Глава 26
Они шли по лестнице медленно. Оливия чувствовала на себе каждое движение Пэйтона — его пальцы крепко сжимали её запястье, как будто он боялся, что она вдруг исчезнет, растворится. Их шаги глухо отдавались в каменных стенах, и никто из них не говорил ни слова. Напряжение между ними можно было резать ножом.
Когда они спустились вниз, вечер уже лёг на город с густым сумраком. Пэйтон направился к своей машине, не отпуская её руки. Его походка была уверенной, даже злой — как у человека, у которого внутри всё кипело. Он открыл водительскую дверь и уже собирался сесть, когда Оливия резко остановилась.
— Ты что, с ума сошёл? — её голос прозвучал резко. — Ты же только что пил.
Пэйтон обернулся. В его взгляде промелькнула тень раздражения.
— Один глоток виски. Я не пьяный.
— Мне всё равно. Ты садишься за руль. Это опасно.
— Опасно — это быть рядом со мной, Лив, — бросил он. — Но ты ведь как-то справляешься.
— Я не шучу, Пэйтон, — она скрестила руки на груди, встала, не сдвигаясь с места. — Я не поеду с тобой, если ты будешь вести.
Он подошёл ближе. Настолько, что она чувствовала его дыхание. Оно было ровным. Но глаза... глаза были как буря перед штормом.
— Не беси меня, — тихо сказал он. — Садись в машину.
— Нет.
Он молча смотрел на неё, секунду, две. Потом стиснул зубы, шагнул вперёд и схватил её за плечи. Развернул и буквально запихнул в пассажирское сиденье. Всё произошло так быстро, что она даже не успела возразить. Дверь захлопнулась с глухим ударом.
Он обошёл машину, сел за руль и включил зажигание. Внутри стало ещё тише, будто даже воздух решил затихнуть. Пэйтон сидел, крепко сжав руль, и смотрел вперёд, не поворачивая к ней головы.
— Ты выбрала меня, — глухо произнёс он. — А это значит, что ты принимаешь не только мои руки, но и мою ярость. Я веду машину. Ты едешь со мной. Всё остальное не обсуждается.
Оливия сжала губы, отвела взгляд в окно. Сердце бешено колотилось, но внутри неё была не только злость — была тревога. Она знала, что Пэйтон опасен. Всегда знал. Но он становился другим, когда чувствовал, что теряет контроль. Этот человек никогда не позволял никому спорить с собой. Никому. Даже ей.
Машина срывается с места. Асфальт визжит под колёсами. Он ведёт уверенно, точно, но быстро. Слишком быстро. Пальцы Оливии невольно сжимаются в кулак.
— Знаешь, — вдруг сказал он, не отрывая взгляда от дороги, — я не пил, чтобы расслабиться. Я пил, потому что, чёрт возьми, сижу по уши в ситуации, где ты — единственное, что имеет смысл. А ты устраиваешь мне сцены.
— Потому что я не хочу, чтобы ты погиб из-за глупости, — резко ответила она. — Один раз уже теряла отца. Не хочу терять ещё одного человека.
Слова сорвались с губ неожиданно, как вспышка, которую не планировала. Едва они прозвучали, Оливия осознала, что выдала больше, чем собиралась. Сердце тут же кольнуло — она опустила взгляд, проклиная себя за слабость.
Пэйтон не остановился. Ни на секунду не замедлил скорость, не перевёл дыхание, не выдал ни единой эмоции. Он продолжал вести машину, будто её признание не пронзило воздух в салоне наизнанку. Руки крепко сжимали руль, лицо оставалось каменным, взгляд прикован к дороге. Он молчал, и от этого молчания было даже хуже, чем от крика.
Оливия больше не сказала ни слова. Она чувствовала, как щеки наливаются жаром, как в груди всё сжимается, как будто её прижали к бетонной стене. Она отвернулась к окну, вцепившись в ремень безопасности, и вытерла краем рукава предательскую слезу, что скатилась по щеке.
Снаружи проносился город. Фонари тянулись огнёнными полосами, отражаясь в стекле. Всё это напоминало какое-то бегство — от слов, от правды, от того, чего не хотели признавать.
Он резко свернул в сторону, въезжая в частный район. Узкая дорога между домами, огни, каменные подъезды — и вот, его дом. Он не сказал ни слова, пока заезжал во двор и ставил машину под навес. Заглушил двигатель. В салоне снова воцарилась тишина, плотная и вязкая, как дым.
Оливия уже почти открыла дверь, как вдруг он сказал:
— Ты больше не будешь говорить таких вещей.
Голос был хриплым. Сдержанным, но наполненным напряжением.
Она не обернулась. Просто кивнула. Он видел по её отражению в стекле — она поняла, что сказала слишком много. Выдала то, что должно было остаться глубоко внутри.
Они вышли из машины и направились к дому. В темноте его силуэт выглядел особенно массивным. Широкие плечи, тяжёлая походка. Он шёл вперёд, но чувствовал её сзади каждой клеткой. Каждый шаг давался тяжело — потому что в голове крутились её слова. Внутри него будто что-то сдвинулось. Медленно, неотвратимо. Как пласт земли перед землетрясением.
Когда дверь захлопнулась за ними, он молча сбросил куртку и направился вглубь дома. Она последовала за ним. В гостиной он резко обернулся и посмотрел на неё.
— Я не хочу, чтобы ты думала, что я безрассудный, — сказал он тихо, но твёрдо. — Но ты должна понять. Есть вещи, которые я делаю не потому, что хочу. А потому что обязан.
Она смотрела на него, не перебивая. Лицо было спокойным, но глаза выдавали всё: боль, тревогу, и то, как сильно она хочет к нему приблизиться, несмотря ни на что.
— Мне не нужны сопли, Лив, — продолжал он. — Не нужно беречь меня. Я не из тех, кто умирает от пары глотков виски или глупых решений.
Она сжала губы и снова кивнула. Не потому что соглашалась. А потому что чувствовала — сейчас спорить бессмысленно.
Он подошёл ближе, и между ними осталась буквально пара сантиметров. Его рука медленно поднялась и скользнула к её щеке. Пальцы провели по коже — мягко, почти нежно, в полном контрасте с его словами.
— Но, — добавил он, чуть тише, — если бы я знал, что когда-нибудь услышу от тебя такое... Я бы, может, начал бояться.
Оливия моргнула. И не сдержалась. Сделала шаг вперёд, уткнулась в его грудь. Он прижал её к себе, как будто защищал не её, а самого себя.
Пока за окном город тонул в ночи, они стояли в тишине. Каждый сжигаемый изнутри чувствами, от которых невозможно было убежать.
Она не говорила больше о прошлом. И он не спрашивал. Но эта глава их истории уже была написана. И как бы они ни пытались молчать — всё было между строк.
***
Утро наступило слишком быстро.
Оливия не спала почти всю ночь. Лежала на огромной кровати в гостевой комнате дома Пэйтона, уставившись в потолок, как в белое полотно, на котором крутились её мысли — одна хуже другой.
Слова, сказанные вчера у машины, давили на грудь тяжёлым камнем. Зачем она это сказала? Зачем вообще позволила себе подобную слабость перед ним?
Она ворочалась, злилась на себя. Но больше — на него. На этого упрямого, чертовски красивого, опасного мужчину, который ворвался в её жизнь так же внезапно, как когда-то смерть ворвалась в её детство.
Пэйтон уже с утра был на ногах.
Внизу на кухне звучал его грубый, командный голос. Он разговаривал с кем-то по телефону, одновременно что-то набирая на ноутбуке. Чёрная футболка обтягивала его плечи, волосы были растрёпаны после душа, а на щеке виднелся лёгкий след усталости.
Он выглядел раздражённым. И опасно сосредоточенным.
Когда Оливия, переодетая и собранная, осторожно спустилась вниз, он даже не повернул головы.
— Пей кофе, — бросил сухо, не глядя. — Сегодня едем в центр. У нас встреча.
— Какая встреча? — насторожилась она.
— Узнаешь по ходу, — отрезал он.
Через полчаса они уже ехали по городу.
Но не в офис.
Машина Пэйтона уверенно мчалась по улицам, пока наконец не остановилась у старого тренировочного зала на окраине. Место выглядело так, будто здесь уже лет десять никто не занимался спортом.
Оливия нахмурилась.
— Что это за место?
— Там люди, которые тебе кое-что покажут, — ответил он спокойно.
Она не успела ничего спросить — он уже вышел из машины.
Зал встретил их запахом пыли, металла и пота. Старые груши, стойки, татами — и несколько мужчин. Все — крепкие, опасного вида. Настоящие бойцы.
Пэйтон прошёл вперёд и бросил коротко:
— Оливия будет сегодня с вами.
— Чего? — нахмурилась она.
Он обернулся. В его взгляде было нечто тёмное, стальное.
— Ты умеешь убивать. Ты умеешь прятаться. Но есть одна проблема — ты не умеешь защищаться тогда, когда слаба. Когда эмоции сильнее головы.
Он сделал шаг ближе.
— Сегодня ты останешься здесь. Будешь учиться сдерживать свои чувства. Контролировать боль. Противостоять себе.
Она сжала зубы. Её задевали его слова. Но в глубине души... она понимала — он прав.
Он стоял перед ней — уверенный, спокойный и пугающе хладнокровный. Его голос был ровный, лишённый всякой эмоции, кроме одной — презрения к её слабости.
Пэйтон отступил на шаг в сторону и кивнул кому-то за её спиной.
— Макс, забери её.
И прежде чем Оливия успела что-то спросить или возразить, в помещение вошёл мужчина. Высокий, жилистый, в чёрной футболке и с пустым, профессиональным взглядом. В его глазах не было ни сочувствия, ни интереса — только работа. И сегодня его работа — это она.
Макс не стал разговаривать. Просто сделал знак рукой — встать в центр зала. Это был тренировочный ангар, пустой, со стенами из матового бетона и резким запахом металла и пота.
Оливия посмотрела на Пэйтона — он стоял у стены, скрестив руки на груди и наблюдая за ней с тем самым холодным интересом, от которого хотелось взвыть.
"Он специально это делает", — пронеслось в её голове. Он хотел её сломать.
Макс начал её гонять по залу. Заставлял уклоняться от ударов, падать, вставать, отбивать атаки. Без перерыва. Без воды. Без паузы.
Каждый раз, когда она не успевала, он больно разворачивал её за плечо и швырял на мат. Или ставил подножку, заставляя падать лицом вниз. Её тело горело от боли, кожа была в ссадинах, руки дрожали от усталости.
Пэйтон молчал. Только изредка лениво бросал:
— Быстрее.
— Ты так врага не переживёшь.
— Глаза не опускай.
Чем больше она злилась — тем больше ошибок допускала. И тем яростнее бил Макс.
Оливия ощущала, как внутри начинает закипать что-то дикое. Её злость на себя — на то, что слаба. Злость на Пэйтона — за то, что стоит и смотрит на неё так, будто она — пустое место.
В какой-то момент Макс толкнул её в грудь настолько сильно, что она отлетела на мат и осталась лежать, уставившись в потолок. В голове звенело.
И тогда, когда она уже почти потеряла контроль над собой — раздался голос Пэйтона. Насмешливый, раздражённо-спокойный.
— Ты хочешь защищать кого-то? Смешно. Ты даже себя защитить не можешь.
Этого было достаточно.
Оливия вскочила резко, зло срывая волосы с лица и глядя прямо на него. В груди всё клокотало.
— Знаешь, в чём проблема? — выплюнула она. — Не в том, что я слабая. А в том, что рядом со мной стоит псих, который только и ждёт, когда я упаду, чтобы добить!
Пэйтон прищурился, его скула дёрнулась.
— Я не добиваю слабых. Я добиваю тех, кто не хочет становиться сильными.
— Тогда ты добьёшь меня. Потому что рядом с тобой невозможно оставаться человеком! — почти крикнула она.
Макс отошёл в сторону. В этом споре его участия уже не требовалось.
Они стояли друг против друга в гробовой тишине. Взгляд в взгляд. Ярость против холода. Эмоция против контроля.
Пэйтон сделал медленный шаг к ней. Очень медленный.
— Стань такой... чтобы рядом со мной тебя невозможно было сломать, Лив, — произнёс он тихо, опасно. — Или ты правда хочешь быть для меня очередной девочкой на растерзание?
Её дыхание сбилось.
Она ненавидела его в этот момент.
И... одновременно тянулась к нему так, как не тянулась ещё ни к одному человеку.
И это убивало её медленнее, чем удары Макса, но куда больнее.
Оливия тяжело дышала. В висках стучала злость, а ладони сжались в кулаки настолько сильно, что ногти врезались в кожу. Макс снова рванул её за плечо, разворачивая в очередную стойку, но она уже почти не слышала его голос. Перед глазами стоял только он — Пэйтон.
Наблюдающий.
Холодный.
Не вмешивающийся.
Будто ему доставляло удовольствие смотреть, как её ломают на его глазах.
— Что? — резко бросила она, повернувшись к нему, когда тренировка на секунду замедлилась. — Думаешь, это поможет? Думаешь, я стану сильнее, когда меня тут вышвыривают как тряпку?!
Пэйтон медленно оттолкнулся от стены и сделал несколько неторопливых шагов в её сторону. Его глаза были темнее обычного, как будто удовольствие и раздражение боролись внутри него за первое место.
— Нет, — спокойно сказал он. — Я думаю, ты станешь сильнее, когда перестанешь быть слабой внутри. Сила не в ударах, Лив. Не в упрямстве. А в контроле. Над собой. Над злостью. Над болью.
— Ты ничего обо мне не знаешь! — срываясь, крикнула она.
Он усмехнулся. Так спокойно, так издевательски, что у неё внутри что-то взорвалось.
— Напротив, Лив, — хрипло произнёс он, — я знаю о тебе больше, чем ты сама.
Её терпение кончилось.
Она резко шагнула вперёд и, не думая, замахнулась кулаком в его сторону — вложила туда всю злость, всю усталость, всю обиду, накопившуюся за эти дни.
Пэйтон с лёгкостью перехватил её руку на полпути.
— Наивная, — хмыкнул он. Его голос был опасно низким. — Думаешь, сможешь меня ударить?
Но она не остановилась. Левой рукой резко пробила в бок. Потом снова — в грудь, пытаясь дотянуться до его челюсти.
И всё это время он... смеялся.
Низко. Глухо. Будто его действительно забавляла её детская попытка навредить ему.
— Ещё. Давай, — сказал он ей в самое ухо, перехватывая её вторую руку, когда она в очередной раз рванулась. — Покажи мне, насколько ты злишься.
— Ненавижу тебя, — процедила она сквозь зубы, вырываясь.
— Ложь, — уверенно ответил он.
И когда она в очередной раз попыталась его ударить — он перехватил её руки и буквально за секунду прижал к себе, крепко зажав её запястья своими пальцами.
— Слишком медленно, — тихо проговорил он прямо ей в висок.
Оливия задышала чаще. Сердце колотилось так сильно, будто сейчас вырвется наружу. Она чувствовала его дыхание на своей щеке, его грудь прижималась к её плечам. Её собственное тело дрожало не то от злости, не то от отчаяния.
— Ты сильная, Лив, — произнёс он почти ласково. — Но не против меня. Никогда.
Она вскинула голову, встретившись с его глазами. В них больше не было насмешки. Только что-то тёмное. Тяжёлое. Опасное.
Он отпустил её руки так резко, что она чуть не потеряла равновесие.
— Продолжим завтра, — сухо бросил он. — Макс, отведи её наверх.
Но Оливия не сразу смогла тронуться с места. Её колотила. От злости. От унижения. От желания снова врезать ему.
И... от чего-то совсем другого.
Чего она сама себе боялась признать.
Пэйтон же стоял, не сводя с неё взгляда, в котором было слишком много власти.