояснился, и на лице промелькнул почти звериный оскал. Резким движением она выдернула руку из моей. – Может, я и без сил, но залезть в мою голову ещё раз не позволю. Стены строить я ещё умею, – её голос был хриплым, словно у неё пересохло в горле.

Стены? Что за стены? Она может сделать так, чтобы я не смогла пробраться к ней в голову? Не то чтобы я собиралась снова вторгаться в её душу, но эта информация меня насторожила.

– Свою жизнь я прожила. Не без ошибок, – продолжала Старуха, и её острый, проницательный взгляд, словно клинок, скользнул по моему лицу. Она сделала два шага назад, увеличивая дистанцию, между нами, как будто опасаясь заразиться моей дерзостью. – Но лезть ко мне в голову... это было слишком, Агнесс. Учитывая твою отвратительную... невежественность.

– В этом деле важна филигранность, а ты... как медведь в посудной лавке, – добавила она с издевкой, кривя тонкие, бескровные губы. Впрочем, чего я ожидала? Она никогда не упускала случая облить меня помоями. Но одно радовало: если Старуха начала скалиться, значит, успокоилась и окончательно пришла в себя. Шанс всё ещё оставался.

– Когда ты впервые почувствовала... этот... прилив? – спросила она, окончательно возвращаясь из своего задумчивого путешествия в прошлое. Её глаза, цвета грозового неба, теперь смотрели прямо на меня, словно пытаясь поймать малейшую несостыковку в моих словах, малейший проблеск лжи на моем лице.

«Осторожнее, дорогуша, она начала игру», – мысль как будто щелкнула меня по темечку и исчезла, оставив после себя лишь лёгкое покалывание в кончиках пальцев.

Я почувствовала, как воронка начала закручиваться. Старуха часто использовала этот прием: «Разнюхать больше, рассказать меньше». И он почти всегда срабатывал. А если дела шли не очень, она мастерски вплетала в разговор крупицы правды, умело смешивая их с ложью и полуправдой. После такого «финта ушами» собеседник, как миленький, выкладывал всё, что ей было нужно. Старуха была виртуозом манипуляций. Но я знала её кухню изнутри. Она хотела прощупать почву. Я – тоже. В эту игру можно играть вдвоем.

Одно я знала точно: история со снами останется моим личным сокровищем. Там, в мире грез, я видела себя довольно счастливым ребенком, и это воспоминание, хрупкое и драгоценное, словно крыло бабочки, я хотела сохранить только для себя. Сейчас я не могла объяснить это решение, но чувствовала его правоту всем своим существом. Это была моя тайна, мой маленький, укромный островок в бушующем океане неизвестности.

– Я не могу ответить на этот вопрос однозначно, – мой голос прозвучал натужно, и это не удивительно. Ведь это была правда, а, как говорила Старуха, смысла скрывать очевидное не было.

Я провела ладонями по поясу, словно стряхивая невидимое напряжение, и двинулась к деревянной скамье у дубового стола. Молча подошла, взяла серничок и зажгла свечи. На мгновение я замешкалась, словно потеряв боевой настрой, но тут же взяла себя в руки и продолжила:

– Точно не знаю, когда всё началось, – ответила я, глядя на мерцающее пламя свечи. – Возможно... в тот день, когда я пошла в лес за травами. С утра меня преследовало странное предчувствие, словно сам лес шептал мне: «Не ходи!», но я, разумеется, не послушалась. И дело не в самом лесе, а в том, что там произошло... – я замолчала, пытаясь уловить реакцию Старухи на мой рассказ. Черт! Ничего. Где этот чертов голос, когда он так нужен? Погруженная в свои мысли, среди треска поленьев в очаге, я вдруг услышала шорох Старухиного платья. Я была так сосредоточена на её реакции, что совершенно потеряла бдительность.

Старуха, однако, приготовила сюрприз, к которому я оказалась не готова.

– Ах, лютоволки... – в её голосе послышалась странная смесь насмешки, понимания и... презрения? От неожиданности я подняла на неё глаза и уставилась на её спину. Старуха была невозмутима. Она даже не повернулась, чтобы посмотреть на фурор, произведенный её словами. Спокойно продолжала готовить чай в котелке, размеренно помешивая его ложкой.

«Неплохо, для пусстой...» – недослушав очередной поток мысли, неожиданно даже для себя спросила

– Так ты знала? – Черт! Я клюнула на Старухину прикормку, как голодная щука.

– Вся нечисть несёт в себе магический след. Своего рода... вонь, – обернувшись, она окинула меня смеющимся взглядом, продолжая ритмично помешивать чертов чай. – А ты тогда вся провоняла этим запахом. Да и пришла еле живая.

– Ох, не смотри на меня так, деточка. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два. Твоя рубаха воняла больше всего, ведь там была не только твоя кровь, правда? А на следующий день я заметила твой милый шрам на руке, тот самый, видимо, от зубов, – ее тонкие губы искривились в подобии усмешки, и она начала разливать дымящийся чай по глиняным кружкам.

– Лютоволки – далеко не звери и не совсем нечисть, но это сейчас не важно, – Старуха отмахнулась от этой мысли, словно от назойливой мухи, села напротив меня за стол и кивком указала на одну из кружек.

– Другой вопрос: как ты осталась жива и даже ушла на своих двоих? – Она взяла горячую кружку, от которой поднимался высокий, ароматный пар, и поднесла к губам.

Я вдохнула и почувствовала знакомый запах лимонной мяты.

– Это мелисса? – спросила я, отвлекаясь от её проницательного взгляда.

– Да, и ещё пустырник. Самое то, чтобы успокоиться и согреться в грозу, – она явно ожидала от меня другого ответа, но терпеливо ждала, когда я наиграюсь в молчанку после её эффектного монолога.

– Я вставила острый осколок в шею волка и провернула его, – слова вырвались сами собой. Старуха замерла, кружка остановилась на полпути ко рту, её глаза расширились от удивления. Она хотела что-то спросить, но я опередила её: – Всё произошло в рыбацкой хижине у озера. Волки шли с запада. Мне удалось добежать до разваливающейся избы... – слова слетали с губ, словно листья, подхваченные ветром. В горле пересохло, и я сделала глоток обжигающего чая, прежде чем продолжить: – Там, внутри, на меня напал волк. Огромный. Он впился зубами в моё предплечье... и тогда я впервые увидела чужие воспоминания.

После того как я рассказала Старухе всё как на духу, я выдохнула. Но, посмотрев в её лицо, увидела напряженный взгляд и чуть сжатые губы. Однако в следующий миг все эти эмоции исчезли, словно их и не было.

– И какие же воспоминания у этого клока шерсти? – спросила она, мягко улыбнувшись. Такая реакция была нетипична для Старухи. Она что, переигрывает? Этот вопрос повис в воздухе, густой и тяжелый, как дым от потухающего костра. И тут я неожиданно поняла, что не слышу в голове навязчивый скрипучий шепот. Бросив взгляд через стол, я заметила, как Старуха нервно барабанит пальцами по глиняной кружке. Она волнуется? Занятно. С голосом разберусь позже, а вот с реакцией Старухи нужно разобраться. Что её так встревожило? Сделав еще пару глотков чая, словно выжидая ещё какой-нибудь реакции, я продолжила:

– Лес, стая... как они переходят через реку. Только вот они не охотились, а искали щенка. И нашли...его труп, – сказав это, я невольно поморщилась. В голове тускло всплыла размытая, искаженная картинка. Странно, мозг словно отказывался повиноваться.

– Волк в хижине... был Призрак? – слова Старухи доходили до меня с опозданием. В голове стоял туман, мысли путались. Но я все же уловила в её голосе нескрываемое удивление.

– Волк был... кипенно-белый. И два... кровавых глаза... – я не могла понять, почему мир вокруг вдруг закружился. Похожее состояние я испытывала лишь однажды, когда на спор с Исааком выпила целый кувшин крепленого вина. От болезненных ощущений я зажмурилась и прижала ладони к лицу. Сделав над собой усилие, я разлепила веки и сфокусировалась на Старухе. Она сидела в расслабленной позе и охотничьим ножом ковыряла зеленое яблоко.

– А где находится труп, который ты так... непредусмотрительно оставила? – Старуха перевела взгляд с яблока на меня, склонила голову набок и улыбнулась.

– Рядом с опушкой леса... если идти от таверны в сторону нашего дома... – слова вылетали из моих уст помимо моей воли. Меня повело в сторону, и я чуть не свалилась со скамьи, но в последний момент ухватилась за край стола.

Последнее, что я увидела, – как Старуха подносит ко рту мизинец, с которого почти черной струйкой стекает кровь, и медленно, с явным удовольствием, облизывает его.

– По-моему, я как-то говорила тебе, Агнесс, – она убрала руку от лица и на ее губах остался свежий отпечаток темно-алой крови. Она, наклонившись ко мне через стол и прошептала: – Не стоит пить напитки, если не знаешь их рецептуры.

Моё тело окончательно сдалось. Я больше не могла держать равновесие и с грохотом рухнула лицом на стол. Прежде чем окончательно провалиться в темноту, я увидела, как Старуха схватила мой старый плащ, больше похожий на решето, чем на одежду, и выскочила из избы под проливной дождь. А дальше – тьма, беспросветная и глубокая, похожая на дно колодца, которая заботливо укрыла все мое тело.