Переписать прошлое

ЧОНГУК

– Уходи. Ты трус, ты просто испугался отношений, первых недомолвок, трус, слышишь?! А я последняя дура, что верила тебе. Права была Соён, да, что у вас это такие свободные отношения, ты ходишь налево, а потом, как ни в чём не бывало, вы мирно-дружно строите дальше вашу любовь? Ты возвращаешься к Соён?

– Да.

Я никогда не смогу вычеркнуть из памяти её вопросы и обвинения, на которые я не мог ответить иначе.

Ложь отравляла меня изнутри, но я говорил её намеренно, чтобы Лиса сама меня возненавидела, не захотела быть со мной и разбираться в причинах такого поступка.

Если бы она копнула чуть глубже, если бы она увидела, как дрожали мои руки, то захотела бы во всём разобраться, вернуть меня, а я не смог бы устоять.

И тогда участь мамы была бы решена.

Я ненавидел себя за боль, которую причинил Лисе.

Но рано или поздно это должно было случиться.

Она всё равно бы не смогла мириться с дерьмом моего семейства.

Зачем оно ей?

Она привыкла к безмятежной жизни, где родные люди просто любят друг друга, просто поддерживают.

И это не подвиг какой-то, а норма.

Что мог предложить ей я?

Свою безумную ревность, ночные кошмары и чокнутого папашу?

А в новых обстоятельствах, знай она правду, согласилась бы она стать причиной гибели моей матери?

И можно ли построить что-то крепкое, чистое, прекрасное, на изначально гнилом фундаменте?

Невозможно.

Чудес не бывает.

А вот платные клиники для ссылки и погребения заживо неудобных людей - пожалуйста.

Мне пришлось содрать с себя живьём шкуру, отдирая себя от девушки, которая научила меня быть живым.

А я, в благодарность за это, вырвал с корнем себя из её жизни.

С утра я отправил Сонхи в школу, а сам остался дома.

На мои расспросы Мингю сказал лишь, что отец вчера отпустил его домой, но потребовал рабочий телефон, и чтобы с утра он увёз нас в школу.

О маме он ничего не знал.

Я верил ему.

Он был единственным подчинённым отца, кто, как мог, старался помогать нам с мамой.

Я рассказал ему всё, как есть.

– Чонгук, может он на курорт её отправил, а сам придумал это всё? Не мог он так сделать! Это даже для него слишком, – Мингю хоть и говорил это вслух, но я видел: он и сам не верил в такие «шутки» и был в ужасе от произошедшего.

Отец был монстром, и от него можно было ждать, что угодно.

Если ночью я засомневался в правильности расставания с Лисой, то сейчас это прошло.

Чем дальше она будет от меня и от моего больного отца, тем в большей безопасности она будет.

Я сегодня же аннулирую аренду её студии, пусть со стороны это выглядит жестоко, но так будет лучше.

Может отец забудет о ней?

С глаз долой - с прицела вон.

Я искал в кабинете хоть какие-то следы маминой клиники. Проштудировал историю в интернет-запросах на отцовском ноутбуке.

Ничего.

Пусто.

Телефон отец забрал с собой в спальню и спустился только к обеду.

– А где завтрак, сын? Где наша кухарка, чёрт её дери! – Он всё ещё не протрезвел со вчерашнего или успел накатить в спальне, но вид у него был отвратный, идентичный его душе. – Ах да, я же всех распустил вчера. Что, сын, разговора ждёшь? Разжалобить меня хочешь? А шиш тебе! Я тоже тебя просил, да срать ты хотел на мои просьбы. Будет по-моему, при любом раскладе.

– Что с мамой?! Ты же это несерьёзно про клинику?

– Почему же несерьёзно? От зависимости её полечат. Посидит там немного, подумает над своим поведением, витаминки ей покапают, отдохнёт и верну обратно. – Он говорил так, будто на курорт её отправил, а не в сомнительную клинику. – Если сын не только о своём члене думать начнёт.

– Мама - не наркоманка! Я в полицию о пропаже человека заявлю, – я прощупывал тонкие стены в его обороне.

– Да? А анализы о другом говорят. Как заявишь, так и с роскошной клиники в дурку мамочка поедет, где ей и место. – Он считал себя самым умным, пока так и было. – Так что подумай, стоит ли мараться о полицию. Не по-чоновски это.

– А жену в клинику класть и угрожать детям, когда в бизнесе проблемы, по-чоновски?!

– Не ори, голова болит. – Он откровенно наслаждался своим превосходством. – Значит так. Записывай, а то вдруг не запомнишь. С Соён чтоб помирился, не просто так я её отца обхаживал все эти годы. Мне нужен этот союз не на словах, а на крови. Это раз. Генеральскую стрипуху можешь пацанам своим отдать, как вы там называете себя?.. Пусть пошалят, ей недолго в нашем городе жить осталась. Я её вместе с папашей выкину, в самую усранскую часть пусть едут, там им и место. Это два. Узнаю, что не кинул её, отыграюсь на матери. Ей ведь могут и не витаминки капать, а так, какие-нибудь экспериментальные аппараты, вернётся овощем. Так что тут даже и думать не над чем. Да ты не смотри на меня так. Я ж тебе не шалаву какую-то предлагаю, а Соён, породистую девку.

– Я. Всё. Сделаю. Когда. Мама. Будет. Дома. – Меня трясло от того, что могло произойти с мамой.

Сейчас мне нужны были хоть какие-то гарантии её возвращения, чтобы этот псих и правда не начал её пичкать необратимой химией.

Я не сомневался, что он не блефовал.

– Когда с воякой этим разберусь. Когда с Соён всё утрясётся. – Он закурил сигарету, выпуская дым мне прямо в лицо. – Как я решу, так и будет.

– Может мне жениться ещё на ней сразу?

– Ну почему же сразу? Вот окончите школу и женитесь. Чего ждать-то? Бизнес любит шустрых.

– То есть моя жизнь - это бизнес? Ясно. А если Соён не захочет? Она со мной с последней ночёвки не разговаривает.

– А ты сделай так, чтобы захотела. Тебя что, учить опять надо, как с бабами договариваться? Я зря в твоё «мужское» образование бабки вбухал? Вспомни, чему тебя в лагере учили, сынок. Свободен.

Лучше бы я не вспоминал о лагере.

Обычные подростки ездили в туристические походы, спортивные лагеря.

А для сыновей бандитов, олигархов, депутатов и прочей ушлой гвардии существовали отдельные «увеселительные» заведения.

Выглядели они красиво, стоили неприлично дорого, а между воспитанниками назывались просто - лагерями разврата или порно-лагерями.

Лучшие эскортницы страны заезжали на лето и работали в несколько сезонов, чтобы сделать из юных наследников империй опытных мужчин.

Цели у заказчиков услуги были разные.

Кто-то делал такой «подарок» отпрыскам, окуная в мир соблазна и искушённых женщин, кто-то чтобы помочь обзавестись знакомствами с сильными мира сего, а кто-то чтобы сыновья умели добиваться своих целей ещё и таким приятным способом.

Свой первый сексуальный опыт с подачи отца я вообще предпочёл бы стереть из памяти.

Мои познания в мире секса были такими обширными, что меня сложно было удивить.

Более того, сам секс перестал быть чем-то желанным, а девушки воспринимались как обслуживающий персонал.

Пока не появилась Лиса.

Лалиса.

Я пробовал её имя на вкус, вспоминая её запах, нежность рук, сочность поцелуев.

Закрывал глаза и представлял, что не было этих кошмарных дней, что мы просто идём в кино, держась за руки, смеёмся в кафе, гуляем по набережной, целуемся где-то в парке.

Как обычные, нормальные люди.

Я бы всё отдал, чтобы родиться в самой бедной семье и не быть тем, кем я был сейчас.

Чтобы я смог встретить Лису при других обстоятельствах, и мы вместе бы строили с нуля нашу жизнь.

Я и сейчас мог бы схватить её и сбежать, куда глаза глядят, но мама...

Отец знал, что я её не брошу, он запустил свои щупальца в мою жизнь так глубоко, что пока я не мог придумать, как скинуть их с себя.

Но я придумаю.

Обязательно придумаю.

Я не собирался быть с Соён и тем более жениться на ней.

Я вообще не планировал быть с кем-то, не мог представить, что буду любить кого-то, кроме Рапунцель.

Я сделаю всё, чтобы вернуть маму и посадить пожизненно отца, чтобы больше никто из нашей семьи не подвергался его больным экспериментам.

Дело было за малым.

Убедить отца, что он победил, как можно скорее найти того, кому можно доверять, кто мне поможет.

Несмотря на то, что моя семья была одной из самых влиятельных в городе, обратиться лично мне было не к кому.

Пуленепробиваемые всегда мне помогут, но у них, как и у меня, не было мощей тягаться с такими силами, как мой отец. Их родители тоже не пойдут против Чона.

Думай, Чонгук, думай.

И я нашёл выход.

Не можешь найти союзников, чтобы победить врага?

Найди его врагов и зайди оттуда, откуда не ждали.

Отец Лисы.

Он был единственным человеком, в ком я не сомневался.

Но есть ли у простого военного подвязки, чтобы помогать мне?

И захочет ли он это делать после того, как я бросил его дочь?

Вот это и выясним.

Я просто обязан был предупредить его об опасности, чтобы не было иллюзий, с кем он связался.

Я позвонил госпоже Хевон и позвал на встречу втроём, с её мужем, попросив ничего не говорить Лисе о моём звонке, честно сказав о нашем расставании.

Она согласилась.

– Я порвал с Лалисой. Теперь вы знаете, почему. Я не относился к угрозам отца серьёзно, пока не случилось это с мамой. Если можете договориться с ним, лучше договоритесь.

Я рассказал родителям Лисы всё.

И о требовании бросить их дочь, и о маме, и об угрозах в сторону семьи Манобан.

– Я удивлён только одному, что весь сыр-бор из-за отравления солдат. Не думаю, что для отца это огромные финансовые потери. Да, репутация пострадала. Но этого мало, чтобы объявлять вам войну и доходить до такого. У меня всё. Спасибо, что пришли и выслушали. Будьте осторожны. Он действительно опасный человек.

Я встал, чтобы уйти, так и не осмелившись просить их о помощи с мамой.

– Сядь, Чонгук. – Отец Лисы остановил меня.

Госпожа Хевон весь разговор держала его за руку, и я заметил, как она слегка кивнула мужу в знак одобрения.

Слёзы стояли в её глазах.

– Это смелый поступок прийти к нам с такой информацией. Я не ошибся в тебе. И правильно, что ты ничего не сказал нашей дочке, она бы наплевала на опасность. Мы разберёмся со всем этим. Уже разбираемся. И попробуем найти твою маму. Есть у меня товарищ, который может помочь. Ничего не обещаю. Береги себя, сынок. Запиши мой номер и звони в любое время. На связи.

Он продиктовал мне свой номер и встал, чтобы уйти с женой.

Я протянул ему руку, но вместо рукопожатия он обнял меня.

Так по-отечески, что у меня защемило где-то в районе солнечного сплетения.

Чужой человек мне был ближе родного отца.

Сонхи я наврал, что мама уехала на модный ретрит и что она не на связи, в полном выключение от мира.

Страшное не только терять близкого человека, но и быть бессильным ему помочь.

Это разрушало меня изнутри.

Но внешне.

Внешне я был обычным школьником, который ходил на уроки, пропадал сутками на боксе, постепенно восстанавливал отношения с Соён.

Рапунцель.

Она построила между нами глухую стену и не позволяла ни малейшего взгляда, жеста в мою сторону, особенно после того, как я разорвал её контакт на аренду студии.

Она знала, чьих рук это было дело, и я ждал, что она бросит в лицо мне очередные ужасные слова.

Но эта гордая девчонка и виду не подала, что ей это было неприятно.

А может ей было всё равно на меня?

Чимин обострился со своим вниманием и вместе с Розэ помог найти новое помещение для танцев.

Судя по репостам в соц.сетях, у неё отбоя не было от желающих.

Приближался творческий конкурс, я знал, что Лиса будет выступать с танцем.

Её мама придумала, что номер пройдёт под живую музыку и предложила мне стать её партнёром, скинув на телефон композицию с коротким сообщением:

«Просто порепетируй, если нужна помощь, ты всегда можешь ко мне обратиться».

Я сначала отказался, но когда госпожа Хевон прислала мне видео, на котором предполагаемый партнёр Лисы по номеру уродовал струны скрипучими звуками, я согласился.

Только теперь Лиса была против.

Она категорически отказалась выступать со мной на одной сцене и согласилась только при одном условии, что мы будем репетировать по раздельности.

Времени для подготовки хоть и было мало, но я справился.

Бокс и музыка помогали мне не сойти с ума между поисками мамы.

В назначенный день, за несколько часов до выступления, мне позвонил незнакомый номер.

Обычно я не беру трубку, но что-то заставило меня сделать в этот раз иначе.

– Чонгук, это мама...

– Что?! Мама, мамочка, где ты? Откуда ты звонишь?

У меня в буквальном смысле подкосились ноги.

– Я не могу долго говорить, мне сказали, что отец может вычислить меня по звонку тебе. Я... Я в порядке. Меня вывезли в безопасное место, но сказали, что возвращаться пока не стоит. Они хотят посадить твоего отца...

– Кто они?

– Они сказали ничего не говорить. Так будет лучше. Отец пока не знает, что я не в клинике, – мама говорила прерывисто и я слышал мужской голос, который просил завершать разговор.

– В прачечной, на самом верху, где мы храним подушки и одеяла, в глубине полки найди коробку и передай... Передай тому, кому веришь. Береги себя и Сонхи, я при первой возможности вас заберу. Только не знаю куда. А всё равно куда, лишь бы подальше от...

– Мама...

– Не перебивай. Лиса. Я всё знаю про вас, не отказывайся от неё. Любовь - это единственное, ради чего стоит жить и бороться. Не теряй время, никогда не знаешь, когда оно закончится. Обманывай отца, скрывайтесь, делай, что хочешь, но если ты лишишься этой девочки, то я никогда себе этого не прощу. Мне пора, Чонгук. Будь сильным, мой мальчик, и прости за всё меня, – раздались рыдания и она положила трубку.

Боже, если ты существуешь, я благодарю тебя, благодарю, благодарю.

Мама в безопасности.

Я впервые за всё время её отсутствия позволил себе выдохнуть.

Горло резало от сдавленных позывов выть волком от происходящего.

То, что здесь не обошлось без отца Лисы, я не сомневался.

Я поклялся, что сделаю всё, чтобы помочь ему упечь отца за решётку, надо будет - землю буду грызть, но найду доказательства его преступлений.

И он ответит за всё, что сделал с нашими жизнями, за ад, который он создал для нас.

А пока...

Пока меня ждал дуэт с Лисой.

И я так по ней изголодался, что боялся сам себя.

Теперь, когда мама была в безопасности, я мог позволить себе хотя бы подумать о том, что между нами ещё не всё кончено.

Я взял гитару, не веря, что сегодня я впервые выступлю публично, как музыкант.

Перед концертом в школе мы с Сонхи встретили родителей Лисы. Они пришли поддержать свою дочь.

Я подошёл к ним и молча стиснул руку господина Соджуна.

– Теперь она в безопасности. – Ему не надо было называть имя, чтобы я догадался - он говорил о моей маме. — Игра началась, Чонгук. Мы ещё повоюем.

– Мы ждём ваш номер, удачи на выступлении, дорогой. – Госпожа Хевон потрепала меня по щеке, прям как мама. – Я сниму всё на видео, и ты обязательно покажешь его маме. Она, уверена, гордится тобой. Как и все мы.

Я проводил Сонхи в зрительный зал, чувствуя себя живым.

Меня трясло от новостей, от предстоящей встречи с моей вороной.

Я не знал, как она будет вести себя со мной, если я попытаюсь с ней поговорить.

Я не решил, когда и как это сделаю.

Скорее всего, когда отца уже упекут в надёжное место.

Я оттягивал этот момент только по одной причине: пока отец на свободе, мы все ходим по острию ножа.

Но слова мамы крепко застряли в голове.

«Любовь - это единственное, ради чего стоит жить и бороться. Не теряй время, никогда не знаешь, когда оно закончится».

ЛАЛИСА

Я не стала переодеваться в общем классе, где толпились все выступающие, включая Чонгука, который вызвался играть на сцене вживую на гитаре, чем меня удивил, а кое-кого выбесил.

Зато местный режиссёр вместе с мамой пищали от восторга, им непременно хотелось удивить зрителей и создать что-то удивительное на сцене.

Мне не хотелось, чтобы на меня пялились раньше времени.

У всех будет такая возможность, когда я выйду на сцену.

Я тщательно подготовилась к сюрпризу и представляла, как от злобы лопнет Соён, увидев мой наряд.

Моё чёрное платье мести и торжества за все гадости, что она и её свита вытворяли, покажет этому жестокому городу, из какого теста сделана Лалиса Манобан.

Платье-вызов для себя.

Для него.

Мне хотелось спровоцировать его на эмоции, показать, кто здесь главный персонаж.

И расставить все точки над «и».

Я не слабенькая простушка-новенькая, которой можно манипулировать и играть в игру «понравься мне, если сможешь».

Этот танец будет моим гимном свободы от него, гимном самоуважения.

Ну, ещё и эротичной эстетикой, чтобы все слюнями подавились.

Но я гордо уйду со сцены и покажу, что я для всех них недосягаема, как богиня Олимпа.

При выборе наряда я сомневалась между очень откровенным коротким платьем, открывающим все мои округлости сразу, и более сдержанным вариантом.

Интуитивно я выбрала второй.

Аристократическое чёрное облегающее платье длиной по щиколотку только на первый взгляд казалось скромным и без труда получило одобрение режиссёра.

На самом деле иллюзия закрытости, плотная красивая обёртка лишь разжигала пламя любопытства, желания узнать, что же там внутри.

Воротничок с кружевом подчёркивал грациозность моей шеи, глухая бархатная ткань не могла скрыть формы моей груди, даже без её оголения, а высокий разрез спереди в нужный момент открывал ноги.

Однотонные чёрные чулки и высоченная шпилька делали мои ноги бесконечными.

На руках - прозрачные чёрные перчатки, украшенные перьями.

Спина.

Она была полностью открытой и вырез платья опускался чуть ниже копчика, так что, при желании, можно было туда заглянуть.

Я надела платье и посмотрела на своё отражение в окне и даже хихикнула сама себе.

Из меня вышла роскошная богиня мести.

Но чем больше я всматривалась в эту аппетитную девушку, тем страшнее мне было признаться: в глубине души я хотела произвести максимально сильное впечатление только на одного человека в этом зале.

Которому предстояло стоять со мной на одной сцене.

Я до сих пор не выкинула его из сердца, которое он сначала наполнил любовью, а потом сжёг в один момент, а прах развеял по ветру.

Чтобы не провалить сюрприз, я накинула сверху шёлковый халат.

Гук уже был на сцене.

Он ждал меня.

Я подошла к выходу на сцену, коротко кивнула, дав знак начинать играть.

Он задержал на мне взгляд чуть дольше, потом на секунду мазнул глазами по залу и снова повернулся ко мне.

Его глаза блестели, я видела в них азарт.

Похоже, не только для меня этот номер был чем-то больше, чем просто выступление на школьном концерте.

Вообще-то я планировала, что он увидит мой образ только на сцене, но он начал играть, не отрываясь от меня, и мне пришлось снимать халат при нём.

Я медленно развязала пояс, позволив ему упасть на пол. Следом за ним с моих плеч соскользнул халат.

Мне показалось, что Гук перестал дышать, на секунду забыв играть.

Он не дал мне насладиться его реакцией типа «вау, вот это роковая красотка, ты бесподобна, а я балбес тебя потерял».

Запланированным восхищением здесь и не пахло.

Он окатил меня с головы до ног яростным взглядом.

Окончательно запутавшись в его реакции на меня, я вздохнула, перешагнула через халат и под красный свет фонарей вышла к стулу на середине сцены.

Зал постепенно накрыла непривычная тишина.

Что ж, хоть на них я произвела впечатление.

Я буквально физически чувствовала, что непонятно почему раздражала Гука.

Несмотря на это, его музыка сделала своё дело.

Она пропитала меня огнём, страстью, адреналином, как будто я выпила крепкий алкоголь, и дальше началась любимая мной магия языка горячего и умелого тела.

С самого начала танца я отключилась от зрительного контакта с залом, зная, что получу потом за это от режиссёра.

Но ничего не могла с собой поделать - Я никого не видела.

Для меня в этом зале существовал только один зритель и он заполнил собой всё пространство вокруг.

Мои щёки пылали.

Я поглощала его музыку и щедро отдавала её обратно через волнующееся тело.

Я ловко кружилась около стула, слегка прикасаясь к себе руками-крыльями, едва касаясь себя, проводила пальцами по коже шеи, груди, животу, ногам.

Я и его музыка соединились и стали одним целым.

Мощным артефактом, красоту, величие и силу которого невозможно было не заметить.

Несколько плавных движений плечами и нога на стуле, ещё - и мои ягодицы обосновались на стуле, ещё - и акцент на раскрытых ногах.

Музыка стала звучать ещё оглушительнее, яростнее, она словно кнутом хлестала по моей горячей и влажной коже.

Аплодисменты пытались перекричать этот музыкальный манифест ненависти ко мне, но у них не было столько мощи.

Я резко крутанулась на стуле и оседлала его так, чтобы было видно спину.

Тягуче поднявшись, я закрыла глаза и продолжила ловить музыку всеми клеточками тела и гореть от его напряжённого взгляда.

В каждом моём движении - чистый секс, но без пошлости.

Это был не бульварный танец кабаре, а обволакивающее искусство самой дорогой гейши.

Когда я замерла на последнем аккорде, в зале снова, как и в начале, повисла тишина.

Я слышала только наше шумное дыхание и бой взволнованных сердец, отдававший набатом в ушах.

Тук-тук.

Тук-тук.

Потом, наконец, мы получили свои овации.

Зал встал.

Гук подошёл ко мне и больно сжал мою руку, выдав разряд электричества.

Это не метафора.

Я физически ощущала молнии между нами.

Мы поклонились.

И как только опустился занавес, он набросился на мои губы, не спрашивая разрешение.

От неожиданной наглости я только охнула, пыталась ловить ртом воздух, но он буквально пожирал меня своими пожароопасными губами, а его язык по-хозяйски завладел моим.

Лиса, что ты творишь?

Мне хотелось привести себя в чувство как можно скорее и остановить это безумие!

Но моё тело перестало мне подчиняться, оно предало меня и откликнулось на этот животный зов плоти.

Оно так соскучилось по Чонгуку, что прилипло к нему, словно его вымазали с головы до ног самым вкусным мёдом.

Его руки блуждали по моему телу поверх платья, он прижимался всё сильнее, не выпуская из плена своего рта, и я почувствовала сквозь разделяющую нас ткань его возбуждение.

– Отпусти меня! Нас сейчас увидят, – сопротивлялась я ему.

– Не могу, уже не могу, – прорычал он мне в ответ.

А в это время его руки уже сжимали мои ягодицы, ноги – и вот уже проникли в разрез платья, схватив голую ногу выше чулков.

Меня окатило жаром внизу живота, я закричала от распирающих меня эмоций, а он, словно дрессировщик своенравной тигрице, приказал:

– Тише.

Я не знаю, чем бы это закончилось, наверное, он трахнул бы меня тут же, на сцене, и самое ужасное, я не была бы против, если бы каким-то чудом мы не услышали голоса ребят, которые появились за кулисами.

А если они всё это время на нас смотрели?

И я моментально отпрыгнула от Гука.

– Не дёргайся, никто не видел, они только вошли, – словно читая мои мысли, успокоил Гук, взяв за руку и потащив к выходу со сцены.

– Ребята, ну вы зажгли! Надеюсь, меня не уволят после увиденного на сцене, но это было прекрасно! – Кудахтала где-то рядом режиссёр, руководя свежей партией ребят для следующего номера.

Мы уже почти вышли из-за кулис, как перед нами выросла Соён.

Злющая, как с цепи сорвалась. Для полноты образа не хватало только капающей изо рта пены.

– Соён, как тебе мой танец вороны? Судя по твоему перекошенному лицу, тебе понравилось, – приторно ласково промурлыкала я.

– Поздравляю, ты всем желающим выдала проездной между своих ног, теперь каждый в этой школе знает, где всегда рады перепихону, – прошипела моя соперница в ответ.

– Закрой свой рот и отойди с дороги. Сцена твоя, забирай, – с этими словами Гук отодвинул её с нашего пути и потащил меня подальше от любопытных глаз.