1.22.
ЛАЛИСА
Бывает же такое: внутри ты кричишь всем существом так, что срываешь голос и видно, как дребезжит маленький язычок в глубине глотки, а снаружи - poker face, как будто играешь в «мафию» и ты та самая хитрая задница, которую никто и никогда не вычислит.
Прямо сейчас это происходило со мной.
Всё моё естество билось в истерике от захвативших меня эмоций и вкуса кофе на кончике языка.
Чонгук.
Он целовал меня так, как никто не целовал.
Он не спрашивал разрешения, он приходил и брал то, что ему хотелось.
А я не в силах была противиться.
В этот миг я не вспоминала ни про Джина, ни про любого другого парня.
А кто бы смог, когда тебя каждую долю секунды пронизывают тысячи и тысячи частиц удовольствия, такого тягучего и одновременно пронзительного, что подкашиваются ноги, а руки становятся продолжением сердца и с жадностью вбирают в себя тепло самого страстного парня в моей жизни.
Во сколько лет парни становятся опытными?
Чонгуку - 18 лет, но его губы, язык, руки, хватающие мои волосы с болью, приятной болью, творят с моим телом и разумом невыносимую, сладкую муку.
Я таю, как мороженко в знойный день и готова растечься лужицей у его ног, лишь бы он не останавливался и перешёл к самому главному.
Я хотела кричать на весь город, срывая голосовые связки:
«Да возьми ты уже меня, прямо сейчас!»
Но он лишил меня себя.
Просто остановился, оставив сгорать от внутреннего пожара и от стыда, что я только что готова была сама снять свои трусы и притащить прямо на кухню ближайший матрас, а потом встать в любую позу, которую он пожелает и отдаться ему полностью, без остатка.
Какого ёжика он остановил наше безумие?
Я стояла, как дура, у холодильника, ощупывая кончиками пальцев саднящие огнём, но осиротевшие без него губы и не знала, как себя вести дальше.
Умолять продолжить начатое?
Или надеть ему на голову кастрюлю и со всей силы треснуть по ней молотком, чтобы хоть как-то дать выход моим бушующим гормонам?
Я не придумала ничего глупее, как сесть рядом и дрожащими руками взять чашку с чаем.
– Теперь ты запомнишь, что у нас было? Или опять включишь дурочку и скажешь, что была в бреду?
– А что это было, Гук? – Я стала золотодобытчиком, что высматривает драгоценную руду на дне кружки, боясь поднять на него глаза.
– Смотри на меня, когда со мной разговариваешь. Не смей убегать. – Он заставил меня поднять глаза, схватив за подбородок. – Это называется поцелуй, влечение, желание секса. И если бы я не остановился, сейчас бы ты выкрикивала моё имя на этом кухонном столе. Я всего лишь показал тебе это. Чтобы не врала ни мне, ни себе.
– Что ты от меня хочешь? – Я не понимала к чему он ведёт.
– Тебя. И игры в открытую.
– Для тебя это игра?
– Для меня это жизнь, Лиса. Ты нравишься мне, я нравлюсь тебе. Мы можем поиграть в «кошки-мышки», если тебе хочется. Я даже готов на всякие романтические условности, типа дарить тебе веники дурацких красных роз, если без этого никак.
– Я не люблю красные розы.
– Отлично, я тоже.
И тут я услышала голос мамы. Приди она минут на пять раньше, она застала бы нас на самом интересном моменте. Но и сейчас её вторжение в наш важный разговор было некстати.
Я не в силах была отрицать свои чувства к Гуку, но мне нужна была ясность без многомыслия - что между нами и кто я для него.
– Ребята, вы тут чай пьёте? Молодцы! – Она зашла на кухню отдать мне пакет с продуктами. – Чонгук, пара минут, я переоденусь, и мы начнём. Лиса, ты как?
– Лучше, мама. Не знаю, что вчера со мной было. Я пойду, погуляю с Боми, она давно на улицу просится... – Я повернулась к Гуку. Он не отрывал от меня взгляда, как будто не мог насмотреться. – До завтра, Чонгук.
Я буквально сбежала от него, забив на продукты.
Мне просто необходим был глоток свежего воздуха и много тишины, чтобы утихомирить кричащий мозг и спокойно переварить всё, что произошло.
Я написала ему короткое сообщение:
«Не звони мне и не пиши сегодня. Не приезжай ночью, прошу. Мне надо всё обдумать и решить, что делать дальше. Я не знаю, кто я для тебя и меня это пугает. Но ещё важнее понять, кто ты для меня».
Я отключила телефон и ушла с Боми как можно дальше от дома.
Я нуждалась в уединении, чтобы прийти в себя и почувствовать, что же на самом деле хочу я.
Я бродила так с собакой около двух часов, а когда вернулась домой, Гука уже не было.
Я знала ответы на все свои вопросы.
Я выбираю Чонгука.
И как бы я не относилась к Джину, а он был для близким, родным человеком, но я скорее ощущала его другом, братом, чем парнем.
А Чонгук - он стал для меня потрясением, откровением, вожделением.
Парнем, чья внутренняя темнота хоть и страшила меня, но вызывала неконтролируемое желание - стать его светом.
Исцелить его истерзанную душу и бесконечно быть с ним рядом, принимать его со всеми его заморочками и даже в них находить для себя прекрасное.
Я не планировала своих чувств к нему.
Не хотела обманывать Джина.
Но и предать себя, отказавшись от своих чувств, я тоже не могла.
Я так и не включила телефон. Я решила завтра сначала поговорить начистоту с Джином, а потом со спокойной душой и чистым сердцем с разбегу прыгнуть в неизвестность по имени Чонгук.
Однако этот парень не собирался слушать меня и играть по предложенным правилам и около часу ночи меня разбудил стук в окно, а Боми, вместо того, чтобы залаять, как нормальная собака, стягивала с меня одеяло.
– Боми, я твоя хозяйка, а ты за моей спиной с Гуком сговорилась? – Я пыталась не запнуться об неё, подходя к окну.
Прежде чем открыть его, я облокотилась руками на подоконник и жестом показала сначала на запястье руки, мол, уже поздно, а потом приложила сложенные ладошки к голове и закрыла глаза.
Всем видом я показала ему, что я хочу баиньки.
Финальной частью моего немого монолога стал жест рукой, что ему пора домой.
Гук показал на свой телефон, состроил недовольную гримасу и снова постучался.
Он не собирался уходить, а я не торопилась сдаваться.
Посмотрим, кто кого.
Я включила телефон и увидела один пропущенный звонок от Джина и по одному от Нини и Розэ, девятнадцать – от Гука и сообщения, от которых я моментально покрылась дрожью.
Jungkook
Сейчас ты для меня всё. Этого достаточно?
Если не включишь телефон и не поговоришь со мной, я тебя накажу и высеку твою аппетитную попку так, что не сможешь на ней сидеть.
Ты сама напросилась. Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать.
Я решила его помучить и сделать вид, что не впущу его в комнату, набрав ответное сообщение.
Lalisa
Так накажи меня. Если сможешь. Дверь сам знаешь где.
Он показал мне окей, послал мне воздушный поцелуй и медленно повернулся в сторону двери.
Я испугалась, что он и правда пойдёт ломиться в дверь.
Мои родители уже спали и вряд ли бы оценили ночного незваного гостя.
Я в спешке открыла окно.
– Какого ёжика ты творишь? Чонгук?! – Я шептала в пустоту, молясь, чтобы он услышал.
И он услышал, вынырнув из темноты с довольным лицом.
– Ну привет тебе, Рапунцель, – он открыл створку окна так, чтобы пробраться в комнату.
– Я тебя не приглашала. Я же написала, что мне надо подумать, поговорим завтра. Ты же умеешь читать? – Я негодовала от того, что он забил на мои слова, а он со своей фирменной наглой улыбочкой уже спрыгивал с подоконника.
– Я соскучился по твоим поцелуям, Рапунцель, не могу без них уснуть.
Гук включил фонарик на телефоне и поставил его на стол так, чтобы максимально осветить пространство комнаты.
Я медленно попятилась к кровати, а он, походкой самого настоящего хищника, неслышно наступал и наступал.
В моей голове уже нарисовалась картина моей первой ночи любви, где я буду думать не о своих ощущениях, а как бы не закричать от боли или наслаждения, чтобы родители не прибежали на шум.
– Я не буду с тобой заниматься сексом. Не подходи, – я уперлась ладонями в его грудь и уже начала сомневаться, что действительно смогу устоять.
Чонгук гипнотизировал меня собой, превращая в безвольную куклу, жаждущую, чтобы кукловод сорвал с неё одежду и как следует с ней «поиграл».
– Извращенка, я и не планировал сегодня заниматься с тобой сексом. Я приехал поцеловать тебя на ночь, но сначала ты получишь за своё молчание...
Он схватил меня в охапку, бросил животом на кровать так, что вся футболка задралась и его взору предстали мои «ночные» труселя.
Я начала хихикать, вспоминая подобную сцену из фильма про обожаемую мной Бриджит Джонс, где она демонстрировала безразмерные панталоны.
Я очень надеялась, что Гук не начнёт меня подкалывать за суперсексуальное бельё.
Если бы я знала, что он вновь вломится ко мне сегодня ночью, я бы подготовилась, на всякий случай, и надела бы что-нибудь понеприличнее.
Гук уселся на меня сверху, держа ногами и не опускаясь полностью.
Я хоть и пыталась сопротивляться, но меня так захватывали новые эмоции, адреналиново-дофаминовые качели, что делала я это исключительно для галочки, на самом же деле мне хотелось ещё и ещё.
Гук по-прежнему сидел на мне сверху, как я почувствовала, что он наклонился к моему уху, окатив его горячим воздухом, и шёпотом приказал вести себя тихо, затем убрал волосы с шеи и... Прошёлся языком от шеи до уха, запустив очередную волну мурашек.
Из меня непроизвольно вырвался стон.
– Тише...
Одной рукой он взялся за шею и сотворил с ней какую-то магию, расслабляя пальцами напрягшиеся мышцы, от чего я безвольно обмякла, запечатывая очередной стон в одеяло.
А он продолжал мои сладкие мучения.
Медленно, очень медленно его пальцы начали путешествие вдоль позвоночника, опускаясь всё ниже и ниже.
– Гук, пожалуйста, – я сама не знала, о чём я молила, остановиться или продолжить, пока я ещё в сознании.
Мой язык присох к нёбу, видимо, вся влага моего тела сосредоточилась совсем в другом, пульсирующем месте и жаждала напоить собой моего наездника.
Он явно наслаждался неравным соотношением наших сил.
Двумя руками он взялся за мои ягодицы, то поглаживая их, то с силой сжимая.
– Какая же ты офигенная, моя Рапунцель. Так о чём ты, говоришь, хотела подумать?
Он спрыгнул с меня, одной рукой схватив за голову, чтобы я не смогла встать, а другой отодвинул трусы и впился зубами в ягодицу так, что я еле сдержала крик от неожиданности и боли.
Я начала вырываться с утроенной силой, вставая на колени.
Он подхватил меня обеими руками под живот и одним броском перевернул на спину.
Он же вроде боксёр, а не борец, что за спортивные трюки?
– Это тебе за то, что отключила телефон... – Он навис надо мной, – Я бы тебя отшлёпал, но, боюсь, могут прибежать спасатели. А мы же не хотим, чтобы нам мешали?
– Не хотим. Папа убьёт тебя, – я даже представить боялась, что будет, если нас застанут в таком положении.
– Я делаю что-то против твоей воли?
– Нет, но... – Он закрыл мне рот поцелуем, и я забыла обо всех своих страхах, моё тело отчаянно в нём нуждалось, оно полностью подчинилось его воле.
Я начала елозить под ним, чувствуя упирающийся в меня член, но не чтобы скинуть его с меня, а чтобы прижаться к нему ещё сильнее.
И теперь стонал уже он.
– Гук, тише, ты реально разбудишь родителей.
– Соврём, что это Боми-лесбиянка на тебя набросилась... – Он скатился с меня, но мы по-прежнему сливались телами. – Вот теперь можно желать спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – я потянулась к его губам, махнув по ним языком.
Я никогда так раньше не делала, это было естественным порывом.
Чонгук поцеловал меня в ответ, но уже без языка и с сожалением оторвался от меня.
– Рапунцель, я не буду тебя трахать, боясь шуметь, поэтому лучше остановиться прямо сейчас. Если ты будешь со мной такое творить, я вот-вот кончу в штаны.
– А вот так, – я взяла его руку и позволила ему коснуться моей груди под футболкой, она идеально поместилась в его руку.
– Твою мать, Лалиса! – Он задрал мне футболку, несколько секунд просто смотрел на меня, такую уязвимую в этот момент, открытую для него, потом медленно наклонился и втянул в рот сосок, от чего мои бёдра автоматически сжались. В следующий момент Чонгук резко сел на кровать. – Я сделаю это не сегодня, но ты ответишь за все мои мучения!
За его мучения?!
Это я тут готова была отдаться ему в паре метров от спящих родителей, так сильно я хотела почувствовать его в себе.
С меня сорвали чеку, граната вот-вот взорвётся.
– Теперь я для тебя Лалиса?
– Ты моё наваждение, Рапунцель, моё спасение. Я не знаю, за какие такие мои подвиги или грехи ты с ноги открыла дверь в мою грёбаную жизнь, но теперь она обретает смысл. Я с тобой начинаю жить. Если ты не захочешь меня знать, мне плевать, я закину тебя в багажник машины и украду. И буду целовать твоё тело, пока ты не сдашься и не начнёшь меня молить о продолжении. Если тебе кажется, что ты сможешь теперь быть без меня, то тебе это только кажется.
Я не ослышалась?
Это бездушный жестокий Чонгук сейчас говорит мне самые прекрасные слова на свете, как в самом романтичном женском романе?
На глаза навернулись слёзы, а грудь больно сжалась от спазма.
Гук натянул мою прядь волос на кулак, вжался в неё носом и, не поворачиваясь, ушёл.
Я же жалела только об одном.
Что все мои поцелуи до него принадлежали другим.
Но я - никогда.
Отныне и навсегда я отдала себя ему, полностью и безоговорочно.
