1.5.
ЧОНГУК
Ездить я умею давно, лет с двенадцати. Меня учил «рулить» наш шофёр, Мингю, пока отец не видит.
Наши тонированные вглухую машины, как и их номерные знаки, знали все ДПС-ники города, поэтому мы спокойно менялись с шофёром местами, и я сам ехал почти до дома, не опасаясь быть застуканным за вождением без прав.
Этим летом, пока отец был в разъездах, я обнаглел настолько, что брал его тачку без спроса и гонял по вечерам.
Трижды у меня получилось провернуть эту афёру незаметно от мамы, сестры и Мингю, который присматривал за нами во время поездок отца.
Это были лучшие три вечера в моей жизни, мы так отрывались с парнями!
Девочки-нецелочки, кач музыки на полную мощь, скорость.
Особенный кайф миник-аникул от бати состоял в отсутствии контроля 24/7, нравоучений и уроков мудрости от ушлого предпринимателя в духе:
«А ты был сегодня на боксе?»,
«Позвони Соён, давно её у нас не было, пусть заходит невестка»,
«Я тебя познакомлю с сыном того-этого, надо связями с детства обрастать»,
«Не можешь или не хочешь учиться сам, найди умного дурака, кто сделает это за тебя, а лучше за нескольких - они платят тебе, ты три монетки платишь исполнителю, ничего личного, это всего лишь бизнес».
Если бы не прилетевшие штрафы за превышение скорости, мне бы всё легко сошло с рук.
Батя сначала содрал три шкуры с водителя, требуя объяснений, куда он ездил в 11 вечера.
К слову, Мингю меня не сдал, он всегда меня прикрывал, но после слов, что с него вычтут и сумму штрафов, и сверху «для профилактики», я во всём признался сам.
Отец всегда воспитывал меня своеобразно. В этот раз урок послушания пришёлся на мою печень, я думал выплюну её.
Классная история, да?
Обхохочешься!
Меня, 17-летнего пацана, бил отец, который ниже меня на две головы!
Наполеон сраный.
Я так хотел ему ответить, снести его ухмылку поставленным хуком справа, но не мог.
Не из уважения или почтения к старшим.
Такой дичи в моей голове давно не было, по мне уважение зарабатывается поступками, а не цифрами в паспорте.
Я сдержался из-за дичайшего страха за маму, он бы сто пудов выместил всю свою ярость на ней.
Я не смог бы этого вынести - ей и без меня всю жизнь достаётся от него.
Мой отец - мина «забыстренного» действия, одно неосторожное движение, слово, встреча или взгляд мамы на случайного мужика, да хоть что - и мина взрывается, заваливая осколками побоев, оскорблений, наказаний, лишений всё наше семейство и даже персонал.
Единственная, кого такие взрывы пока обходили стороной, так это сестра.
Но и ей не позавидуешь, каждый день жить в нашей семейке Адамс, бояться слово вставить, чтобы не огрести, видеть, как мать в слезах замазывает тонаком синяки, потому что стыдно перед персоналом - такое детство разрушает тебя изнутри, превращая в иллюзию живого человека.
Ошибаться нельзя.
Перечить нельзя.
Показывать недовольство нельзя.
Не улыбаться тоже нельзя.
Школа выживания и скрывания своих чувств в нашей семьей была базовой конструкцией, на которой держалась красивая картинка, видимость богатой счастливой семьи, которая обеспечивала работой и нормальной зарплатой не только работников нашего завода, но и кормила всех, кто хоть чем-то мог быть нам полезен.
После таких «взрывов» отец не замаливал свои грехи.
Он их выкупал.
Поездкой заграницу.
Новой машиной, шмоткой, телефоном, цветами.
Вечеринкой для друзей по тарифу «всё включено».
«Кто платит, тот и музыку заказывает», - я с пелёнок это слышал.
Музыку.
Знал бы он, что в его метафоре жизни было всего одно слово, за которое мне хотелось драться.
МУЗЫКА.
Наследник многомиллионного состояния вместо продолжения семейного бизнеса и ударов по груше в любимом папочкином боксе, на который он притащил меня в 5 лет, лучше бы каждый день разбивал пальцы в кровь о струны гитары.
Ну, или о рожу отца.
А пока мне приходилось жить в родительском доме, я в тайне от отца купил себе гитару и вот уже год как занимался урокам музыки в онлайн-формате дважды в неделю. Кроме преподавательницы о моей настоящей страсти знали только мама, сестра и Мингю.
Но только преподавательница по-настоящему верила в меня как в музыканта, каждое занятие она говорила мне, что я гений и просила к следующему уроку сыграть что-то ещё из своего.
Да, я ей платил, а за деньги можно купить отару льстецов.
Но я ей верил.
Мой отец всегда умел не только щедро платить за свой деспотизм, но и удивлять.
Как на 1 сентября моего выпускного класса.
Он с утра позвал меня на улицу и со словами: «Ладно, Мингю говорит, ездишь нормально, лови подарок на 18-летие", вручил мне ключи от нового чёрного аккорда с тонированными стёклами.
Подарок я принял.
Я не дурак от такого отказываться.
Тем более, что на машине стояли наши фамильные номера и вместе с ключами я получил разрешение отца ездить и не париться - «не ссы, никто не остановит, только никого не сбей».
Это был первый подарок от отца, которому я действительно обрадовался и был полон решимости гонять по улицам родного города без гвоздя и жезла до официального получения прав.
В тот день я отвлёкся всего на минуту, Соён сзади закурила, и я повернулся сказать, что без моего разрешения никто парить в тачке не будет.
И в это время прозевал светофор и чуть не наехал на разноцветное недоразумение на пешеходном переходе. Хвала моей боксёрской реакции, успел затормозить.
Я не планировал разгоняться над этой особой, что не смотрела по сторонам, хотел заорать что-то типо: «смотри на дорогу, курица» и ехать дальше, но какая-то непреодолимая сила заставила меня выйти из машины.
Она застыла от неожиданности ярким оранжево-зелёным пятном на дороге, выбиваясь из серости дождливого дня и вечно нахмуренных лиц прохожих.
А дальше всё как в бреду.
Я нёс какую-то чушь.
Я всегда был горяч и резок, но тут моя неадекватность взлетела до небес, даже я это осознавал.
Я серьёзно позвал её на групповушку?
Она так мило и свирепо одновременно реагировала на мои издёвки, что я не мог остановиться.
И оторвать от неё взгляд не мог.
Мне показалось, что она чем-то расстроена.
Дурак!
Я же на неё чуть не наехал, конечно, она расстроена.
На её плечах болтались проводные наушники, она вытащила их, когда я начал говорить. Я не видел такие лет сто. Все, с кем я общался, признавали исключительно только айрподсы.
Эта девчонка явно не из моего круга.
Мне захотелось выкинуть всех из машины, схватить её на плечо, закинуть на пассажирское сиденье и укатить в закат.
Интересно, что она слушает?
Я бы обязательно спросил и поставил в машине на репит её любимый трек.
Кто она?
Что делает в этот дождливый день на улице, куда идёт?
Кто-то её ждёт?
Что за хрень в моей голове?
Это точно не я!
Это, наверное, курилка Соён чем-то меня одурманила.
Я не знаю, сколько бы ещё я продолжал поясничать, если бы она меня конкретно так не отшила, заявив о своём парне, а потом бросилась благодарить Тэхёна.
Д'Артаньян хренов!
В меня словно бесы вселились.
Хотелось ему по морде съездить, чтобы не лез, куда не надо.
Куда только мне надо.
Парень.
Она сказала, что у неё есть парень.
Да и по барабану!
Одной тёлкой больше, одной меньше.
Я её в первый и последний раз вижу.
С глаз долой - покувыркаюсь с другой. Желающих очередь.
Всем нравилось быть под деньгами, даже если они не мои, а отца. Даже если я сразу говорил, что на одну ночь. Мне всегда нравилось хлестать их этой правдой, проверяя, пойдут ли они дальше.
Шли.
Каждая из них непременно наделяла секс каким-то тайным орудием приворота и усердно скакала на моём члене в ожидании щедрых чаевых-бенефитов.
Вы когда-нибудь объедались любимым тортом?
Когда съедаешь его столько, что потом воротит?
Так вот секс для меня стал десертом, я ел его не из крышесносного желания, а по привычке.
Не особо охотно.
Уже не чувствуя вкуса, давно пресытившись.
Это стало автоматизмом.
В свои 18 лет я не бегал со стояком за каждой красавицей. Мне даже не нужно было быть охотником. Вся дичь послушно сидела в ожидании «выстрела».
Скучно.
Постно.
Привычно.
Сделала дело - слезай с тела.
Я даже имена перестал спрашивать.
В общении с женским полом у меня было три железных правила: никаких свиданий, никаких совместных фото и никаких подарков.
Мне чужда была эта любовная пантомима.
У меня на жизнь были другие планы.
Брать, что хочу - быстро, бесплатно или за деньги.
Иметь, кого хочу, если захочу, и куда хочу.
Жить свою жизнь по максимуму, на полную громкость.
И не расслаблять булки, всегда есть кто-то, кто захочет убавить твою громкость.
И если сейчас я позволяю это только одному человеку, то со временем и с этим «диджеем» справлюсь.
А тут, на дороге с этой чудачкой, что отшила меня, взбесился непонятно почему, рванул в тачку под ржач своих придурков, ещё и лужей её окатил.
Ничего, ей было полезно остудить свой пыл, наверняка она уже утешилась на плече у своего парня.
В эту ночь мне приснился странный сон.
Не привычный кошмар - с бешеным псом, преследующем меня и разрывающим мою руку, а эротическая фантазия, навеянная безбашенной девицей, что кинулась мне под колёса.
Я играл абсолютно голый на своей гитаре, выпуская наружу сотни тысяч звуков. Я услышал, как открылась дверь и с ужасом понял, что должно быть это отец пришёл раньше и сейчас застанет меня за гитарой. То, что я голый - это фигня по сравнению с тем, что я занимаюсь «бабским делом». Кажется, так он сказал, когда вместо бокса я умолял отдать меня в музыкалку.
Вместо отца зашла девушка, я не увидел её лица, но знал, кто она.
Её оранжевый плащ ни с чем не спутаешь.
Зачем она пришла, что ей нужно?
Она медленно приближалась, покачивая бёдрами. Я замер при виде её рук, которые потянулись к поясу и начали медленно его развязывать. Хорошо, что я голый, иначе бы джинсы лопнули от натяжения, а девица сбежала бы и оставила меня без продолжения шоу. Плащ медленно сполз с её плеч. Под ним ничего. Я потянулся к ней всем телом, чтобы почувствовать кожей её кожу, горячее шумное дыхание... Я не успел даже к ней прикоснуться, но ожидание этого момента залило жаром остатки моего разума, а низ живота стянуло в тугой пульсирующий узел, где каждая капля моей закипевшей крови отплясывала ча-ча-ча под рок-н-ролл новых для меня ощущений. Ещё секунда и я готов был прижаться к ней ненасытным ртом, но, не успев познать её вкус, проснулся от резкого выброса адреналина.
Твою мать!
Я кончал как тринадцатилетка себе в трусы, не останавливаясь целую вечность.
Я.
Кончал.
От грёбаного сна.
Сказать, что я офигел - ничего не сказать.
Зазвенел будильник. Я, всё ещё не отошедший от нелепости своего порнографического сна, сбросил постельное бельё на пол, чтобы его постирали, пошёл в душ, быстро собрался, позавтракал с мамой и Сонхи, отец по ходу в очередной раз не ночевал дома.
И пришёл я в себя только по дороге в школу.