Переписать прошлое

ЧОНГУК

– Где мама? – Спросил я у сестры, как только она зашла в дом. – Я не могу до неё дозвониться. Ни Мингю, ни отец не берут трубку. Ты что-то об этом знаешь?

– Нет, сама не могу ни до кого дозвониться. Чонгук, не нравится мне всё это, – она стала грызть ногти, это всегда означало, что она нервничала.

– Не нагнетай, всё хорошо будет, мало ли какие у них дела... – Я промолчал про врачей и чемодан, оберегая Сонхи от ненужных переживаний. – Как в школе? Ты чего вчера не открывала дверь?

– Нормально всё, – буркнула она в ответ, но я слишком хорошо знал сестру, чтобы поверить в её «нормально».

– Ты не ночевал сегодня дома? У Лисы был?

– Откуда знаешь? – Я удивился её вопросу.

– Я приходила. Ночью. Ладно, проехали, – она поспешила в свою комнату, но я её остановил.

Сонхи с детства приходила ко мне ночью и ложилась в мою кровать, если ей снился кошмар или если проваливалась в паническую атаку.

В родительскую спальню мы никогда не просились, чтобы нам не снилось маленьким.

Мы до ужаса боялись злить отца и бежали только друг к другу.

И если я как-то научился справляться со своими кошмарами, то Сонхи периодически продолжала нырять в мою кровать, хоть и давно выросла из маленькой напуганной девочки.

Мы об этом никогда не разговаривали.

Я просто поднимал одеяло, пускал её к себе и обнимал её до тех пор, пока она не успокаивалась и не начинала засыпать.

Под утро я её будил и провожал в свою комнату.

Это было нашим маленьким секретом.

В эту ночь, получается, я оставил её одну.

– Почему не позвонила? Кто тебя напугал? Отец опять?

– Ты... – Она начала беззвучно плакать, а я вообще не понял, о чём она. – Ты вёл себя с Лисой и с теми парнями, как зверь. Как отец! А если бы ты их убил и тебя бы посадили? Как бы я осталась одна? Я так испугалась, не могла заснуть и... Пришла к тебе, а тебя нет. Я спала в твоей комнате. Без тебя!

Я оцепенел от её признания.

Я для неё был таким же, как отец?

Тем, кого она панически боялась, несмотря на то, что физически он её никогда не трогал?

Я не мог найти хоть какие-то оправдания.

Их не существовало.

Я и правда вёл себя, как последний козёл.

Как отец.

– Прости, сестрёнка... – Только и смог я выдавить из себя. – Я такой же, как он. И скоро и Лиса об этом узнает. Она не сможет принять меня таким.

– Нет! – Закричала на меня Сонхи, дав звонкую пощёчину такой силы, что я пошатнулся. – Ты не он! Ты другой! Когда ты это поймёшь? Только если ты будешь считать себя таким же и вести себя так, тогда он победил, понимаешь?! Тогда мы уже обречены! Не смей так думать! Ты другой, я - другая, иначе зачем тогда вообще жить? Я хочу быть нормальной, счастливой. Мы имеем на это право, я и ты, и мама наша, ты понял меня?!

Вместо того, чтобы обнять её и успокоить, я стоял как истукан.

Ещё никогда она со мной не разговаривала так.

Я был старшим братом и должен был всегда её поддерживать, а в итоге она, младшая сестра, приводила меня в чувство, пока я упивался жалостью к себе и самобичеванием.

Я постоянно творил какую-то фигню со своей жизнью, отталкивая от себя всех, кого любил.

Сестру, маму, Лису, друзей.

И с этим нужно было что-то делать.

Мы сидели с Сонхи допоздна на кухне, в полном неведении, где мама, пытаясь отвлечь друг друга.

Когда мы услышали, что подъехала машина, сестра поднялась наверх, она всегда боялась наших разборок и сидела в комнате, как мышка, стараясь не привлекать к себе лишнее внимание.

Отец заявился пьяным в стельку.

Увидев меня, он скривился в победном оскале и поплёлся в кабинет. Я - за ним.

– Где мама?

– А что, сын, ты вдруг вспомнил о семье?

Отец пнул по дороге дизайнерскую напольную вазу, та с грохотом разбилась. Он достал бутылку с виски и налил в стакан, залив весь стол. Осушив стакан, он тут же налил ещё и упал в своё кресло.

– Где мама? – Я повторил свой вопрос громче.

Мне хотелось орать, чтобы треснуло стекло его бутылки, но приходилось контролировать себя, чтобы получить ответ на свой вопрос.

– А нет твоей мамы. – Он явно наслаждался моим шоком. – В больничке твоя любимая мамочка. И не выйдет оттуда, пока её любимый сынок не наиграется со своей стрипухой и не начнёт приносить семье пользу.

– Что ты несёшь? В какой больнице? И при чём тут я с Лисой?!

Кажется, я уже начинал догадываться, к чему клонил этот псих, но все ещё надеялся, что он не настолько конченый мерзавец.

– А при том, сынок. – Как бы ласково он меня не называл, какие слова бы не использовал, суть их оставалась одной - он ненавидел меня и всех вокруг. – Наркоманка твоя мать, представляешь? Обдолбалась таблетками, с передозом увёз её в больницу, еле откачали. Так что, «спасибо» мне скажи. И она будет лечиться, наркоманка наша, и не выйдет оттуда, пока наш сынуля не возьмётся за ум и не докажет верность своей семье.

– Что?!

С каждым новым словом из его глотки меня поглощал вселенский ужас, а кулаки автоматически сжимались.

Мама - наркоманка?

Я готов был поверить в любую его ложь, только не в это.

– Не хотел выбирать по-хорошему. Придётся по-плохому. Или семья и мать на воле. Или стрипуха со своим отцом, но мать сгниёт там с такими же шлюхами. Есть такие места, куда можно любого упечь пожизненно за очень большие деньги. Такой пансионат для провинившихся жён. Выбор за тобой. – До меня туго доходил смысл сказанного, а когда дошёл, я дёрнулся к отцу. – Стоять, щенок! Никто кроме меня не знает, где она. Ещё один шаг и она сдохнет там! Клиника оплачена пожизненно, так что шах и мат. А теперь пошёл вон. Завтра. Завтра скажу, что делать.

Он с самодовольным видом затянулся сигаретой, а из меня рвался рвотный позыв.

Я вышел из кабинета, хлопнув дверью, и так и стоял рядом с ней, не зная, какой из худших сценариев лучший.

Засунуть ему в глотку кулак и вырвать её, заставив пожалеть, что вообще родился - и потерять надежду увидеть маму.

Спасти маму, но ценой отказа от Лисы, которой нахрен не упёрлись дикие, извращённые правила в моей семье.

Какой бы выбор я не сделал, я кого-то потеряю.

Потому что спасти в прямом или переносном смысле я смогу только одну из двух любимых женщин.

Кого бы я не выбрал, ошибка неизбежна.

ЛАЛИСА

Гук не пришёл на занятие к маме, он его даже не отменил, просто пропал.

Не отвечал на мои звонки и смс.

Последние сообщения от меня он даже не открывал.

Неужели из-за небольшой стычки мы сейчас будем играть в молчанку?

Это было максимально странно.

Мне почему-то отчаянно захотелось узнать его домашний адрес и заявиться к нему домой, потребовав объяснений.

Или чтобы он просто крепко-крепко обнял меня и зацеловал до изнеможения.

Или не так.

Сначала зацеловал - потом извинился и объяснился.

В любом случае я не находила себе места.

Я хотела, чтобы он меня успокоил, что всё нормально, мы вместе и мы справимся со всем, чтобы нам не готовила судьба.

А потом я так психанула на его молчание, что позвонила Джину.

Просто поболтать.

А что?

Мне хотелось получить хоть какую-то дозу тепла.

К маме с папой я с этим не пошла.

Папа был сам не свой, угрюмый, молчаливый, нервный.

Они с мамой о чём-то шептались и, завидев меня, переставали вообще говорить.

Папа, кстати, ни слова не сказал о ночёвке Чонгука.

Это тоже было странно.

Джин обрадовался, что я позвонила, мы болтали как старые добрые друзья ни о чём, я хоть немного отвлеклась от мыслей о моём пропавшем парне и эмоциональных качелях, на которые он меня посадил и заставил кататься.

Джин сказал, что не сможет приехать на каникулах, но мы обязательно встретимся и поговорим лично, но позже.

Меня это устраивало.

Чем меньше у Гука будет поводов для ревности, тем лучше.

Я даже пытаться не буду ему объяснить, что мы с бывшим друзья и нам надо встретиться просто поболтать.

Да он же из Джина отбивную сделает.

Я уже легла спать, но долго не могла заснуть, рыская по соц.сетям в поисках хоть каких-то следов Гука.

Я даже зашла в сторис к Соён, как будто ждала, что если он не со мной, то с ней.

Бред же, ну!

В её сторис было пусто.

Я проверила это и с резервного аккаунта, на случай если она заблокировала мой основной.

В сторис Сонхи была только встреча с подружкой днём и всё.

А дальше тишина.

Спрашивать у Пуленепробиваемых я не решилась.

Около часу ночи меня разбудил стук в окно.

Чонгук!

Я соскочила с постели, забыв и о том, что надо бы подуться на него и не открывать окно, и о папином запрете.

Я впустила его в комнату вместе с пронизывающим до костей воздухом улицы, прижалась к любимой груди.

И только когда он стиснул меня в своих объятиях, я успокоилась.

Он здесь.

Со мной.

Значит всё хорошо.

– Где ты был? Почему не отвечал? Папа дома.

Забыв о гордости, я целовала его в щёки, губы, глаза, задавая вопросы, на которые он не торопился отвечать.

И пусть.

Мне его было мало.

Он был здесь, рядом со мной, но как будто не со мной.

– Я ненадолго.

Он отодвинул меня от себя и присел к ждавшей его ласку Боми, повернулся ко мне, хотел что-то ещё добавить, сказать, но в последний момент сдержался, сосредоточив всё своё внимание на собаке.

Ей внимания досталось больше, чем мне.

Это было максимально странно!

Он реально обижался на меня?!

Так зачем тогда пришёл?

Я за собой вины не чувствовала, мне не за что было извиняться - я уже хотела было отправить его куда подальше, как он резко встал и стиснул меня в своих руках с такой силой, что мои кости захрустели и стало нечем дышать.

Но я боялась пошевелиться, чувствуя, что этот миг между нами такой важный, что нужно продлить его как можно дольше.

Он зарылся носом в мои спутанные волосы и всё не мог надышаться ими, потом начал осыпать поцелуями мою шею, поднимаясь всё выше и с каждым прикосновением губами оттягивая момент встречи с моими.

Словно оставляя их на самое сладкое.

Когда же он вступил в полноправное владение моим ртом, я окончательно капитулировала перед его натиском, и сама потянула его на кровать.

Мне уже было всё равно на нашу аскезу, на родителей в соседней комнате.

Я начала снимать с него кофту, только сейчас заметив, что он без куртки, но он остановил мои руки и осел на кровать, развернув меня к себе спиной, лишая возможности не то что раздеть его, но и касаться.

Я оказалось в коконе его тела, практически обездвиженная, запыхавшаяся и не понимающая, почему он не продолжает, ведь я недвусмысленно показала, что готова на всё.

– Рапунцель... – Он ещё сильнее накрыл меня своим телом сзади. – Не надо, я не хочу...

Я попыталась вырваться, когда до меня дошёл смысл сказанного, но он не отпустил.

– Ты меня не хочешь?

– Я никогда и никого не хотел так, как тебя. Я вообще никого не хотел. Не было до тебя у меня никого. Всегда ты. Только ты. Даже до нашей встречи я знал, что когда-нибудь найду тебя. Просто посиди так со мной...

Он положил голову на моё плечо и застыл в молчаливой позе, погрузив меня в ещё большее переживание.

Что-то было не так.

Его что-то гложило, но он, похоже, не собирался посвящать меня в свои проблемы.

– Чонгук, – прошептала я, но он закрыл мне рукой рот и выдохнул в ухо, чтобы я молчала.

Так мы и сидели, в странной позе, молча прижавшись друг к другу.

– Мне пора, – сказал он через какое-то время.

А мне захотелось без повода разрыдаться и умолять его остаться, потому что эта наша ночная встреча напоминала мне прощание.

– Что бы не произошло завтра или в ближайшее время, чтобы я не сделал... Всё, что у нас было - было по-настоящему.

– О чём ты говоришь? – Я смогла его оттолкнуть и повернулась к нему, обхватив его лицо руками. – Что это всё значит? Что случилось? Почему ты мне ничего не говоришь?

– Я много думал о тебе. О себе. О нас. Тебе будет лучше без меня...

Он убрал мои руки со своего лица и встал, а я сидела, как громом поражённая.

– Что за чушь ты несёшь? – Я зашипела на него, как раненая змея, которой с невиданной жестокостью наступили на хвост в попытке оторвать огромную часть тела. – Ты обкурился, что ли? Ты меня бросаешь?

– Я. Никогда. Не смогу. Тебя. Бросить. Но это сделаешь ты. Не сегодня, так завтра. Я не тот, кто тебе нужен, и ты никогда не будешь со мной свободной и счастливой. Я надену на тебя ошейник и посажу на цепь, сидеть у моей ноги. Ты достойна лучшего. Мне нужно отпустить тебя сейчас, пока не стало слишком поздно, пока ты не пострадала, – с каждым новым словом он возводил между нами незримую, но такую явную стену.

Я не удержалась и залепила ему звонкую пощёчину, забыв о родителях.

– Не смей решать за меня! Ты просто решил меня бросить, но сделать это таким изощрённым способом?! Зачем тогда ты вообще ко мне пришёл? – Он даже не обратил внимания на мой удар.

– Так будет лучше для тебя, Рапунцель, ты ещё скажешь мне «спасибо». Ты всегда можешь на меня рассчитывать, как бы не сложилось дальше. И ты будешь счастливой, обязана быть счастливой, – он чеканил каждое слово будто не для меня, а для себя.

– Это всё?

Из моих глаз хлынули предательские слёзы, но я не собиралась их прятать, я была перед ним вся как открытая свежая рана, но он не успокаивал меня, а просто смотрел на меня так, будто пытался запомнить всю ту боль, что причинял мне.

А я по-прежнему не понимала, что за абсурд сейчас происходил и начинала унижаться перед ним.

– Ты так легко отказываешься от меня? Это из-за секса? Так на меня, бери! Я вся твоя.

Он молчал.

Я начала колотить кулаками по его груди, но он и не пытался закрыться от меня.

Он просто принимал мои удары, разрывая моё сердце на куски бесполезного мяса своим бездействием, отказом от меня.

– Уходи. Ты трус, ты просто испугался отношений, первых недомолвок, трус, слышишь?! А я последняя дура, что верила тебе. Права была Соён, да, что у вас это такие свободные отношения, ты ходишь налево, а потом, как ни в чём не бывало, вы мирно-дружно строите дальше вашу любовь? Ты возвращаешься к Соён?

– Да.

– Так вы с ней просто развлекались, используя меня? Вы даже хуже, чем я думала. Я даже ненавидеть тебя не хочу. Пошёл вон. И выйдешь ты отсюда, как трус, через окно. И не смей возвращаться, – я вытолкала его из окна, забив на то, что родители могут услышать.

Он ушёл.

Вырвав из моей груди остатки разорванного сердца.

Пусть забирает!

Не нужно оно мне без него.

Я рыдала в подушку, проклиная тот день, когда встретила его на том переходе, когда впервые почувствовала его вкус на губах, когда подсела на его запах, на его прикосновения, когда послала к чёрту свою размеренную спокойную жизнь.

Он хочет видеть меня счастливой без себя?!

Так пусть видит!

Я буду счастливой.

Без него.

Как будто это было возможно.