Мемуары ведьмы

Лес принял меня в свои объятия, окутав тишиной и прохладой. Только хруст сухих еловых веток под ногами нарушал безмолвие древних деревьев, словно шепот забытых времен. Воздух, настоянный на хвое и прелой листве, был густым и тягучим. Сбор трав для настойки обычно не составлял труда – большинство из них росли повсюду, словно яркие мазки на зеленом холсте леса. Но багульник... этот капризный цветок требовал особого обращения, словно знал себе цену. Ему нужна была живительная влага, близость воды, а ближайшее озеро плескалось километрах в трех отсюда. «Ох, плакали мои бедные ноги», – подумала я, предчувствуя долгий и утомительный путь. Солнце, уже клонившееся к закату, пробивалось сквозь густые кроны, рисуя на земле причудливые узоры. Где-то вдалеке раздалась тревожная трель незнакомой птицы, и лес, казалось, затаил дыхание, прислушиваясь.

Полчаса я уже брела по лесу, ноги гудели, а корзина, полная трав, приятно оттягивала руку. Оставалось найти всего ничего: многоцветник, да упрямый багульник, растущий как «царь трава» у воды. Чем ближе к озеру, тем гуще становился туман, клубящийся, как парное молоко, – хоть глаз выколи. «Забавный, компаньон, у меня сегодня, молчаливый правда», – хмыкнула я, натягивая капюшон плаща. Сумерки уже сгущались, и тени деревьев вытянулись, длинные и тощие, как призрачные руки, тянущиеся из чащи. В воздухе витал слабый запах прелой листвы, сырой земли... и еще что-то, сладковатое, дурманящее. Отчаяние? Господи, что только не придет в голову, когда до чертиков напуган. По спине пробежал неприятный холодок, волоски на руках встали дыбом. Нервы – ни к черту. В такие моменты меня всегда успокаивала одна колыбельная, мелодия из детства, напев которой я едва помнила. Точно не помню, где я ее услышала, но готова поспорить на червонец, что Старуха скорее в адский котел прыгнет, чем любую песню запоет. Чтобы заглушить страх, я тихонько замурлыкала первые строки, голос дрожал, но мелодия действительно немного успокаивала. Лес казался менее враждебным, туман – менее зловещим. Погруженная в свои мысли, я брела, не разбирая дороги. Внезапно нога зацепилась за что-то большое и неожиданно мягкое. Мир перевернулся, и я с коротким криком рухнула... в липкое, теплое месиво. Волк, нет, скорее туша. Огромный, мертвый волк. Темная, почти черная кровь хлюпала под моими ладонями, пропитывая не только одежду, но и душу леденящим ужасом. Клочья шерсти, липкие и теплые, облепили пальцы, словно моля о помощи. Из шеи зверя торчала стрела с черным наконечником, оперение которой было забрызгано алой кровью. Она казалась обвиняющим перстом, направленным прямо на меня. Желчь обожгла горло, тело затрясло в дикой, неконтролируемой лихорадке. «Нет, нет, нет! Откуда здесь волк? Они же держатся западной части леса! Вой доносился именно оттуда! Я не могла так...ошибиться. Мысль, с диким осознанием, пронзила голову: «Господи, он же еще теплый! А тушу... словно драли зубами, а стрела... стала последним аккордом в этой кровавой симфонии. Внезапный гул, словно стон умирающего гиганта, разорвал давящую тишину леса. Земля под ногами едва заметно дрогнула. В тот же миг справа, с оглушительным хлопаньем крыльев, пронеслась огромная черная птица, похожая на ворона, ее зловещий силуэт на фоне багровеющего неба казался вестником надвигающейся беды, вырывая меня из оцепенения ужаса. Сердце бешено колотилось в груди, отдаваясь барабанной дробью в ушах. Я резко отпрянула от мертвого волка, оставляя за собой на изумрудной траве алый след – кровь зверя смешалась с моей собственной, выступившей на разбитых коленях. Резкая боль пронзила ноги, но сейчас было не до нее. Хотела встать, оттолкнуться руками, но они провалились в мягкую, влажную землю. Ноги, словно ватные, не слушались. Земля уплывала из-под них, перед глазами все закружилось в бешеном, кровавом хороводе. Меня повело в сторону, плечо с глухим стуком врезалось в шершавый ствол дерева, из легких вырвался болезненный вздох. По инерции откинув голову назад, я наткнулась на острый, как нож, сук. Мир на секунду погрузился в темноту, сознание заволокло густым, как ночной туман, забвением. Горячая, липкая кровь хлынула по лицу, окрашивая все вокруг в мерцающие багровые тона. «Ну вот опять...»

Где-то вдалеке, разрывая ночную тишину, снова раздался протяжный, полный тоски вой, заставив меня вздрогнуть. Вой. Лес. Волки. Труп. Эти слова, словно ледяные осколки, вонзились в сознание. Страх, холодный и липкий, сдавил горло железной удавкой, душа словно сжалась в маленький комок. Кровь стучала в висках, словно отбивая тревожный набат. Сердце, казалось, хотело вырваться из груди. С трудом поднявшись на ноги, шатаясь, как пьяная, я попыталась сделать первые шаги. Ноги дрожали, подгибались, но я упрямо заставляла себя двигаться. Бежать. Через боль, пронзающую каждую клеточку тела, через страх, сковывающий душу, через темный, зловещий лес. Бежать. Спасаться. Куда? Неважно. Главное – подальше отсюда, подальше от этого проклятого, от этого кошмара, ставшего явью.

Я горела. Адреналин, словно взбесившийся кучер, гнал кровь по венам раскаленным металлом, легкие пылали адским огнем, каждый вдох обжигал горло. Мышцы, напряженные до предела, дрожали от перегрузки. В этом огненном вихре ощущений одно я понимала четко: мое тело на пределе. Еще немного – и я просто рухну на землю бездыханным комком. Земля под ногами уже казалась зыбкой, деревья вокруг расплывались в туманных силуэтах. В ушах стоял звон, а мир вокруг сужался до крошечной точки, сосредоточенной где-то в центре груди, там, где отчаянно билось сердце, отсчитывая последние секунды перед падением. Но я упрямо бежала, не разбирая дороги, спотыкаясь о корни и камни. В глазах то темнело, то прояснялось, мир вокруг то расплывался в туманных пятнах, то обретал резкость. Главное – поляна, за ней тропинка, а там до деревни рукой подать. Только вот лес, вопреки всякой логике, становился все гуще, темнее, деревья словно сжимались вокруг меня в плотное кольцо. Воздух — влажный, тяжелый, с привкусом гниющих листьев — затруднял дыхание.

И тут меня как молнией ударило. Озеро! Я бегу к озеру! Просто курам на смех! Как олень, ослепленный светом огнива, я рванула куда глаза глядят, лишь бы подальше от... от чего? От ужаса, преследующего меня по пятам. От теней, мелькающих среди деревьев. От собственного страха, грозящего парализовать волю. Времени на самобичевание не было. Нужно было действовать. Сейчас. Рыбацкий дом! В голове вспыхнул образ покосившейся хижины на берегу озера, заросшей мхом и плющом. Запах сырости и дыма. Если я смогу добраться до него, то смогу переждать беду, залечить раны, набраться сил. Дом. Надо добраться до дома. Эта мысль стала моей единственной опорой в сгущающейся тьме.

Ноги сами несли меня вперёд, сквозь колючие заросли шиповника, царапающие кожу, и сухой, шуршащий под ногами камыш. Совсем немного осталось... Внезапно, сквозь шум ветра, до меня донеслись обрывки голосов. Я замерла на узком, обрывистом уступе, цепляясь за выступы холодного камня. Люди! Безмолвные слезы облегчения покатились по щекам, оставляя чистые дорожки на грязном лице. Хотела крикнуть, позвать на помощь, но в тот же миг оглушительный грохот разорвал тишину, заставив меня вздрогнуть. По темной воде озера пошли круги, расходясь от эпицентра взрыва. Мир на мгновение замер, а затем снова пришел в движение. От неожиданности ноги подкосились, и я осела на землю, схватившись за голову. Дыхание сперло, в глазах жгло, словно кто-то бросил туда горсть песка. «Что там та бабка во сне говорила про гром?»

– Следы Призрака есть? – раздался басистый голос справа, метрах в двадцати от меня. Голос прорезал тишину, как нож масло, заставив меня сжаться в комок.

«Призрака? Что он, черт возьми, несет? Какой еще Призрак? Я тут чуть дважды не отдала концы, а он о призраках!» Мысль пронеслась в голове вихрем, оставляя после себя горький осадок.

– Нет, но стая где-то рядом. Наверняка, труп детеныша нашли, – второй мужской голос был более густым, с хрипотцой, словно прокуренным.

– А холщовый мешок тоже у волка был?! – в голосе первого незнакомца явственно сквозили нотки сарказма и едва сдерживаемой ярости. Он словно рычал, каждое слово выплевывая, как яд.

– Волки рычат и скулят, а не блеют, как девки! Мы тут не одни, осел! Если про лютоволков прознают... головы наши на пиках будут! Найди эту бабу! – прошипел первый, голос его стал низким и угрожающим.

«Мать твою!» Паника ледяной волной захлестнула меня. Я начала лихорадочно шарить руками по бедрам, по карманам, по складкам одежды. Ничего, ничего нет. Мой мешок! Дерьмо. Принцессы теряют туфельки, а я, затасканная жизнью, – холщовый кулек. Все это звучит как какая-то неудачная, жестокая шутка.

– В эти края редко заходят... и ещё реже выходят. Лес непроходимый, тут черт ногу сломит. Далеко эта баба не уйдет. Тиш уже в сторону деревни пошёл. Если кого увидит... тихо уберет. В лесу труп искать – что иголку в стоге сена. В голосе второго мужчины послышалась усталость, смешанная с равнодушием.

– Хижину проверь. Если девка местная – туда пошла, – голос второго мужчины прозвучал глухо, словно доносился из-под толщи воды.

«Если бы я, дура, до хижины добралась, сама бы себе смертный приговор подписала». Эта мысль, холодная и острая, пронзила мозг. Никогда бы не подумала, что скажу такое. Но, спасибо тебе, Господи, что сделал меня хромой. Иначе бы я уже составила компанию тому волку... Горькая ирония судьбы.

И тут первые тяжелые капли дождя упали мне на нос. «Второй раз дерьмо», – подумала я, чувствуя, как отчаяние ледяной волной захлестывает меня. Небо, словно оплакивая чью-то смерть, разверзлось потоками воды. Лес вокруг мгновенно преобразился, зашумел, зашелестел, наполняясь новыми звуками и запахами. Запах мокрой земли и озона смешивался с металлическим запахом крови, который, казалось, пропитал весь лес.

В этот самый момент, сквозь шум дождя, до меня донеслись шаги – тяжелые, размеренные, словно удары молота по наковальне. Каждый шаг отдавался гулким эхом в моей груди, усиливая страх. Тропа к хижине, едва заметная среди деревьев, лежала через густые заросли камыша. Высокие, как стена, стебли колыхались под порывами ветра, шепча что-то неразборчивое. "Если этот урод пойдет по кромке зарослей, он меня не заметит," – эта мысль, хрупкая, как соломинка, была моей единственной надеждой. Я тихо, стараясь не дышать, надела капюшон на голову, натянув его поглубже, чтобы скрыть лицо. Холодные, трясущиеся руки инстинктивно прикрыли рот, словно пытаясь заглушить бешено колотящееся сердце. Дождь усиливался, крупные капли барабанили по листьям, смешиваясь с шумом ветра и шорохом камыша, создавая плотный занавес из звука и воды.

Влага от холодного, пронизывающего дождя смешивалась с липким, холодным потом, пропитывая тонкую шерстяную накидку и неприятно холодя кожу. Каждый шорох, каждый порыв ветра, каждый скрип дерева – всё это казалось шагом преследователя, приближающимся, неумолимым. Мужские голоса, грубые и хриплые, становились всё ближе, словно хищники, идущие по следу. Один из них прошел совсем рядом, так близко, что камыш зашуршал буквально в двух метрах от меня. Запах табака, конского пота и сырой кожи ударил в нос. Я задержала дыхание, боясь шелохнуться, боясь, что даже бешеный стук сердца, грохочущий в ушах, выдаст меня. Мир вокруг сжался до размеров этого маленького островка в зарослях камыша. Внезапно он остановился. Мир замер. Даже дождь, казалось, перестал барабанить по листьям, прислушиваясь вместе со мной. Тишина, тяжелая и зловещая, повисла в воздухе, словно перед бурей. Мир замер. Даже дождь, казалось, перестал барабанить по листьям, прислушиваясь вместе со мной. Тишина, тяжелая и зловещая, повисла в воздухе, густая, как смола. В этой тишине каждый звук, каждый шорох воспринимался обостренно, словно под увеличительным стеклом. И тут мужчина резко дернулся. Судорожный вдох застрял где-то в горле, не в силах пробиться сквозь сжатые голосовые связки. Его рука, метнулась к поясу брюк. В тусклом, рассеянном свете, с трудом пробивающемся сквозь плотную завесу дождя и листвы, что-то блеснуло – холодный, зловещий отблеск металла. Длинный, острый клинок с черной насечкой, выхваченный из ножен, лег в его ладонь. Капли дождя, стекая вниз по лезвию, до боли напомнили чью-то кровь.