Глава 8. Капитанская дочка.
Шум, духота, запахи пива, пота и жареного мяса обрушились на меня, едва я переступила порог трактира. Моргая, я пыталась привыкнуть к яркому свету масляных ламп, которые, казалось, коптят нарочно, добавляя в воздух еще один слой удушливого аромата. За столами, грубо сколоченными из темного дерева, сидели мужчины. Их громкий смех и гул голосов смешивались, превращаясь в неразборчивый гомон. Некоторые, уже изрядно охмелевшие, с откровенной похотью следили за снующими туда-сюда с подносами девушками. Меня передернуло.
Ханс, высокий и плотный хозяин трактира, с багровым лицом и появляющимся брюшком, заметил меня и махнул рукой, подзывая к стойке. Подойдя ближе, я увидела, что он уже приготовил для меня поднос, доверху нагруженный тяжелыми пивными кружками.
Взглянув на меня из-под густых седых бровей, Ханс внимательно просканировал меня с ног до головы. Эта привычка у него осталась после службы в королевской гвардии. Мужик он был неплохой, справедливый, только больно уж суровый. Зато в «Капитанской дочке» под его присмотром большую часть времени было тихо и обходилось без драк и мордобоя. Он следил за порядком, за что его и ценили постоянные посетители.
– Опаздываешь, – ворчливо проговорил он. – Тетка твоя замолвила словечко. Сказала, что тебе нужны медяки. Что с тобой? – он пальцем указал на мой разбитый лоб и повязку на ладони.
– Знаю, знаю, – не сдержав улыбки, я подошла к Хансу и легонько похлопала его по плечу, здоровой рукой. – Упала рядом с колодцем, земля сырая, вот ноги и не удержали, а руку порезала, когда тряпки на куски кромсала, чтобы обработать рану – ложь, интересная забава, которая давалась мне на удивление легко. Вообще наши отношения с трактирщиком можно было бы описать как рабочие, но где-то глубоко в душе я воспринимала его как друга и наставника. – Моя старуха передала тебе весточку – сказала я, чтобы перевести с опасной тропы, тему.
Я вытащила из широкого кожаного пояса сложенную тряпицу и протянула ему. Ханс давно овдовел и уже не первый год ухлестывал за Каргой. Тут и к жрице не ходи – было понятно, что лед в их отношениях тронулся. Ханс, приняв тряпицу, сразу же спрятал ее в карман, словно боясь, что кто-то увидит. На его обычно суровом лице промелькнула тень улыбки. Он прокашлялся, скрывая смущение, и снова принял деловой вид.
– Ну что, застыла, как соляной столб? – прогрохотал он, окидывая меня оценивающим взглядом. – Шевелись, давай! Работа сама себя не сделает. Вон, видишь, за дальним столом вопят – небось, уже горла пересохли.
Он кивнул в сторону компании, особенно бурно жестикулирующей и перекрикивающей друг друга. Один из них, здоровенный, с рыжей бородой, ударил кулаком по столу так, что кружки подпрыгнули. «Ну что ж, была не была», – подумала я. Рванув к подносу с пивными кружками, схватила его так резво, что пиво расплескалось через край, окатив мои руки липкой пеной. С энтузиазмом, возможно, немного преувеличенным, я собралась отрабатывать свои медяки. Но не тут-то было. Ханс, словно коршун, налетел сбоку и схватил меня за шкирку, слегка потянув назад. Я непонимающе уставилась на него, хлопая глазами.
– Вот уж дедина! А передник? – прорычал он и тут же неожиданно расхохотался, отпуская мой загривок. – Голова моя пустая, точно!
Я только и успела поставить поднос на стойку, как в меня полетел застиранный льняной передник. Натянув его через голову, я почувствовала знакомый запах трактира – смесь пива, мясной похлебки и чего-то неуловимо кислого. Вздохнув, поправила чепец, который так и норовил съехать на затылок, и снова взялась за поднос. На этот раз я двигалась осторожнее, стараясь не расплескать живительные напитки. Компания уже нетерпеливо барабанила по столу. Приблизившись, я поставила перед ними кружки, стараясь не смотреть в глаза. Рыжебородый ухмыльнулся, окинув меня оценивающим взглядом.
– А ты ничего, дивчина, – пробасил он, подмигнув. – Как тебя звать-то?
– А вам всё скажи, да доложи, – не осталась я в долгу, забирая поднос и сунув его под мышку. Развернулась, собираясь уходить, как вдруг... шлепок. Нет, не услышала – почувствовала!
Жгучий, унизительный удар по заднице. «Этот придурок шлепнул меня! Вот скотина!» – пронеслось в голове. Я резко обернулась, глаза метали молнии. Рыжебородый ублюдок ржал, довольный произведенным эффектом. Его приятели тоже гоготали, словно увидели что-то невероятно смешное. Кровь бросилась мне в лицо. Сжав кулаки, я хотела бросить поднос прямо в рожу этому нахалу, но вовремя остановилась. «Нет, Агнесс, – одернула я себя. – Нельзя. Потеряешь смену, а с ней и медяки». Сделав глубокий вдох, я постаралась успокоиться.
– Мне некогда с вами разговаривать, работа ждет.
Рыжебородый усмехнулся, обнажив желтые, неровные зубы. Он поднялся из-за стола и сделал шаг ко мне.
– Можно не разговаривать, сразу перейти к делу, – прошептал он, облизывая меня похабным взглядом. Остальные члены его шайки довольно заулюлюкали, одобрительно похлопывая друг друга по плечам. Черт!
Ханс за стойкой, занятый снующими туда-сюда людьми, даже не видел, что происходит в углу трактира. Придется разбираться самой. Внутри все сжалось от отвращения. Я инстинктивно отступила на шаг, но путь к отступлению преграждал стол, за которым сидели остальные громилы.
– Не думаю, что у нас есть какие-то дела, – стараясь говорить как можно спокойнее, ответила я, хотя голос предательски дрожал. – Мне нужно работать.
Он протянул руку, пытаясь дотронуться до моего чепца. Но я голову не отдернула. Наоборот, надев на лицо самую приветливую улыбку, наклонилась к его уху и ласково прошептала:
– Если еще раз тронешь меня за задницу, твое хозяйство отрезанным будет валяться в хлеву на потеху свиньям.
Мужик в пьяном бреду не сразу понял мой посыл.
– Чего? – промычал он, но тут же замолчал, почувствовав рядом с ребрами маленький, но очень острый ножик.
– Всё ясно? – не изменяя улыбки, спросила я и от предвкушения даже облизнулась.
Он молча кивнул, глаза его стали размером с блюдца. Улыбка медленно сползла с моего лица. Я аккуратно убрала нож в рукав платья и выпрямилась.
Рыжебородый, побледнев, поспешно отступил, освобождая мне дорогу. Его приятели, из-за спины своего дружка и плохого освещения, ничего не заметили и все так же хохотали, явно ожидая развязки этой ситуации.
– Как славно, что недопонимание разрешилось, правда? – говоря эти слова, я подняла глаза на рыжего ублюдка и посмотрела прямо в его мутные зенки. Желтый свет трактирных ламп, отражаясь в моих янтарных глазах, делал их жуткими. Мужчина сглотнул, нервно передернув кадыком.
Ханс как-то говорил мне, чтобы я не смотрела на лица посетителей так пристально, иначе он останется без выручки. Что ж, иногда советами стоит пренебрегать.
Я отвела взгляд и, гордо вскинув голову, поковыляла мимо них к стойке. Сердце отбивало яростный канкан. Я схватилась за деревянный поднос, как за спасительную соломинку. Господи, что я творю? В какой момент ножик для обрезки трав, который по счастливой случайности я прихватила из дома, стал ножиком для... кастрации пьяных мужиков?
По своей природе я была пуглива и бесконфликтна. Но постоянные издевки деревенских детей и презрительные взгляды их родителей пробуждали во мне внутреннего демона. Дети – это маленькие, но жестокие монстры. Находясь в чертовом серпентарии, кишащем ядовитыми змеями, приходится соответствовать. Устав от вечных издевательств и побоев, я дала отпор, нападки уменьшились, а вскоре и вовсе исчезли. Но за глаза меня стали называть Бешеной сукой. И именно в такие моменты, как этот, бешенная сука давала о себе знать.
От негодования внутри все кипело. Глубоко вдохнув, я закрыла глаза и попыталась взять себя в руки. Ханс, заметив мое возвращение, нахмурился и вопросительно поднял бровь.
– Всё нормально, – одними губами сказала я и стрелой понеслась в сторону кухни. Деревянная дверь оказалась прочнее, чем я думала. Психанув, я навалилась на нее плечом, дверь поддалась с неожиданной легкостью, и я, потеряв равновесие, провалилась в дверной проем. Поднос с грохотом улетел вперед, а я за ним. В полете я предчувствовала, как мой нос вот-вот поцелуется с грязным полом, но роковой встрече не суждено было сбыться. Крепкая рука перехватила меня за локоть и развернула, заключая в кольцо стальных мышц. Выгнув спину, я чуть отстранилась и взглянула в лицо своего спасителя.
– Так оригинально меня еще не встречали, – раздался насмешливый голос. – Без прелюдий, сразу в объятья.
На меня смотрел никто иной, как Исаак, сын Ханса. На его лице расцвела еле заметная ехидная улыбка.
– Исаак! – я закатила глаза и сжала губы. – Отпусти, иначе я за себя не ручаюсь.
– Как скажешь, милаш, – с этими словами он разомкнул объятия, и я, потеряв опору, с позорным шлепком приземлилась на грязный пол.
– Ауч! – «Ну вот, прекрасно!» – пронеслось в голове. Волна боли разлилась по ушибленной пятой точке.
– Ты же сказала отпустить, – произнес Исаак, но его лицо уже не выражало никаких эмоций, будто он и не смеялся вовсе секунду назад. Только уголки губ едва заметно подрагивали.
Я поднялась, отряхивая юбку. Щеки горели от стыда.
– Ты мог бы и предупредить, что собираешься меня отпустить... прямо сейчас, – пробормотала я, чувствуя, как предательски дрожит голос.
– А разве не в этом вся прелесть сюрприза? Неожиданность, – усмехнулся Исаак, и в его глазах снова заплясали смешинки.
Если бы я сейчас увидела себя в зеркале, то наверняка была бы похожа на выброшенную на берег селедку – с округлившимися глазами и открытым ртом.
– Отец сказал поменяться столами. Твой у южного окна, – бросил он через плечо, уходя. – Две пинты пива и сушеная рыба, – добавил он уже от двери и, прежде чем скрыться за ней, скорчил рожу, изображая рыбу, которая открывает и закрывает рот. «Вот говнюк! Не рыбу он пародировал, а меня».
Схватив с пола укатившийся поднос, рыбу и две кружки, я вышла в зал. Ханс стоял за стойкой и, словно фокусник, ловко менял кружки у пивной бочки. Подойдя к нему сбоку, я поставила свои стаканы прямо перед его носом.
– Спасибо, – всё, на что меня хватило, – это вялая улыбка.
– Исаак сказал, какой стол? – спросил Ханс, не отрываясь от своего занятия.
Я молча кивнула.
– Там двое мужиков, но они спокойные, – продолжал он, наполняя доверху кружки пенистым напитком. – Иди.
Я снова кивнула и, взяв поднос, направилась к указанному столу.
Южное окно находилось в отдаленной части таверны, скрытой в тени двух толстых деревянных колонн, рядом с которыми располагалось подсобное помещение. Пробираясь через шумный зал, уворачиваясь от поющих и пляшущих мужиков, я наконец заметила свой стол. За ним сидели двое мужчин, одетых по-дорожному: темные плащи, пыль и засохшая грязь на сапогах — вот и весь их нехитрый набор. Они оживленно о чем-то беседовали, но из-за гула в таверне разобрать слова было невозможно. Как только я подошла к столу, они, словно по команде, замолчали.
– Добрый вечер, господа. Ваше пиво и закуска, – я натянула на лицо самую приветливую улыбку, втайне надеясь на щедрые чаевые, и расставила напитки на столе. – Чем я могу вам еще помочь?
Мужчина, сидящий по правую руку от меня, медленно перевел взгляд в мою сторону. Я старательно избегала встречаться с ним глазами, уставившись на столешницу.
– Спасибо, на этом всё, – ответил он.
Я быстро кивнула и уже собралась уходить, как вдруг он продолжил:
– Хотя... принесите моему другу закуску из свиных ушек, говорят, она вкусная, просто пальчики оближешь.
Голос показался мне до боли знакомым... Я задумалась, пытаясь вспомнить, где могла его слышать, и, оставаясь где-то в своих размышлениях, тихо ответила:
– Да, так и есть.
– Что ты там блеешь, как овца, себе под нос? – рявкнул он, и тут меня словно молнией пронзило. Из легких вышибло весь воздух. «Твою мать! Это же он был тогда в лесу!» Я замерла, тупо уставившись ему на грудь, боясь поднять глаза выше.
– Ты меня вообще слышишь?
– Да, простите, у меня врожденные проблемы со слухом, – ложь легко сорвалась с моих губ. – Сейчас всё принесу.
Пытаясь не показать панику, я развернулась и спокойным, размеренным шагом направилась к кухне. Не бежать, не бежать — эта мысль пульсировала в голове, словно маяк, то разгораясь яркой вспышкой, то едва тлея в тумане страха.
Они меня не видели. Я была в зарослях камыша, они не могли меня увидеть. Иначе бы я уже пополнила ряды перегноя. Холодный пот пробежал по спине. А если всё-таки... Блять!
Надо узнать, что они там обсуждают, чтобы быть готовой к любым последствиям. В голове вспыхнула мысль: подсобка! Все комнаты, которые использовали разносчики, были соединены между собой: кухня, подвал, подсобка. Я рванула в сторону кухни, отчаянно пытаясь протиснуться между потными, разгоряченными телами.
