Семь дорог

***

На веранде дома Чон Бэ пахло старым деревом, пылью и мокрым сеном — через дыру в прохудившейся крыше лунный свет выхватывал нитку дождя, тянущуюся к ведру в углу. Жена Чон Бэ давно храпела за тонкой перегородкой, поэтому они молча расстелили перьевой матрас на полу.

Чон Бэ плюхнулся на него, как подкошенный, укрывшись до подбородка стареньким стеганым одеялом. Через пару минут его дыхание стало глубоким и ровным.

Ки Хун лежал на спине. Мысли путались, цепляясь за одно и то же: блеск забрал «треугольников», холод рукояти пистолета и глаза Ин Хо. Те самые глаза, полные странной нежности и абсолютной растерянности под действием дурмана.

— Чон Бэ? — прошептал он в темноту. — Ты спишь?

Из глубины одеяла донесся сдавленный стон:

— Да. Прикрой хавалку и тоже спи.

— Мне кажется, я вляпался.

— Тогда не прислоняйся ко мне.

Сон отступил, и его место заняли тревога и страх.

— Если бы… Если бы тебе признались в любви… ну, просто так, с бухты-барахты. Что бы ты делал?

Чон Бэ крякнул, высвобождая руку из-под одеяла и почесывая живот:

— Показал бы кольцо на пальце и сказал: «Видишь эти пожизненные кандалы?». А что?

— Если честно, то я восхищаюсь тем, как долго вы с твоей женой вместе. Даже если вспомнить твой сюрприз на её день рождения…

— Это когда я подарил ей кудрявую корову, о которой она мечтала с детства?

— Дурень ты… Она ведь была обычная. Вся деревня прознала про то, что ты вставал по утрам и завивал ей шерсть плойкой жены.

— Хорошо, что я однажды проспал и меня разоблачили. Я так заколебался это делать.

— Ты это делал из любви к жене или потому что хотел над ней посмеяться?

— Из любви, конечно. Но сейчас и правда смешно от того, что она в это верила. — Он вздохнул. — Мне хотелось подарить ей хоть на короткое время эту веру в чудо.

— У тебя уже морщин больше, чем осталось волос на голове, а ты всё ещё находишь силы и время для любви. В чём твой секрет?

Чон Бэ промычал что-то невнятное, явно борясь с мором сна.

— Ну, Чон Бэ! В чём?

— Отстань, Ки Хун, это тупой вопрос. Что мне тебе ответить? Будто ты никогда не любил и не знаешь, как это бывает.

Ки Хун насупился и тяжело задышал через нос.

— Я забыл, что значит «кого-то любить».

— Если ты кого-то любишь всем сердцем, то тебе плевать на сон, свои желания, каким ты выглядишь в глазах других людей. Это ведь дар божий — любить кого-то больше, чем самого себя. Поэтому люди влюбляются в разном возрасте и порой в тех, кто, кажется, им совершенно не подходит. Мы с моей женой очень разные: словно тыква и бархатцы. Но если посадить их рядом, то они опыляют друг друга, а затем становятся сочными и цветущими. Улавливаешь логику?

— А если посадить рядом с арбузом редиску? Чон Бэ? Чон Бэ!

Тишина. Громче прежнего застучали капли в ведре. Ки Хун ждал совета, ругани, хоть какого-то слова от друга, который знал его всю жизнь. Вместо ответа из глубины одеяла донесся низкий, натужный храп. Чон Бэ отключился окончательно.

— Говнюк…

Ки Хун резко дёрнул свое тонкое одеяло на себя, отодвинувшись к самому краю матраса. Страх накрыл его холодной волной. Страх, что теперь всё изменится, и этот хрупкий мир, который они с Ин Хо построили здесь — дружба, доверие, утренний кофе на крыльце, совместная прополка перца — рассыплется в прах. Перейти эту черту было подобно шагу с обрыва. Неизвестно, что внизу — мягкая земля или острые камни.

Любовь казалась не светом, а огнем, что может спалить всё дотла.

***

Манто сидел сзади, съежившись в грязной розовой пижаме, как жалкий призрак своего былого величия. Внезапно машина съехала на обочину. Джун Хо заглушил двигатель.

— Переодевайся, — бросил он через плечо, открывая дверь. — Я проверю колеса. Не хватало ещё гвоздя в покрышке.

Манто вслепую полез в просторный багажник, где нашёл шорты и хлопковую футболку. Чистые. От них пахло свежестью и солдатским одеколоном. Манто стянул омерзительную пижаму, швырнул ее в угол багажника, как труп ядовитой змеи, и натянул чужую одежду. Ткань была холодной, но невероятно приятной после дней грязи и пота. Шорты оказались великоваты на талии, футболка — немного в обтяжку на плечах, но это был рай.

Он вылез из машины, вдохнув полной грудью ночной воздух — и тут же сморщился.

— Холодно, черт возьми, — пробормотал он, потирая голые икры.

Джун Хо, пригнувшись у переднего колеса, не поднял головы.

— Зато теперь ты не выглядишь, как фрик. Идём. Мотель в пятистах метрах.

— Не будь вы мне так нужны, капитан, я бы вёл разговор совсем по-другому. Я убил бы сейчас за горячую ванну. Четыре дня, представляешь? Четыре!

Ресепшн мотеля «Золотая Подкова» пах дезинфекцией и старым ковром. Джун Хо постучал костяшками пальцев по стойке.

— Номер с ванной на двоих.

Девушка скользнула взглядом по форме капитана, и сон сняло как рукой.

— Эконом остался только с двуспальной кроватью. Шестьдесят тысяч. Остальные номера в разы дороже. Рассматриваем другие варианты?

— Нет, в самый раз.

Манто прыснул куда-то в сторону.

— И это всё, что у тебя есть?

— У бравых полицейских с зарплатами туго.

— Ну так браво им за бельмо альтруизма на глазах. У тебя брат миллионер, и ты не мог у него попросить немного денег?

— Насколько я знаю, ты в богатствах моему брату не уступаешь. Так почему бы тебе не снять люкс? Или твоя зарплата еще меньше, чем моя?

Щеки Манто вспыхнули густым румянцем стыда и злости.

— Не говори ерунды, — процедил он сквозь зубы. — Я в состоянии выкупить всю сеть этих ночлежек. Просто… мои счета временно заблокированы.

— Тогда заткнись и бери то, что дают, — спокойно парировал Джун Хо, доставая кошелек.

Манто снова обрушился на девушку за стойкой, отчаянно цепляясь за последнюю надежду на комфорт:

— Слушайте, а вариантов с раздельными кроватями вообще нет? Ну, хоть какая-то перегородка? Кресло-кровать?

Девушка вздохнула, как будто это было самое сложное задание дня, и ткнула пальцем в экран.

— Есть еще «Стандарт». Две односпальные кровати, но там нет ванны, только душевая кабина. Вам подходит?

Перед Манто встал мучительный выбор. Личная кровать или вожделенная ванна, о которой он мечтал четыре дня. Его лицо исказилось внутренней борьбой. Он представил узкую, жесткую койку рядом с этим полицейским и горячую воду, смывающую всю грязь, весь позор, всю усталость.

Джун Хо наблюдал за его мучениями. Легкая, едва уловимая усмешка тронула его губы.

— Боишься, что приставать буду?

— Пошел к черту! В ванне спать буду.

Манто резко развернулся на пятках и зашагал вглубь коридора.

Джун Хо с той же легкой усмешкой покачал головой и протянул девушке деньги:

— «Эконом», пожалуйста.

— Поняла. Наличные или карта?

Не успел тот достать деньги, как Манто снова возник рядом.

— Одолжи пару купюр. Я себе сэндвич в автомате куплю.

***

Тихий шорох разбудил Чжи Ён на рассвете. Она открыла глаза, моргая от утреннего солнца, и увидела Ин Хо. Он копошился возле её старенького столика, спиной к ней. Рядом на полу мирно посапывал Мин Су; его нога была привязана веревкой к ножке кровати — предусмотрительность от побега.

Чжи Ён протёрла глаза:

— Что ты делаешь?

Ин Хо медленно обернулся. В его руке была её пластмассовая расческа. Вместо ответа он молча кивнул в сторону двери. Чжи Ён повиновалась.

На кухне уже кипел чайник, наполняя комнату паром и запахом травяного сбора. Ин Хо молча разлил заварку по стаканам и поставил перед ней тарелку с галетным печеньем. Чжи Ён ела с неприличным аппетитом — голод после вчерашнего стресса был зверским.

— А где Ки Хун?

— У Чон Бэ, — ответил тот, отстранённо уставившись в свой стакан. Он отодвинул тарелку с печеньем от себя, словно оно ему мешало.

Чжи Ён неловко проглотила кусок и опустила взгляд на свои колени. Вопрос, который мучил её с рассвета, вырвался наружу:

— Что со мной теперь будет?

— Долгая и счастливая жизнь, наверное. Ведь теперь тебе не нужно притворяться кем-то другим. Ты это ты, и это хорошо. Как себя чувствуешь? После всего.

— Лучше, — призналась она искренне. — Как будто огромный камень с плеч. Мне не нужно больше просиживать целыми днями в этих… — она неопределённо махнула рукой, — …строительных программах. Изображать кого-то другого и стараться не запутаться в собственной лжи.

Ин Хо приподнял бровь:

— Если это не твоя специальность, то чем ты занимаешься на самом деле?

— Сериалы смотрю, книги читаю. Пишу… истории. А зарабатываю веб-дизайном. Небольшие заказы: лендинги, баннеры… То, что не требует глубокого погружения в матчасть с рассеянным светом и разновидностями деревянных брусков.

— С такой работой хлеба не купишь.

— Полмиллиона в месяц минимум.

— Зачем тебе так много хлеба?

Уголки губ Ин Хо дрогнули. В его глазах мелькнул редкий огонек –шутливый.

Чжи Ён лишь закатила глаза, но напряжение между ними чуть ослабло. Она допила чай и посмотрела на Ин Хо прямо:

— Расскажи мне о моём отце.

— Он алчный подонок.

— Это я и без тебя знала. Он всегда был таким?

Ин Хо замер. Он долго смотрел в окно, где куры Ки Хуна деловито копошились в пыли. Ночью их так никто и не загнал в курятник.

— Нет… Нет, не всегда. Разрыв с твоей матерью его сломал. Или сделал. Я даже не могу сказать точно, рад я этому или нет. Когда они были вместе — Манто был другим. Инфантильным, безответственным. Вечным мечтателем без гроша за душой. Я был уверен, что наши пути разойдутся навсегда: меня уже приняли в компанию, а его перспективы были туманны. — Ин Хо сделал глоток остывшего чая. — Но в тот день, когда твоя мама прогнала его… я увидел его другим. Его взгляд — словно выжженное поле. В нём не было ничего. А потом что-то внутри переключилось. Тот беззаботный дурак умер. Появился кто-то холодный, расчётливый, одержимый одной целью — доказать всем, что он чего-то стоит. Он начал работать как одержимый. Рисковать там, где другие боялись. Переступать через то, через что раньше не переступил бы. Его дела… они пошли в гору. Стремительно. Он получил всё, о чем когда-то бестолково мечтал — деньги, влияние, власть. — Ин Хо посмотрел прямо на Чжи Ён, и она ответила ему тем же. — Но он потерял что-то гораздо более ценное.

Чжи Ён слушала, не шелохнувшись. Легенда матери о жестоком отце, бросившем их из-за карьеры, треснула, как тонкий лед. Перед ней вырисовывалась другая картина — трагедия, боль, цепь потерь и неправильных выборов. Она думала о матери. О ее горьких словах, о ненависти, которую та в нее вложила. Насколько это было правдиво? Насколько справедливо?

А потом её мысли плавно перетекли к настоящему. Где Манто сейчас и что будет, когда тот снова вернётся? Вопросы висели в тишине кухни, смешиваясь с запахом чая и далеким кудахтаньем кур. Она не знала ответов. И это незнание было почти таким же тяжелым, как недавние веревки на запястьях.

***

Солнечный луч, пробившийся сквозь щель в шторах, ударил Манто прямо в лицо. Он застонал, уткнувшись носом в подушку, от которой пахло дешевым кондиционером и одеколоном Джун Хо. Он только начал проваливаться обратно в небытие, как назойливый шорох пакета снова выдернул его к поверхности. Манто приоткрыл один глаз, потом второй, сфокусировав затуманенное недосыпом зрение на фигуре капитана у кофейного столика.

Джун Хо обернулся через плечо. Увидев эту помятую, недовольную рожу, торчавшую из-под одеяла, он не смог сдержать короткой усмешки.

— Проснулась, принцесса?

— Почему «принцесса»?

— А чего ты ногу на меня во сне закидывал и просил тебя спасти?

— Я… что?

— Я сходил в магазин через дорогу. Купил кимбап и суп. — Он поставил на столик две пластиковые упаковки с аккуратными рулетиками из риса и водорослей.

Манто поднялся на локте, словно глубоководный монстр, что поднимается из глубин океана. Волосы торчали в разные стороны.

— Давай сюда, — прохрипел он, протягивая руку в жесте, не терпящем возражений.

— Попроси получше.

— Не заставляй меня отбирать силой, — он не успел договорить. Внезапно в его голову со звонким шлепком прилетела упаковка кимбапа. Манто открыл глаза от вопиющей неожиданности.

— Ешь, пока не остыл. Я разогрел его на первом этаже.

Манто разорвал упаковку и впился зубами в рисовый рулет. Вкус был приемлемым. Он ел молча, сосредоточенно наблюдая, как Джун Хо выливает содержимое пакетика с супом в бумажный стакан, затем заливает кипятком и помешивает пластиковой ложкой. Аромат куриного бульона и сушеных овощей начал заполнять комнату.

— Я кое-что проверил по базе. Насчёт Чжи Ён.

Манто замер с куском кимбапа на полпути ко рту. Он не проронил ни слова, но его поза, внезапно напряженная, выдала интерес.

— Ли Чжи Ён. Дата рождения — 17 мая 2004 года. Место рождения — Пусан. Запись в реестре есть. Фото в базе школьное, но сходство очевидное. — Он посмотрел на Манто. — Так что да. Она действительно дочь Ли Сон Ми.

Манто медленно положил недоеденный кимбап на стол. Рис прилип к его губам, но он не ощутил этого.

— Мы расстались в конце осени. За полгода до… — Он замолчал.

Картина сложилась ясно. Сон Ми солгала. Не было никакого аборта. Она всё-таки родила.

Весь его сарказм, вся броня из цинизма, казалось, испарились в утреннем воздухе, смешавшись с паром от супа. В его глазах читался не гнев, а глубочайшее потрясение. Он впервые за долгие годы выглядел не опасным хищником, а просто сломанным человеком.

Джун Хо допил свой суп и поставил стакан на стол.

— Что плохого в том, чтобы найти свою дочь? Разве это не радость? Узнать, что часть тебя живет в этом мире.

— Она мне столько бед принесла. И намеревалась всадить мне пулю в лоб! Эта девчонка разрушила всё, что я строил годами.

— А ты не сделал также? — парировал Джун Хо.

Манто сжал кулаки, но то был рефлекс, не подкрепленный злобой.

— Я даже не знал о ее существовании! — в голосе впервые прозвучало что-то похожее на отчаяние. — Я жил с мыслью, что Сон Ми избавилась от нашего ребёнка и что я ничего не мог сделать с этим.

— Тогда вини ее мать. Вини Сон Ми за этот клубок лжи, за боль, которую она посеяла в тебе и в этой девочке. Но как ты можешь винить саму Чжи Ён? — Джун Хо наклонился чуть вперед, поймав взгляд Манто. — Она выросла с историей о том, что ее отец — урод, бросивший их ради карьеры. Она была травмированным ребенком, Манто. Озлобленным, потерянным, ищущим правду и месть. Разве ее действия — не прямое следствие лжи, которой её кормили с молоком? Разве ты сам, узнав правду, не чувствуешь… не знаю… ответственности?

Манто откинулся на спинку стула, закрыв глаза. Он не ответил. Слова Джун Хо, как скальпель, вскрыли гнойник, который он годами заклеивал пластырем. Вместо привычной ярости на Сон Ми пришла другая, более сложная волна жалости к той девочке с косичками, которую он когда-то прогнал.

Джун Хо не стал давить. Он допил остывший чай, глядя в окно на просыпающуюся улицу. Семена были брошены. Теперь нужно было время, чтобы они проросли — или сгнили.

***

Ки Хун, крадучись вдоль покосившегося забора, чувствовал себя не хозяином, а браконьером на чужой территории. Сердце колотилось где-то в горле, каждый шорох под ногами казался громом. Он прижался к шершавой древесине и осторожно выглянул.

В самом конце огорода, там, где недавно стоял старый сарай, а теперь лежала куча досок и кирпичей, копошился Ин Хо. Он методично перекладывал доски в садовую тележку.

План созрел мгновенно: проползти по-пластунски вдоль грядок с огурцами, под прикрытием высоких кустов, до самого крыльца. Главное — не поднимать пыли и не чихнуть. Он опустился на колени, потом лёг на теплую, влажную после утренней росы землю. Запах перегноя, мяты и чего-то кисловатого ударил в нос. Он пополз, стараясь двигаться бесшумно, как змея, прижимаясь животом к земле. Взгляд был прикован к спине Ин Хо — тот продолжал свое дело, не оборачиваясь. Казалось, цель близка…

На его пути возникла Жозефина. Коза с желтыми глазами и вечно голодным видом подошла к любимому хозяину. Она наклонила голову, и ее теплый, влажный нос уткнулся в его ухо.

— Ш-ш! — прошипел Ки Хун, отчаянно махнув рукой. — Нет-нет! Уйди… Не сейчас!

Но Жозефина, известная своей навязчивой лаской, восприняла это как приглашение. Она лизнула его щеку шершавым языком, затрагивая глазное веко, от чего Ки Хун едва сдержал вопль отвращения. Он попытался оттолкнуть ее морду, но коза уперлась, требовательно блея.

— Да отстань же!

Неожиданно сбоку, совсем близко, раздался удивлённый голос:

— Ки Хун?

Ки Хун резко поднял голову, чтобы увидеть источник звука — и со всего маху ударился затылком о деревянный выступ куриных жердочек. Перед глазами поплыли искры. Он застонал, схватившись за голову, и увидел сквозь слезу боли Ин Хо, стоявшего в двух шагах. Тот смотрел на него с непроницаемым выражением, но в уголках глаз читалось чистое недоумение

— Что ты делаешь?

Ки Хун, все еще потирая затылок, заговорил срывающимся голосом:

— Да я… Хотел тебе помочь поливать! Ты же один тут… А дуршлаг от лейки закатился куда-то в кусты. Вот я и искал… дуршлаг. Дуршлаг от лейки. Ты же знаешь, я не могу поливать без своей любимой! — он сделал паузу, пытаясь придать лицу выражение глубокой озабоченности. — Моя желтенькая леечка… без нее как без рук!

Ин Хо очень медленно повернул голову и кивнул назад, в сторону бочки с дождевой водой. Там, на солнышке, стояла пластиковая ярко-желтая лейка в полном комплекте.

Ки Хун замер. Его мозг лихорадочно искал выход.

— Желтая? — выдавил он с наигранным удивлением. — Вот дурак старый! Я имел в виду… красную! Ту, с трещиной! Она же лучше для рассады. Щадящий полив, все дела.

Ин Хо не ответил сразу. Он прищурился, его взгляд стал тяжелым, изучающим. Затем скрестил руки на груди.

— Ты меня избегаешь?

Ки Хун фыркнул, слишком громко, слишком неестественно:

— Ты глупости не говори! Мне что, заняться больше нечем? — он резко вскочил на ноги, отряхивая землю с колен, и с нездоровой бодростью хлопнул Ин Хо по плечу. — Пойдем покурим, а потом делами займемся. А то с вашими играми в шпионов я совсем огород запустил…

Он развернулся и зашагал к дому широкими шагами, спиной чувствуя пристальный взгляд Ин Хо.

***

Дым от сигарет струился над крыльцом, но вместо привычной расслабленности висел тяжелый, неловкий гнёт. Раньше они сидели здесь плечом к плечу, колени почти соприкасались, дым смешивался в общее облако. Сейчас Ки Хун вжался в резные перила, как будто хотел просочиться сквозь дерево. Он курил, уставившись на свои чёрные шлёпанцы, боясь даже краем глаза зацепить фигуру Ин Хо, сидевшего на ступеньке ниже. Расстояние в метр казалось пропастью.

Ин Хо сделал глубокую затяжку и выпустил дым колечками в прохладный воздух. Голос его был ровным, нарочито обыденным:

— Как себя чувствует Чон Бэ?

Ки Хун пожал плечами, не поднимая головы:

— Когда я уходил, он еще спал. Думаю, в порядке, отлежится, — он сглотнул. — А… Чжи Ён? И тот парнишка? Мин Су, кажется, да.

— Да нормально. Завтракают на кухне.

— Он так и будет на привязи? Как дворовый пёс.

— Он — ключ. И он панически боится, потому убежит при первой возможности. У тебя есть другой вариант?

Ки Хун вскочил с крыльца, кинув окурок в таз с водой. Желание спрятаться снова стало невыносимым.

— Отправить всех восвояси. И Чжи Ён, и этого парня, и… — Он запнулся.

Ин Хо замер. Сигарета застыла на полпути ко рту. Он поднял глаза на Ки Хуна, и в них промелькнуло что-то острое, ранимое.

— Всех?

И меня тоже?

— У тебя разве с Манто нет незаконченных дел? Вы же так… близко подобрались к цели. Разберётесь как-нибудь вдвоем.

Ин Хо усмехнулся — коротко и беззвучно.

— То есть, теперь это только мое с Манто дело? Это ведь твой дом под угрозой. Твоя земля.

Ки Хун вспыхнул. Накопившееся напряжение, страх, стыд — все вырвалось наружу.

— Да я уже сто раз пожалел, что отказался тебе его продавать! — крикнул он, и его голос сорвался на визгливую ноту. — Снес бы кто-нибудь этот проклятый дом, и не было бы всех проблем. Не пришлось бы угрожать людям! Держать их тут как пленников! Нелепо выряжаться в этот дурацкий костюм и зажиматься с тобой в том чёртовом туалете! — Он остановился, словно споткнувшись о собственные слова. Его взгляд, наконец, встретился со взглядом Ин Хо.

Его лицо было каменным, только глаза… В них была глубокая усталость и что-то похожее на боль. Он смотрел на Ки Хуна снизу вверх. Этот взгляд был страшнее любой ругани.

— Ин Хо, я… прости, я не это имел в виду. Я…

Ин Хо медленно поднялся. Он не стал слушать оправданий. Не сказал ни слова. Просто посмотрел на Ки Хуна еще секунду — долгим, тяжелым взглядом, в котором читалось разочарование и окончательное понимание пропасти между ними. Потом развернулся и шагнул в темный проем открытой двери дома. Дверь не захлопнулась, она осталась приоткрытой, как незаживающая рана.

Ки Хун остался стоять на улице один. Воздух снова наполнился стрекотом цикад, но теперь он звучал насмешливо. Он сжал кулаки, потом резко выдохнул, ругнувшись себе под нос грязным, деревенским словечком, которое обычно не позволял себе даже в мыслях.

Арбуз — внезапно громко стукнуло в его пустой голове. Черт возьми, он так хотел арбуз. В своём огороде его было не найти, Ин Хо уничтожил их все топором ещё пару месяцев назад. Мысль была абсурдной на фоне произошедшего, но именно за неё он ухватился, как за спасательный круг. Что-то простое. Что-то нормальное.

***

Воздух на Пальянском рынке гудел, как гигантский улей. Пахло жареными хоттоками, острым кимчи и сочными фруктами. Ки Хун протиснулся к фруктовому ряду.

— Ягоси! — хрипло гаркнул он, привлекая внимание продавца, дремавшего на складном стульчике. — Эй, хозяин! Арбузы почем?

Мужчина с лицом, обветренным как старая кора со склонов Чирисана, лениво манул рукой. Не торопясь, он ткнул толстым пальцем в потрепанную табличку с цифрами.

— Пятнадцать? — Ки Хун захлебнулся от возмущения. — Да ты что, с ума сошел… В прошлый раз по двенадцать брал! Это же чистой воды надувательство!

Продавец только развел руками.

— Инфляция, земляк, инфляция. Цены скачут, как блохи на бродячей собаке!

Ки Хун фыркну и ловко подхватил арбуз размером с доброе ведро. Он шлепнул по нему ладонью, прислушиваясь.

— Вот этот, к примеру, явно перележал. Дай за десять — и расстанемся полюбовно.

— За десять? — продавец закатил глаза, будто услышал святотатство. — Да ты что?! Звук-то у него медовый! Самый спелый, сок аж сквозь корку просится! Тринадцать — и то милость.

— Одиннадцать! — уперся Ки Хун, чувствуя знакомый азарт торга.

Продавец засмеялся, как скрипучая мандолина, но в его глазах не было и тени уступки. Спор набирал обороты, как гоночная машина по горному серпантину. Голоса гремели, привлекая любопытные взгляды тетушек-аджумм с соседних рядов. Ки Хун уже занес руку, чтобы снова шлепнуть по арбузу, демонстрируя его «пустотность», как вдруг его окликнули.

— Что, с деньгами совсем туго?

Ки Хун вздрогнул, роняя арбуз. К счастью, тот угодил на мягкую солому. Он огрызнулся, медленно оборачиваясь назад:

— А тебе то что до того? Смерти хоче…

Перед ним стоял мужчина чуть выше его самого, в аккуратных очках в тонкой металлической оправе и тёмно-синей хлопковой рубашке. Лицо — спокойное, с умными, немного отстраненными глазами, но сейчас в них светилась теплая искорка. Уголки губ чуть приподняты в сдержанной улыбке.

— Сан Ву? — имя сорвалось с губ Ки Хуна с недоверчивым придыханием. — Но ты же должен быть в Сеуле… Господь с тобой, я тебя… сколько лет не видел? Пять? Шесть? — он ошеломленно тряхнул головой, забыв про арбуз и продавца.

Сан Ву кивнул и поправил очки.

— Приехал навестить мать. А тут увидел знакомую спину, яростно торгующуюся с этим доходягой, — он протянул торговцу деньги за арбуз. — Не мог пройти мимо.

Ки Хун расхохотался: неожиданно легкий смех вырвался из глубины груди. Он схватил друга в охапку.

— Ну надо же! Самый умный парень снова здесь! Помнишь, как ты всем контрольные решал? А я у тебя списывал.

— Помню. Ты ведь делал это так неумело, что кабинет с отработками стал нашим вторым домом.

— Как ты? Говорят, в большой науке копаешься? Профессор уже?

— Работаю в лаборатории. Ничего особенного. — Его ответы были уклончивыми. Сан Ву никогда не выпячивал своих достижений, даже если они были значительными. — А ты?

Энтузиазм Ки Хуна слегка поугас. Он потупился, ковыряя носком ботинка солому.

— Да… бывало и лучше. Гостей незваных полно, проблем — выше крыши. Как в дурном сне.

Сан Ву молча кивнул. Он не стал расспрашивать, так как всегда чувствовал, когда нужно промолчать.

— Слушай, Ки Хун. Пока я здесь… Давай махнём на реку? На рыбалку? Как в старые добрые. Я соскучился по прошлому. По нормальным разговорам без… — он слегка махнул рукой, обозначая весь рыночный и, видимо, жизненный шум вокруг, — …всего этого.

Предложение повисло в воздухе. Рыбалка. Тишина. Прохлада реки. Сан Ву с его спокойствием и умением слушать. Островок давно забытого покоя в бушующем море проблем с Ин Хо, Манто, планшетом и пленниками в его доме.

Ки Хун посмотрел на друга. В его глазах, обычно таких сдержанных, читалась надежда. И Ки Хун почувствовал, как в нем самом что-то откликается. Жажда убежать хотя бы на несколько часов.

Он широко улыбнулся.

— Конечно, махнём! Прямо сейчас? — Он оглянулся, словно ища путь к отступлению с рынка. — Только забежим ко мне домой за термушкой и червями, хорошо? О, а ты ведь помнишь Чон Бэ? Знаю, вы мало общались, но это определённо нужно исправить.

— Без проблем. Мне тоже нужно к себе зайти, чтобы взять необходимое.

— Да успокойся ты, я всё тебе дам. Забыл что ли, как мы всю жизнь одни носки на двоих делили?

— Я никогда не брал твои носки.

— Точно. Даже когда твоим ногам было холодно, ты надевал на них целлофановые пакеты. Но уж футболку мою взять не побрезгуешь?

— Пойдём уже, — Сан Ву закатил глаза и его брови скрылись под чёлкой. — Ты как всегда без умолку болтаешь. Рад, что хоть что-то в мире стабильно.

Прошлое звало, и Ки Хун, измученный настоящим, готов был ухватиться за эту соломинку.

***

— Ты не пойдешь?

Джун Хо поднял бровь, медленно поворачивая голову:

— А должен?

— Ты прав, тебе там делать нечего. Катись.

Манто открыл дверь машины и вылез наружу. Он сделал два шага по направлению к ненавистному дому, как вдруг окно водителя опустилось.

— Не пытайся быть папой с первого дня. Будь просто менее гадким. Для начала спроси, что она любит читать. Или что она ненавидит. Не давай советов, просто слушай её. Даже если она будет говорить то, что тебе не захочется слышать.

— Без сопливых разберусь.

— Ты — редкий говнюк, которого мне довелось встретить. Но я почему-то верю, что у тебя есть шанс сделать впервые правильно хоть что-то. Не упусти его.

Манто остановился. Плечи его чуть расправились, услышав напутствующие слова.

— Спасибо?

— Должен будешь.

Машина тронулась, оставив Манто одного у ворот в его новую, непонятную реальность.

Он толкнул калитку. Тишина дома после утренней суеты была оглушающей.

Чжи Ён и Мин Су сидели за столом, склонившись над планшетом. На экране — виртуальный аэрохокей. Мин Су азартно закусил губу, Чжи Ён от усердия высунула язык.

У раковины, спиной к нему, стоял Ин Хо. Он мыл чашки, аккуратно расставляя их на сушилке.

— Это что за детский сад?

Чжи Ён вздрогнула, как от удара током. Ее палец соскользнул с экрана. Она вжалась в спинку стула, и глаза мгновенно наполнились прежней настороженностью и страхом. Манто заметил это: в груди что-то неприятно кольнуло.

Ин Хо не обернулся, закончив мыть очередную чашку.

— Проходи. — Он открыл шкафчик, убирая посуду. — Я постирал твой костюм, так что можешь снова залезть в свой панцирь офисного клерка. Хотя в пижаме ты был колоритнее.

— Никогда не думал, что доживу до того момента, когда ты будешь стирать мои вещи. История пишет курьезные главы.

Ин Хо вдруг шагнул в спальню и вернулся с трофейным планшетом. Затем аккуратно положил его перед Мин Су на стол.

— Разблокируй. Пора заканчивать этот цирк.

Мин Су побледнел, но под пристальным взглядом Манто и Ин Хо, протянул дрожащий палец к сканеру отпечатков. Раздался тихий щелчок. Экран ожил.

Манто мгновенно выхватил планшет из рук парня: его пальцы лихорадочно забегали по экрану. Он пролистал рабочий стол — ничего подозрительного. Открыл документы — пусто. Галерею… Один файл.

Видео заставило его кровь застынуть в жилах.

Камера трясется, фокусируясь на знакомом лице — его собственном. Лицо было искажено болью. Голос за кадром что-то спрашивает. Грубо, на каком-то восточноевропейском языке. Потом удар.

Манто издал хриплый звук, похожий на рычание. Он швырнул планшет на стол, схватил Мин Су за грудки рубашки и приподнял его над стулом.

— Что всё это значит?! Я сейчас на месте тебя придушу!

Мин Су задыхался от паники:

— Я… я не знаю… Честно! Мне… мне просто поручили хранить этот планшет. Я… я даже не смотрел, что там! Клянусь!

Манто отшвырнул его обратно на стул. Парень съежился, всхлипывая.

— Мы только зря потратили на него время! — выдохнул он с горьким презрением. — Он — пешка!

Ин Хо холодно наблюдал за этой сценой, выжидая, пока все успокоятся.

— Это ты вывел нас на него, а сам палец о палец не ударил.

Манто взглянул на свой укороченный указательный палец, потом перевел взгляд на Ин Хо. В его глазах закипала новая волна злобы.

— Я хоть что-то попытался сделать. А что теперь, гений? Предлагаешь сидеть тут и ждать, пока те уроды сами к нам придут? Или у тебя есть план?

— Лично мне есть чем заняться. А ты… — он окинул Манто оценивающим взглядом, — …если хочется быть полезным, то возьми Чжи Ён и вместе отправляйтесь в строительный магазин в райцентре. Купи плитку для печки. — Он указал на печь в углу кухни, где действительно откололось пару кусков. — Возьми образцы, я их оставил на крыльце. Купи несколько штук в тон и строительный клей.

Манто опешил.

— Я клянусь, ты доведёшь меня до дурки… В который раз над нами нависает огромная задница, а ты просто пожимаешь плечами и начинаешь кормить курей, копать картошку, латать тазы. — Он схватил кружку с рисунком Эльзы из «Холодного сердца» и поднял у себя над головой. — Посудку всю перемыл, как первоклассная хозяюшка. Это все твои приоритеты? Я в такие игры играть не собираюсь.

— Тогда стой на месте и ори, — Ин Хо издевательски пожал плечами, зная, как Манто это выводит из себя. А чтобы окончательно его добить — он демонстративно схватил пластиковый таз под мышку. — Пока ты корчишь из себя олигарха в беде, я продолжаю жить дальше. А ты — самый настоящий нахлебник, потому что не в состоянии даже кровать за собой заправить и трусы без машинки постирать. Я не прошу тебя о многом, просто помощь в быту. Если не хочешь помогать по дому — пусть так. Надеюсь, тебе понравится ночевать в сарае с твоей любимой козой.

— Ты мне сейчас угрожаешь или что?

— Да, всё верно. Я угрожаю тебе козой.

Они смерили друг друга взглядами. Манто понял, что Ин Хо не шутит. И что аргументов у него нет.

— Черт с тобой.

— Не-а, — Ин Хо посмотрел на Чжи Ён. — Черт сегодня будет с ней.

Чжи Ён, все еще сидевшая как на иголках, вздрогнула. Она посмотрела на Ин Хо, и страх в ее глазах смешался с растерянностью.

— Если он снова начнёт орать, просто сломай ему ещё один палец.

— Так точно, сэр!

Манто удивлённо посмотрел на девушку, что ещё вчера назвалась его дочерью. Теперь он пытался разглядеть в ней отголоски чего-то родного, потому что откуда-то появилась уверенность, что родное в ней есть. Завидев, как она приставила руку к виску, готовая исполнять команды, он слабо усмехнулся.

— Не на той стороне воюешь, доча.

— Не зови меня так, — улыбка на её лице пропала. — Я поеду с тобой, только потому что хочу помочь Ки Хуну и Ин Хо.

— Туше.

***

Тень от высокого забора ложилась косой полосой, но полуденное пекло все равно прожигало спину через тонкую ткань рубашки. Ин Хо стоял неподвижно, пальцами сжимая холодный, герметично запаянный пакет из металлизированной пленки. Он был легче, чем выглядел.

Черный фургон без опознавательных знаков подкатил медленно, но дорожная пыль всё равно осела на его глянцевых боках. Задние двери распахнулись изнутри, как пасть. В проеме показались две фигуры в розовых комбинезонах. Забрала были опущены, превращая лица в безликие черные треугольники, суженные к низу.

Один из «треугольников» протянул руку в черной перчатке. Ин Хо передал пакет; плёнка скользнула по перчаткам с легким шуршанием.

— Уровень конфиденциальности, босс?

— Омега, — отчеканил Ин Хо. Слово повисло в воздухе, тяжелое и окончательное. — Он знает протокол, но на всякий случай напомните, что я жду отчёт на почту.

Фургон рванул с места, и его шины взметнули клубы пыли, накрывшие Ин Хо мутной завесой. Он не спускал с него глаз, пока красные огни стоп-сигналов не растворились за поворотом, а пыль не осела на его рубашке и ресницах. Только тогда он разжал челюсти и сделал первый глубокий вдох, будто всплывая из глубин.

По раскаленной улице, окутанной стрекотом цикад, шли двое. Ки Хун — его Ки Хун — жестикулировал, заливаясь громким, искренним смехом, который Ин Хо слышал так редко в последнее время. Рядом шагал незнакомец в очках, чуть выше, в простой рубашке, сдержанно улыбающийся и что-то тихо отвечавший, от чего смех Ки Хуна становился еще громче.

Вид этой легкости, этого освобожденного счастья, к которому Ин Хо явно не был причастен, кольнул под ребра холодной иглой. Он замер у калитки.

Ки Хун, заметив его, не сбавил шага. Он подтолкнул спутника, ускоряясь.

— Ин Хо! Знакомься!» — голос его звенел непривычной радостью. Он остановился, переводя сияющий взгляд с одного на другого. — Это Сан Ву, мой друг детства! Мы вместе ходили в школу. Сан Ву, это… — ощутимая пауза повисла в воздухе, прежде чем он продолжил, бросив быстрый взгляд на Ин Хо, — …Ин Хо. Мой… помощник.

Ин Хо почувствовал, как его собственная бровь медленно поползла вверх.

— Помогает мне по хозяйству, а я взамен… ну, показываю прелести сельской жизни. У богатых свои причуды, знаешь ли.

Сан Ву вежливо протянул руку. Взгляд за стеклами очков был спокоен и внимателен.

— Приятно познакомиться, Ин Хо.

Вышеупомянутый медленно опустил недокуренную сигарету. Его глаза скользнули по протянутой ладони, затем поднялись к лицу Сан Ву. Молчание затянулось на секунду дольше, чем требовала простая вежливость. Воздух сгустился. Наконец, Ин Хо коротко, без тени тепла, сжал протянутую руку.

— Мы собираемся на речку. На рыбалку, как в старые добрые. Мне только в дом заскочить, пару вещей взять. Палатку, удочки… Вы тут поболтайте! Сан Ву тоже живёт в Сеуле. Работает в лаборатории и точно гордость нашей деревни.

— О, — Ин Хо кивнул самому себе, — уверен, что так и есть.

Сан Ву достал пачку сигарет и молча протянул новому знакомому. Ин Хо, не смотря на то, что уже успел выкурить за утро три сигареты, от предложения не отказался. Они закурили, прислонившись спинами к низкому забору.

— Ки Хун ни разу о тебе не рассказывал, — сказал Сан Ву на выдохе, наблюдая, как дымное кольцо тает в воздухе.

— Какое совпадение, — отозвался Ин Хо, не отрывая взгляда от тлеющего кончика сигареты. — О тебе тоже.

— И как вы познакомились?

Ин Хо уловил враждебное: «Как ты вошел в его жизнь?»

— Как в романтичном кино. Со всеми спецэффектами.

Легкая улыбка тронула губы Сан Ву.

— Я Ки Хуна знаю давно. Всё в его жизни скорее комедия. Иногда трагикомедия.

Ин Хо повернул голову. Его взгляд, холодный и острый как скальпель, встретился со спокойным взором ученого.

— Всё зависит от человека рядом.

Их взгляды скрестились — аналитический, чуть отстраненный взгляд Сан Ву и испепеляюще-холодный взгляд Ин Хо, привыкшего к победам. Между ними пробежала искра молчаливого поединка. И оба, по-своему, претендуют на пространство рядом с человеком, чей громкий голос и топот ног теперь доносились из дома.

Дверь распахнулась с грохотом. Ки Хун вывалился наружу, обвешанный, как рождественская елка: две сумки с удочками за спиной, свернутая палатка в одной руке, пакет с припасами в другой. Лицо его пылало от возмущения.

— Манто! Этот… этот… — загремел он, еще не выйдя за калитку. — Сожрал мои солёные огурцы! Последнюю банку! Я знал! Он клялся мамой родной, что к ним бы под дулом пулемета не прикоснулся, а я только что с боем вытащил у него наполовину съеденный огурец изо рта! Представляешь?! — последнее было обращено к Ин Хо. Он тряхнул пакетом, где среди хлеба и консервов одиноко лежала пустая банка и жалкий, надкушенный огурец. — Провиант, считай, уничтожен. Ужин будет скудный, но… рыбу на костре пожарим. Не пропадем.

Ин Хо отшвырнул окурок.

— Я тоже иду с вами, — заявил он, не оставляя места для обсуждения.

Сан Ву покачал головой, вежливо, но твердо.

— Это встреча старых друзей. Извини.

— Ничего, — холодная усмешка скользнула по губам Ин Хо. — Я тоже не из молодых. Так что я иду.

Сан Ву вопросительно посмотрел на Ки Хуна, ожидая его вердикта. Ки Хун замер, его взгляд метнулся от непроницаемого лица Ин Хо к сдержанному выражению Сан Ву и обратно. На его лице мелькали растерянность, досада, понимание неизбежности и что-то похожее на обреченность. Наконец, он махнул головой, словно отгоняя назойливую мысль, и сунул Ин Хо в руки тяжелый сверток с палаткой.

— Да ладно, черт с тобой! Больше народу — веселее. Вот, Ин Хо, ты понесешь это. У Чон Бэ нужно будет взять мушки и запасную леску. Я знаю, что это старый хрыч купил какую-то японскую, но его жаба душит ей делиться. Так что мне нужна будет ваша помощь, чтобы её у него отжать.

Ин Хо молча взвалил палатку на плечо. Сан Ву вздохнул и взял у Ки Хуна одну из сумок с удочками. Троица тронулась в путь по пыльной дороге — неловкий союз прошлого, настоящего и неопределенного будущего, где место у вечернего костра еще предстояло заслужить.

***

Они стояли на парковке торгового центра, будто инопланетяне, высадившиеся в чужом мире. Чжи Ён — в белой футболке с надписью «Kawaii Desu Ne?», выгоревших джинсах и кроссовках. Манто — в своем безупречно отглаженном костюме, который здесь, среди пыльных машин и выцветших асфальтовых трещин, выглядел как парадный мундир на помойке. Сорок минут в машине с Мин Су, копошившимся и мычавшим в багажнике, добавили нервной остроты.

— Ты уверен, что он не задохнется в машине? — Чжи Ён щурилась на их старенький седан. — Ты ему довольно туго рот завязал. И ноги тоже.

— Ну а почему ты отказалась запереть его в сарае? — Манто поправил галстук. — Твоя же идея — взять его с собой.

— Да, но я не думала, что ты его свяжешь и кинешь в багажник, как мешок картошки! Я думала… посадим на заднее сиденье.

— А он бы сидел смирно? — Манто фыркнул. — Этот щенок только и ждет шанса сбежать или напасть. Никто из вас не думает наперёд, от этого и все беды. Ладно, — он махнул рукой, отгоняя тему. — Пошли искать эту чёртову плитку, пока этот клоун не разнёс нам багажник. И побыстрее. Я ненавижу эти храмы потребления.

Прохладный, стерильный воздух строительного супермаркета ударил в лицо после уличной духоты. Запах свежего дерева, пластика, бесконечные ряды полок, стеллажей, образцов. Манто сразу нацелился на указатель «Керамическая плитка».

Они шли по широкому проходу, и Чжи Ён не удержалась от скольжения по паркету, словно фигуристка на льду.

— Эй! — шикнул Манто, оглядываясь. — Прекрати баловаться!

Напряжение висело между ними, как тонкая струна. Он — сосредоточенный, подозрительный, каждым нервом чувствующий нелепость ситуации. Она — пытающаяся эту нелепость обыграть, сбросить груз прошлых дней. Они миновали стенд с забавными дверными ручками в виде зверей. Чжи Ён задержалась у ручки-поросёнка.

— Смотри! — ткнула она пальцем. — Он похож на дядю Чон Бэ.

Манто буркнул что-то невнятное. Потом его взгляд упал на соседний стенд. Там красовались унитазные сиденья. Одно из них было ярко-розовым, пушистым, с бантиком и надписью «Princess» стразовыми буквами. Уголки его губ неожиданно дёрнулись. Он быстро отвернулся, притворяясь, что изучает смесители.

— Что? — подловила Чжи Ён. — Тебе понравилось? Думаю, в твоём офисе смотрелось бы хорошо.

— Не смешно, — процедил он, но голос сорвался. В горле предательски клокотнул смешок. Он закашлялся, прикрыв рот кулаком. — Безвкусица полнейшая. Кто это покупает?

— Люди, которые хотят чувствовать себя принцессами даже когда… — философски заметила Чжи Ён, и этот абсурд окончательно сломал его. Короткий, хриплый смех вырвался наружу. Он тут же попытался его подавить, но было поздно. Чжи Ён улыбнулась — впервые искренне и широко. Неловкое тепло растопило немного льда.

Наконец, они добрались до нужного отдела — стеллажи под потолок, уставленные коробками с плиткой всех цветов и фактур. Образцы висели ниже. Чжи Ён вытащила из кармана замусоленный кусок старой плитки, который Ин Хо дал им как образец.

— Вот, кажется, эта серия, — она показала на стенд. — «Терракота». Но образцы тут, а коробки… — она запрокинула голову, вглядываясь в верхние ярусы. — Вон там! Видишь?

Она подпрыгнула, пытаясь достать. Бесполезно. Даже на цыпочках её рука не дотягивалась до верхней коробки в нужной стопке.

— Пустили гнома в яблоневый сад, — усмехнулся Манто, подходя ближе. Он выпрямился во весь свой рост, уверенно потянувшись к коробке. Его пальцы скользнули по картону, но не смогли зацепиться достаточно, чтобы стащить её вниз. Он потянулся сильнее, встав на носки. Ничего. Коробка была втиснута плотно.

— Чувствую наше гномье родство. Нужно было маме искать жениха повыше, глядишь, и мне бы генетика лишних сантиметров подкинула, — поддевала Чжи Ён, пряча улыбку.

— Там просто… неудобно лежит, — буркнул он, чувствуя, как жар приливает к щекам. — Ладно. Встань сюда. — Он указал на узкую металлическую полочку внизу стеллажа. — Я тебя подсажу. Только быстро и аккуратно, пока на нас не начали пялиться.

Чжи Ён неуверенно ступила на полочку. Манто обхватил её за талию — крепко, по-деловому, стараясь не думать о том, как это странно. Она показалась ему легкой и хрупкой. Он приподнял её.

Неловко балансируя, одной рукой Чжи Ён ухватилась за ребро стеллажа, а другой потянулась к заветной коробке. Её пальцы нашли край. Она потянула на себя. Коробка не поддавалась. Она потянула сильнее, упираясь ногой уже в стойку стеллажа для рычага.

— Быстрее! — прошипел Манто снизу, чувствуя, как напрягаются его собственные мышцы.

— Пытаюсь! Она зажата!

Она рванула изо всех сил. Коробка с плиткой наконец сдвинулась и оказалась в руках. Однако Чжи Ён не удержала равновесие, и её нога соскользнула. Она вскрикнула, и Манто инстинктивно рванул её на себя. В этот момент её рука, дернув коробку, задела соседнюю стопку. Сначала пошатнулась одна коробка, потом вторая… И вот уже керамогранит летел вниз с верхней полки.

Раздался оглушительный, хрустальный вздох. Из разорванного картона показались осколки глазурованной плитки нежно-голубого цвета. Звук привлек всеобщее внимание. Несколько покупателей обернулись. Из-за угла стеллажа показался молодой консультант в фирменной жилетке и планшетом в руках.

— Ин Хо дал денег только на одну коробку, — шепнул ей на ухо тот.

— Только не говори, что…

— Бежим!

Он бросил в лицо консультанта деньги, и резко выхватил коробку с плиткой из рук Чжи Ён, толкая её вперед.

— Ходу! Ходу-ходу-ходу!

Они рванули прочь с места преступления, оставив ошарашенного консультанта и кучу голубых осколков. Чжи Ён бежала впереди, огибая стеллажи с красками. Манто, прижимая коробку, несся следом. Странное, дикое веселье клокотало в груди у обоих. Сначала это были просто прерывистые всхлипы, потом нервный смешок Чжи Ён, на который откликнулся сдавленный хохот Манто. К тому времени, как они выскочили через автоматические двери обратно на палящее солнце парковки, они уже хохотали во весь голос, спотыкаясь и задыхаясь от смеха.

— Ты… ты видел его лицо? — выдохнула Чжи Ён, уперевшись руками в колени.

Они переглянулись — запыхавшиеся, раскрасневшиеся, со слезами смеха на глазах. В этом смехе было что-то очищающее. Неловкое тепло, рожденное общей глупостью и паникой, витало между ними, как пар от раскаленного асфальта.

Чжи Ён вытерла ладонью влажные уголки глаз и вдруг замерла. Ее взгляд прилип к огромной витрине уличного бутика. За стеклом, в мягком свете софитов, застыли манекены. И одно платье.

Нежно-голубое, как первый весенний лед. Шелк с лёгким градиентом, перетекающим в чуть более насыщенный цвет у подола, струился юбкой-колокольчиком книзу. Мелкие кристаллы, вшитые в ткань, ловили свет и рассыпали его тысячами холодных искр. Оно выглядело воздушным, словно капля утреннего неба, пойманная искусным мастером.

Манто, поправляя галстук, встал рядом. Он проследил за тем, как губы Чжи Ён чуть приоткрылись, а в глазах застыло немое восхищение, смешанное с чем-то глубоко личным и грустным.

— Это разве в твоем стиле? — спросил он, голос неожиданно лишился привычной резкости. — Кажется, ты больше по джинсам с дырками.

Чжи Ён молчала несколько секунд. Потом тихо, словно боясь спугнуть видение за стеклом, прошептала:

— Я мечтала пойти в чем-то подобном на свой выпускной. Но денег не было. Пришлось перешивать старый мамин сарафан; она добавила кружева, перекрасила… но это было не то. — Она повернулась к нему, и на ее лице мелькнула слабая, печальная улыбка. — А это платье… Оно просто чудесное. Совсем как из сказки. Надеюсь, что та, кто его наденет, обретет в нем счастье. Хотя бы на один вечер. — Она глубоко вздохнула, снова став собой — практичной, немного дерзкой девчонкой в смешной футболке. — Пошли. Надо освобождать Мин Су, пока он не стал частью корабля. Давай уже вытащим его. Я поеду с ним на заднем сиденье, присмотрю.

Она сделала шаг к машине, но Манто не двинулся с места. Он все еще смотрел на голубое платье.

— Идём! Или ты себе тоже такое захотел?

***

Запах речной воды, влажной земли и дымка от только что разведенного костра витал в воздухе. Палатки стояли кривовато, но гордо. Удочки мирно покачивались на подставках. А главное сокровище — старая деревянная лодка, которая теперь покачивалась на мелкой волне у самого берега. Чон Бэ и Ки Хун, красные от натуги и довольные собой, вытирали пот со лбов.

— Откуда она у вас? — спросил Сан Ву, с интересом разглядывая потертые борта. — Выглядит так, будто помнит еще императора.

Ки Хун неловко почесал шею.

— Никому не говорите, но мы ее… позаимствовали.

Чон Бэ тут же нахмурился, шлепнув Ки Хуна по затылку:

— Ты же могилой матери клялся, что это наш вечный секрет, болван!

— Да им-то можно. Они свои, — он широко улыбнулся Сан Ву. — Старик Пак тогда орал на всю деревню, что его лодку демоны утащили. А это мы, унося ноги, случайно запутались головой в простынях.

Сан Ву рассмеялся, легкий и непринужденный смех, который явно был Ки Хуну приятен. Они отошли к самому краю воды, где Сан Ву начал рассказывать про речного налима, активно жестикулируя. Ки Хун слушал, завороженно раскрыв рот, а потом громко, от души захохотал от шутки про рыбий хвост.

Этот смех, такой свободный и громкий, прозвучал как нож по стеклу.

Ин Хо сидел на пне чуть поодаль, в тени раскидистой ивы. Он курил, наблюдая за парой у воды. Когда смех Ки Хуна грянул особенно звонко, Ин Хо резко цыкнул сквозь зубы и отвернулся, разглядывая узор коры в метре от себя.

Чон Бэ, ловко открыв две банки пива, сунул одну Ин Хо прямо в руку.

— Да ладно тебе, не психуй, — буркнул он, присаживаясь на корточки рядом. — Они сто лет не виделись, вот и не могут наболтаться. Понимаю, ты уже хочешь начать рыбачить. Скоро пойдём.

Ин Хо молча взял банку, сделав долгий глоток. Холодное пиво обожгло горло.

— Почему он приехал именно сейчас? — тихо спросил Ин Хо.

Чон Бэ хмыкнул, пригубив из своей банки.

— А почему бы и нет? Его мать прямо расцвела. Два года сама не своя ходила, переживала за сыночка в большом городе. А тут — бац! — приехал. Вчера в лавке своей устроила распродажу — всем скидки! Говорит, сын приехал, надо праздновать. Всё к лучшему, говорю тебе. — Чон Бэ хлопнул Ин Хо по колену. — И Сан Ву молодец. Умный парень. Помню, как они с Ки Хуном в школе… Ну, Ки Хун дурак дураком, а Сан Ву — золото. Вытаскивал его из всех передряг, уроки за него делал, чтобы не остался на второй год. Настоящий друг — нынче редкость. Вот и сейчас, гляди, как Ки Хун ожил! Как будто лет десять с него скинуло. Хорошо, что такие люди есть.

Каждое слово Чон Бэ било по нервам Ин Хо, как молоток. Ин Хо сжал банку так, что алюминий прогнулся с тихим хрустом. Он наблюдал, как Сан Ву положил руку Ки Хуну на плечо в дружеском жесте, а тот заулыбался еще шире. Пиво выплеснулось ему на руку.

— Да, — прошипел Ин Хо, его голос был тише шелеста листьев, но полон такой концентрации яда, что Чон Бэ невольно отодвинулся. — Очень хорошо. Просто замечательно.

Он впился взглядом в спину Сан Ву. «Настоящий друг». Тот, кто знал Ки Хуна «всегда». Кто был рядом, когда Ин Хо еще и в проекте не существовало. Кто приехал и одним своим присутствием, своими тихими шутками и умными очками вернул Ки Хуну ту легкость, которую Ин Хо невольно забрал.

— …и она ему говорит: «Это не моя собака!» — донесся обрывок истории Ки Хуна и новый взрыв его смеха, подхваченный тихим, интеллигентным смешком Сан Ву.

Этот звук стал последней каплей. Ин Хо резко вскочил с пня.

— Эй! — окликнул Чон Бэ. — Ты куда?

— Проверю удочки, — бросил Ин Хо через плечо, уже шагая прочь. Но до удочек тот так и не дошел, резко свернув с берега. Потребовалась секунда, чтобы его спина растворилась в густом лесу.

***

Машина Ки Хуна, больше похожая на проржавевший артефакт эпохи раннего автопрома, захрипела и затряслась, когда Манто притормозил у вывески «Продукты 24/7».

— Ладно, свит-харт, — Манто протянул Чжи Ён несколько мятых купюр. — Купи вкусное печенье, мы его, мать твою… Прости за мать… Мы его заслужили. Только давай быстрее, потому что эта рухлядь, — он стукнул костяшками пальцев по торпедо, — рискует не завестись, если я заглушу двигатель. А бензина у фермера кот наплакал.

Чжи Ён скептически приподняла бровь.

— И всё?

— А что тебе ещё? Песню спеть? — он оглянулся на Мин Су. — Петь умеешь? — связанный парень покачал головой. — Во-от, не умеет. Так что шустри.

Она исчезла за стеклянной дверью магазина. В салоне воцарилась тревожная тишина, нарушаемая лишь неровным урчанием мотора и тяжелым дыханием сзади. Мин Су сидел, скрученный веревками, как крендель, — руки за спиной, ноги были стянуты в районе у щиколоток. Он молчал, уткнувшись подбородком в грудь.

— Видишь? — голос Манто прозвучал странно — не злобно, а скорее устало-разочарованно. — Вот такая жизнь. Раньше деньги были как бетон под ногами. Толстый слой. Надежный. Шаг куда угодно — и земля не качнется. А теперь? — Он стукнул пальцем ароматизатор-ёлочку. — Теперь я сижу в ржавом ведре и скорблю по последними грошами на печенье. И ощущение… будто сидишь не на сиденье, а прямо на пороховой бочке. Фитиль тлеет, а ты гадаешь — рванет сейчас или через пять минут.

Он замолчал, вглядываясь в потрепанную обивку потолка. Вдруг его лицо оживилось. Рука инстинктивно потянулась к внутреннему карману пиджака — к тому самому, что Ин Хо так старательно успел выстирать. Пальцы нащупали шов, потом — едва заметную выпуклость под тканью. Лицо Манто расплылось в торжествующей, почти мальчишеской ухмылке.

— Ага! — прошептал он, с азартом ковыряя ногтем нитки. Через секунду он извлек маленький, герметично запаянный пакетик. Внутри аккуратно сложенные купюры. — Ха! Старый лис! Стирал руками, видать. Не догадался швы проверить! — Он похлопал пакетик, как старого друга. — Инвесторы всегда хранят яйца в разных корзинах. Или, как говорил мой первый босс, «деньги нужно делить на десять частей и прятать в десяти разных свиньях-копилках, потому что девять из них обязательно кто-нибудь разобьет». На эти деньги я смогу в люксе прожить неделю. Как раз пока весь этот… цирк с огнями не закончится.

Он обернулся, завидев Чжи Ён. Она села на пассажирское сиденье и положила холодную банку кофе ему прямо на колени.

— Что это?

— Ты постоянно ныл, что ненавидишь ту бурду, что Ки Хун называет кофе, — она пожала плечами, пристегивая ремень. — Что это похоже на помои с привкусом горелой коры. Я решила тебя немного… порадовать. Чтобы ты не орал на всех по пустякам и не портил настроение. Пришлось, конечно, взять печенье без крема. Но оно шоколадное, так что должно быть вкусно.

В груди что-то перевернулось. Что-то огромное, теплое и колючее одновременно. Радость — дикая, нелепая радость от этого маленького жеста, от мысли, что кто-то услышал его ворчание и захотел сделать что-то приятное. И тут же — острая, режущая печаль. От того, что этот жест доброты был таким редким в его жизни и таким… простым для нее.

Он шмыгнул носом и отмахнулся от удивлённого взгляда Чжи Ён.

— Ничего тебе доверить нельзя… Даже печенье нормальное купить не можешь. Ладно, едем домой.

***

Вечер спустился на речной берег бархатной синевой. Костер потрескивал, отбрасывая танцующие тени на лица. Жареная рыба минноу пахла дымом и речной свежестью. Чон Бэ, обжигаясь, с аппетитом уплетал свою добычу прямо с палочек. Ки Хун и Сан Ву сидели рядом, доедая последние кусочки, Ин Хо — на своём отдельном пне.

— …а помнишь, как мы на этой самой лодке пытались ночью карпа поймать? — Ки Хун ткнул палкой в сторону покачивающегося судна. — И чуть не довели до инфаркта старика Пака, когда он на нас фонарем светил?

Чон Бэ хохотнул, как старый крыс.

— Помню, как ты кричал, что русалки лодку качают и от страха забился под лавку.

— И всё то тебе нужно выложить…

Чон Бэ облизнулся и указал закопченным пальцем на Ки Хуна:

— Следующая вылазка твоя. Отрывай свой зад от земли, бери Сан Ву и полезайте в лодку. Попробуйте поймать что-нибудь посерьезнее минноу. Жереха или леща, а то тут одни мальки.

Ки Хун оживился и вскочил, отряхивая пепел костра со штанов. Сан Ву встал следом, поправляя очки.

— В Сеуле можно найти рыбу и покрупнее, — заметил он небрежно, подбирая удочку. — Там такое разнообразие, что глаза разбегаются. Вообще, жизнь в большом городе… ей часто пугают, мол, суета, стресс, люди как муравьи. Но на самом деле там свобода. Можно быть кем угодно. Найти свое место. Не то что тут… — Он неопределенно махнул рукой в сторону темнеющих полей.

Ки Хун наклонился, отвязывая лодочную веревку от колышка. Его движения замедлились.

— Ну… да, — промолвил он задумчиво. — Тут… привычно, конечно. Но иногда кажется, что жизнь мимо проходит. Как эта река. Видишь ее, а не плывешь.

Сан Ву подошел ближе и наклонил голову, заглядывая в карие глаза.

— Так продай этот дом, Ки Хун. Продай эту землю, пока она не стала якорем. Перебирайся ко мне в Сеул. У меня там квартира приличная, места хватит. Помогу освоиться, работу найти… Ты же не глупый. Сможешь. Забудь про эти… — он кивнул в сторону костра, где сидел Ин Хо, — …проблемы. Начни новую главу.

Ки Хун замер, и его пальцы застыли на узле.

Ин Хо бросил свои палочки для рыбы прямо в костер; искры взметнулись вверх. Он медленно поднялся с бревна, на котором сидел чуть поодаль. Его лицо в тени от костра было каменным, но глаза… Глаза горели холодным, опасным синим пламенем.

— Это ты про какую главу? Про ту, где ты заперт в своей «приличной» квартире между душевыми кабинами и бессмысленными графиками? Где воздух — выхлопы, а небо — щель между небоскребами? Где ты — винтик в машине, который даже не знает, что она производит? И это ты называешь свободой?

Сан Ву нахмурился, но сохранял спокойствие.

— Это называется цивилизация, Ин Хо. Прогресс. Возможность выбирать, а не вариться в собственном соку десятилетиями. Не цепляться за развалины из страха перед чем-то новым. Тебе же это близко, так что должен понимать.

— Твой «прогресс» — он сожрет Ки Хуна за два дня. Он не выживет в твоих душевых лабораториях и офисных джунглях. Он здесь — корень. Там — сорняк в бетонной трещине. И ты это прекрасно знаешь.

— Ин Хо! — рявкнул Ки Хун, резко выпрямляясь. Его лицо пылало от гнева и смущения. — Это мое дело и моя жизнь. Не тебе о ней так рассуждать. Что ты вообще обо мне знаешь? Ты просто пришел и притерся, а теперь указываешь, как мне жить? Оставил бы ты уже меня в покое, — он резко развернулся и, спотыкаясь, полез в лодку.

Ин Хо не двинулся с места. Он смотрел, как Ки Хун, бормоча проклятия, усаживается на скамью, хватает весла. Но как только Ки Хун оттолкнулся от берега, Ин Хо вдруг молниеносно рванул вперед. Не бегом, а длинными, стремительными шагами. Он впрыгнул в лодку, едва та отошла на метр. Лодка качнулась, и Ки Хун ахнул от неожиданности.

— Ты… — начал он, но Ин Хо уже действовал. Холодно, расчетливо.

Он выхватил оба весла из рук ошеломленного Ки Хуна и одним мощным движением швырнул их далеко в сторону. Они шлепнулись в темную воду и поплыли по течению. Затем Ин Хо наклонился и резко дернул за оставшийся на берегу конец веревки — узел развязался. Лодку тут же подхватило течение.

— Что ты творишь?! — завопил Ки Хун, пытаясь встать, но лодка опасно закачалась.

— То, что должен был сделать давно, — проговорил Ин Хо, опускаясь на корму напротив Ки Хуна. — Прекратил бегство. Теперь ты никуда не денешься. Ни от реки. Ни от меня. Ни от этого разговора.

Лодку плавно понесло по темной реке. Огни костра, фигуры Чон Бэ и Сан Ву на берегу быстро уменьшались, превращаясь в маленькие, неподвижные точки света в огромной темноте. Только тихий плеск воды о борт и тяжелое дыхание двух мужчин, запертых течением и собственными демонами в одном судне.

Ин Хо смотрел на Ки Хуна, и его взгляд говорил яснее слов: ты не уедешь в Сеул. Ты не сотрешь меня из своей жизни. Мы разберемся здесь и сейчас.

Впереди была только река, ночь и неотвратимость.