Семь дорог

Двое работников в красных комбинезонах занесли в дом кровать.

- Ты... Ты тут обживаешься что ли?

- Я три месяца спал на полу. Было бы неплохо улучшить условия.

Рабочие тем временем принесли матрас – толстый, в белоснежном чехле. Ки Хун невольно представил, как Жозефина запрыгнет на него грязными копытами.

– Ты же знаешь, что у нас тут... – Ки Хун сделал неопределенный жест, – не дворец какой-то.

- Не страшно. Они занесут только кресло и установят кондиционер. Мне хватит.

Ки Хун замер. Кондиционер. В доме, где до сих пор мылись из ведра. Он посмотрел на Ин Хо – тот стоял у окна, солнечные лучи мягко очерчивали его профиль.

— Ну и монстр!

Он неожиданно прыгнул на матрас и перекатился вправо. Ощущения мягкости и комфорта вскружили голову, из-за чего на загорелом лице появилась широкая улыбка.

— Больше стандарта, - кивнул Ин Хо, оценивая эту картину со стороны.

— Да я в жизни на таком не спал! Это ж как у богатых! — Он вдруг замер и приподнялся на локтях: — Слушай, а это... ты серьёзно тут обосновываешься?

Ин Хо выдержал паузу, потому что внезапно почувствовал себя чужим:

— Ты ведь сказал мне, что я могу здесь остаться.

— Верно. Мои слова, — Ки Хун запрыгал на матрасе. — А зачем тебе вот это? — он ткнул пальцем в каталог, где были отмечены картины, ширма и даже какая-то странная "массажная подушка".

— Базовый комфорт. — Ин Хо перелистнул страницу: — И завтра привезут новый холодильник.

Ки Хун резко сел:

— Погоди-ка… Мой холодильник ещё деда помнит, но он же отлично работает!

— Он протекает и потребляет больше энергии, чем всё село.

— Но он... — Ки Хун беспомощно оглядел свою хибару.

Ин Хо присел рядом на край кровати:

— Мы можем оставить его в сарае. На всякий случай.

Ки Хун задумался, потом неожиданно ткнул Ин Хо в бок:

— Ты-то хоть сам пробовал попрыгать? Давай!

Ки Хун схватил миллионера за руку и дёрнул на матрас. Ин Хо, потеряв равновесие, нелепо плюхнулся рядом.

За окном рабочие начали разгружать следующую партию мебели. Ки Хун вдруг осознал, что перестал улыбаться.

— Слушай... — он начал осторожно, — а это всё... не слишком ли?

Ин Хо поднял бровь:

— Слишком что?

— Ну... слишком "городское". Слишком... не наше.

Тишина повисла между ними, пока за окном Жозефина с интересом обнюхивала новые ящики.

— Мы можем вернуть что-то, если тебе не нравится, — наконец сказал Ин Хо.

Ки Хун резко вскочил с кровати:

— Да нет, чё там! Всё отлично! Пойду, помогу им.

Он выбежал во двор, оставив Ин Хо одного среди новых вещей, которые уже начинали менять очертания дома.

Что-то определённо изменилось. Но не так, как планировал один из них.

***

Конец августа окутал деревню мягкими грибными дождями. Небо висело низкое, молочно-серое, из него непрерывно сыпалась мелкая водяная пыль, превращая воздух в влажную вуаль. Дождь был не сильным, но упрямым — он просачивался под воротники, заставлял деревянные доски набухать, а красные маки у крыльца склоняли головы, будто уставшие от собственной красоты.

Ярко-красные комбинезоны вспыхивали в серой дымке, как сигнальные огни. Их было пятеро — чистых, аккуратных, с новенькими инструментами и планшетами в водонепроницаемых чехлах. Они ступили на размокшую землю, и сразу стало ясно: эти городские парни не готовы к реалиям сельской жизни.

Первый же шаг — и самый рослый из них поскользнулся, ухватившись за своего напарника. Они покачнулись, как пьяные, и едва удержались на ногах.

Ки Хун, наблюдавший эту сцену с крыльца, причмокнул языком:

— Входной билет — два кило грязи в карманах. Добро пожаловать.

Первым делом они взялись за курятник. "Умный курятник", как его называл Ин Хо.

Жозефина, напуганная суетой, устроила настоящий бунт. Она опрокинула ведро с краской, перевернула табуретку и, встав посередине двора, устроила истерику, брыкаясь и блея так громко, будто ее резали.

— Спокойно, дура! — крикнул Ки Хун, но коза лишь презрительно фыркнула и бросилась прочь.

Два работника в идеально чистых комбинезонах пытались установить датчик яйценоскости.

- Он что, будет считать, сколько яиц несет каждая курица?

- Не только, - ответил тот. - Он еще анализирует качество сна птиц и уровень их стресса.

Ки Хун фыркнул:

- Ну конечно, мои куры такие нервные последние годы - никак не могут оправиться после кризиса в 2008-ом.

Следующей жертвой прогресса стала автоматическая система полива. Рабочие аккуратно разложили по огороду перфорированные шланги, как вдруг из-под крыльца вывалился куриный десант. Птицы, принявшие блестящие трубки за гигантских червей, с радостным кудахтаньем начали клевать дорогостоящее оборудование.

— Эй! Брысь! — замахал руками самый молодой рабочий, но куры лишь перебежали к следующему шлангу.

Петух и вовсе уселся прямо на центральный контроллер, демонстративно распушив хвост.

К обеду, когда дождь усилился, бригада переключилась на внутренние работы. Они притащили огромный "умный" холодильник с сенсорным экраном, который занял половину кухни.

— Он будет сообщать о просроченных продуктах, — похвастался бригадир, протирая экран.

— Ага, — хмыкнул Ки Хун, — только не говорите Жозефине, что теперь нельзя будет стащить вчерашний суп.

Как будто услышав свое имя, коза тут же появилась в дверях, обнюхала новый агрегат и аккуратно помочилась рядом.

— Маркировка территории, — пояснил Ки Хун, пока рабочие в ужасе переглядывались. — Деревенский протокол безопасности.

К вечеру, когда бригада наконец уехала, оставив после себя пять новшеств (умный курятник, автоматический полив, холодильник-снайпер, метеостанцию и — куда же без него — Wi-Fi роутер в хлеву).

Ки Хун вышел на крыльцо покурить.

Ин Хо присоединился к нему, протянув стакан домашней сливовицы.

— Ну как?

Ки Хун глянул на торчащий из земли датчик полива.

— Скоро даже черви в земле заведут аккаунты в инстаграме.

Они молча наблюдали, как последние капли дождя стекают с новой метеостанции, которая почему-то показывала "ясно" при сплошной облачности. Где-то в курятнике сработал датчик яйценоскости, напугав кур до икоты.

А Жозефина, довольная собой, улеглась спать прямо на Wi-Fi роутере, согревая его своим брюхом.

Ки Хун хмыкнул. Прогресс всё-таки добрался до его деревни.

***

Утро началось с того, что Ки Хун обнаружил одного из рабочих, пытающегося подоить Жозефину. Это зрелище стоило того, чтобы проснуться пораньше – городской парень сидел на перевернутом ведре, неумело сжимая козье вымя, и пытался присоединить пластиковое устройство, в то время как сама коза решала, с какой стороны ударить рогами.

— Эй, что это за цирк? – Ки Хун почесал живот под растянутой майкой.

Рабочий вздрогнул так сильно, что чуть не опрокинул ведро.

— Приказ господина Ин Хо. Автоматизировать процесс доения.

— Ага, – Ки Хун прикусил губу, – только вот Жозефина пока не в курсе, что она автоматизирована.

Он закурил и отвернулся.

Как бы в подтверждение его слов коза резко дернула задней ногой, отправляя ведро в эффектный полет. Рабочий вскрикнул и отпрыгнул, а Ки Хун не смог сдержать смех, наблюдая, как молоко широкой белой лужей растекается по свежеуложенной плитке у сарая.

В огороде ситуация была не лучше. Двое рабочих возились с автоматической системой прополки, которая должна была отличать сорняки от культурных растений. В теории. На практике же агрегат вырвал с корнем половину морковных верхушек, зато аккуратно обошел огромный лопух, который теперь торжественно возвышался посреди грядки, как король.

— Вы что, совсем идиоты? – Ки Хун схватился за голову. – Это же моя лучшая морковь!

— Система работает по алгоритму, – пробормотал один из рабочих, тыкая пальцем в планшет. – Возможно, ваша морковь не соответствует стандартам...

— Моя морковь?! – Ки Хун покраснел так, что почти сравнялся по цвету с комбинезонами рабочих. – Да я эту морковь с детства выращиваю! Она у меня в семье дольше, чем некоторые родственники!

Курятник, оснащенный по последнему слову техники, вообще стал местом трагедии. Автоматическая кормушка почему-то выдавала корм только петуху, оставляя кур голодными. В результате куриный бунт достиг таких масштабов, что несушки начали нести яйца прямо на крыльце – видимо, в знак протеста.

Особенно Ки Хуна бесило, что теперь он даже не мог нормально поругаться с Ин Хо. Каждый раз, когда он открывал рот, чтобы высказать всё, что думает о "прогрессе", в комнате плавно включался кондиционер, заглушая его голос успокаивающим белым шумом.

Вечером, обнаружив, что "умный" холодильник выбросил его любимую банку соленых огурцов, Ки Хун не выдержал. Он ворвался в комнату к Ин Хо, где тот спокойно работал за ноутбуком.

— Всё! Хватит! – Ки Хун тряс перед собой пустой банкой. – Твой чертов робот выкинул мои огурцы!

Тишину нарушал лишь мягкий гул кондиционера. Ин Хо медленно поднял глаза от ноутбука, его лицо было бесстрастной маской.

— Срок годности истек три месяца назад, — его голос был ровным, низким, как гладь замерзшего озера. — Риск ботулизма возрастает экспоненциально.

— Экспо... что? Это не "просрочено", Ин Хо, это выдержано! Как старый виски! Твой... твой цифровой сноб не понимает традиционных методов!

— Традиционные методы не отслеживают рост бактериальных токсинов. Алгоритм основан на клинических исследованиях. Риск реален.

- Я ем такие огурцы с детства! Бабушка, дед – все ели! И никто не умер от "ботулизма"! А знаешь, от чего реальный риск? От голода, если твой "умный" пропольщик продолжит выдирать мою морковь вместо лопуха! Система слепа!

— Система обучаема. Требуется дополнительная тренировка модели распознавания образов на локальной флоре. Я уже запросил обновление.

— Это мой огород, Ин Хо! Не лаборатория! Это моя еда! А пока твоя "обучаемая" система учится, я остаюсь без урожая! И что насчет кур? Твой "умный" курятник кормит только петуха! Остальные голодают и несут яйца где попало! Это твой прогресс? Голод и хаос?

Короткая пауза. Глаза Ин Хо чуть сузились.

— Датчик кормушки засорился куриным пером. Механическая неисправность, а не концептуальная ошибка. Устранено час назад. Яйца на крыльце – временное отклонение.

— "Временное отклонение"? — Ки Хун взвизгнул от ярости бессилия. — Они бастуют, Ин Хо! Потому что твои штуки их пугают! Ты... ты невыносим! Ты превращаешь мою жизнь в абсурдный техно-цирк. Где здравый смысл, Ин Хо? Где понимание, что не всё можно впихнуть в алгоритм?

Ин Хо смотрел на него долгим, непроницаемым взглядом. Гул кондиционера нарастал.

— Здравый смысл диктует минимизацию рисков и повышение эффективности. Технологии – инструмент. Инструмент требует настройки под среду. Мы настраиваем.

Ки Хун издал сдавленный стон. Бессильно опустил руки. Голос его звучал устало, почти смирившись.

— Настраивай... Настраивай свой "инструмент". Но к моей моркови не подпускай. Пока не научится отличать ее от лопуха. Ладно? И... — он тяжело вздохнул, — ...верни мне хотя бы возможность есть огурцы, которые не одобрены твоим цифровым надзирателем. Хоть что-то человеческое оставь.

Ин Хо молча смотрел на него еще секунду. Затем его взгляд вернулся к ноутбуку. Пальцы коснулись клавиатуры. Раздался мягкий щелчок.

— Холодильнику можно добавить исключения. Вручную. Для конкретных банок. Я покажу.

***

Утро встретило Ки Хуна остаточным гневом в желудке (после вчерашних огурцов) и навязчивым гулом… не кондиционера. Более высоким, вибрирующим. Он вышел на крыльцо, потягиваясь, и замер.

Посреди двора, привязанная к столбу под навесом, стояла Жозефина. Вернее, стояла половина Жозефины. Левая сторона ее бока и ноги были покрыты привычной, чуть взъерошенной шерстью. Правая же - сияла голой, розоватой кожей под утренним солнцем. Над этой голой половиной склонился работник в уже подпорченном грязью красном комбинезоне. В его руке жужжала электрическая машинка для стрижки, методично снимая очередную полосу шерсти с тела козы.

Рев Ки Хуна перекрыл жужжание машинки. Он слетел с крыльца, не чуя под собой ног.

— Ты что творишь, идиот?!

Работник вздрогнул, выронил машинку и отпрыгнул, подняв руки, как перед вооруженным грабителем. На его лице читался не страх, а скорее растерянность человека, не понимающего, что именно он сделал не так.

— Д-добываю шерсть, сэр! — выпалил он, тыча пальцем в аккуратно сложенную, грязно-белую кучку волос рядом. — По заданию! Автоматизированное руно для… для анализа состояния и, кажется, подушек? В каталоге было!

Ки Хун подошел вплотную. Его лицо было багровым. Он посмотрел на жалкую кучку шерсти, на полуобритую, дрожащую от унижения Жозефину, потом – в испуганные, абсолютно непонимающие глаза работника. Ярость в нем вдруг схлынула, сменившись ледяным спокойствием.

Он наклонился к работнику, понизив голос до опасного шепота:

— Шерсть. У козы. — Каждое слово было как удар тупым ножом. — Ты хоть понимаешь масштаб своего идиотизма? Это не овца. Это коза. Ты… — Ки Хун сделал паузу, его взгляд скользнул к Жозефине, чей глаз выражал немую просьбу о справедливости. — Ты сейчас же извинишься перед ней. За твой вопиющий прокол.

Работник растерянно моргнул, его взгляд метнулся от лысого бока козы к суровому лицу Ки Хуна.

— Из… извиниться? Перед козой? Но… но это же животное…

— Или я пойду прямо сейчас к твоему начальнику. К Ин Хо. И подробно расскажу, как его «автоматизированное руно» превратило мою козу в посмешище и нанесло ущерб ее психоэмоциональному состоянию. Уверен, он оценит твою инициативу. Особенно в свете вчерашних «временных отклонений».

Лицо работника побелело. Имя «Ин Хо» подействовало сильнее угрозы физической расправы.

— Х-хорошо! Ладно! — Он резко повернулся к Жозефине, склонился в нелепом полупоклоне. — Прости! Я… я ошибся! Прости!

Ки Хун скрестил руки на груди. Его лицо оставалось каменным.

— Нет. Не так. — Шепот снова стал ледяным. — Ты не искренен. И главное… ты не назвал ее по имени. Разве можно извиняться, не зная имени? Ее зовут Жозефина. Но назови ее Жозя. Ласково. Так только я ее называю. Шепни ей: «Прости, Жозя».

Работник, сбитый с толку, но смертельно боящийся гнева Ин Хо больше, чем насмешек или даже козьих рогов, послушно наклонился еще ниже к уху Жозефины. Он не видел, как в глазах Ки Хуна мелькнул едва уловимый огонек мстительного удовольствия.

Жозефина ненавидела кличку «Жозя».

— Прости… Жо… Жозя… — прошептал работник, искренне стараясь звучать ласково.

Эффект был мгновенным и сокрушительным. Имя «Жозя», особенно произнесенное чужим, неумелым голосом, стало последней каплей для униженной и полуобритой козы. Ее глаза вспыхнули чистой яростью. Она издала пронзительный, не козлиный, а какой-то почти хищный звук.

Работник выпрямился, облегченно выдохнув – и тут же понял, что совершил роковую ошибку. Привязь, которую он в спешке и растерянности закрепил кое-как, не выдержала мощного рывка разъяренной Жозефины. Веревка лопнула с сухим щелчком.

— Ой… — успел пробормотать работник, прежде чем лысая с одного бока, но невероятно быстрая и исполненная праведного гнева Жозефина ринулась на него.

Последнее, что видел Ки Хун, прежде чем работник с воплем ужаса рванул через огород, подпрыгивая на грядках, – это его красный комбинезон, мелькающий среди капусты, и стремительную, розово-шерстяную молнию. В воздухе висели клочья нецензурной брани, смешанные с торжествующим блеянием.

Ки Хун прислонился к косяку крыльца. Усталость от вчерашнего спора, от всего этого «прогресса», все еще давила на плечи. Но уголки его губ, вопреки всему, медленно поползли вверх. Не широкая улыбка счастья, а скорее… усталое, но глубоко удовлетворенное подобие улыбки. Он наблюдал, как его коза вершит справедливость.

— Молодец, Жозефина, — тихо пробормотал он. — Гони его. Гони подальше.

Где-то в доме, за закрытым окном, промелькнула тень Ин Хо. Но он не вышел. Некоторые "временные отклонения" требовали самостоятельного разрешения.

***

Последняя капля.

Воздух висел густой и спертый, тяжелый, как мокрая вата. Каждый вдох обжигал легкие горячей влагой. Липкая духота прилипла к коже Ки Хуна, пока он тащил из строительного магазина мешок цемента и банку синей краски – точь-в-точь той, что когда-то покупал его дед для каменных чаш фонтана. Просто залатать трещины, подновить… Вернуть к жизни, а не сносить. Фонтан этот – нехитрая, но душевная конструкция из грубого местного камня: три яруса, похожие на сплюснутые грибы, по которым когда-то весело струилась вода, собираясь в круглый, поросший тиной бассейн внизу. В детстве Ки Хун запускал туда деревянных рыбок, вырезанных дедом. Теперь он стоял потрескавшийся, облезлый, но родной.

Увидев его, Ки Хун замер, будто получил удар под дых. Мешок с цементом с глухим стуком свалился на землю, поднимая облачко пыли.

Вместо знакомых очертаний возвышалось нечто стерильно-белое, футуристичное. Гладкие пластиковые трубы, подсвеченные изнутри мерцающими светодиодами, извивались в неестественных позах, образуя абстрактные фигуры. Вода не струилась – она била тонкими, шипящими струями под давлением, создавая странный геометрический узор. По периметру бассейна мигали крошечные сенсоры. Старый камень был грубо сколот, часть его валялась грудой щебня рядом. То, что не смогли снести, обшили каким-то глянцевым композитом.

— Что… вы… наделали? — голос Ки Хуна был не криком, а низким, опасным грохотом, едва слышным над шипением воды. Он казался себе чужим. — Это же дедов фонтан.

Рабочие, возившиеся у подножия монструозного сооружения, вздрогнули. Тот, что пережил нападение козы, неуверенно выступил вперед:

— Господин Ин Хо заказал мультисенсорный арт-объект с функцией увлажнения и ионизации. Это очень…

— Вон. — Ки Хун указал пальцем за ворота. Голос был тихим, но ледяным, как сталь. — Все. Сейчас же. С моей земли.

Рабочие, побледнев, бросились собирать инструменты под его испепеляющим взглядом. Ки Хун не ждал. Он развернулся и ринулся к дому, как ураган, сметающий все на пути. Ярость, холодная и концентрированная, клокотала внутри, требуя выхода, объяснения. Расправы.

Он влетел на крыльцо и с размаху толкнул входную дверь. Вместо привычного скрипа и податливости – глухой удар о что-то незыблемое. Дверь не поддалась. Ки Хун отшатнулся, потирая плечо.

— Что за…? — пробормотал он и снова толкнул, уже сильнее. Дверь осталась неподвижной, лишь издав унизительный электронный звук отказа. Он стукнул по ней кулаком. — Открой! Ин Хо! Слышишь?!

Дверь оставалась глухой. Первые тяжелые капли дождя шлепнулись на крыльцо, затем еще и еще, быстро набирая силу. Ки Хун заметил маленький черный экранчик сбоку от косяка. На нем мигал насмешливый анимационный смайл. Вода уже заливала его плечи, стекая за воротник.

Внутренняя дверь открылась. На пороге стоял Ин Хо.

— Дверь не откроется, — произнес он ровно, глядя на Ки Хуна через стекло. За его спиной дождь уже застучал по крыше сильнее, превращаясь в сплошной шумящий занавес. — Новая система безопасности. Биометрический замок. Защита от посторонних.

Ки Хун остолбенел. Он вытер ладонью воду с лица, но это было бесполезно – ливень хлестал всё сильнее.

— Био… что? Защита от… Ин Хо, - он втянул носом воздух - это мой дом! Ты поставил замок с фейс-айди на мою дверь? За два часа?! Как?! От каких «посторонних»?! От Жозефины?!

Ин Хо слегка наклонил голову. За стеклом он был сухим и недосягаемым.

— Технологии позволяют внедрять эффективные решения оперативно. Безопасность – базовый приоритет. Система исключает несанкционированный доступ. Твои данные внесены в базу. Подойди и улыбнись в камеру. Обещаю, это нужно сделать только один раз. Система запомнит тебя.

— Я тебе сейчас так улыбнусь! — Ки Хун шлепнул ладонью по мокрому стеклу. — Ты снёс фонтан. Ты поставил замок, который меня не пускает в мой же дом. Ты превратил мою жизнь в цифровой террариум! А вместо куриц у меня теперь по огороду бегают невротики с датчиками сна. Ты что, совсем оторвался от земли? Или просто считаешь меня деревенщиной, которому нужна защита от собственной козы?

Ин Хо вздохнул, едва заметно. В его глазах мелькнуло раздражение, быстро погашенное привычным холодом логики. Он сделал шаг вперед, его рука потянулась к скрытой панели сбоку от двери. Раздался мягкий щелчок, и внешняя дверь с тихим шипением гидравлики приоткрылась, создав узкую щель. Теперь они стояли лицом к лицу, разделенные лишь порогом. Ледяной кондиционированный воздух из дома смешивался с горячей влагой ливня, окутывая Ки Хуна паром.

— Я считаю, что ты эмоционально гиперболизируешь и принципиально не желаешь видеть рациональные преимущества, — голос Ин Хо звучал четко, но теперь его было слышно без стекла. — Фонтан был аварийно опасен и неэффективен. Замок повышает безопасность. Технологии оптимизируют ресурсы. Твое неприятие – это сентиментальная ностальгия и боязнь нового. Зайди внутрь, прежде чем промокнешь насквозь. Мы обсудим это.

Ки Хун не двинулся с места. Он стоял под потоками воды, которая уже заливала его волосы, стекала по лицу, но его это не смущало. Ярость грела изнутри.

— Боязнь? — Он откинул мокрую прядь волос со лба. Его смех прозвучал хрипло, почти истерично. — Это не боязнь, Ин Хо, это здравый смысл! Твой «прогресс» сожрал мою морковь, выбросил огурцы, напугал кур до безумия, обрил мою козу и не пускает меня в собственный дом! Ты думаешь, дверь открыта – и всё? Что я войду в твой стерильный мирок и скажу «спасибо»? Нет! Ты не понял главного! Ты не в своем офисе! Ты в моем доме! И дом этот – не схема, не алгоритм! Он дышит, он живёт, он…

Его последние слова потонули в резком, оглушительном хлоке, а затем в нарастающем шуме падающей воды, донесшегося из глубины дома – явно из комнаты Ин Хо.

Оба замерли.

Ярость на лице Ки Хуна сменилась мгновенным шоком и горьким предчувствием.

Даже непроницаемая маска Ин Хо дрогнула. Его взгляд резко метнулся через плечо, в сторону коридора, откуда несся этот влажный хаос.

— Крыша… — прошептал Ки Хун сквозь шум ливня, и в его голосе не было злорадства, только дикое понимание неизбежности.

Прогресс дал течь. В самом буквальном смысле.

***

Комната Ин Хо дышала сыростью и бедой. Вода все так же упрямо капала с потолка, прямо на центр его белоснежной кровати. Матрас покорно впитывал влагу, расплываясь огромными, безобразными пятнами.

Ин Хо стоял посреди этого потопа, недвижимый. В его глазах была какая-то странная пустота, будто что-то внутри перегорело.

Ки Хун, сам мокрый от летящих брызг, замер в дверях. Злости уже не осталось. Только тяжелая, знакомая усталость и щемящее чувство: "Ну вот и дождались".

— Ливень-то... — начал он тихо, голос осипший от криков и духоты, — какой сильный.  

Ин Хо медленно отвел взгляд от кровати. Мерный «тук-тук-тук» капель по промокшей ткани нарушал тишину. Казалось, он ищет что-то в лужах – ответ, оправдание, хоть что-то.

— Ведра, — наконец выдохнул Ки Хун, — в погребе должны быть.

Погреб встретил их прохладой и глубокой, почти успокаивающей тишиной. Здесь пахло землей, прошлогодним картофелем и солеными огурцами в банках – запах дома, не тронутого «умными» штуками. Ки Хун двинулся вглубь, к дальнему углу, где в полутьме стояли верные оцинкованные ведра – потертые, помятые жизнью, но крепкие. Он наклонился, взял два.

— Родёмые.

Щёлк.

Тьма. Не просто темнота, а абсолютная, густая чернота, словно кто-то вылил на глаза банку смолы. Свет из приоткрытой двери наверху исчез. Погасли последние крошечные огоньки на забытом «умном» удлинителе.

— Мать моя,  — тихо вырвалось у Ки Хуна, больше удивление, чем страх.

— Автоматика... — глухо отозвался Ин Хо где-то совсем рядом. В полной темноте его голос звучал непривычно близко. — Замкнуло.

- Пробки вырубило, Шерлок.

***

Ки Хун осторожно шагнул, нащупал рукой ступеньку повыше, рядом с той, где сидел Ин Хо, и опустился. Старое дерево под ним тихо скрипнуло. Прохлада подвала окутала их, как одеяло. В руках у каждого все еще тяжелели оцинкованные ведра – немые свидетели абсурда.

— Ладно, признаю. Кондиционер – вещь. В такую духоту просто спасение. И кресло твое... чертовски удобное.

Ин Хо в темноте чуть повернулся, его голос прозвучал ближе, с легким вызовом:

— Садился? Когда я не видел?

Ки Хун фыркнул:

— Ну, пару раз. Идеально для послеобеденного сна, пока ты в своем ноуте копался. Но эти твои работники в комбезах... — его голос вобрал жесткость, — нет. Выгоняем. Всех. С планшетами и датчиками.

— Они просто выполняли заказ, — парировал Ин Хо, но уже без прежней уверенности. — Я дал четкие инструкции.

— Инструкции? — Ки Хун усмехнулся. — Вот в чем корень зла, бизнесмен. Дом – не чертеж.

Ки Хун смягчил тон, стал задумчивее:

— А помнишь, как было сначала? Три месяца назад? Никакого этого... ширпотреба. Ты на полу, я на своей древней кровати. Воду – ведрами, холодильник – грохочет, как танк. Мы, дом, коза. Всё своё. Своими руками, своей головой. На удачу и на милость природы. А не на вот эти... — он махнул рукой в темноту, — ...цифровые костыли.

Молчание снова сгустилось, но уже не колючее. Комфортное.

Ки Хун звякнул ведром, ставя его на ступеньку:

— Короче. Работников – гнать метлой. Договорились? Фонтан... — он тяжело вздохнул, — ладно. Старый не склеишь. Построим новый. Но наш. Без пластикового пафоса и светомузыки. — А ты Жозефину выпускал перед ливнем?

— Нет. Она спала в твоей комнате.

Ки Хун медленно выдохнул.

— Значит, она в доме. Как бы она нам сейчас пригодилась.

— Все проходы заблокированы. Она физически не может…

— Физически? — Ки Хун фыркнул. — Ты забыл, с кем имеешь дело. Это же Жозефина. — Он придвинулся к двери погреба, голос стал нарочито сладким: — Жо-зя-я-я… Слышишь меня, лысое чудо?

Сверху донеслось яростное, узнаваемое фырканье. Реакция на ненавистное сокращение и напоминание о позорной стрижке.

— Жо-о-озюшка! — пропел Ки Хун еще слаще, стуча костяшками пальцев по дереву. — Мы тут, внизу… Заперты. — Он понизил голос до шепота, полного провокации: — А ведь замок тут с биометрией… Жаль, твои копыта не внесли в базу.

Наверху раздался оглушительный удар рогами в стену. Ки Хун ухмыльнулся.

— Да, милая! — его голос стал громким. — Покажи, кто тут настоящая сила! Докажи, что твое копыто круче сенсоров!

Ответом был рев – не животный, а почти человеческий в своей обиде и ярости. БАМ! Мощный удар в дверь сверху. Дерево затрещало. Пыль засыпала Ин Хо, который молча стряхнул ее с рукава.

— Слабовато, Жозюня! — подначил Ки Хун. — Или тебе лысый бок мешает?

БАМ-БАМ! Два сокрушительных удара подряд. Треск ломаемой древесины, звон падающего металла. Дверь погреба прогнулась внутрь.

— Отойди! — Ки Хун оттянул Ин Хо за рукав.

Дверь вылетела из косяка под напором лысо-шерстяного снаряда. В проеме, озаренная мигающей синей лампочкой аварийной подсветки, стояла Жозефина. Запыхавшаяся. Глаза горели торжествующей местью. Она гордо вскинула голову, брыкая задней ногой по обломкам двери.

— Жозефина! — Ки Хун бросился к ней, смеясь. — Богиня разрушения! Настоящий спецназ!

***

На следующий день двор напоминал эвакуацию лаборатории сумасшедшего ученого. Рабочие грузили в фургон "умный" курятник сворачивали исклеванные курами шланги полива, выносили метеостанцию (все еще показывающую "ясно" в сплошной облачности). Главным трофеем был огромный "умный" холодильник, которому предпочли старый.

Посреди этого хаоса стояли Ки Хун и Ин Хо. Оба – в заляпанных краской трениках и старых футболках. Волосы Ки Хуна были украшены синими прядями, на щеке Ин Хо красовалось мазок, похожий на боевую раскраску. Они созерцали свое творение.

"Фонтан" представлял собой невысокую, кривоватую пирамиду из камней, увенчанную резиновым шлангом, который торчал вверх, как удивленный червяк. К нему был присоединен садовый шланг, тянущийся от крана у стены дома. Выглядело это... искренне. И очень убого.

— Ну что, гений инженерии? — Ки Хун ткнул Ин Хо локтем в бок. — Запускаем шедевр?

Ин Хо кивнул, его лицо было серьезным, как будто он проверял код перед запуском ракеты. Он повернул садовый кран.

Шипение, бульканье. Вода робко, с перерывами, полезла по шлангу. Добралась до верха. Поливальный шланг дернулся, как в агонии, плюнул в небо тонкой, кривой струйкой, которая тут же разбилась о верхний синий камень и потекла по нему жалкими ручейками в яму внизу. Никаких ярусов. Никакой геометрии. Просто вода, камень и кривой шланг.

Ки Хун расхохотался, размахивая запачканной краской рукой:

— Смотри! Работает! Наш фонтан!

Ин Хо не смеялся. Он смотрел на жалкую струйку, на синие камни, на смеющегося Ки Хуна с краской в волосах. Уголки его губ дрогнули. Потом поднялись.

Мимо них, волоча последний ящик с датчиками, проходил молодой рабочий. Он заметил выражение лица босса. Остановился, остолбенев.

— Босс? — рабочий не удержался. — Вы... вы улыбаетесь?

Ин Хо медленно, как шестерня дорогого механизма, повернул голову. Всё тепло, вся та неуловимая кривая мгновенно испарились. Его глаза, холодные, острые, как скальпель, уставились на рабочего. Взгляд был абсолютно пустым, лишенным всякой эмоции, но невероятно тяжелым. Он не говорил ничего. Он просто смотрел. Смотрел так, будто сканировал рабочего на молекулярном уровне, находя каждую ошибку, каждую неэффективность, всю ничтожность его присутствия в этом моменте.

Рабочий побледнел. Он рванул прочь, бросая ящик у фургона.

— Прогресс? — спросил Ки Хун, подмигивая Ин Хо.

— Гидродинамика, — парировал тот.

Дом — это когда «наше» важнее «так будет правильно».