1.4.
ЛАЛИСА
Дядю Джунхо, папиного школьного друга, я знала с рождения. Он часто приезжал к нам в гости с тётей Хеюн и с дочкой Юджин, моей подружкой.
Когда-то они с папой даже вместе работали, но потом дядя Джунхо переквалифицировался в бизнесмена.
И всё пытался уговорить папу бросить службу, рассказывая о перспективах вольной и богатой жизни.
– Соджун, ну ты подумай серьёзно, вон и Хевон не против. С меня доля в бизнесе, ты знаешь, я только рад буду такому партнёру, будешь моей правой рукой. Захочешь, потом своё дело откроешь, ты же голова! Если ты у чёрта на куличках из богом забытых застав умудряешься образцово-показательные части сделать, то в бизнесе быстро попрёшь. Лиса с Сухо друзей постоянных заведут, девчонки в одном классе учиться будут. Сухо в нормальную спортивную секцию на постоянку пойдёт, Лиса перестанет скакать с одних танцев на другие. А мы как в старые добрые времена будем на рыбалку ездить, в кино нашим табором ходить. В любой момент, как приспичит, возьмём билет на самолёт - и рванём с семьёй на отдых. Или просто в любой момент, когда кости погреть захочется.
Дядя Джунхо знал, на какие педали давить, ведь если с самолётами-перелётами в нашей семье нехватки не было, то с отпусками была напряжёнка, а уж с заграницей тем более.
– Джунхо, отстань, сам всё знаю. Не трави душу. Вон, Хевон сейчас кипятком писать от твоих речей начнёт. Не могу я бросить службу. Знаю, что дурак. Я, знаешь, всё ещё верю в свою профессию, в армию, в дух воинства и честь защищать Родину. Но кто если не я поможет сохранить былую мощь нашей оборонки? Мало сейчас здесь рук и мозгов. Я когда приезжаю на новое место, рыдать охота от увиденного, руки так и чешутся всё переделать, я хочу, чтоб молодые пацаны гордились своей страной и не только защищать её умели, но, и чтобы служили по-человечески. Без дедовщины и разрухи. Я как представлю, что мой сын попадёт служить к самодурам и у него крыша в казарме рухнет, так кровь закипает. Не брошу. По крайней мере не сейчас.
– Сухо служить необязательно, ты же знаешь. С твоими связями, да моими деньгами, всё организуем. Соджун, ну дурака не валяй. Мужиками не только в армии становятся, ты-то знаешь. Ты уже давно долг Родине и за себя, и за него, и за внуков будущих отдал.
– Я заставлять не буду. Захочет - пойдёт в армию. Не захочет, я настаивать не буду, помогу. Не в этом дело. Я не геройствую, я правда люблю свою работу и знаю, что многое могу сделать. Вот меня и кидают из части в часть, воспитывать не только солдат, но и будущих офицеров, чтобы видели, что армия - она как женщина, если ты к ней с любовью и пониманием, ответственностью, она ответит тем же.
– Да после всего дерьма, что ты видел, ты ещё в это веришь?
– Верю, Джунхо, верю. Закрыли тему. Давай, рассказывай, что там у тебя за приключения, ты говорил у тебя там «война» в твоём расчудесном бизнесе.
Мы с мамой, тетёй Хеюн и Юджин ушли, чтобы не мешать мужским разговорам, пошли погулять в город, поесть мороженое, да по магазинам.
На следующий день наши гости уехали.
И это был последний раз, когда я видела тётю Хеюн и Юджин.
Они погибли спустя месяц.
Мама плакала на кухне, когда папа что-то говорил о рисках бизнеса, больших деньгах, бандитских разборках и что нужно срочно спасать дядю Джунхо, иначе он с ума сойдёт от горя. Я не знала подробностей, о таком не очень-то хочется расспрашивать.
Я стала плохо спать, бояться всего на свете, мне всё время казалось, что я тоже могу вот так раз - и умереть.
Сколько себя помню, я и риск стали параллельными вселенными, которые никогда не пересекаются.
Папа тогда взял отпуск на целый месяц. Его не хотели отпускать, но он пригрозил, что уйдёт в отставку и начальство пошло навстречу. Нас он с собой не взял, только спустя неделю после похорон купил билеты и нам.
Мы приехали к дяде Джунхо и не узнали его. Он постарел, осунулся, даже ростом как будто стал меньше. Словно воздуха в нём почти не осталось.
В квартире стоял невыносимый запах сигарет и пьяных мужиков. У меня аж голова закружилась, я начала закашливаться и меня вырвало прямо посередине коридора.
– Ничего, Лиса, мы сейчас всё проветрим и порядок наведём. – Сказала мне мама, глядя на папу с другом, сдерживая слёзы. – Сухо, отодвигай чемоданы, проходи, чего встал на дороге. Соджун, что ты истуканом стоишь, вы тут на пару бороды решили отрастить и в Робинзон Крузо превратиться? Я сейчас приготовлю нормальной еды, а вы пока быстро в душ и бриться, а то смотреть страшно. Оба. Быстро, кому говорю. Джунхо, не пойдёшь сам, я тебя как маленького ребёнка сама искупаю, ты меня знаешь, я не шучу и потом сам будешь разбираться с моим мужем, что я тебя голым видела. Понял?
Мы три недели жили у дяди Джунхо. Но он упорно отказывался нормально есть, выходить из дома и возвращаться к жизни, только всё листал семейный фотоальбом и беззвучно плакал. Сухими слезами.
Я такого никогда не видела и сама, глядя на это, садилась рядом, прижималась к нему и плакала.
Мне тоже не хватало подружки, и я не могла понять, как вообще такое возможно, чтобы ребёнка и её маму убили.
Через неделю после нашего приезда я не выдержала и сказала, что теперь лично им займусь и начну кормить его с ложки. Или вместе с ним объявлю голодовку, демонстративно отодвинув лапшу, а она ну очень вкусная и ароматная была и от одного вида навара у меня слюни весь рот заполонили.
Но я была полна решимости.
Мама с папой переглянулись и ждали, что будет дальше.
Дядя Джунхо странно на меня посмотрел и попытался улыбнуться. Потом кормить его было моей почётной обязанностью, мне нравилось.
Мне казалось, что Юджин, глядя на нас с облачка, наверняка этому радовалась.
Когда мы уезжали, дядя Джунхо было видно держался, чтобы не заплакать, даже шутить пытался.
Помню, как он с папой вёл меня за руку на паспортный контроль, обнял меня крепко и сказал:
– Лиса, ты не против, если у тебя будет два папки? Мне без дочки нельзя. Мне надо о ком-то заботиться. Я смотрю на тебя и Юджин вижу.
– Не против. Если вы есть будете нормально. Я за вами буду следить. Будете мне каждый день звонить и рассказывать, как день прошёл, что ели. Идёт?
– Идёт, мой генерал. Соджун, не знаю, когда увидимся, я сейчас себя в руки возьму и займусь делами. Никто безнаказанным не останется. Я такую империю построю, что ни одна шавка не сможет рот разинуть ни на меня, ни на... Ну, всех кто у меня остался. На вас получается... Больше у меня никого нет.
Первые несколько лет мы действительно созванивались каждый день.
Потом реже.
Но я знала, что дядя Джунхо всегда будет рядом, что наша семья и его тоже.
И что я всегда могу на него рассчитывать.
Ведь он же мне как второй папа.